Ковальджи Кирилл Владимирович родился в 1930 году в Южной Бессарабии. Поэт, переводчик, прозаик, критик, педагог. Живет в Москве.

*      *

  *

Спасались у Ноя

все твари по паре,

а мир мой со мною

в одном экземпляре!

Особый, отдельный,

единственный, штучный,

с тоской неподдельной

развилки разлучной…

В пространстве Евклида

острее, чем тело,

душа индивида

боится предела.

Авось при попутном

космическом ветре

ключи подадут нам

иных геометрий!

 

Слишком

Одинокая светит свеча,

содрогаясь от ветра нездешнего…

Слишком много больных у врача,

слишком много у Бога грешников,

слишком много теней у любви,

раскаленных ножей у прошлого,

слишком много вишневой крови

у железных людей под подошвами;

слишком много слов у ослов,

слишком много отцов у отечества,

половодье свобод нанесло

— к удивлению! — столько нечисти;

слишком тупо наморщены лбы,

слишком много у музыки грохота,

слишком много слепых у толпы

и великой власти у крохотных;

слишком много стволов у виска,

черных пятен у ясного солнышка;

слишком много в пустыне песка.

Слишком мало капель на донышке.

 

 

Цифры

 

100 поэтов:

перевешивает

Единица!

100 солдат:

перевешивают

нули.

 

 

*      *

  *

Свет вечерний и тих и неярок,

я у церкви присел, я устал,

снегопадом на плечи

лег крутой перевал...

Каждый день для меня — как подарок,

я зажгу, благодарствуя, свечи.

До свиданья, до встречи!

От троллейбусов, от иномарок

заразительной жизнью разит,

словно всем поголовно

обеспечен транзит

в мир иной, где бессмертье — приварок:

вечность можно делить полюбовно, —

вся достанется ровно.

Каждый день для меня — как подарок.

Улыбнувшись кому-то, я встал.

День угас, — между прочим,

я его проморгал.

Звезды искрами электросварок

сообщают, что путь стал короче

к одиночеству ночи.

 

 

*      *

  *

Я люблю эту девочку, эту девушку,

я замираю, когда ее вижу,

но мне семь лет,

мне нельзя.

Я люблю эту девушку, эту женщину,

я замираю, когда ее вижу,

но это ее портрет, она умерла давно,

мне нельзя.

Я люблю эту девушку, эту женщину,

я замираю, когда ее вижу,

но мне семьдесят семь,

мне нельзя.

Я люблю эту девушку, эту красавицу,

я замираю, когда ее слышу,

но я уже умер давно,

мне нельзя.

 

 

*      *

  *

Неотъемлема времени примесь,

уникальный предметный фон.

Ты спроси у сегодняшних: примус —

это что? Или что — патефон?

Если нет керосина — свечка,

а опасная бритва — не тронь.

Добавляю поленья в печку,

я люблю смотреть на огонь.

На булыжной — лепешки навоза,

ностальгия ребяческих снов.

Но откуда мамины слезы,

бомбовозы, глубокий ров,

паровозы в степи.

Потерпи.

Стены без крыш,

мертвецы без гробов.

Это жизни и смерти соседство.

В середине — и солнце, и детство,

незажившего времени шов.