Бренд.
Сивун Олег Юрьевич родился в 1983 году. Закончил Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств. Печатается впервые. Живет в Санкт-Петербурге.
Журнальный вариант.
Недавно одна компания заинтересовалась приобретением моей “ауры”. Мои произведения им были не нужны. Они только говорили: “Нам нужна ваша аура”. Я так и не понял, чего они хотели. Но они были готовы заплатить большие деньги. Тогда я подумал, что если люди готовы столько за “это” заплатить, надо бы мне постараться выяснить, что это такое.
Я думаю, аура — это то, что видно только другим людям, и они видят столько ауры, сколько захотят.
Энди Уорхол
1. Andy Warhol
Отчужденность человечества от самого себя достигла уже такого уровня, что оно может переживать свое собственное уничтожение как эстетическое удовольствие высшего класса.
Вальтер Беньямин
Factum: Andy Warhol — художник словацкого происхождения. Родился 6 августа 1928 года в Питсбурге, умер 22 февраля 1987 года в Нью-Йорке, похоронен в Питсбурге.
Andy Warhol — один из самых успешных и влиятельных художников ХХ века.
В 1945 — 1949 годах Andy Warhol изучал искусство в Питсбурге. Потом работал иллюстратором в журналах и рекламных агентствах Нью-Йорка.
В начале 60-х годов Andy Warhol становится одним из основоположников поп-арта, а позже Andy Warhol получает прозвище “Папа римский поп-арта”.
Andy Warhol создал собственную студию — “Фабрику” (The Factory), где собиралась вся богема Нью-Йорка и где он сам создавал свои работы.
3 июня 1968 года Валери Соланас стреляла в Andy Warhol прямо у него в студии.
Andy Warhol использовал в своих работах образы из массмедиа, рекламы и коммерции.
Наиболее известные его работы — портреты популярных людей (Мэрилин Монро, Элвис Пресли, Мао, Альберт Эйнштейн, Энди Уорхол и др.) и шелкографические изображения банок “Campbell’s Soup”.
Andy Warhol также снимал авангардные фильмы (“Еда”, “Empire”, “Сон”, “Бедная маленькая богатая девочка”, более 500 “Кинопроб” и др.).
Andy Warhol написал книгу “The Philosophy of Andy Warhol (From A to В and Back Again)”.
В 60-е годы Andy Warhol продюсировал группу “The Velvet Underground”.
Работы Andy Warhol’а имеются во многих музеях мира. В Питсбурге находится The Andy Warhol Museum, где хранится огромная коллекция его работ.
Слоган: “Мне нравятся скучные вещи” (
original version:
“I like boring things”).
Punctum:
У меня есть альбом Andy Warhol’а. Я люблю его пересматривать. Я в основном смотрю фотографии, где изображен сам Andy Warhol, и перечитываю то, что о нем написано. Мне больше нравится читать об Andy Warhol’е, чем смотреть его картины. Вокруг слишком много эстетического. Мне кажется, что вокруг слишком много эстетического, поэтому само искусство становится интересно, только если имя художника стало уже чем-то большим, чем просто именем художника. Andy Warhol — это больше философия, чем искусство. Andy Warhol — это более мифический персонаж, чем Прометей. Я мог бы не видеть ни одной работы Andy Warhol’а и при этом любить его как художника. Хотя есть две его картины, которые меня завораживают, — это автопортрет самого Andy Warhol’а 1986 года, сделанный в красном цвете, и двуглавый Элвис Пресли с пистолетом. Я даже сделал фотокопии этих картин, поместил их в рамки Ribba из IKEA и развесил у себя по квартире. Я повесил их в своей спальне, в гостиной, на кухне, в прихожей и в туалете. Я живу один, не смотрю фильмов ужасов, и поэтому мне нужно побольше глаз, смотрящих на меня. Мне нужно побольше грозных взглядов. А обе эти картины мне кажутся очень угрожающими. Картины Andy Warhol’а — это практически современные иконы, которые напоминают тебе, что современность — это не рай и что рая вообще никогда не будет.
Мне кажется, что Andy Warhol очень скучный художник, хотя все считают его королем поп-культуры. Наверно, король должен чем-то отличаться от всех остальных. Поп-культура не переносит скуки. Поп-культура может быть мрачной, но она не может быть скучной. Andy Warhol был скучным художником, потому что показал, как на самом деле скучна поп-культура. Andy Warhol снял посмертный слепок с поп-культуры еще до того, как она по-настоящему родилась.
Со времен Andy Warhol’а, Пресли и Монро поп-культура очень изменилась. Она стала более компьютерной, она стала менее красивой, но более яркой и насыщенной. Когда много всего, когда слишком много эстетики — это всегда менее красиво, это всегда более скучно. Мы живем в конвейере эстетического, где все — от жвачки до автомобиля — должно выглядеть красиво. Здесь, наверно, и теряется красота. Чтобы ощутить настоящую красоту, нужно как можно меньше искать красоту в окружающей нас жизни. Я боюсь, когда вокруг меня столько много красивого. Я боюсь привыкнуть к красоте.
Мы живем уже не в обществе изобилия, мы живем в обществе пост-изобилия. Это не значит, что в мире больше не осталось бедных, это значит, что бедность обретает эстетическую форму. Нищие красивы. Мне абсолютно не нравится Монте-Карло, потому что там нет нищих. В по-настоящему красивых городах полно нищих — в Праге, в Нью-Йорке, в Париже, в Рио… Очарование клошара гораздо сильнее очарования человека из высшего общества. Мне больше нравится бомж, спящий на скамейке в парке Хельсинки, чем Пэрис Хилтон на красной ковровой дорожке.
Когда вокруг столько всего красивого, то искусство становится не прекрасно. Иногда оно становится отвратительным. У меня дома где-то 500 компакт-дисков с музыкой и около 300 кассет с фильмами. Из них я послушал, наверно, 50 дисков и посмотрел 30 кассет. Обилие искусства отвращает от искусства. Я совсем не смотрю фильмы на DVD, потому что их слишком много, я почти не хожу в кинотеатр, потому что все фильмы есть на DVD. Сейчас я смотрю кино, только если его показывают по телевизору. В общем, я потерял чувство красоты кинематографа.
Когда мне надоедает изобилие, мне хочется побольше одинакового. Я хочу смотреть на одну и ту же картину Andy Warhol’а, я хочу смотреть один и тот же фильм и одну и ту же телепередачу, я хочу видеть одну и ту же женщину. Когда я вижу слишком много красивых женщин, мне кажется, что я импотент или голубой. Мне они становятся абсолютно неинтересны. Поэтому я стараюсь почаще сидеть дома и пересматривать в сотый раз один и тот же порнофильм — “Too many women for а man”.
Andy Warhol всегда ходил в очках (наверно, Ray-Ban), темных или с диоптриями. Но это лет, наверно, с 30 — 35. Я просто не могу представить Andy Warhol’а в 18-летнем возрасте, хотя я видел одну или две фотографии из его молодости. Мне кажется, что Andy Warhol родился в 40 лет, написал все, что он написал, в 40 лет, снял, все, что он снял, в 40 лет, прожил все, что он прожил, в 40 лет и умер в 40 лет. Мне 27, а я еще ничего не сделал. До 40 еще есть время. Но я уже сейчас хожу в очках (Ray-Ban), темных или с диоптриями. Может, 40 — это не мой возраст? На меня ведь еще даже покушения не было. Иногда я думаю, как бы я отнесся к тому, если бы в меня стреляла женщина, как в Andy Warhol’а. Мне кажется, что мне бы понравилось. Если в тебя стреляет женщина, то ты действительно чего-то стоишь. Владимир Ленин, Andy Warhol. Джону Леннону, однако, не повезло. Может быть, в Кеннеди тоже стреляла женщина?
Я не знаю, является ли Andy Warhol моим любимым художником. У меня вообще нет ничего любимого навсегда. У меня, наверно, даже нет ценностей. Я готов принять любую истину, если о ней красиво скажут. Мои ценности и пристрастия зависят от моего настроения и от того, что я только что смотрел по телевизору. Если сегодня я думаю так, то завтра я могу думать по-другому. Я не вижу ничего странного в том, что человек сначала утверждает одно, а потом — прямо противоположенное.
Я как-то смотрел фильм про Джексона Поллока, и в тот момент я любил Поллока больше, чем Andy Warhol’а. Медиа очень на меня влияют. Я готов повторить любую глупость из вечерних новостей или какого-нибудь ток-шоу. Но потом я понимаю, что это была глупость, когда эффект от медиа проходит, хотя эффект медиа продолжается постоянно. Здесь я тоже часто пишу глупости. Но если бы не было этой глупости, то мне бы явно чего-то не хватало. Я не могу жить без глупости, как Coca-Cola не может существовать без Pepsi, Бог — без дьявола, а Буш — без бен Ладена. Кто знает, может, поэтому бен Ладен и существует, что Бушу стало просто скучно?
Я почти уверен, что мы живем в эпоху скуки — абсолютно тотальной скуки. Скука — это когда не знаешь, что выбрать. Когда всего много, и ты теряешь возможность выбрать. Какое преимущество есть у Marlboro перед KENT’ом? А у Ford’а перед BMW? Только их имена. Мне нравится какое-то имя, и я выбираю его. Мне нравится, как звучит бренд, и я говорю, что это лучшая марка в своем роде.
Эпоха скуки всегда делает так, чтобы мне чего-то не хватало, чтобы я чего-то хотел, но сам не знал чего. Общество изобилия — это еще и общество тотального дефицита, поэтому оно уже и не общество изобилия, а общество постизобилия. Постоянное чувство скуки в конце концов заставляет меня обратиться к поп-культуре или пойти в супермаркет затем, чтобы понять, что мне нужно. Мне ничего не остается, кроме как стать частью эпохи скуки, чтобы сбежать от скуки. Я трачу деньги. Я трачу себя. Я приобретаю другого. По большому счету, я перестаю жить своей жизнью. Я отказываюсь от нее.
Я вешаю копии картин Andy Warhol’а, чтобы знать, что искусство существует. Я покупаю пиво, потому что пиво продается в красивых бутылках. Я смотрю телевизор, потому что он дает ощущение причастности ко всему миру. Я не обращаю внимания на себя, потому что про меня не говорят по телевизору. Я абсолютно неинтересен. Я бегу от скуки и от своей жизни. Так проходит моя жизнь.
Я где-то слышал, что у Andy Warhol’а была привычка постоянно перебирать четки в кармане брюк. Но я так и не купил четки, чтобы перебирать их в кармане брюк на манер Andy Warhol’а. Это я говорю, чтобы никто не подумал, что я подражаю Andy Warhol’у. Хотя мне кажется, что я кого-то постоянно копирую. Я не могу быть абсолютно собой. Мне нужна одежда как у кого-то. Я должен пить то, что пьет кто-то. Я должен улыбаться как кто-то. Я даже сексом хочу заниматься, копируя какого-нибудь порноактера. Мне нужна прическа как у кого-то, но сегодня мне нравится прическа Дэвида Бэкхема, завтра Микки Рурка, потом Фредерика Бегбедера и так далее. Я не могу даже раз и навсегда выбрать, кому подражать.
Когда я вижу на фотографиях обувь Andy Warhol’а, я хочу такие же туфли, как у Andy Warhol’а. Я бестолково брожу по всем обувным магазинам города, но ничего похожего не могу найти. Это продолжается дня три, пока я не переключусь на что-нибудь другое, например на поиски очков как у Брэда Питта в фильме “Бойцовский клуб” (красные такие очки — когда он забирает Марлу из ее квартиры). Я даже не знаю, какой марки обувь, в которой сфотографирован Andy Warhol, я не знаю, какая марка очков, в которой ходил Тайлер Дерден, но продолжаю искать что-то похожее. Я вынужден искать что-то похожее. Оригинала почти не осталось. После Andy Warhol’а оригинал потерял прежнюю силу, Andy Warhol создал культ копии. Копия — это тотальная поверхность, в нее невозможно проникнуть. Копия — это то, что есть на поверхности, и ничего больше. Некоторые продолжают уверять, что оригинал всегда в цене, но мне кажется, что сейчас просто нет особой разницы между оригиналом и копией. (Деньги не в счет — они ведь теперь электронные.) Копии создают ощущение заполненности пространства и времени, они спасают от скуки. Если бы в супермаркетах все было в одном экземпляре (по одной бутылке Pepsi, по одной пачке Nescafe т. д.), то супермаркет превратился бы в ларек. Я не знаю, как было бы лучше. Просто в противном случае мир был бы другим.
Можно нарисовать копию “Черного квадрата”, повесить его на стену, а рядом поставить полку искусствоведческих книг и назвать все это “Книги растолковывают художнику смысл его собственного произведения”.
У Andy Warhol’а была своя фабрика по производству искусства. Мне эта идея всегда очень нравилась — фабрика, где производятся не конфеты, а идеи. Я думаю, что современный художник — это не тот, кто великолепно умеет рисовать, писать или играть на инструментах, современный художник — это тот, кто создает саму идею. Поэтому произведения современного искусства вовсе не обязательно слушать, смотреть или читать, достаточно знать концепцию. Многие ли слушали “4’33” Джона Кейджа? Я вот не дочитал “Улисса” Джойса. А кто дочитал?
Искусство становится чем-то вроде торговой марки. Есть имена первого порядка, второго и т. д. А есть вообще неимена. Я всегда, когда покупаю книжку или диск или когда иду в кино или на выставку, сначала смотрю на имя. Если имя мне неизвестно или неинтересно, я прохожу мимо. Я также не покупаю никакую еду, одежду или выпивку, если их торговые марки мне незнакомы. Это могут быть очень хорошие и качественные продукты и вещи, но если я ничего не слышал об их торговых марках, значит, они для меня не существуют.
Мне кажется, что современный мир устроен по образцу конвейера. Нужно постоянно быть чем-то занятым. Покупать. Продавать. Пить. Есть. Танцевать. Идти. Купаться. Смотреть. Говорить. Работать. Учиться. И т. д. Мы вынуждены постоянно подтверждать свое присутствие в этом мире каким-нибудь жестом, движением или копией движения. Чаще всего копией. Мы слишком плохо развиты, чтобы каждый раз выдавать новый жест своего присутствия. Мне нравится Andy Warhol, потому что он не пытался выдумывать новых жестов. Он делал однообразное и скучное искусство, снимал нудные фильмы и находил этому объяснение: “Ну так что же…” Эта фраза мне очень нравится. В ней нет ничего такого, но когда я вспоминаю, что ее говорил Andy Warhol, мне становится легче. Я говорю себе при каждой неудаче: “Ну так что же…” Наверно, действительно в мире нет ничего настолько значительного, чтобы об этом переживать. Если фраза “Ну так что же…” не помогает, можно пойти в магазин и купить чего-нибудь вкусного. Чего угодно. Главное — потратить деньги, и тогда мне становится легче. А если нет денег, можно просто послушать какой-нибудь диск или посмотреть альбом. Жизнь не настолько серьезна, чтобы о ней переживать. Надо просто заменить те дела жизни, в которых происходят постоянные неудачи, — другими делами. Ведь нет серьезных причин считать, что секс с женщиной лучше мастурбации.
Soundtrack.
The Doors
“People Are Strange”.
Bonus. Комната. На переднем плане мы видим палача с молотом в руке. На заднем плане на стуле сидит Энди Уорхол в черном костюме, скрестив руки на груди. Он абсолютно невозмутим. Палач берет банку томатного супа Campbell’s и разбивает ее молотом. Красные брызги летят во все стороны. Попадают на Энди Уорхола. Он абсолютно невозмутим.
Packshot Andy Warhol’а (портрет Энди Уорхола 1986 года в красном цвете на черном фоне) и слоган: “Суп Campbell’s — это только начало”.
2. Barbie
— Зайка, Энди однажды сказал, что красота — признак ума.
Она медленно переводит взгляд на меня.
— Кто, Виктор? Кто? Какой такой Энди? — Она откашливается, сморкается и продолжает: — Энди Кауфман? Энди Гриффит? Кто тебе, черт побери, это сказал? Энди Руни?
— Уорхол, — говорю я тихо и обиженно. — Энди Уорхол, зайка.
Брет Истон Эллис
Factum:
Кукла Barbie выпускается с 1959 года. Полное имя Barbie — Barbara Millicent Roberts (Барбара Миллисент Робертс). Производитель и хозяин куклы — компания Mattel. Barbie — это целая серия кукол, объединенная в коллекции. Задумка создания куклы Barbie принадлежала американке Рут Хэндлер. Внешний облик куклы Barbie был списан с актрисы Джейн Менсфилд. Barbie спроектирована пропорционально к миру людей в соотношении 1 : 6. Классический рост Barbie около 29 см. Если бы она была человеком, то ее рост был бы около 174 см, а пропорции — 96 — 46 — 83 (в 2000 году Barbie уменьшили грудь). У Barbie есть друг Кен, сестра Стэйси, домашние животные и т. д. Barbie была представлена во множестве профессий — от врача до кандидата в президенты. Существуют как массовые, так и раритетные издания кукол Barbie. Самая дорогая Barbie в мире стоит 100 тысяч долларов (платье куклы украшено настоящими бриллиантами). Куклы Barbie являются очень популярным материалом для коллекционирования. Самая популярная кукла Barbie имела волосы до пят и была выпущена в 1992 году (продано 10 миллионов экземпляров). Кукла Barbie продается в 150 странах мира. Одна из кукол Barbie в 1976 году была запечатана в “капсулу времени”, которую должны открыть через 200 лет.
Слоган: “Будь тем, кем тебе хочется” (
original version:
“B who U wanna B”).
Punctum:
Я не помню, чтобы я играл в куклы. Но Barbie — это не просто кукла. Это модель. Модель идеальной девушки, модель идеального успеха, модель идеальной личной жизни, модель всего идеального. У Barbie не бывает прыщей, у Barbie никогда не болят зубы, у Barbie не бывает поноса. Она идеал того, чем мы могли бы стать, не стань мы людьми.
Я никогда не играл с Barbie. Я всегда любил мягкие игрушки. С мягкими игрушками можно спать. Хотя кажется, что спать с Barbie, должно быть, приятнее. Когда ты говоришь своему другу: “Вчера я спал с Barbie”-— он хлопает тебя по плечу и отвечает: “Ну ты молодец!” У него это не вызывает шока. Он думает, что ты спал с девушкой, похожей на куклу Barbie. Другу лучше не говорить: “Вчера я спал с мягкой игрушкой”.
Barbie — это не совсем игрушка и не совсем кукла. Она получеловек. Barbie — это маленький манекен, у которого есть бойфренд, дом, машина и всякие мелочи. Barbie — это идеал того, чем должна стать девочка, когда вырастет, то есть манекеном, у которого есть бойфренд, дом, машина и всякие мелочи.
Barbie — это не только внешний облик. Barbie — это еще и мораль, ценности и образ жизни. Маленькая девочка может ничего не знать о мире. Но если у нее есть кукла Barbie, то она знает основные вещи: как надо одеваться; к чему надо стремиться; какие ценности наиболее важны; какую профессию выбрать; как нужно отдыхать. Но девочка с куклой Barbie ничего не знает о насилии, болезни, предательстве и смерти. Я тоже ничего об этом не знаю, за исключением болезней. Но у меня есть медицинская страховка.
Мир Barbie — это как должно быть, а не как есть. Почему-то создатели куклы сымитировали в Barbie весь человеческий мир, кроме таких мелочей, как туалет, болезни и секс. Я многое бы отдал, чтобы увидеть, как Barbie ходит в туалет или занимается сексом.
Barbie не стареет. У нее нет больных родственников. Она не думает о деньгах. Это можно назвать искажением реальности. Но нет — это новая реальность! Это реальность куклы Barbie. Коммунизм, если он возможен, будет таким, как жизнь Barbie. А для некоторых он уже наступил.
Мне нравятся девушки, похожие на куклу Barbie. Они совершенно не такие, как девушки из R’n’B клубов, выглядящие как не очень дорогие проститутки. Я думаю, что настоящая Barbie может быть только блондинкой, хотя куклы Barbie были и с темными волосами. Barbie одевается скромно, но элегантно, сексуально, однако не вызывающе. Она спортивна и ведет здоровый образ жизни. Она успешна и состоятельна. Ей нужен яппи, а не рэпер. Она не продается. Barbie не продается! Barbie всегда улыбается. Знает основные имена в искусстве, политике и истории. Она ходит в музеи и театры. Любит активный отдых. Консервативна. Она абсолютно положительный персонаж.
Некоторые наряды куклы Barbie стоят дороже настоящего свадебного платья. Одежду для Barbie часто создают большие модные дома — Cristian Dior, Yves Saint Laurent, Vera Wang, Givenchy, Burberry, Versace, Ralph Lauren, Bill Blass. В общем, кукла Barbie — это серьезно. А кто-то сомневался?
Наш мир не оставляет человека в одиночестве. Если я чувствую одиночество, то это моя проблема. Мир делает все, чтобы я был избавлен от одиночества. Наша эпоха подарила нам телевизоры, супермаркеты, самолеты и куклу Barbie. Нам некогда скучать и думать об одиночестве. Но мы почему-то скучаем еще больше, а одиночество все сильнее.
Barbie всегда улыбается. Нас пытаются убедить, что мы должны улыбаться вместе с ней. О нас заботятся. На протяжении всей жизни о нас заботятся. Особенно о женщинах. Мы все знаем, что женщины и дети — это больше чем люди. Забота о женщине: сначала кукла Barbie, потом журнал Cosmopolitan, потом пластический хирург, потом дом престарелых или психиатрическая клиника, потом похоронное бюро. Мы не одни. И это радует. Должно радовать!
Мне кажется, такую популярность блондинкам обеспечили две вещи: Barbie и Мэрилин Монро. Гениальная кукла и гениальная актриса. Но на самом деле конкурентки. Как и все женщины. Но у Barbie есть одно преимущество: она до сих пор жива. Но есть и один недостаток: Barbie не рисовал Энди Уорхол. В итоге у Мэрилин Монро и Barbie общее — только цвет волос.
Я думаю, что на Barbie можно жениться. Если очень хочется жениться. Она не вызывает немедленной сексуальной животной страсти. Но разве какая-то невеста ее вызывает? Barbie — это кукла, которая всегда с тобой. Она никуда не уйдет. Потому что она не знает, куда идти и зачем. Если ты с ней, то один пункт ее жизни выполнен — у нее есть бойфренд. Она говорит общепринятые фразы. Она умеет молчать. Она не задумывается о счастье, потому что она всегда счастлива. Я знал таких женщин, и они прекрасны. Во всяком случае, они не раздражают. Я не люблю интеллектуалок. Некоторые женщины себя ими считают. Они слишком уязвимы. Они обидчивы. У них плохое чувство юмора. Завышенная самооценка. С ними невозможно общаться, потому что они обидчивы, у них плохое чувство юмора и завышенная самооценка.
Barbie знает себе цену, которую ей дали другие. Она смеется, даже если не поняла шутки. Обидную фразу она пропускает мимо ушей. И улыбается. Много улыбается. Для меня очень важно, чтобы женщина не раздражала. Barbie — это успешный предмет. И если им правильно пользоваться, то он не раздражает. Некоторые дети откручивают головы куклам. Это раздражение. Я видел разных пупсов, мишек и всяких других кукол с оторванными головами. Но я никогда не видел Barbie с оторванной головой. Вчера я купил одну куклу Barbie, чтобы оторвать ей голову. Теперь я знаю, что оторвать голову Barbie можно только специально, а не в эмоциональном порыве. Отрывание головы Barbie — это интеллектуальный акт.
Я слышал, что некоторые куклы Barbie были с лицом знаменитости. Принцессы Дианы, например. Принцесса Диана еще один абсолютно положительный персонаж. Может быть, даже более положительный, чем Barbie. О принцессе Диане никогда не говорили плохо. Даже при ее жизни. Кукла Barbie с лицом принцессы Дианы — это вдвойне положительный образ. Даже, наверно, Иисус не настолько положительный персонаж, как кукла Barbie с лицом принцессы Дианы. В этом мире есть несколько положительных образов. Среди первых — мать, ребенок, Иисус, принцесса Диана и кукла Barbie. Когда-то была еще Мать Тереза. Но теперь она уже не в моде.
Soundtrack.
Roy Orbison
“Oh, Pretty Woman”.
Bonus.
Пляж где-нибудь в Майами. Barbie бежит по пляжу, и мы видим это в замедленной съемке. Весь пляж заполнен куклами из семейства Barbie. Они пьют прохладительные напитки, купаются, лежат в шезлонгах, играют в волейбол и т. д. Они все приветственно машут Barbie. Она им отвечает. Все улыбаются, и всем весело. Камера наезжает на лицо бегущей Barbie. Съемка становится еще более замедленной. На лице Barbie улыбка. Но тут у нее на глаза наворачиваются слезы, и одна слезинка скатывается по улыбающемуся пластмассовому лицу бегущей Barbie.
Packshot Barbie и слоган: “Homo sapiens мертв. Barbie-world”.
3. Coca-Cola
Мы пьем ничто, чистое подобие свойств, эффективно служащих упаковкой пустоты.
Славой Жижек
Factum: Coca-Cola — один из самых популярных безалкогольных напитков в мире. Coca-Cola продается более чем в 200 странах.
Напиток Coca-Cola был изобретен химиком Джоном Стисом Пембертоном в 1886 году в Атланте, штат Джорджия, США. Название и особое написание Coca-Cola придумал бухгалтер Пембертона Фрэнк Робинсон.
В начале своего существования Coca-Cola представляла собой сироп “от любых нервных расстройств” и продавалась в крупнейшей аптеке Атланты. Coca-Cola делалась из листьев коки и орехов колы.
В 1888 году Пембертон продал права на Coca-Cola Айсе Кендлеру, который в 1892 году основал The Coca-Cola Company.
С 1894 года Coca-Cola продается в бутылках, а с 1955 года — в банках.
Уже в 1902 году Coca-Cola стала самым известным напитком в США.
Фирменная изогнутая бутылка Coca-Cola (дизайн Ruth Glass Company) была утверждена в 1916 году. Тогда же, в 1916 году, было возбуждено 153 дела против фирм-имитаторов.
С 1982 года в продаже появляется диетическая Coca-Cola (Coca-Cola Light или Diet Coke).
Сейчас существует множество разновидностей Coca-Cola — Coca-Cola Light, Coca-Cola Vanilla, Coca-Cola Lime и другие.
В 1962 году Энди Уорхол создает “210 бутылок кока-колы”.
В Лас-Вегасе существует музей World of Coca-Cola.
В 2006 году Coca-Cola признана самым дорогим брендом в мире.
Общая прибыль The Coca-Cola Company составляет более 5 миллиардов долларов в год.
Слоган: “Всё будет” (
original version:
“The Coke Side of Life”).
Punctum:
Америка не была бы Америкой, если бы там не было Coca-Col’ы. Coca-Cola может продаваться в Париже, Сеуле или Москве, но везде она символизирует USA. Если американцы когда-нибудь надумают поменять свой звездно-полосатый флаг, то на новом флаге будет изображена Coca-Cola. Или 50 бутылок Coca-Cola вместо звезд.
Я не знаю, почему в СССР первым буржуазным напитком стала Pepsi. Ведь Coca-Cola красная, как и советский флаг. Сейчас мне кажется, что СССР и Coca-Cola — это что-то из прошлого, а вот Pepsi и Россия — это настоящее или даже будущее.
Не понимаю людей, которые продолжают не любить СССР. Это так же глупо, как не любить Coca-Col’у, а любить Pepsi. Pepsi и Coca-Cola — это далеко не одно и то же. Pepsi — это новое поколение, поколение “Next”. Таков удел Pepsi. Ведь Pepsi ничего не остается, потому что Coca-Cola — это вечность. Coca-Cola вне поколений. Coca-Cola — это Бетховен и Малер, а Pepsi — это “Битлз” и “Роллинг Стоунз”.
Я думаю, что в последнее время у Pepsi гораздо больший доход. У Pepsi очень дорогая реклама, потому что в рекламе Pepsi снимаются звезды. Сначала Сидни Кроуфорд, потом Бритни Спирс, теперь Дэвид Бэкхем. Я бы ни за какие деньги не снялся в рекламе Pepsi. Этим я бы сказал, что я современен, что я
за
современность,
за
будущее и против Coca-Col’ы. Это невозможно.
Мне кажется, что реклама Coca-Col’ы идет только под Рождество и Новый год. Во всяком случае, я ее вижу только в это время. А реклама Pepsi идет каждый день. Но я никогда не пью Pepsi на Новый год. Coca-Cola стала не только символом Америки, но и символом рождественских праздников. Наверно, потому, что цвета Coca-Col’ы такие же, как и цвета Деда Мороза. Coca-Cola стала важнее елки. Мне трудно представить, как раньше справляли Рождество без Coca-Col’ы. Я не видел более красивого Санту, чем в рекламе Coca-Col’ы. Я не видел ни одного фильма, который передавал бы дух Рождества сильнее, чем реклама Coca-Col’ы. Я не видел людей счастливее, чем в рекламе Coca-Col’ы. Я не видел лучше рекламы, чем реклама Coca-Col’ы.
Я пью Coca-Col’у только в банках или в стеклянных маленьких бутылочках. Банка — 0,33, а маленькие бутылочки — или 0,33, или 0,25. Я ненавижу двухлитровые пластиковые бутылки. Coca-Cola в них выглядит некрасиво. Может быть, и красиво, но не так красиво, как в маленьких бутылках или в жестяных банках. А еще выдохшаяся Coca-Cola — это ужасно. В больших бутылках она часто выдыхается. Я всегда держу в холодильнике несколько банок Coca-Col’ы. Я иногда хочу пить, но я не люблю пить воду. Я пью Coca-Col’у, но ею не напиваешься. Coca-Cola создана не для того, чтобы утолять жажду. Coca-Cola похожа на еду из McDonald’s. Чем чаще ешь в McDonald’s, тем сложнее не есть в McDonald’s. Чем больше пьешь Coca-Col’у, тем больше хочется. В общем, я всегда хочу пить, я всегда пью Coca-Col’у и всегда испытываю жажду.
Теперь в Coca-Col’е нет кокаина. В современной Coca-Col’е нет ничего, что было в ней 100 лет назад, кроме воды. Все знают, что рецепт Coca-Col’ы держится в секрете. А вернее, не рецепт, а пропорции компонентов держатся в секрете. Состав-то Coca-Col’ы известен всем: вода, сахар, угольная кислота, ортофосфорная кислота, лимонная кислота, краситель Е150d (карамель), кофеин, жидкий экстракт орехов колы. По вкусу Coca-Cola напоминает карамельную воду. Мне кажется, никакого секрета рецепта в Coca-Col’е нет. Но когда я пью Coca-Col’у, мне хочется думать, что есть. Так вкуснее.
Я не пью Coca-Col’у со всякими добавками — ванильную и все такое. Я люблю классическую Coca-Col’у. Мне кажется, что компания Coca-Cola совершила ошибку, когда стала растягивать собственный бренд. О некоторых брендах я особенно беспокоюсь. Они — часть меня, и мне не хочется, чтобы с ними что-то случилось. Это как вера в Бога. Ты всю жизнь веришь в Бога, а потом какой-нибудь умник доказывает, что Бога нет. И что тогда остается делать?
Если я не пью алкоголь, то я пью кофе Lofbergs Lila или Coca-Col’у. Такова моя жизнь. Я привязан к некоторым потребительским штукам. Мне ничего другого не остается. Нам всем ничего другого не остается, кроме как пить Coca-Col’у, тратить деньги в супермаркетах на ненужные вещи, ездить на дорогих машинах, покупать одежду от модных дизайнеров, разговаривать с едва знакомыми людьми по телефону, смотреть фильмы по домашнему кинотеатру, справлять Новый год. Так мы отвлекаемся от жизни — от того, чем она могла бы стать для нас, не будь всего этого.
Я пью Coca-Col’у не потому, что мне хочется пить. А потому, что это красиво. Быть может, один из самых красивых жестов в современном мире: я открываю банку Coca-Col’ы и выпиваю ее, а в это время тысячи людей делают то же самое. Я избежал одиночества хотя бы в этом.
Меня совершенно не интересует, как Coca-Cola действует на меня. Меня интересует то, как я ее воспринимаю: что я себе думаю, когда пью Coca-Col’у, что думают все те, кто пьет Coca-Col’у. Coca-Cola абсолютно нефункциональна. Она не избавляет от жажды. Она не стимулирует активность. Она не полезна для организма. Она не опьяняет. Она только побуждает снова и снова пить ее саму. В Coca-Col’е есть кофеин, но физиологически кофеин на меня не действует. Coca-Cola — это чистый жест. Чистый лист, на котором каждый может записать свой смысл. Каждый сам знает, зачем он пьет Coca-Col’у.
Никто не знает правды ни о рецепте Coca-Col’ы, ни о том, зачем она нужна. Но мы все знаем, что она нужна. Она есть, и это прекрасно. Быть может, Coca-Cola — одно из последних произведений искусства, которое не создавалось как произведение искусства. Во всяком случае, Coca-Cola и искусство похожи своей бесполезностью. И то и другое абсолютно бесполезны. Coca-Cola — это как фейерверк. Особенно эти пузырьки с воздухом. Они поднимаются вверх и исчезают. Тотальное удовольствие от того, что исчезает. Навсегда. Радость, наверно, не может быть долгой. Поэтому она концентрируется во взрыве фейерверка или в банке Coca-Col’ы, пока ее открываешь и делаешь первый глоток. Сама по себе Coca-Cola не несет никакого смысла, поэтому она, вероятно, так популярна. В ней есть только бессмысленное ощущение радости.
Я прочитал у какого-то американского писателя, что плевок в стакане Coca-Col’ы похож на стаю сперматозоидов. Как я могу с этим не согласиться? Хотя проверить я это не могу, потому что я всегда пью Coca-Col’у или из банки, или из бутылки. Мне кажется, существуют напитки, к которым необходимы бокалы или стаканы. Например, вино, водка, виски, сок, Martini, Pepsi. А существуют и такие напитки, которые нужно пить прямо из бутылки или банки, в которых они продаются. Coca-Cola, Dr. Pepper, пиво Tinkoff, спортивный напиток Gatorade. Я никогда не налью Gatorade в стакан. Это получится анти-Gatorade. Это невкусно. Это некрасиво.
Иногда я думаю, кто из известных людей мог бы пить Coca-Col’у. Я почти уверен, что Джек Керуак пил Coca-Col’у. Больше ни о ком я не могу этого сказать с такой уверенностью.
Soundtrack.
“Jingle Bells”.
Bonus.
Американская глубинка.
Заходит в бар дальнобойщик, садится к стойке и говорит: “One Coke”. Официант с сожалением отвечает: “Sorry, only Pepsi”. Дальнобойщик дает знак, что можно и Pepsi. Официант ставит перед ним бутылочку Pepsi. Дальнобойщик вытаскивает из-за пазухи пустую бутылку Coca-Col’ы и переливает туда Pepsi. Дальнобойщик и официант улыбаются, жмут друг другу руки, и дальнобойщик покидает бар, на ходу делая глоток Coca-Col’ы.
Packshot Coca-Col’ы и слоган, сопровождаемый джинглом: “Always Coca-Cola!”
4. Dolce & Gabbana
....................................................
....................................................
....................................................
5. Esquire
Иногда, кроме везения, ничего больше не нужно.
Ричард Бротиган
Factum: Esquire — мужской глянцевый журнал.
Esquire был основан Арнольдом Джинричем в 1933 году.
Esquire — это журнал для чтения, который отражает современные тенденции культуры и общества. На страницах Esquire соседствуют качественная художественная проза и публицистические статьи на самые разнообразные темы, от политики до моды.
В Esquire печатались Эрнест Хемингуэй, Френсис Скотт Фицджеральд и другие известные американские авторы.
Один из самых известных редакторов Esquire Гордон Лиш получил прозвище “Капитан художественной литературы” (“Captain Fiction”) за свою активную деятельность по продвижению молодых авторов.
В 60-е годы Esquire стал одним из прародителей так называемой
Новой Журналистики
в лице Нормана Мейлера, Тома Вулфа, Тима О’Брайена и других.
Дизайном Esquire в разное время занимались такие люди, как Жан-Поль Гуд, Пол Ранд, Роджер Блэк и Джордж Лоис.
Две обложки Esquire (за апрель 1968 года с Мохаммедом Али и за май 1969 года с Энди Уорхолом, тонущим в банке Campbell’s Soup) вошли в пятерку лучших обложек за последние 40 лет.
Сейчас Esquire принадлежит американской медиаимперии Hearst Corporation.
Ежемесячный тираж Esquire в США составляет 700-000 экземпляров. Кроме США Esquire издается еще в 12 странах мира (включая Россию и Китай).
Слоган: “Мужчина в своем лучшем виде” (
original version:
“Man at His Best”).
Punctum: Я каждый месяц покупаю пять глянцевых журналов: Playboy, GQ, Hustler, Penthouse и Esquire. Но читаю я только Esquire.
Esquire — это типично нью-йоркское изобретение — сочетание моды, стиля и интеллекта. Я не хочу сказать, что все статьи Esquire мне нравятся. Не знаю почему, но я недолюбливаю всех главных редакторов всех журналов. Поэтому их авторские колонки я никогда не читаю. Я уверен, что среди них есть и неплохие статьи, но я этого знать не могу, потому что никогда не читаю.
Я всегда очень внимательно смотрю каждую рекламу в глянцевом журнале. Реклама — это почти половина любого глянцевого издания, поэтому я не могу ее пропустить. Хотя ничего полезного я для себя там не нахожу. В глянцевых журналах больше всего рекламируют часы, парфюм и крепкие спиртные напитки. Я не ношу часы, не пользуюсь туалетными водами и пью только Jameson. Реклама в Esquire для меня абсолютно бесполезна. Хотя мне очень нравится смотреть на эти глянцевые лица глянцевых мужчин и женщин в глянцевых интерьерах. Наверно, реклама — это самое актуальное из искусств. Во всяком случае, за нее больше всего платят.
Мне нравится, что в Esquire печатают художественные рассказы. Я не люблю рассказы, когда они в книжках, а журнал — это как раз для рассказа. У меня никогда не получалось прочитать полностью какой-нибудь сборник рассказов, как будто это роман. Я всегда читал рассказы между прочим, от случая к случаю.
Иногда я думаю, что если бы в мире было побольше журналов для чтения, таких как Esquire, то я перестал бы читать книжки. Esquire гораздо интереснее Чехова. Наверно, современному писателю нужно писать так, чтобы у читателя вообще не было желания взять в руки глянцевый журнал. Сейчас глянцевые журналы начинают забирать все время людей, которое они способны выделить на чтение. Когда я покупаю Esquire, я откладываю все книжки. Когда я покупаю Esquire, я читаю его везде и всегда: в метро, в ванне, в туалете, на кухне, перед сном и т. д. После чего я его выбрасываю. Все, что слишком поглощает, на самом деле не имеет никакой ценности. Поэтому я выбрасываю Esquire без сожаления. Я знаю, что совсем скоро у меня появится новый номер Esquire. Это ключевая разница между книгами и глянцевыми журналами: новая книга не всегда лучше старой, но новый номер журнала всегда лучше предыдущего.
В Esquire пишут только известные люди. Известным человек становится только потому, что ему повезло. Сначала ему повезло, что он стал известным, потом ему повезло, что его напечатали в Esquire. Известные люди могут нести всякую чушь, но они известны, и это гораздо важнее. Известного человека читают иначе, чем неизвестного. Известные люди обладают той аурой, которая заставляет к ним прислушиваться всех неизвестных. Это основной принцип любого глянца: должно быть много известных людей. Причем — в любом виде.
За известность платят больше, чем за интеллект. В Esquire, наверно, больше всего интеллекта среди всех глянцевых журналов. Хотя если мне что-то приносит удовольствие, то я не смотрю, насколько это интеллектуально. Поэтому я покупаю Hustler и смотрю Comedy Club. Esquire хорош тем, что в нем нет слишком уж заумных статей (как в журнале “Искусство кино”) и нет пошлости (как в журнале “Cool”). Мне хочется найти ту точку, которая на равном удалении находится и от заумности, и от пошлости. Но меня постоянно заносит — то в заумь, то в пошлость. Esquire тоже, бывает, заносит, но гораздо реже, чем меня.
В Esquire моя любимая рубрика — “Правила жизни”. Это такая полупсихоаналитическая рубрика, где известные люди говорят обо всем, что взбредет в голову, но обязательно в афористичной форме. Мне никогда не попасть в эту рубрику. Мне не очень-то везет. Поэтому я вынужден создать ее себе сам. Я сделал ее в виде конспекта дневника за год. Итак: “Правила жизни”:
Январь.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Я не люблю свой день рождения, потому что приходится думать о гостях. Я не привык о ком-то думать, я привык никому не мешать.
Февраль.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
При знакомстве с людьми я сразу показываю им все свои отрицательные качества: лень, неспособность заботиться о другом, неумение водить машину; между телевизором и человеком выбираю телевизор и т. д. Если люди примут меня таким, то я буду им благодарен и попытаюсь исправиться. Если они меня не примут, то так оно и лучше. Незачем держаться за людей, которые не оценили твои недостатки. Достоинства они тоже не оценят.
Март.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Между любовью и малиновым вареньем почти нет никакой разницы. Очень красиво выглядит и вкусно есть, но в зубах всегда застревают мелкие косточки. В случае с малиновым вареньем можно обойтись зубочисткой. А как быть с любовью?
Апрель.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Недавно я перестал думать о себе как о человеке и стал воспринимать себя как произведение искусства. Это значит, что я не осознаю себя целостным универсумом. Если человек рождается сразу и целиком (голова, ноги, руки и т. д.), то произведение искусства рождается постепенно — с помощью мазков, кадров, глав, эпизодов, па, пируэтов и т. д. Я смотрю на себя как на череду никак не связанных между собой мазков, кадров, глав, эпизодов, па, пируэтов и т. д. Я никак не могу уловить их все вместе, как одно целое.
Май.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Если люди начинают жить вместе, то, значит, им стало совсем тяжело. Когда ты один, то все твои мысли сосредоточены на тебе самом. Это рано или поздно начинает сводить с ума. Поэтому, чтобы отвлечься от мыслей о себе самом, люди начинают жить вместе, женятся. Когда мне стало совсем тошно, я завел кота.
Июнь.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
По-настоящему современных людей только двое. Это Иисус Христос и Люцифер.
Июль.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Смысл высшего образования в России — для меня загадка. Я не встречал ни одного человека от 18 до 23, кто не был бы студентом. Это своего рода модный ритуал — закончить университет.
Август.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Экологическая катастрофа начинается не в Антарктиде, и не на дне Индийского океана, и не на склонах гор штата Колорадо. Экологическая катастрофа происходит каждый раз в наших домах, когда мы начинаем уделять больше внимания своему компьютеру, чем собственному телу.
Сентябрь.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Все, что я хочу, можно купить. Я не помню, когда в последний раз хотел чего-то такого, чего нельзя купить. Если отсутствие желаний — это счастье, то я счастливый человек.
Октябрь.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Когда идет дождь, я сижу дома. Дождь
из
окна и дождь
за
окном — это два разных дождя. И не потому, что один тебя мочит, а другой ты только наблюдаешь. Меняется все — запах, освещение, ракурс, звук и т. д.
Ноябрь.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Я больше всего боюсь умереть в простой русской больнице. Я не хочу стать святым после смерти. Мне кажется, что всех умерших в русских больницах можно назвать мучениками. Они достойны канонизации в гораздо большей степени, чем Николай II и вся его семья.
Декабрь.
В начале месяца я купил журнал Esquire.
Новый год и Рождество — два самых потребительских праздника. В эти дни люди потребляют сверх нормы. Покупают икру, оленину, новый телевизор и ездят в путешествия. Это самое радостное время. И одновременно почему-то грустное.
Soundtrack.
Tiger Lillies
“Hipdeep Family”.
Bonus. Черно-белый кадр. Мы видим мужчину в деловом костюме, у которого нет головы. Закадровый голос: “Это мужчина без головы”. Мы видим мужчину в деловом костюме, у которого есть голова. Закадровый голос: “Это мужчина с головой”.
Packshot Esquire (обложка) и слоган: “Esquire. Журнал для мужчин с головой”.
6. Ford
Сам господь наш Форд сделал многое, чтобы перенести упор с истины и красоты на счастье и удобство. Такого сдвига требовали интересы массового производства. Всеобщее счастье способно безостановочно двигать машины; истина же и красота — не способны.
Олдос Хаксли
Factum: Ford — марка американского автомобиля.
Компания Ford (полное название Ford Motor Company) была создана Генри Фордом в 1903 году.
В производстве автомобилей Ford впервые стал применяться автосборочный конвейер (с 1913 года).
Первый автомобиль Ford был похож на коляску и назывался “Модель А”. До 1908 года был создан ряд моделей, которые получали названия в алфавитном порядке (от A до S).
В 1908 году был создан первый автомобиль, доступный для большинства, — “Модель Т”, или “жестяная Лиззи”. В течение года было продано около 11-000 экземпляров этого автомобиля.
К 1923 году каждый второй автомобиль в США делался на заводе Ford.
В 20 — 30-е годы Ford выходит на мировой рынок.
В начале 30-х годов появляются и грузовые автомобили Ford.
С 1932 года Ford впервые стал выпускать автомобили с V-образными 8-цилиндровыми двигателями.
Во время Второй мировой войны Ford получает военные заказы и прекращает выпуск гражданских автомобилей. Ford выпускает бомбардировщики, танки, двигатели для самолетов и т. п.
К 1965 году Ford выпускает несколько новых моделей автомобилей (V8, Thunderbird, Mustang), и прибыль компании Ford достигает миллиарда долларов в год.
В 70 — 90-е годы Ford продолжает совершенствовать дизайн своих автомобилей, и появляются все новые и новые модели (Cortina, Fiesta, Bronco, Explorer, Escort, Taurus, Sierra, Scorpio и другие).
В 2000 году Ford Т был признан автомобилем века.
В последнее время Ford терпит убытки — более 5 миллиардов (за 2005 год).
В представительствах Ford по всему миру работают почти 330-000 сотрудников.
Слоган: “Создан для дорог, которые впереди” (
original version:
“Built for the Road Ahead”).
Punctum: Я ничего не понимаю в автомобилях, я не умею их водить и не собираюсь учиться. Единственный транспорт, которым я управляю, — это велосипед.
Мне нравится ездить на машине, но если только за рулем не я. Мне нравится такси. Но только если оно желтое. Я обожаю желтый цвет, и поэтому я люблю ездить на такси. На таких, как в Нью-Йорке. В Нью-Йорке почти все такси — это Ford — Ford Crown Victoria. Если бы мне нужен был свой личный автомобиль, то я купил бы желтое нью-йоркское такси Ford Crown Victoria. Многим бы показалось, что я просто выпендриваюсь, но мне действительно не нравятся современные машины и цвета, в которые их красят. Когда я сажусь в Ford Mondeo, то мне кажется, что я сижу в кабине боинга. Еще мне нравится все, что связано с такси. Такси — это красиво. Я вспоминаю фильмы “Таксист” и “Ночь на Земле”, и мне начинает казаться, что такси — это гораздо больше, чем просто транспорт. И только потому, что такси — это автомобили, я уделяю автомобилям внимание. Вообще-то, автомобили абсолютно не играют никакой роли в моей жизни. Они не возбуждают во мне никакого интереса. Я перестал смотреть “Формулу-1” и вообще не смотрю никакие автогонки. Я не могу придумать ничего более неинтересного и скучного, чем соревнование машин. Они есть, ну и ладно.
Как и всех, меня с самого детства приучали любить машины. Всех мальчиков приучают любить машины. Нам покупают огромное количество игрушечных автомобилей. Почему так получается, что именно машинка становится основной игрушкой для мальчиков? Нас все время заставляют играть либо с машинками, либо с оружием. Чего они хотят этим добиться? Так было же не всегда. Неужто нет других игрушек? Наверно, моими любимыми игрушками были конструктор Lego и железная дорога, раз я так и не полюбил автомобили. Быть может, я был отсталым ребенком?
Я не современен, поэтому автомобили 60-х и 70-х годов притягивают меня больше, чем современные. Притягивают уже потому, что их меньше, и потому, что выглядят они красивее. Современных автомобилей очень много, и все модели похожи друг на друга. Когда чего-то так много, это уже неинтересно. Ну Porsche, и что дальше? Ну Lamborghini, и что дальше? Ну Ferrari, и что дальше? Ну Bentley, и что дальше? Ну “Жигули”, и что дальше? Сейчас автомобиль — это обыденность. Я не люблю обыденность. Я могу от нее зависеть, я даже могу без нее умереть, но я не могу ею восхищаться. Я никогда не восхищаюсь автомобилями, я просто ловлю такси и еду туда, куда мне надо.
Ни один современный автомобиль не может быть чем-то большим, чем просто автомобиль. Ford мне нравится тем, что он нечто большее, чем просто автомобиль. Ford — это даже больше не автомобиль, это больше конвейер.
Идея конвейера гораздо более значима, чем идея автомобиля. Конвейер создал новый тип социального устройства. Теперь все взаимозаменяемы, у всех своя задача, все состоит из фрагментов, где каждый фрагмент не знает о существовании другого фрагмента, но полностью от него зависит.
Конвейер никогда не останавливается, он всегда работает и двигается вперед, поэтому он так привлекателен. Иллюзия движения вперед мне кажется очень привлекательной. Мы двигаемся вперед, не зная, что там. Нам нравится что-то из прошлого, но мы двигаемся вперед, потому что так принято. Все, что впереди, должно быть лучше. Лучше — это когда становится более комфортно; когда нет проблем, от которых невозможно откупиться; когда понятно, что надо делать; когда работает конвейер, тебе нужно всего лишь правильно выполнять свою задачу. Выполнять свою функцию — это единственное, чего от тебя ждут.
Конвейер Ford — это принцип, по которому работает все общество. Мы не знаем, где начинается конвейер и где заканчивается, мы не знаем, как он выглядит целиком, мы знаем только ту его часть, которая обслуживает нас и которую обслуживаем мы. Если ты выпадаешь из общественного конвейера, то рискуешь кончить свою жизнь в придорожной канаве.
Такое статичное road-movie: ты сначала очень долго смотришь, сидя на обочине, как по дороге проносятся новенькие автомобили. Потом ты решаешь, что на этой дороге тебе нет места. Тогда ты думаешь: все, что тебе остается, — это построить свою собственную дорогу. Но если тебе не удастся ее построить, ты окажешься в канаве возле той, большой, общей дороги. Строительство дорог — это риск, никогда не знаешь, поедет ли по ней кто-нибудь. The End.
Конвейер работает не только при сборке автомобилей Ford. Мы живем в конвейерное время. Нам не удается задержаться на чем-то, потому что конвейерная лента продолжает свое движение. Поэтому мы так боимся чего-то упустить в жизни, чего-то недопотребить, недополучить секса, недокупить одежды на распродажах, недоразвлекаться в ночных клубах, недосидеть в ресторанах, недосмотреть передач по телевизору и т. д. Конвейер Ford научил нас брать от жизни по максимуму. Как только конвейерная лента предложит тебе что-то, ты не должен от этого отказываться, ты должен брать и потреблять по полной. Но конвейер ничего просто так не дает, он требует, чтобы ты стал функциональным придатком конвейера. Я уже им стал, и мне остается только надеяться, что конвейер не переработает меня на детали.
Такое статичное industrial-movie: конвейерная лента уходит в бесконечность, вдоль нее стоят люди и жадно чего-то ждут. Они никуда не двигаются, движется только конвейерная лента. The End.
Намного позже того, как я узнал о существовании автомобилей Ford, я прочитал роман Олдоса Хаксли “О дивный новый мир”. Было бы лучше, если бы было наоборот — сначала роман, а потом Ford. В “О дивный новый мир” летоисчисление идет не от Рождества Христова, а от дня рождения Генри Форда. Форд там — бог. Богом ведь становится не тот, кто на самом деле Бог, а тот, по чьему образцу и подобию выстраивается общество. Я очень сомневаюсь, что наше общество построено по образцу Христа. Оно в гораздо большей степени построено по образу и подобию Форда.
Все пространство заполнено конвейерами и машинами. Мы все стоим на месте, а движение конвейерной ленты принимаем за собственное движение вперед. Если мы сели в автомобиль Ford и он поехал, это еще не значит, что мы двинулись вперед.
Такое статичное religion-movie: миллиард автомобилей Ford стоят в пробке. В фильме ничего не сказано, куда они едут, зачем, и что с ними происходит дальше, и происходит ли вообще что-либо. The End.
Soundtrack.
Goran Bregoviж and Iggy Pop
“In the Deathcar”.
Bonus. Автомобиль Ford на полной скорости врезается в стену. Камера медленно проплывает по руинам дымящегося автомобиля и выхватывает абсолютно не покореженный значок Ford.
Packshot Ford и слоган: “Металл гнется, бренд остается. Ford”.
7. Google
Where is the Life we have lost in living?
Where is the wisdom we have lost in knowledge?
Where is knowledge we have lost in information?
Томас Стернс Элиот
Factum:
Google — самая популярная поисковая система в Интернете.
Google основана в 1998 году Лэрри Пэйджем и Сергеем Брином.
Штаб-квартира Google находится в Маунтин-Вью, штат Калифорния, США.
Название “google” — это искаженное “googol (гугол)” — математический термин, обозначающий единицу со ста нулями. Этот термин был придуман Милтоном Сироттой, племянником американского математика Эдварда Каснера.
Поисковые системы Google занимают около 70% мирового рынка.
Google способна находить информацию на 101 языке мира.
В системе Google задействовано более 130 тысяч поисковых машин по всему миру.
19 августа 2004 года Google начала продажу своих акций на фондовом рынке.
В октябре 2006 года Google объединилась с крупным медиапорталом You Tube.
Вид мадагаскарских муравьев Proceratium google был назван так в честь сервиса Google Earth (интерактивная модель поверхности земного шара), который помог открывателю этих муравьев в его исследованиях.
Google имеет огромное количество дополнительных сервисов, инструментов, программ и приложений.
Годовой оборот
Google составляет около 7,14 миллиарда долларов (2006).
Слоган: “Не будь злым” (
original version:
“Don’t be Evil”).
Punctum:
Когда мне нужна какая-нибудь информация, я захожу на Google. На самом деле я захожу туда, даже если мне не нужна никакая информация. Это просто ритуал — хоть раз в день зайти в Интернет.
В Интернете полно поисковых систем, но я пользуюсь Google. Мне кажется, что я всю жизнь знал о существовании Google. Просто я не могу вспомнить, как услышал о ней в первый раз.
Теперь знание — это Google. С Интернетом не нужно учить различные факты. Факты ничего не значат. Поэтому я не смотрю интеллектуальные викторины. Там спрашивают о фактах. А какой в них смыл? Меня давно уже интересует аргументация, и только она. Меня интересует не результат, а путь к результату. На самом деле, если ты даешь правильный ответ, это не значит, что ты говоришь истину. Это всего лишь значит, что ты усвоил правила игры и строго им следуешь.
Мне кажется, гораздо интереснее и красивее звучит неправильная фраза “Теперь мы спокойны: дважды два не четыре”, чем правильная — “дважды два — четыре”. Чтобы узнать, что дважды два — четыре, я беру калькулятор. А вот чтобы сказать: “Теперь мы спокойны: дважды два не четыре”-— нужно подумать и применить фантазию.
Интернет изменил всю систему знаний, которая существовала до него. Раньше зубрили все даты истории, формулы, когда кто родился и умер из знаменитостей, всякие другие факты. Теперь есть Интернет и Google. Но почему-то мы продолжаем изучать факты. Наверно, по привычке. Или нас просто обманывают, когда говорят, что мы должны что-то знать. Мы должны думать. Это гораздо важнее, чем знать.
Когда мне нужно узнать что-нибудь, например, о Шатобриане, я набираю слово “шатобриан” (именно так — с маленькой буквы) в Google. И система дает мне тысячи ссылок на Шатобриана. Теперь я знаю о нем все. Но это не так много. Я знаю о нем лишь различные факты и мнения. Я лишен возможности самостоятельно производить знание. Я не могу сказать ничего нового о Шатобриане, если у меня есть Google.
Мне кажется, что знание уже не так ценно, потому что его слишком много. Эпоха скуки устала от знания. Мы слишком образованны, мы слишком умны, у нас слишком много знаний о мире, и поэтому мы так ограниченны. Наши знания ограничены поисковой системой Google. Мы должны научиться думать, чтобы выйти за пределы знания, чтобы выйти за пределы поисковой системы Google.
Я много времени провожу в Интернете. Я скачиваю порноролики и порнокартинки, узнаю новости, общаюсь по ICQ и электронной почте, я сижу на www.earthcam.com и смотрю, что происходит сейчас на Times Square, но я никогда не сижу в чатах. Мне неинтересно, что скажут другие, а им неинтересно, что скажу я. Мне гораздо больше нравится виртуальный земной шар Google Earth. С помощью Google Earth можно попасть в любое место мира, все участки земли там сфотографированы со спутника NASA. Может быть, скоро слово “google” заменит слово “мир”. В этих словах есть что-то общее, какая-то округлость или что-то в этом роде.
Еще мне нравится набирать различные слова в поисковою строку Google и смотреть, что она мне выдаст. Я пишу имена известных людей и нажимаю клавишу Enter. Писатели, композиторы, художники, дирижеры. Я набираю всех тех, кто приходит в голову. Иногда даже режиссеров. Йорген Лет, например. Это не значит, что я обо всех читаю, просто мне интересно: вдруг кого-нибудь Google не сможет найти. Такое бывало, но только потому, что я неправильно набирал имя. Хотя вот свое имя я набирал правильно, но на меня не было ни одной ссылки. Для Интернета я так же неинтересен, как и для телевидения.
Мне нравится искать в Интернете с помощью Google фотографии знаменитостей. Самое интересное — на какую знаменитость меньше всего фотографий. Меньше всего на Томаса Пинчона. Как его ни набирай: “Томас Пинчон”, “Пинчон”, “Thomas Pynchon” или “Pynchon” — будет максимум три фотографии. И то еще непонятно — Пинчон ли это.
Считается, что у Интернета нет центра. Это идеальное деконструктуралистское образование. Но в каждом компьютере есть домашняя страница. Она и есть центр. У каждого он свой. У меня это Google. Я думаю, не у меня одного.
Интернет очень близок к идее лабиринта. Бесконечное количество ссылок создает абсолютно безвыходный лабиринт. Интернет предполагает начало, но не предполагает конца. Конец в Интернете всегда произволен. Интернет заканчивается, когда я выключаю компьютер. Когда я начинаю щелкать по ссылкам, я сам должен остановиться, иначе это навсегда. Это как переключение каналов, особенно если у тебя есть спутниковая антенна. В телевизоре я обречен пропустить что-то интересное. В Интернете я обречен не дойти до чего-нибудь интересного.
Больше всего в Интернете меня интересует сам Интернет. То, как он устроен, то, как там можно все найти, все факты, то, как Google выдает тебе миллион ссылок на слово “спирс” или “иисус”. Для Google нет разницы между “спирс” и “иисус”. Для меня есть. “Иисус” мне кажется более красивым. И как звучит, и вообще. Обычно я смотрю ссылки только на первой странице. Но даже по тому, что я видел, я могу сказать, что Иисус более красивый. Однажды я дошел до 89-й страницы. Я набирал в поисковую строку Google “Jean Boudrillard”. Я понял, что Бодрийяр недалеко отошел от Иисуса. Он только менее красив. Это его единственный минус.
Я всегда думаю, ктo сейчас самый популярный человек в мире. И я почти уверен, что Иисус Христос. Не Бритни Спирс и не Джастин Тимберлейк, не Джордж Буш и не Наполеон, не Пол Маккартни и не Барбара Стрейзанд. Я думаю, что Иоанн Павел II, когда был жив, приблизился по популярности к Иисусу. Но если сравнить прижизненную популярность Иоанна Павла II и Иисуса Христа, то Иоанн Павел II гораздо популярнее. Я не видел ни одной футболки, где было бы написано “I like Jesus”. Но я видел огромное количество футболок с изображением Иоанна Павла II и надписью “I like Pope”. Если изображение какого-то человека попадает на футболку, то он поистине культовый. Популярность Иисуса Христа в свое время, наверно, была примерно такой же, как нынешняя популярность Йоргена Лета.
Меня интересуют еще два вопроса, ответы на которые я не могу найти в Google. Первый: что бы было, если бы во времена Иисуса Христа существовал Интернет? И второй: может ли быть такое, что Советский Союз перестал существовать потому, что появился Интернет? Просто я не могу себе представить СССР во времена Интернета, я не могу себе представить, что на земле было бы сразу два места, где все счастливы и всё есть.
Я давно перестал интересоваться цивилизационными вопросами. Слишком много разных ответов, и все правильные. Мне кажется, что мир состоит из идей, а эти идеи иллюстрируются частными явлениями. Например, идея глобализма. Интернет, телевидение, самолеты, трансконтинентальные бренды и т. д. всего лишь иллюстрируют идею глобализма. Все это появилось только потому, что у кого-то была идея, что глобальный мир — это хорошо, что глобальный мир должен быть. Может, это и действительно так. Даже наверняка. Я просто не знаком ни с каким другим миром.
Единственное, что мне не нравится в Google, — это то, что ссылки по одному и тому же слову всегда появляются в одинаковом порядке. Такая вот постоянная иерархия. В компании Google говорят, что они не берут деньги за то, чтобы та или иная ссылка была вверху. Почему же вверху всегда одни и те же? Может, не деньги, но что-то тут влияет. Система гораздо сложнее денег. На то она и система. Отдельные части системы не имеют ничего общего с целой системой. Отдельный сайт — это еще не Интернет. Два сайта — не Интернет. Миллион сайтов — не Интернет. Интернет-— это принцип: я не знаю, чего мне надо, но я знаю, как это искать. Поэтому и существует Google.
С Интернетом жить легче. Так же легче размножаться клонированием, но мы почему-то до сих пор размножаемся по старинке. Наверное, приятнее. Вечный выбор между простотой и удовольствием. Избегать трудностей или преодолевать их ради последующего удовольствия? Я так и не решил, что лучше для меня.
Иногда я сижу на Google часами и набираю в поисковую строку разные слова. Я тупею от слова к слову. Мне становится все безразличным, кроме того, что мне выдаст Google. Интернет — это отличный способ убивать время. Если у тебя депрессия, нет лучшего способа ее пережить, чем целыми днями набирать разные слова в поисковую строчку Google. У меня депрессия всегда продолжается полторы недели. И что бы я ни делал, короче она не становится. Нужно как-то прожить это время. Сделать так, чтобы эти полторы недели стали незаметными. Их надо просто убить. Я перебираю слова в Google. Тысячи слов, имен и названий. Теперь депрессию у меня может вызвать и Интернет.
Чем больше счастья, тем более скучно. Чем больше знания, тем больше тупеешь. Чем шире пространство, в котором я пребываю, тем более мелким и ничтожным я себя кажусь. Если человек всю жизнь проведет в одной комнате, то он умрет с полным чувством собственного достоинства. Он умрет практически гением. Но о нем никто не будет знать.
В эпоху глобального либерализма человек ничего не значит, значимо человечество. Все подчиняется идее глобального счастья. А я даже не знаю, что для меня счастье. Но мне и не хочется этого знать. Я даже в Google не набирал слово “счастье”. Я могу понять, когда я несчастен, и этого мне пока хватает. Я несчастен, когда нет доступа к Интернету. Я несчастен, когда все магазины закрыты. Я несчастен, когда нет горячей воды. Я несчастен, когда отключают электричество. Я несчастен, когда заканчиваются деньги. Я несчастен, когда мне никто не звонит. Я несчастен, когда начинаю думать о счастье.
Soundtrack.
The Eagles
“Hotel California”.
Bonus. Мы видим черный экран. На самом деле это монитор компьютера, покрытый пылью. Потом появляется рука и протирает экран, открывая нам окно Google.
Packshot Google и слоган: “Google. Это просто”.
8. HBO
....................................................
....................................................
....................................................
9. IKEA
Все мои знакомые, которые раньше сидели в туалете с порнографическим журналом в руках, теперь сидят с каталогом фирмы IKEA.
Чак Паланик
Factum:
Компания IKEA производит и продает мебель и товары для дома.
Мебель IKEA покупатель самостоятельно собирает у себя дома.
IKEA была основана шведом Ингваром Кампрадом в 1943 году.
Название IKEA состоит из первых букв слов “Ingvar”, “Kamprad”, “Elmtaryd”, “Agunnaryd”, т. е. имя и фамилия основателя, название фермы, где он жил, и название прихода, где он вырос.
Вначале IKEA торговала канцелярскими товарами. С 1947 года IKEA стала торговать и мебелью, а с 1955-го начала производить собственную мебель.
В начале 50-х стали выпускаться первые каталоги IKEA, которые распространяются бесплатно.
В конце 50-х при магазине IKEA появляется небольшой ресторанчик, который теперь существует в каждом магазине IKEA.
С 60-х годов IKEA выходит за пределы Швеции, открывая свои магазины по всей Европе, в Северной Америке и в Азии. Магазины IKEA существуют теперь в 44 странах мира.
Ассортимент IKEA насчитывает около 9500 наименований товаров.
В IKEA работает целая армия внештатных дизайнеров, которые постоянно проектируют новую мебель и товары для дома.
Товары IKEA часто имеют свои уникальные названия (например, стеллажи Billy, комод Aspelund или софа Klippan).
Сейчас IKEA принадлежит нидерландской компании INGKA Holding B. V.
Ингвар Кампрад считается одним из самых богатых людей мира, а годовой оборот компании IKEA достигает 20 миллиардов долларов в год.
Слоган: “Готовые решения для лучшей жизни” (
original version:
“Affordable Solutions for Better Living”).
Punctum: Мой любимый цвет желтый. Синий мне тоже нравится. Поэтому я люблю IKEA.
У меня вся квартира заставлена мебелью из магазина IKEA. В каком-то смысле я — “IKEA-man”, как герой фильма “Бойцовский клуб”. У меня, правда, не так много мебели. На кухне у меня стоит стол с четырьмя стульями Nandor из IKEA и комплект Nybro. В комнатах есть кровать Aspelund с пружинным матрасом Sultan Hasselba#ck, на которой я сплю. Стол Vika Blecket Vika Artur. На нем я пишу. Гардероб Pax Stordal с раздвижными дверцами. Там лежит моя одежда. В прихожей есть еще один стеллаж Stolmen — для одежды и обуви. Телевизор у меня стоит в специальном шкафу Expedit. Туда еще помещается моя стереосистема и какая-то часть дисков. Напротив этого всего — трехместный диван Ekeskog. Хотя обычно на нем сижу я один. Рядом с диваном — напольный светильник Orgel Vreten. Я там иногда читаю. Почти все стены у меня заставлены стеллажами Billy желтого цвета. На них стоят все мои книги и диски. Когда вся эта мебель у меня дома, она мне не так нравится, как в магазине IKEA. В магазине она казалась чем-то особенным. Я даже на секунду поверил, что если я ее куплю, то в моей жизни что-то изменится. Я не знал, что именно мне нужно поменять в моей жизни, но я верил, что мебель IKEA что-то изменит.
Я долгое время жил почти без мебели (как Дуглас Коупленд), пока у меня не появились деньги. Я хотел обставить свою квартиру именно мебелью IKEA. Для меня мебель и IKEA — это одно и то же. Сейчас я думаю, что если бы я купил какую-нибудь другую мебель, то я был бы совсем несчастен. Мебель из IKEA мне тоже не принесла особого счастья, но я теперь хотя бы знаю об этом. На самом деле, я должен радоваться, что у меня весь дом обставлен мебелью IKEA. Другие обязательно радовались бы. Мне же просто нравится мебель IKEA, и ничего больше.
По-настоящему хорошо мне только в
магазине
IKEA. Я там как в доме у Петера Люнда (это мой друг по e-mail-переписке) в Гётеборге. У него небольшой таун-хауз на окраине города. Там очень тихо и мало людей. Этот человек живет там уже 30 лет и никогда не задавался вопросом, что такое скандинавский стиль. Находясь внутри скандинавского стиля, очень трудно что-то о нем сказать. Вообще, будучи поглощенным чем-либо, очень трудно об этом что-то сказать. Скандинавский стиль на самом деле очень однообразный, но в этом и есть его очарование. Его однообразность напоминает McDonald’s.
Мебель IKEA — это похожие вещи, покрашенные в разные цвета. Все зависит от того, как все организовано и поставлено. И вот в магазине IKEA все это организовано и поставлено лучше всего. Там даже есть какой-то странный шведский запах. У меня создается такое впечатление, что русские, находясь в магазине IKEA, становятся немного шведами. Мне нравится сидеть на мебели IKEA в магазине IKEA и становиться частью интерьера IKEA. Я даже мог бы устроиться работать человеком-мебелью в магазин IKEA, но у меня есть уже работа, поэтому я вынужден быть человеком-мебелью у себя дома.
В магазине IKEA совсем нет ощущения, что ты в магазине. В каком-то смысле это музей, но только в магазине IKEA можно всю мебель трогать руками и даже сидеть на ней. Музеи нового поколения тоже к этому придут, иначе они проиграют супермаркетам и магазинам IKEA.
Если бы мне сказали, что мне остается жить один день, и предложили сходить либо в Эрмитаж, либо в IKEA, я бы пошел в IKEA. Я бы пошел в Эрмитаж только в том случае, если бы там была ретроспектива Марселя Дюшана плюс премьера новой инсталляции Ильи Кабакова. Кто-то когда-то должен создать инсталляцию “Туалет IKEA”. Тогда вопрос “куда идти?” отпадет сам собой.
Когда я прихожу в магазин IKEA, то я все там начинаю трогать. Даже то, что я точно не куплю. Я сижу на креслах, стульях, диванах, абсолютно не собираясь их покупать. Я схожу с ума от желания потрогать товары IKEA. Это очень по-детски — желание все трогать. Вообще, шопинг очень инфантильное занятие. Человек трогает, мерит, рассматривает, крутит в руках всякие вещи, которые он якобы хочет купить. Это ребенок с деньгами, говорящая обезьянка, хватающая все подряд. Но если этой обезьянке что-то нравится, то она это покупает. А если что-то очень нравится ребенку, то он начинает плакать. Деньги — это плач, отпечатанный на станке.
Все трогать — это особенность скандинавского стиля. Скандинавы очень тактильны. Особенно что касается вещей. В Швеции люди на улицах редко ходят парами и редко держатся за руки. Мне тоже больше нравится трогать и ощущать вещи, или мебель, или книги. Я ненавижу, когда ко мне прикасаются. Особенно я ненавидел это в детстве. Может, это болезнь? По-моему, у Карузо было так же. Сейчас мне иногда хочется близости с человеком. Видимо, когда ко мне прикасаются, я ощущаю себя немного мебелью IKEA.
Мне кажется, что на самом деле людям не нравится тратить деньги на необходимые им вещи. Когда я трачу деньги на необходимое, то я как бы не замечаю, что трачу деньги. А самое большое удовольствие я получаю, когда покупаю что-нибудь ненужное или когда просто плачу за ауру или за стиль, а может, и за смысл, который я сам себе придумываю. И не важно, сколько это стоит. У меня есть 38 кружек Trofe2 из IKEA. Они мне совершенно не нужны. Я их покупаю всякий раз, когда мне ничего не нужно, кроме удовольствия. Кружки Trofe2 напоминают мне о скандинавских завтраках в каких-нибудь недорогих отелях Европы. Это меня очень привлекает в кружках Trofe2.
На верхнем этаже магазина IKEA ничего нельзя купить. Поэтому там особенно жаждешь чего-то купить. Ты чувствуешь себя в IKEA как миллионер в Музее Гуггенхайма. Хочется прямо сейчас взять какую-нибудь картину Раушенберга, но приходится ждать аукциона. В IKEA тоже хочется прямо сейчас купить кресло Poa#ng, но приходится идти на другой этаж.
В IKEA дизайн — главное. Дизайнеры IKEA мне кажутся великими людьми. Они настоящие художники современности. Невозможно найти что-то более современное, чем IKEA. Даже любой сверхтехнологичный гаджет кажется архаизмом рядом с мебелью IKEA. Мой любимый дизайнер IKEA — Хенрик Пройц. Он создал стол Vika Blecket Vika Artur, на котором я пишу. Настоящее произведение современного искусства.
Дизайн IKEA мне не представляется чем-то совсем уж оригинальным и необычным. Наоборот, он очень простой и обыкновенный, можно сказать — провинциальный, но до ужаса современный. IKEA могла возникнуть только в постмодернистскую эпоху. В IKEA какие-то вещи кажутся сделанными вручную, а какие-то — при помощи космических технологий. IKEA — это традиция скандинавского дома, смешанная с модернистскими элементами.
В магазине IKEA всегда немного грустно, что ты не швед, и одновременно радостно, что ты способен получать удовольствие от скандинавского стиля. Я думаю, что в Швеции IKEA не так популярна, как в других странах. Зачем шведу идти в IKEA, когда у него с самого рождения все как в IKEA? IKEA у него в крови. IKEA стала таким же символом Скандинавии, как Coca-Cola — символом Америки, а матрешка — символом России. В Скандинавии нет ничего более известного и культового, чем IKEA, Lego, фьорды, Нобелевская премия и датский кинематограф.
Дизайн IKEA — это когда очень много всего умещается на маленьком пространстве. Поэтому и пространство становится более миниатюрным. Мебель IKEA чем-то напоминает конструктор Lego. Как будто это игрушечная мебель и игрушечный дом. Это скандинавский стиль. Когда я бываю в Дании или Швеции, то мне кажется, что все дома там сделаны из конструктора Lego, все дорожные знаки и светофоры — из конструктора Lego, а вся мебель в кафе и ресторанах — из IKEA, и все светильники и посуда — из IKEA, а люди просто пришли в магазин IKEA по улицам из конструктора Lego. В магазине IKEA я ощущаю себя как в музее Астрид Линдгрен, где все так миниатюрно и по-сказочному — как в детстве, когда мне еще не исполнилось и двенадцати.
Soundtrack. Miles Davis & John Coltrane
“Dear Old Stockholm”.
Bonus. Мы видим огромное голубое озеро, покрытое льдом. Оно все заставлено мебелью IKEA. Звучит романтичная мелодия, и мы видим, как среди всей этой IKEA-мебели изящно катается на коньках мужчина. На лице его радость. Камера отрывается от мужчины и, танцуя, поднимается над озером, взлетая все выше и выше. И мы видим, что озеро, по которому катался мужчина, имеет форму буквы “К”, а рядом еще три голубых озера, которые все вместе составляют слово “IKEA”. Озера переходят в Packshot IKEA.
Packshot IKEA и слоган: “IKEA — это не мебель, это часть природы”.
10. Jameson
И я постепенно напиваюсь лицом к зеркалу.
Чарльз Буковски
Factum: Jameson Irish Whiskey — старейший ирландский виски.
Джон Джемесон открыл свой первый завод по производству виски в 1780 году в Дублине.
Ирландский виски Jameson сразу стал конкурировать с шотландскими сортами виски. Отличие ирландского виски Jameson состоит в том, что он не имеет привкуса торфяного дыма, какой имеют многие шотландские сорта виски. Ирландский виски Jameson подвергается не двойной (как большинство сортов шотландского виски), а тройной перегонке.
Jameson выдерживается в дубовых бочках из-под хереса не менее шести лет.
К 1890 году ирландскому виски принадлежало около 90 % всего экспорта виски в мире (на долю Jameson приходилось 10 % от примерно 400 ирландских производителей виски).
До введения сухого закона 1919 года в США Jameson был там самой популярной маркой виски. Jameson был самой популярной маркой и в Британской империи до получения Ирландией независимости в 1922 году.
В 20-е годы ХХ века начинается упадок всей индустрии ирландского виски. Ирландия практически лишилась зарубежных рынков сбыта, а Вторая мировая война еще больше усугубила ситуацию.
В 1966 году три крупнейших ирландских винокуренных завода (Jameson, Cork и Power) объединились в группу Irish Distillers (в 1972 году к ней присоединился самый старый производитель виски Old Bushmills). В 1988 году Irish Distillers вошла в группу Pernod Picard.
Сейчас Jameson возвращает свою репутацию одного из самых популярных виски в мире.
Слоган: “Незабываемая мягкость вкуса” (
original version:
“Sine Metu”1).
Punctum: Из всех спиртных напитков я пью только виски. Из всех виски я пью только Jameson. В первую очередь потому, что Jameson из Ирландии.
Американский виски мне кажется слишком техасским. В общем, в нем слишком много дикого Запада. Шотландский виски мне кажется слишком пролетарским. От него так и веет низами британского общества.
Jameson мне напоминает о Джойсе, Дублине и Дженне Джемесон.
Я не гурман виски и не могу отличить Jeam Beam от Johnnie Walker, а Jameson от Tullamore Dew. Мне важно видеть этикетку того, что я пью. Когда пьешь спиртное, то его название, дизайн этикетки, форма бутылки, цвет напитка значат очень много. Пить анонимный алкоголь с единственной целью опьянеть — это неинтересно. Если я пью что-то и передо мной не стоит бутылка с тем, что я пью, то это ужасно. Я совершенно перестаю понимать, что я пью и зачем. Поэтому в барах я никогда не заказываю 100 граммов виски. Я заказываю бутылку Jameson. Если я ее не выпиваю, то оставшееся уношу домой. Но чаще всего я покупаю Jameson в супермаркете и пью дома. Я не очень люблю пить в одиночестве в общественных местах. Я пью в одиночестве дома.
Я пью Jameson, и передо мной стоит бутылка Jameson. Но эта бутылка Jameson в данный момент представляет всю Ирландию. Я почти ничего не знаю об этой стране, но я представляю ее, может быть, лучше, чем любую другую страну миру, в которой я никогда не был, кроме США. Мне нравится думать, что Ирландия именно такая, какой я ее себе представляю, когда пью виски Jameson и передо мной стоит бутылка Jameson.
Мне кажется, что когда ты пьешь пиво, вино или коньяк, то ты можешь думать о чем угодно и говорить о чем угодно, а когда ты пьешь виски, то ты можешь думать и говорить только о виски или о тех ассоциациях, которые этот виски порождает.
Jameson погружает меня в дымчатую атмосферу дублинских окраин.
Мне кажется, что вместе со мной пьют этот же самый виски Джеймс Джойс, Уильям Батлер Йейтс, Самуэль Беккет и Рой Кин. Но это все происходит в настолько накуренном помещении, что я почти не различаю их силуэты. Где-то недалеко играют какие-то кельтские мелодии. Финн открыл свой левый глаз.
Jameson мне кажется более историческим явлением, чем учебник истории. Когда пьешь Jameson, то ход времени прошлых веков ощущаешь лучше, чем когда читаешь о прошлом в учебнике истории или мемуарах.
Jameson гораздо более историческая вещь, чем любой европейский монарх или политический деятель. Любой политический деятель — это вещь, как ящик виски Jameson, только ящик Jameson приносит гораздо больше удовольствия.
Мне нравится опьянение от виски. Оно гораздо более серьезное, чем от любого другого алкоголя. Серьезное не в смысле “сильное”, а в смысле “неразвлекательное”. Когда я пью Jameson, мне не приходит в голову пойти потанцевать или повеселиться еще как-нибудь. Поэтому я не пью виски по праздникам. По праздникам я вообще не пью. Зачем пить, если и так праздник?
На Рождество и Новый год я пью Coca-Col’у. Как будто на Рождество и Новый год можно пить что-то другое?
Когда пьешь Jameson, то тянет на разговоры о чем-то большем, чем обсуждение того, кто в чем одет или как хороша или плоха та или иная женщина. Мне сразу хочется говорить об искусстве, о смерти, о философии, о своих чувствах и т. д. Когда я пью Jameson, у меня открываются чувства. Я начинаю чувствовать все острее, чем обычно. Мне это не очень нравится, поэтому я не так часто пью виски.
Вообще, виски не стоит напиваться. Напиваться нужно водкой, вином, пивом или портвейном, но никак не виски. От виски ты скучаешь и начинаешь копаться в себе. Если кому-то не хватает саморефлексии, то ему нужно пить виски. Мне ее хватает, но я продолжаю пить виски, хоть и не часто.
Я русский, но не пью водку. Водка мне кажется слишком прозрачной. От нее не образуется той дымчатой ауры, которая образуется, когда пьешь виски. Водка слишком реалистична, очень жизненна и практически социальна. А еще водка не дает мне ничего, кроме опьянения, она не рождает во мне никаких ассоциаций, кроме русской деревни. Русская деревня настраивает меня на воинственный лад — сразу хочется завоевать Польшу. Это откуда-то из Вуди Аллена, но сказал он это не в связи с русской деревней, а в связи с Вагнером.
Я часто спрашиваю себя, почему для меня Ирландия гораздо больше ассоциируется с виски Jameson, чем с пивом Guinness. Мне кажется, что если бы я лучше знал Ирландию, то мне гораздо ближе был бы Guinness. Под ирландские разухабистые песни на Дне рождения святого Патрика гораздо лучше идет пиво Guinness, чем виски Jameson. Моя Ирландия совсем не праздничная и слишком туманная, чтобы пить Guinness, а зеленая бутылка Jameson и желтоватая этикетка на ней мне кажутся гораздо более ирландскими, чем черная бутылка Guinness.
Ирландия для меня раскрывается очень медленно, как раскрывается один день в “Улиссе” Джойса. Так же медленно пьешь Jameson. Когда я пью Jameson, я всегда прочитываю хотя бы несколько строчек из “Улисса”.
Меня не интересует настоящая Ирландия, меня не интересует, какая эта страна на самом деле, меня интересует, как образ этой страны формируется и изменяется в моем сознании с каждым новым глотком Jameson и с каждой строчкой “Улисса”. По правде сказать, я сначала узнал Джойса с его “Дублинцами”, “Портретом художника…” и “Улиссом”, а потом попробовал Jameson. Джойс построил в моем сознании Ирландию и населил ее людьми, а Jameson наполнил ее воздухом и запахом, поэтому воздух Дублина, в котором я никогда не бывал, для меня — все равно что запах Jameson.
Мне не нравится Jameson по вкусу. Мне никакое спиртное не нравится по вкусу. Гораздо вкуснее пить Coca-Col’у. Я пью Jameson только потому, что придумал себе эту ирландскую сагу, потому, что Jameson рождает серьезное опьянение, потому, что Jameson красиво выглядит, но не потому, что его вкусно пить.
В мире вообще очень мало того, что доставляет нам удовольствие по своей сути. Нам всегда гораздо большее удовольствие доставляет та аура или тот смысл, который витает вокруг. Мы уже перестали воспринимать вещи и людей такими, какие они есть, мы воспринимаем их такими, как о них говорят или как мы о них сами себе вообразили.
Я уже не верю реальности, я верю тому, что под этой реальностью подразумевается. Мне важен не основной смысл, а смысл, привнесенный произвольно откуда-то извне, смысл, который и смыслом-то быть не может. Я думаю, это все потому, что у нас не осталось больше никакого основного смысла жизни, а у нас возникает очень много маленьких смыслов на протяжении жизни и в разных ее областях. Хотя, может быть, есть один основной смысл жизни — потребление? Но потребление уже само по себе не смысл, а процесс. Потребление как раз и есть то, что уводит нас от смысла дальше всего.
Я пью Jameson, сидя в кресле из IKEA, перелистывая “Улисса”, думая о своей жизни, рассматривая свои ногти и слушая что-то из джаза 50-х. Я не могу сосредоточиться на чем-то одном, на каком-то одном смысле, мне просто нравится ощущение и аура от всего вместе взятого. Мы все живем в ауре всего, вместе взятого, и ничего не можем ощутить по отдельности.
Я пью Jameson с большим количеством льда. Лед превращается в воду, а вода — в залив, на который смотрел Стивен Дедал и видел почтовый пароход.
Soundtrack. Tom Waits
“Drunk On the Moon”.
Bonus. В ирландском пабе сидит святой Патрик (внизу титр: “St. Patrick”) и крутит в руке трилистник. Перед ним стоят початая бутылка Jameson и стакан. Он смотрит в камеру и демонстрирует нам трилистник. Святой Патрик отрывает один лепесток и говорит: “Jameson”, отрывает второй и говорит: “Irish”, отрывает третий и говорит: “Whiskey”. И в конце, вертя стебелек: “The ONE”
Packshot Jameson и слоган: “Jameson. The ONE!”
11. Kodak
Предметы фотографируют, чтобы изгнать из сознания. Мои истории — своего рода попытка закрыть глаза.
Франц Кафка
Factum:
Первый фотоаппарат Kodak появился в США в 1888 году и стоил 25 долларов. Его изобретатель Джордж Истман владел компанией по производству сухих фотопластин и фотопленки Eastman Dry Plate and Film Company. В 1892 году эта компания переименована в Eastman Kodak Company.
Kodak — родоначальник и активный пропагандист массового любительского фотографирования.
В 1900 году был создан фотоаппарат популярной серии Brownie, который стоил 1 доллар.
В 1891 году при помощи Kodak Томас Эдисон создал первую кинокамеру.
Пленка Kodak используется в медицине.
В 1890 — 1900-х годах Kodak активно осваивает рынок за пределами США.
К середине 1930-х годов у Kodak появился целый ряд новинок: Kodak выпустил проявочную машину, 16-миллиметровую кинопленку и пленку для звукового кино, а позже — 8-миллиметровую кинопленку, 8-миллиметровую кинокамеру и кинопроектор.
В 50-е годы Kodak создает высокочувствительные черно-белые и цветные пленки.
В 1962 году оборот Kodak превысил 1 миллиард долларов.
В 1963 году выпущен любительский фотоаппарат Kodak Instamatic c упрощенной системой зарядки пленки — прообраз современных пленочных фотоаппаратов.
В 1974 году Kodak изобретает прообраз современного цифрового фотоаппарата.
С 90-х годов Kodak приступает к активному производству цифровых фотоаппаратов.
В 2002 году появляется 14-мегапиксельная фотокамера.
С 2005 года Kodak прекратил выпуск пленочных 35-миллиметровых фотоаппаратов.
Сейчас Kodak пытается полностью переориентироваться на цифровой рынок.
Kodak активно сокращает штат сотрудников (в 1973 году — 120-000 сотрудников, а в 2005-м — уже 51 000).
Прибыль Kodak в последние годы падает и составляет на 2005 год 1,362 миллиарда долларов.
Kodak более ста лет один из главных спонсоров Олимпийских игр.
Слоган: “Поделись мгновениями. Поделись жизнью” (
original version:
“Share moments. Share life”).
Punctum: Я ненавижу две вещи — фотографироваться и плавать. Я обожаю море, но ненавижу пляжи в пляжный сезон. Я обожаю рассматривать фотографии, но ненавижу, когда на них я. Это, наверно, вопрос стиля. Мне больше идет сидеть на берегу моря поздней осенью, закутавшись в плед или одежды и когда вокруг никого. Мне кажется, это был бы неплохой снимок. И еще я стараюсь никогда не смотреть в объектив камеры.
У меня есть фотоаппарат Kodak, но я даже не помню, какой модели. Мне он совершенно не нужен. Я не могу представить такую ситуацию, чтобы мне мог понадобиться фотоаппарат.
Когда я куда-нибудь еду в путешествие или просто в другой город или другую страну, я не беру с собой фотоаппарат. Мне не хочется быть туристом. Это как-то унизительно — быть туристом. Мне всегда хочется сделать вид, будто я местный и легко могу любому объяснить, как куда пройти. Зачем бегать с фотоаппаратом и фотографировать достопримечательности, когда можно просто купить набор открыток? Когда я смотрю на толпы туристов с фотоаппаратами в руках, мне кажется, что это толпа склеротиков-амнезийщиков, которые хотят побольше всего наснимать, чтобы ничего не забыть. Мне вообще кажется, что они приехали за тысячу километров не для того, чтобы получить удовольствие от нового места, а для того, чтобы наделать фотографий и показать их своим друзьям и родственникам. Я тоже получаю больше удовольствия, когда рассказываю о своем путешествии, чем от самого путешествия. Но я хотя бы, когда путешествую, не думаю постоянно о том, что мне нужно будет об этом рассказать. Я не выстраиваю свою поездку под кадр.
Kodak открыл новую эпоху — эпоху фотографии. В эту эпоху мы перестали жить для себя, а стали жить во имя удачного кадра. Такое чувство, что мы все снимаемся в одном большом порнофильме, где главное не самим получить удовольствие, а сделать так, чтобы кадр был как можно более привлекательным.
Я не люблю бытовые фотографии. Из бытовых мне нравятся только мои детские фотографии. Они мне нравятся только потому, что я не помню себя в том возрасте. Я думаю, что фотографировать нужно только то, что невозможно запомнить, или то, что хочешь забыть. Я не помню себя лет так до двенадцати. Я помню какие-то события, я помню, что мне нравилось, а что не нравилось, но я не помню, как я выглядел, как одевался, как разговаривал, что думал о себе и что обо мне говорили другие. Фотографии как бы подтверждают то, что я существовал. Но сам я, глядя на свои фотографии, не могу сказать, что на них я. Я должен верить своим родителям и родственникам, которые говорят, что на них я. Мне кажется, что до двенадцати лет у меня вообще не было внешности. Мои детские фотографии напечатаны на бумаге Kodak. Мне нравится их пересматривать. Я не смотрю никакие другие фотографии. Мне неинтересны фотографии с чужих свадеб, дней рождений, выпускных, корпоративных вечеринок и т. п. Настоящими фотографиями я считаю только мои детские фотографии на фотобумаге Kodak.
Эмблема Kodak — красно-желтая, как и у McDonald’s. Мне очень нравится это сочетание цветов. Больше всего мне, конечно, нравится просто желтый. Но желтый с синим или желтый с красным тоже красиво. Поэтому мои любимые футбольные команды — “Бока Хуниорс” и “Рома”.
Если мне иногда и нравится смотреть фотографии, то мне совершенно не нравится видеть на них людей, с которыми я общаюсь в жизни. Мне нравится рассматривать фотографии разных известных людей, с которыми я никогда не встречался. Популярных людей мы вообще знаем только по фотографиям и телевидению. Они для нас существуют только как медиаобразы. Почти все, что мы знаем как медиаобраз, отсутствует в живой реальности. Пэрис Хилтон (человек) — это труп, а энергия от его разложения дает тысячи правдоподобных медиаобразов с подписью “Пэрис Хилтон” (медиаобраз).
Современные цифровые фотографии очень реалистичны, они напоминают голограмму. Мне нравится листать глянцевые журналы и смотреть на голограммы звезд, и они мне совершенно безразличны. Голограмма светится, пока на нее смотрят. Сотни и тысячи знакомых всему миру голограмм требуют постоянной энергетической подпитки в виде наших глаз. Голограммы рано или поздно исчезают, потому что наши глаза слепнут от их обилия. Голограммы менее стойки, чем фотографии.
Kodak создал идеальный способ отражения поверхности. Именно Kodak и фотография сделали мир тотально поверхностным. Появился культ поверхности. Кино и телевидение добавили фотографии движения, но это ничего не значит. Культ остался тем же. Сам принцип отражения и восприятия реальности остался тем же.
Самое главное отличие фотографии от кино — совсем не в движении кадра, а в том, что фотографию можно подержать в руке. Мне приятно, когда фотография у меня в руке, когда само изображение у меня в руке. Мне не нравится смотреть фотографии на экране монитора. Да это не совсем и фотографии, если их нельзя потрогать. Фотография на мониторе — это множество светящихся точек, которые светятся в таком порядке и таким цветом, что создают иллюзию изображения. Ближайший родственник фотографии на мониторе — электрическая лампочка, а не фотоаппарат.
Мне не очень нравятся цифровые фотографии. Цифровые фотографии, даже если они распечатаны на бумаге, — это совсем другое. У цифровой фотографии нет ауры фотографии. А мне в фотографии нужна аура. Цифровые фотографии слишком реалистичны. Мне не хватает тайны.
Меня всегда больше интересовало не то, что изображено на фотографии, а то, что за пределами изображенного. Что будет сразу после мгновения, запечатленного на снимке? Что вообще происходит в этот момент за пределами кадра? Куда делось все это сейчас?
Мне всегда больше нравились фотографии профессиональные. Фотографии, сделанные ради самой фотографии. Фотографии, которые не запечатлевают события из жизни, а добавляют этой жизни новое фотографическое измерение. Мне интересны фотоявления. Мне интересны люди, создающие фотоявления: Анри Картье-Брессон, Андре Кертеш, Ричард Аведон, Роберт Мэппелторп, Хельмут Ньютон, Альфред Штиглиц.
Я очень люблю фотографии из книги Ролана Барта “Camera Lucida”. Но самая любимая из всех — это фотография Льюиса Г. Хайна
Слабоумные в заведении
(Нью-Джерси, 1924). В ее статичности больше движения, чем в любом фильме. Я почти уверен, что эта фотография сделана на Kodak. Ее я всегда ношу с собой, как некоторые носят фотографии своих детей.
Я люблю много раз пересматривать любимые фотографии. Настоящее удовольствие я получаю, только когда пересматриваю фотографии. Фотография — это deja vu1 отпечатанное на бумаге. Поэтому когда я вижу фотографию в первый раз, то это еще как бы и не фотография. Настоящей фотографией она становится во второй раз, когда я могу точно сказать, что это я уже где-то видел. Deja vu1.
Для меня фотография не имеет никакого отношения к реальности. У фотографии своя реальность. Я никогда не могу узнать человека в жизни, если я раньше видел его только на фотографии. Я также не узнаю людей на фотографиях, если я их видел только в жизни.
Фотография — это далеко не зеркало. Kodak создал новую фотореальность. Реальность, которой никогда раньше не было, реальность мертвых отпечатков, публичной интимности и дурацких улыбок. Хотя на старых фотографиях не было такого количества улыбок, как сейчас. Это свойство фотографии проявилось со временем, но улыбки на фотографиях совсем не говорят о том, что люди стали более радостными. Ведь фотография не отражает жизнь, она создает свою особую действительность.
Soundtrack. Philip Glass
“The Photographer” (Act I “A Gentleman’s Honor”).
Bonus. В кадре мы видим человека с микрофоном в руках (репортер). Он обращается к нам, показывая фотографию неулыбающегося человека: “Эта фотография была сделана обычным фотоаппаратом”. Потом он показывает другую фотографию, где изображен улыбающийся человек, и говорит: “А эта — фотоаппаратом Kodak. Разница очевидна.
Вы еще не улыбаетесь? Тогда мы идем к вам!”
Packshot Kodak и слоган: “Улыбка — это Kodak”.
12. Lufthansa
Возможно, в эпоху телевидения путешествия вообще становятся чем-то неестественным или, по крайней мере, излишним.
Инго Шульце
Factum:
Lufthansa является крупнейшей немецкой авиакомпанией и одной из крупнейших авиакомпаний мира.
Lufthansa была создана 6 января 1926 года. В том же году был осуществлен первый рейс авиакомпании Lufthansa (в Китай).
В 1934 году Lufthansa открывает регулярные трансатлантические почтовые рейсы.
К началу Второй мировой войны Lufthansa была одним из крупнейших европейских авиаперевозчиков. Во Вторую мировую войну почти все самолеты Lufthansa были мобилизованы на службу вермахту.
После войны Lufthansa попала в “черный список” сотрудничавших с гитлеровским правительством компаний.
6 января 1953 года основывается новая авиакомпания со штаб-квартирой в Кёльне — Aktiengesellschaft fu#r Luftverkehrsbedarf (Luftag). А в 1954 году ей возвращается имя Lufthansa.
К 1971 году весь авиапарк компании перешел на реактивные самолеты.
В 1997 году Lufthansa, Air Canada, SAS, Thai Airways и United Airlines организуют первый в мировой авиатранспортной индустрии глобальный бизнес-союз Star Alliance (сейчас насчитывает 18 членов). Его цель — создание единой межконтинентальной транспортной сети.
В ХХI веке Lufthansa оборудует свои самолеты системой высокоскоростного доступа к Интернету FlyNet.
Журавля на логотипе Lufthans’ы зовут Фирля.
В 2005 году 51 миллион 300 тысяч человек совершили перелет с авиакомпанией Lufthansa.
Слоган: “Нет лучшего способа, чтобы летать” (
original version:
“There’s no better way to fly”).
Punctum: Если мне когда-либо куда-нибудь придется полететь, то я полечу только с Lufthans’ой. Я вообще-то не могу себе представить, чтобы мне обязательно нужно было бы куда-то полететь, но если вдруг, то только с Lufthans’ой.
Последний раз я летал в детстве. Из Ленинграда в Берлин. Из аэропорта Пулково в аэропорт Шёнефельд, а потом — обратно. Но я уже почти забыл эти полеты.
Я вырос в Восточном Берлине. Мои родители работали там. Может быть, они были агентами Штази или КГБ. Я не знаю. Мне это было, в общем-то, неинтересно.
Я не помню, как мы прилетели в Берлин, но я помню, как мы улетали из Берлина. И я точно знаю, что и прилетели мы, и улетели авиакомпанией Lufthansa. Я не могу представить, что можно летать какой-либо другой авиакомпанией. Я где-то слышал, что художник Джеймс Риззи как-то разукрасил один из боингов именно авиакомпании Lufthansa и превратил его в произведение искусства. Разве этого не достаточно, чтобы если и летать, то только авиакомпанией Lufthansa?
Сейчас, пожалуй, есть только один город, куда я мог бы полететь, — это Нью-Йорк. После 11 сентября 2001 года полет до Нью-Йорка становится самым безопасным полетом в мире. Я уверен, что в ближайшие 50 лет ни один рейс до Нью-Йорка не потерпит крушение, а если лететь с Lufthans’ой, то вообще все должно быть замечательно.
Не то чтобы у меня аэрофобия, но я стараюсь держаться подальше от всего, чего не понимаю. Я не понимаю, как многотонная машина может лететь по воздуху. Перышко и то рано или поздно падает на землю, как мы это знаем по фильму “Форрест Гамп”.
Летать на самолетах — значит отдаляться от понимания мира. Находясь на расстоянии десяти тысяч метров над землей, ты и от земли далеко, и к Богу не особо близок.
Самолет как телевизор — там невозможно ничего понять, просто сидишь и коротаешь время, смотришь, как мелькает внизу земля, размышляешь о всяких романтических вещах, об облаках — чайка Джонатан Ливингстон и все в таком роде. Иногда это, наверно, полезно.
Мне больше нравятся аэропорты, чем самолеты. Я обожаю аэропорты. Даже то, как звучат их названия, уже очень красиво: Орли, Хитроу, Шёнефельд, Фьюмичино, Арланда, Мирабель, Барахас, Ла-Гуардиа, Гадермуен, Клотен, Варадера… Мне вполне хватает названий аэропортов, чтобы ощутить всю их красоту.
Мне кажется, что находиться в самом аэропорту (а тем более в самолете) не так приятно, как ехать в аэропорт на желтом такси. Ощущение приближения к аэропорту сравнимо разве что с приближением Нового года или Рождества. Сами Новый год и Рождество не так прекрасны, как их приближение. Праздники было бы хорошо вообще отменить, а оставить только канун праздников. Ну, что-то вроде улыбки кота без кота. Ожидание чего-то всегда более прекрасно, чем это что-то.
Определенность и совершенность всегда немного разочаровывают. Сразу подступают ностальгия и скука. Поэтому, наверно, людям нравится летать на самолетах. В самолете все неопределенно, ничего нельзя сказать наверняка, в самолете ты всегда в ожидании чего-то. Ты в ожидании того, когда принесут выпивку или еду, в ожидании взлета или посадки, может быть, в ожидании новых знакомств и, главное, никогда не знаешь, рухнет твой самолет или нет. Это самое трепетное ожидание из всех ожиданий в самолете. Судьба — она ведь нечто индивидуальное, для каждого человека своя, а тут она становится общей, одной на всех. Я не верю, что в самолете могут собраться 200 человек с одинаковой судьбой. В самолетах индивидуальная судьба ничего не значит.
У Lufthans’ы был такой слоган — “Alles fur diesen Moment” (“Всё для этого момента”). В нем есть очень много неопределенности. Создается такое ощущение, что следующего “момента” может, в общем-то, и не быть. Но в то же самое время говоришь себе, что это Lufthansa и боятся нечего. Однако этот слоган почему-то убрали.
Я не летаю на самолетах, потому что слишком много смотрю телевизор. Самолет и телевизор очень похожи, поэтому мне хватает телевизора. Но если бы я летал, то мне было бы все равно, разобьемся мы или нет. Смерть в авиакатастрофе, наверно, не худшая смерть, которая может быть. Во всяком случае, это быстрая смерть. Никто не знает, как там нам придется умирать, доживи мы до старости. А кроме того, мое имя попадет в выпуск новостей. Единственное, что огорчает: оно будет стоять в середине длинного списка пассажиров. Мне было бы приятно, чтоб мое имя как-то выделили. Я думаю, что за отдельную плату телевизионщики могли бы это сделать.
Люди, погибшие в авиакатастрофе, — люди особые. По ним объявляют общегосударственный траур, их родственникам выражает соболезнования сам президент, даже бывает, что в день траура отменяют рекламу по телевизору. Все эти почести только потому, что люди погибли не поодиночке, а вместе, коллективно. Хотя умереть всем самолетом, всем кораблем или же всем миром уже удача, потому что умерать одному гораздо обиднее.
Но с другой стороны, мне не хотелось бы умирать раньше времени. Во-первых, я пропущу следующий Tour de France, а во-вторых, если я полечу, то полечу с Lufthans’ой, а я свято верю, что самолеты Lufthans’ы никогда не падают. Всегда до боли обидно, когда во что-то или в кого-то веришь, а потом эта вера рушится, и не важно, человек это, авиакомпания, Бог или ботинки Ecco. Разочарование — оно, в общем-то, по сути одно и то же. Только длится разное количество времени.
У авиакомпании Lufthansa мне очень нравятся цены. Почти в любой город мира билеты на рейс Lufthans’ы самые дорогие. Это подтверждает мою догадку, что Lufthansa — лучшая авиакомпания мира. Если бы я собрался полететь на Рождество 2006 года в Нью-Йорк, то за билет в одну сторону отдал бы 2300 евро. И сделал бы это с удовольствием. Но я не полечу в Нью-Йорк на Рождество в этом году, потому что хочу впервые попасть в Нью-Йорк именно по какому-нибудь особому случаю. Я даже не могу сказать, что это за “особый случай”, но точно знаю, что полечу туда только по особому случаю. Хотя если бы было можно, то я поплыл бы в Нью-Йорк на корабле. Пока же я сижу в Интернете на www.earthcam.com и смотрю, что там происходит на Times Square.
Мне не нравится, что самолеты так быстро преодолевают пространство. Это ненормально. Совсем не видишь, как меняется земля, воздух, люди, погода. Просто выходишь через каких-нибудь несколько часов в абсолютно новом мире. Это, должно быть, большой шок. Я бы с гораздо большим удовольствием летал на дирижабле. В этом тоже моя большая несовременность.
Но моя нелюбовь к самолетам никак не влияет на мою любовь к авиакомпании Lufthansa. Цвета Lufthans’ы очень похожи на цвета IKEA. А кроме того, почему-то так кажется, что самолеты, на которых написано Lufthansa, выглядят гораздо больше всех остальных самолетов. У меня такое ощущение уже давно. Самолеты Lufthans’ы какие-то более толстые, что ли. Как бывают обычные чайки, а бывают жирные чайки. И вот самолеты Lufthans’ы — это жирные чайки.
Вообще, непонятно, почему нравится один бренд и не нравится другой. Мне вот просто очевидно, что Lufthansa — самая лучшая авиакомпания мира. И я не могу понять, когда кто-то говорит, что лучшая авиакомпания-— это Air France или British Airways. Может, те, кто это говорит, почаще летают на самолетах, чем я, но что это меняет? Они, конечно, могут сказать гораздо больше о полетах с той или иной авиакомпанией. Но я-то не летаю. Какое мне дело до самих полетов? Я и не говорю, что
летать
с Lufthans’ой лучше всего, — хотя наверняка это так. Я говорю, что Lufthansa-— самая лучшая авиакомпания мира. Хотя бы как звучит: “L-u-f-t-h-a-n-s-a”.
Soundtrack. Sting
“Englishman in New York”.
Bonus.
Мы видим очень близко довольное лицо человека. Его обдувает ветер. Затем камера потихоньку начинает отдаляться, и мы видим, что этот человек сидит на крыле летящего самолета авиакомпании Lufthansa.
Packshot Lufthans’ы и слоган: “Мы превращаем мечты о полете в реальность. Lufthansa”.
13. McDonald’s
Меня зовут Энди Уорхол, и я только что съел гамбургер.
Из фильма Йоргена Лета “66 сцен из Америки”
Factum:
McDonald’s является самой крупной сетью быстрого питания в мире.
Штаб-квартира McDonald’s находится в пригороде Чикаго, городке Оук-Брук.
McDonald’s основали братья Дик и Мак Макдональды. Первый ресторан McDonald’s открылся в Сан-Бернардино, штат Калифорния, в 1940 году.
Успех к McDonald’s пришел после 1948 года, когда McDonald’s окончательно сформировал свою fast-food-концепцию.
Еда McDonald’s — это, в первую очередь, сэндвичи (гамбургеры, чизбургеры, бигмаки и др.), картофель фри, пирожки с начинкой и молочные коктейли.
В большинстве стран мира в McDonald’s продают пиво.
В гамбургерах и картофеле фри из McDonald’s содержание акриламида (канцерогенного нейротоксичного вещества) в 100 раз превышает норму (по данным шведских исследователей).
Сейчас в мире около 30 000 ресторанов McDonald’s, где работают более 450 тысяч человек.
Символом и лицом McDonald’s является клоун Рональд Макдональд.
В 1986 году журнал Economist ввел “индекс бигмака”, который определяет соотношение между различными валютами мира.
В 2004 году вышел фильм Моргана Сперлака “Двойная порция” (“
Super Size Me
”), после которого McDonald’s снял с продажи в США порцию Supersize.
Прибыль компании McDonald’s достигает 2 — 3 миллиардов долларов в год.
Слоган: “Я люблю это” (
original version:
“I’m lovin’ it”).
Punctum:
Мое самое больше впечатление от McDonald’s — это вывеска McDonald’s. Не знаю, кто придумал эту букву “М”, но она завораживающая. Я видел немало букв, но эта буква не похожа ни одну букву в мире. Это, наверно, самая известная буква на свете.
Когда я в этой книге дошел до буквы “М”, то я уже знал, о чем писать. McDonald’s. Полно других торговых марок на букву “М”: Mercedes, Motorola, Marlboro, M&M’s, MTV. Они все мне нравятся. Но какое они имеют значение, когда на “М” уже существует McDonald’s?
Я всегда стесняюсь есть в McDonald’s. Поэтому я часто покупаю еду в McDonald’s, прошу, чтобы ее положили в пакет, потом иду домой и ем там. Возможно, мне неприятно есть среди большого количества людей. В McDonald’s всегда очень много людей. Не знаю почему. Наверно, особая аура.
В McDonald’s очень приятно находиться, но совершенно невозможно есть. Я люблю сидеть в McDonald’s и смотреть, как едят другие. В McDonald’s я обычно покупаю бигмак, чизбургер и молочный коктейль (иногда Coca-Col’у), съедаю это все, глядя куда-нибудь вниз, на поднос, в сэндвич или в стакан с коктейлем. Иногда я читаю рекламный листок, который кладут на поднос. А уж после того, как все съем, я начинаю смотреть на других.
Еда в McDonald’s очень неудобная. Она часто пачкает руки или вываливается изо рта. Но люди все равно улыбаются и продолжают есть. Это я не смотрю на других, когда ем, а они смотрят и даже разговаривают. Им нравится, что они сидят в McDonald’s — в одном из самых известных мест в мире. Мне тоже нравится. Но я эту радость держу в себе.
После еды в McDonald’s часто остается привкус во рту на несколько часов. Даже бывает отрыжка. Но я все равно прихожу в McDonald’s.
Я думаю, что еда в McDonald’s вызывает привыкание. Как героин. Интересно, что будет, если это докажут?
Я не могу назвать бигмак вкусным. Он просто какой-то завораживающий. Ты сидишь, смотришь в одну точку и ешь бигмак. Он всегда одинаковый. Он не может быть недожаренный или пережаренный, хорошо приготовленный или плохо — он всегда одинаковый.
Для еды из McDonald’s не действуют критерии, которыми мы описываем другую еду, из ресторанов или домашнюю. Fast-food очарователен тем, что его нельзя приготовить дома. McDonald’s — это что-то вроде массового деликатеса. Если исчезнет McDonald’s, мы никогда не сможем съесть гамбургер. Мы будем несчастны. Потому что когда-то мы могли съесть гамбургер.
McDonald’s обладает гипнотическим эффектом и его еда тоже. Еда намного вкуснее и полезнее в KFC, но все идут в McDonald’s. Мне кажется, что магия McDonald’s заключена в букве “М”. Слово “магия” — ведь тоже на “М”. На “М” — слово “человек” (“man”), на “М” — слово “мама”, на “М” — слово “миф”. Все самые сильные слова начинаются на “М”. “Мессия” — тоже на “М”. По-моему, McDonald’s просто повезло, что он имеет такое название. Называйся он как-нибудь по-другому, никому бы он не был нужен. Но это уже не проверить.
В детстве я видел какое-то кино. Там был богатый мальчик, и у него был собственный McDonald’s. Я тогда тоже хотел собственный McDonald’s, но позже охладел к этой мечте. Если я буду один в McDonald’s, он не принесет мне удовольствия. Мне нужно знать, что я не один. Мне нужно, чтобы кто-то создал иллюзию общества, объединенного одной целью. В McDonald’s такая цель — съесть гамбургер.
В McDonald’s обычно едят люди, у которых бешеный темп жизни. 30 минут на обед и еще 15, чтобы дойти от работы до McDonald’s и обратно. На то он и fast-food. Видимо, McDonald’s имеет какое-то отношение к теории информации, к скорости. Я абсолютно никуда не тороплюсь и сижу в McDonald’s по часу. Мне хорошо там думается, потому что в McDonald’s всегда все одинаково: одинаковая еда, одинаковые люди, одинаковый интерьер, одинаковый шум, там нет никакой новой информации, там ничто не отвлекает. McDonald’s — это самое скучное место на свете.
Если существует Рай, то он должен быть похож на McDonald’s, но только под открытым небом. Я сижу в McDonald’s под открытым небом и чувствую себя уже умершим. Мне ничего не надо, у меня нет проблем-— я в McDonald’s. Часть моей жизни проходит как будто после моей смерти.
Если человек ест в одиночестве в общественном месте, то он по-настоящему одинок. Это трагическое зрелище — видеть в McDonald’s человека, который сидит в одиночестве и ест гамбургер. Я вижу таких людей все чаще и чаще. Если ты пришел один в McDonald’s, то ты и уйдешь один. В McDonald’s никто ни с кем не знакомится. Он не создан для этого. Если человек одиноко сидит в McDonald’s, то он вызывает жалость. Если человек одиноко сидит во французском ресторане, то он кажется романтичным.
В McDonald’s всегда много зеркал. Во всяком случае, в тех ресторанах McDonald’s, где ем я. Мне кажется, что я там не один, всем кажется, что они не одни. Я ем гамбургер и смотрю в зеркало в глаза другому, который тоже ест гамбургер. Мы все едим гамбургер, и это нас объединяет.
Мне нравится, когда люди обсуждают McDonald’s. Не важно, что они говорят про McDonald’s, — это всегда интересно. Поэтому мой любимый диалог в кино — это разговор Джона Траволты и Самюэля Л. Джексона в фильме “Криминальное чтиво”, когда их герои едут в машине и разговаривают о парижском и голландском McDonald’s. Le бигмак. McDonald’s — это универсальная тема для разговора. Если не о чем говорить, говорите о McDonald’s.
Мне непонятно, когда нападают на McDonald’s из-за того, что якобы от его еды толстеют. Я думаю, что от пиццы тоже толстеют и от черной икры, если есть ее ведрами. Я ем в McDonald’s, но я не такой толстый. Andy Warhol ел в McDonald’s, он совсем не был толстым. Может, дело в том, что я постоянно блюю после еды в McDonald’s и она не усваивается во мне в полном объеме? Я блюю после McDonald’s, но мне все равно нравится McDonald’s. Я уверен, что это просто какой-то дефект моего организма. McDonald’s если в чем и виноват, так это в том, что его еда вызывает привыкание. Может, это и не еда вызывает привыкание, но что-то же вызывает, раз люди снова и снова приходят в McDonald’s.
Мне нравится смотреть на всех этих мальчиков и девочек, которые работают в McDonald’s. Мне их жаль, но они должны быть, потому что кто-то должен подать мне гамбургер. Они ангелы. Но эти ангелы глухие. Они слышат, наверно, только голос Господа нашего, потому что, когда я прошу колу безо льда, они всегда кладут в нее лед. А я прошу громко и четко.
Я никогда не хожу в японский, китайский или корейский рестораны. Мне кажется, что это абсолютно не в моем стиле. К тому же есть суши сейчас стало модно. А я стараюсь не делать ничего, что модно, я стараюсь делать то, что в моем стиле. Мне вообще не нравится мода на Азию. Мне вообще не нравится Азия. Я не имею к ней никакого отношения. Так почему я должен есть их еду и смотреть их фильмы? Я никогда не стану есть собак, как в Корее, мне совершенно не интересен ислам, мне плевать на Шиву. Мне не нужна суррогатная Азия. Запад сделал из Востока товар — Восток стал частью Запада. Отсюда все проблемы. Суши — результат того же глобализма, что и fast-food. В городе, где я живу, ресторанов суши больше, чем ресторанов McDonald’s.
Я думаю, что суши нужно есть в Японии, пиццу нужно есть в Италии, пайолу нужно есть в Испании. А McDonald’s есть везде.
McDonald’s стал символом капиталистического мира. Если антиглобалистская акция, то бьют стекла в McDonald’s. Если выступления против бомбардировок Югославии, то крушат McDonald’s. Оказывается, McDonald’s еще и самый беззащитный бренд. Может, во мне срабатывает чувство жалости к нему, и поэтому я ем там снова и снова. Выходит, капитализм и McDonald’s — это одно и то же. Я абсолютно равнодушен к капитализму, но я люблю McDonald’s. Возможно, я неправильно понимаю капитализм. Он уже сто лет как другой. Мы до сих пор живем представлениями XIX века. Польза, цена, качество, надежность — все это ничего не значит.
Фраза “McDonald’s — это ресторан для небогатых. Там едят те, у кого нет денег на нормальную пищу” — это ложь. У большинства тех, кто приходит в McDonald’s, есть деньги. У меня есть деньги, но я иду в McDonald’s. Я ем там, потому что я люблю его.
Я смотрю на рекламный слоган McDonald’s “I’m lovin’ it”. Я перечитываю его десять, двадцать, сто раз. Я начинаю понимать, что значит McDonald’s. В McDonald’s ходят не потому, что там вкусная еда, не потому, что там дешево, не потому, что хочется есть, не потому, что нечем заняться, а потому, что I’m lovin’ it. И все тут.
Soundtrack. Serge Gainsbourg and Jane Birkin
“Je T’aime… Moi Non Plus”.
Bonus.
Стилизация под эпизод фильма Федерико Феллини “Амаркорд”. На верхушке дерева сидит человек и кричит: “Я хочу бигмак! Я хочу бигма-а-ак!” Показывают другого человека, который разводит руки и говорит: “Ну где я ему возьму бигмак?”
Packshot McDonald’s и слоган: “Нас любят, даже если не знают. McDonald’s”.
14. Nokia
Наша обычная реакция на все средства коммуникации, состоящая в том, что якобы значение имеет только то, как они используются, — это оцепенелая позиция технологического идиота. Ибо “содержание” средства коммуникации подобно сочному куску мяса, который приносит вор, чтобы усыпить бдительность сторожевого пса нашего разума.
Маршал Маклюен
Factum: Nokia — крупнейшая компания мира по производству мобильных телефонов и коммуникационного оборудования.
В своей истории компания Nokia производила бумагу, изделия из резины (сапоги и т. д.), электрокабели, бытовую технику. Исключительно телекоммуникацией и мобильными телефонами Nokia стала заниматься только с начала 1990-х годов.
Как компания Nokia существует с 1865 года. Название идет от названия местности Нокия, где Кнут Фредрик Идестам основал свою деревообрабатывающую фабрику.
Первые мобильные телефоны Nokia появились в 1979 году.
Первый звонок в коммерческой сети стандарта GSM был осуществлен в Финляндии на оборудовании Nokia в 1991 году.
В 1992 году Nokia выпустила свой первый ручной GSM-телефон Nokia-1011.
С 1992 года и до сих пор президентом Nokia является Йорма Оллила.
Штаб-квартира Nokia находится в Эспоо (пригород Хельсинки).
В последнее время Nokia активно занимается соединением Интернета и мобильных технологий.
Капитализация Nokia составляет примерно половину капитализации всех финских компаний. Акции Nokia высоко котируются на Нью-Йоркской фондовой бирже.
Прибыль Nokia составляет около 5 миллиардов долларов в год (2005 — 2006).
Рекламный слоган Nokia “Connecting people” существует с 1993 года.
Слоган: “Connecting people”.
Punctum: Если мне когда-нибудь нужно будет выбирать между автомобилем и мобильным телефоном, то я не задумываясь выберу мобильный телефон. Мобильный телефон — в большей степени коммуникация, чем автомобиль. Ты просто сидишь с мобильным телефоном на месте и не дергаешься, а твой голос распространяется по миру, как кислород лесов Амазонки. Это и называется коммуникация. Таков мир. У меня телефон Nokia-1112. Машины у меня нет. Телефон у меня старый, но он надежный, и мне его хватает. Мне не нужен телефон-фотоаппарат-видеокамера-компьютер-радио-диктофон, мне нужен просто телефон.
Nokia для меня самая известная компания, производящая мобильные телефоны. Есть еще Motorola, но она начинается на букву “М”. Мне нравится, что Nokia — это финская компания. Если символом Америки можно считать Coca-Cola, то символом Финляндии — Nokia.
Я живу в Санкт-Петербурге, и поэтому Финляндия — это что-то вроде пригорода. Мне нравится ездить в Хельсинки, когда мне просто хочется сменить обстановку. Если бы я был миллионером, то все равно ездил бы в Финляндию.
Любой человек в мире знает примерно одинаковые факты, относящиеся к Финляндии: это тысячи озер, композитор Сибелиус, Nokia, несколько хоккеистов (Теему Селянне, Яри Курри, Саку Койву), несколько гонщиков “Формулы-1” (Мика Хаккинен, Кими Райкконен), несколько рок-групп (HIM, Rasmus), Лапландия с главным Санта-Клаусом мира.
Мне нравится финский темп жизни. Мне кажется, что в Финляндии кролик Energizer определенно отрицательный персонаж. Финны — это европейские буддисты. Если они куда-то очень спешат, то садятся на велосипед. Но складывается впечатление, что они вообще никуда никогда не спешат и все равно почему-то всегда успевают. Nokia тоже не первая стала заниматься мобильными телефонами, но в итоге стала лучшей. Такое может быть только с финнами.
Мобильный телефон — это что-то вроде символа-знака начала 2000-х годов. Я иногда думаю, что для меня еще не наступил 2000 год. Я из поколения 90-х, когда все было проще. Все было намного медленнее, разговор с кем-либо был событием, а сотовый телефон был роскошью. Никто не мог подумать, что через 5 — 10 лет мы сможем разговаривать по телефону, не прикладывая трубку телефона к уху. Теперь по улицам ходят сотни сумасшедших и разговаривают сами с собой.
Именно с начала 2000-х начинается тотальный спрос на сотовые телефоны. До этого мы все легко обходились домашними телефонами, потом нам стали нужны пейджеры и, наконец, мобильные телефоны. Сотовый телефон вдруг стал той вещью, которая заняла все наше сознание. На каждом шагу стали появляться напоминания, что мобильный телефон — самое актуальное изобретение конца XX века.
Nokia была одной из тех корпораций, которые убедили нас, что без сотового телефона мы никто. Мы не хотели всегда быть доступными, мы не хотели, чтобы нас всегда можно было найти, мы не хотели увеличения радиационного поля вокруг нас, но нам сказали, что это безопасно, нам сказали, что мы будем счастливее, нам сказали, что наши друзья и родные станут нам еще ближе. Мы поверили. Но когда поняли, что это все не так, было уже поздно. И если ты сейчас лишишься мобильного телефона, то у тебя сразу станет меньше друзей и родных, они станут намного дальше, они станут бесконечно далеки. У меня их и так не много, и мой телефон Nokia — это гарантия того, что я не останусь совсем один. Хотя это может быть и не плохо. Но мы об этом никогда не узнаем, потому что сейчас если нас что-то и объединяет, так это коммуникационная сеть.
Разговаривать по сотовому телефону — это совсем не то, что говорить по обычному телефону. По обычному телефону можно разговаривать лениво. По сотовому ты вынужден говорить активно. Это удивительно, что от финнов исходит идея активности и ускорения жизни. Хотя, наверно, любое новое изобретение делает нас ленивее. Оно только создает иллюзию, что мы все становимся активнее, а на самом деле мы все со временем станем финнами. Мы станем постельными буддистами, обложимся гаджетами у себя в кровати и будем управлять своей жизнью из-под одеяла.
Nokia в последнее время, может быть, повлияла на нашу жизнь сильнее, чем все террористические акты, войны на Ближнем Востоке и освоение космоса, вместе взятые.
Сотовый телефон — это не просто телефон, это твой личный телефон. По нему никто не может ответить, кроме тебя. Сотовый телефон, которым пользуются несколько человек, — это что-то необычайное. Сотовый телефон — это твоя индивидуальность. Все, что остается, — это следить за новинками и не пропустить новую модель, хотя, скорее всего, когда ты ее купишь, она уже устареет.
Я никогда не пытался менять свой телефон каждые три месяца и даже-— раз в пятилетку. Мой темп жизни в какой-то степени финский. У меня нет времени следить за новинками, мне это абсолютно неинтересно. Я не современен. Поэтому я пользуюсь старым телефоном и вообще его не меняю. Мне даже кажется, что старая модель Nokia придает больше индивидуальности. Кому нужна новая модель, когда она есть у всех? Я могу выложить на столик в кафе телефон Nokia-1112 и платиновую карту Visa. Несовместимость — это и будет моя индивидуальность. Мне кажется, что настоящая индивидуальность заключается в том, чтобы создавать свои правила индивидуальности.
У телефонов Nokia всегда очень изящный дизайн, хотя не такой хороший, как y Motorola. Когда мобильные телефоны становятся компьютерами-камерами-телевизорами- и т. д., то их дизайн становится хуже. Мне важно, чтоб было красиво.
Сотовые телефоны все время уменьшались в размерах. В итоге они дошли до предела миниатюрности. Теперь они стали снова расти. Все потому, что они однажды пришли в противоречие с основными принципами телевизоров — шире, объемнее и т. д., а телефон уже не мог быть просто телефоном, он хотел быть и телевизором, и компьютером, и фотоаппаратом, и радиоприемником, и mp3-плеером. Я не люблю телевизоры с маленьким экраном, я совсем не фотографирую, а чтобы слушать музыку, у меня есть музыкальный центр и walkman Sony. Поэтому мне не нужен телефон-компьютер-телевизор-камера- и т. д.
Nokia дала нам возможность не только говорить, но и писать. Я чаще пишу SMS, чем разговариваю по сотовому телефону. SMS кажется менее наглым вторжением в жизнь другого, чем телефонный звонок. Можно несколько месяцев переписываться с человеком посредством SMS и ни разу не созвониться. В SMS есть свое очарование. Эпистолярный жанр не умер, он извратился. Я пишу SMS и жду ответа, хотя отвечать на самом деле не на что. В SMS ты почти ничего не можешь сказать. SMS — это что-то вроде сигнала другому, что ты жив, ненавязчивое напоминание о себе. Ты всю жизнь пишешь сообщения своим знакомым, и они понимают, что ты жив, потом ты умираешь и перестаешь писать SMS. Так мы узнаем о смерти друг друга, даже если мы еще живы.
Мне иногда бывает неудобно говорить по телефону на ходу, и я останавливаюсь, чтобы поговорить по мобильному телефону. Это очень нефункционально, это верх нефункциональности. Я просто теряю время. Это абсолютная дикость для современного человека. Мобильный телефон потому и мобильный, что по нему нужно говорить не останавливаясь, но я не современен и мой телефон тоже. У меня Nokia-1112.
Мне кажется, что большие города становятся похожи на Уолл-стрит. На такую Уолл-стрит, какую мы видим в репортажах с Уолл-стрит. На улицах все орут в мобильные телефоны, куда-то спешат, толкаются, ловят такси, давятся в метро — деловая жизнь выходит из помещения. Безликая река из людей творит бизнес. Мы теперь живем в тотально деловой обстановке.
Мы уже давно стали товаром, хотя не осознаем этого. Мегакорпорации делают миллиарды долларов не на телекоммуникациях, не на электронике и не на нефти, а на наших желаниях. Мы настолько боимся, что о нас забудут, что готовы хотеть все то, что нам предлагают. Мы поколение безотказных потребителей. Мы лопаемся от счастья, когда покупаем новый телефон, и благодарим Nokia, что она дала нам такую возможность — купить новый телефон.
Soundtrack. Queen
“We Are the Champions”.
Bonus. В какой-то степени аллюзия на фильм “Форрест Гамп”. По городу бежит человек в деловом костюме и одновременно разговаривает по мобильному телефону. На его пути встречаются такие же, как он, люди, которые тоже разговаривают по телефону. Они видят его и начинают бежать вслед за ним, продолжая разговаривать по телефону. Первый человек, однако, не замечает, что за ним кто-то следует. Так мы видим, как собирается целая толпа, говорящая по телефону. И все они в итоге прибегают к стене, на которой не то баллончиком, не то мелом написано “Nokia”. Первый человек разворачивается, прекращая говорить по телефону, и видит всех этих людей, которые в ту же секунду тоже перестают говорить по телефону. Первый человек немного удивлен, а потом начинает смеяться. Все смеются, и все снова начинают говорить по телефону.
Packshot Nokia и слоган: “Connecting People”.
15. Orbit
Мне снилось, я влез в пистолетное дуло набить морду пуле.
Питер Орловски
Factum:
Orbit — марка жевательной резинки, производящаяся компанией Wrigley. Основатель компании Wrigley — Уильям Ригли-младший.
Сама компания Wrigley существует с 1891 года, а ее штаб-квартира находится в Чикаго. Wrigley сначала занималась продажей мыла, потом муки и, наконец, жевательной резинки.
Первыми жевательными резинками Wrigley были марки Lotta и Vassar, а позже появились известные всему миру Juicy Fruit и Wrigley’s Spearmint.
В годы Второй мировой войны Juicy Fruit, Wrigley’s Spearmint и Doublemint перестали выпускаться по причине нехватки высококачественных компонентов. Появилась жевательная резинка “военного времени” — Orbit. Считалось, что жевательная резинка снимала напряжение и поднимала боевой дух солдат армии США. Orbit производился с 1944 и по 1946 год и был с сахаром.
Orbit без сахара появился в 1976 году.
Orbit получил очень большую популярность в Западной и Восточной Европе и на Ближнем и Среднем Востоке.
Orbit выпускается в пластинках и подушечках, а также имеет множество вкусов (Orbit Winterfresh, Peppermint, Professional, мятный бриз, грейпфрут и другие).
С 2001 года выпускается Orbit White, где каждая подушечка Orbit покрыта специальной глазурью, которая содержит соду для очищения зубов.
Сейчас Orbit распространен более чем в 150 странах мира и является одним из самых быстрорастущих брендов Wrigley.
Общий доход компании Wrigley почти 4 миллиарда долларов в год (2005).
Слоган: “Самая вкусная защита от кариеса” (
original version:
“Just brushed clean feeling”).
Punctum: Я постоянно жую жвачку
Orbit. Мне это нравится. Я чувствую, что я чем-то занят. Сейчас я занят тем, что жую Orbit.
Soundtrack. Status Quo
“In the Army Now”.
Bonus. Стилизация под фильм “Кинг-Конг”. Кинг-Конг идет по Нью-Йорку. Люди в ужасе бегут. Кинг-Конг кричит: “I need Orbit!” (перевод голосом Леонида Володарского: “Мне нужен Orbit!”). Потом видит две огромные упаковки Orbit вместо башен-близнецов World Trade Center. Кинг-Конг улыбается, протягивая руку к одной из упаковок-башен Orbit. Он вынимает одну подушечку и, подбрасывая, отправляет ее в рот. Монтажная склейка. Звучит громкая ритмичная музыка. Кинг-Конг сидит на Бруклинском мосту, болтая ногами в воде, и жует жвачку, обнажая свои белые зубы. В руках у него две огромные пачки Orbit, которыми он двигает в такт музыки.
Packshot Orbit и слоган (голосом Володарского): “Orbit! И ты — победитель”.
16. Putin
....................................................
....................................................
....................................................
17. Quelle
Я никогда не мог до конца поверить, что дела, заполняющие человеческую жизнь, — это нечто серьезное.
Альбер Камю
Factum:
Quelle — один из самых популярных каталогов, который продает одежду и другие товары массового потребления через почту.
Основатель Quelle Густав Шиккеданц.
Компания Quelle появилась в 1927 году как компания, занимающаяся оптовым бизнесом в области галантереи, белья и изделий из шерсти.
Первый каталог Quelle был выпущен осенью 1928 года.
К 1933 году Quelle становится наиболее успешной немецкой фирмой, занимающейся торговлей по почте (к 1939 году у Quelle 2 миллиона заказчиков).
Во время войны фабрики и офисы Quelle были разрушены. В 1946 году Густав Шикаданц заново запускает свой бизнес. И к началу 50-х годов оборот Quelle достигает 141 миллиона дойчемарок.
В 1956 году Quelle устраивает свой первый показ мод.
С начала 60-х представительства Quelle открываются в Австрии, Люксембурге и других странах Европы.
Только после падения Берлинской стены Quelle открывает свои представительства в Восточной Германии.
В 1995 году в Лейпциге (бывшая Восточная Германия) был построен главный посылочный центр Quelle. Сейчас из него отправляется до 180 тысяч посылок ежедневно.
С Quelle сотрудничали модельер Карл Лагерфельд и топ-модель Клаудиа Шиффер.
Сезонный тираж Quelle только в Германии доходит до 12 миллионов экземпляров.
Слоган: “40 миллионов покупателей в Европе верят нам. Добро пожаловать в Quelle!” (
original version:
“40 million customers in Europe trust us. Welcome to Quelle!”).
Punctum: В детстве я больше всего любил две вещи: слушать группу Modern Talking и рассматривать каталог Quelle. Германская культура для меня очень долго состояла из этих двух вещей. Я знал еще братьев Гримм, но тогда они мне казались пройденным этапом моей жизни. Братья Гримм мне казались чем-то совсем детским, а вот Modern Talking и Quelle мне казались частью большой взрослой культуры.
Я вырос в Восточном Берлине. Мои родители работали там. Может быть, они были агентами Штази или КГБ. Я не знаю. Мне это было, в общем-то, неинтересно. И сейчас тоже неинтересно. Тем более что спросить уже не у кого. Тогда я понял, что если я не хочу умереть от скуки, я должен себя чем-нибудь занять. По магазинам мне одному ходить не разрешали и вообще в город не выпускали. У меня был конструктор Lego и много других игрушек. Но я хотел чего-нибудь взрослого. Мне было уже девять или около того. Я ни с кем не общался. Была только одна пожилая немка, которая жила по соседству. Ее звали фрау Хильде. Она немного знала по-русски. Мы, бывало, с ней разговаривали о войне — она рассказывала мне о своей жизни во время войны. Она говорила, что хотела бы, чтоб победили русские, но помогала немцам. Я тогда подумал, что если бы я жил во время войны, то я делал бы так же, но наоборот — хотел бы, чтоб победили немцы, но помогал бы русским. Я же русский. Но когда у меня появился каталог Quelle, мы прекратили разговаривать о войне и стали говорить о Quelle.
Первый раз я нашел Quelle на кровати в маминой комнате. Он мне показался очень толстым, тем более что он был весь растрепанный и засмотренный и от этого казался еще толще. Я спросил у мамы, могу ли я его себе взять. Она ответила, что нет, но я все равно его брал, но возвращал на место к приходу мамы. Пока родители были на работе, я шел к фрау Хильде, и мы вместе смотрели каталог Quelle. Потом я перестал брать Quelle у мамы и стал брать его у фрау Хильде. У нее в доме был целый чулан, заваленный каталогами Quelle и Otto. У нее были не только современные каталоги, но и номера за 50-е, 60-е, 70-е годы. Ей больше нравился Quelle, чем Otto. Я не помню почему. Она говорила: “Когда я смотрю Quelle, мне кажется, что я не такая старая”. Мне не нужен был новый номер Quelle. Я же ничего не собирался покупать там. Я просто смотрел на людей, на одежду, на всякие другие вещи, которые там были. Фрау Хильде тоже, как мне кажется, никогда ничего не заказывала в каталоге Quelle. Quelle для нее был тем, чем для западных женщин и девушек были Cosmopolitan и Vague. Ей просто доставляло удовольствие смотреть на потребительский мир Западной Германии. Хотя она всегда говорила, что Восточный Берлин ей нравится больше. Тогда я не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение. Меня за всю жизнь только три раза прокатили на машине по Восточному Берлину. Мне нельзя было гулять, а про Западный Берлин я тогда вообще ничего не знал.
Сейчас я могу сказать, что Восточный Берлин гораздо красивее Западного. Он более немецкий. Хотя Западный Берлин богаче. В Восточном Берлине больше немцев, а в Западном все больше турки. Интересно, кто-нибудь догадался написать на Берлинской стене “QUELLE”? Может быть, Quelle был чем-то таким объединяющим Западную и Восточную Германию?! Он не был тотально западным брендом, в отличие, скажем, от каталога Otto. Наверно, еще и поэтому фрау Хильде больше любила Quelle, чем Otto. Она, может, этого и не осознавала, но Quelle давал ей ощущение единой Германии, в которой она родилась и выросла. А сейчас уже, наверно, и умерла, и снова в единой Германии.
Немецкую культура я воспринимал в таком порядке: братья Гримм, Modern Talking и немецкое диско, Quelle, немецкая порнография, Гёте и великая немецкая литература прошлых веков, Манны и великая немецкая литература ХХ века, немецкий классический кинематограф, Баухаус и т. д. Особенно из этого списка я отметил бы Quelle и немецкую порнографию. Я считаю их своим пограничным пунктом в переходе от детскости к взрослости. Я действительно стал считать себя взрослым. Дети думают, что основное отличие ребенка от взрослого состоит в том, что у взрослых есть деньги и они могут на них что-то купить, а дети не имеют денег и ничего купить не могут, они должны просить взрослых, чтобы те купили им что-нибудь. Дети взрослеют, но большинство из них продолжают считать, что если кто-то зарабатывает деньги и тратит их, то он взрослый. Получается, что потребление — признак взрослости. Если ты не потребляешь, то ты ребенок. Quelle можно назвать энциклопедией взрослости, если под взрослостью понимать тотальное потребление. Мне кажется, что сейчас взрослый человек уже не способен ни на что, кроме как потреблять. Все имеет свою цену и способ потребления — любовь, нежность, слава, красота, безопасность, уют, тепло, радость и т. д. Все это можно заказать через каталог Quelle. В то время я не мог ничего себе заказать, потому что у меня не было денег, поэтому мы с фрау Хильде придумали такую игру. Как будто у меня и у нее есть по тысяче марок, и на эту тысячу марок мы выбирали себе вещи из каталога Quelle. Каждую выбранную вещь мы обводили фломастером. То, что выбрал я, — красным фломастером, то, что выбрала она, — зеленым. Когда у нас обоих заканчивалась вся тысяча, мы смотрели, кто какие вещи в итоге купил. Фрау Хильде комментировала и оценивала мои покупки, я говорил свое мнение о ее покупках. В игре была одна сложность. Я был на двадцать лет старше себя девятилетнего, а она на сорок лет моложе себя. Поэтому когда мы говорили о покупках друг друга, то должны были представлять, что все эти вещи принадлежат не девятилетнему мальчику и шестидесятилетней старухе, а двадцати-тридцатилетним молодым людям. Мы обсуждали покупки и брали новый каталог. В этой игре невозможно было выиграть, как, в общем-то, и проиграть. Мне она нравилась, потому что можно было почувствовать себя взрослым. Хотя за свою жизнь я так и не заказал ни одной вещи из каталога Quelle по-настоящему.
В Quelle был раздел нижнего белья. Тогда это мне казалось верхом эротизма. В какой-то степени с каталогом Quelle я получил свой первый эротический опыт. Мне как-то даже было неловко смотреть вместе с фрау Хильде те страницы, на которых были женщины в нижнем белье. Когда мы доходили до этих страниц, я говорил, что мне нужно в туалет, а когда возвращался, то открывал каталог на каком-нибудь другом разделе, где уже не было женщин в нижнем белье, а когда фрау Хильде куда-нибудь отходила, я по-быстрому просматривал то, что пропустил.
Модели из каталога Quelle мне очень нравились, хотя они и были все очень друг на друга похожи. Фрау Хильде говорила, что это специально, чтоб не отвлекать внимание от одежды. Потом-то я понял, что это самое важное для модельного бизнеса — не выделяться и не отличаться. Модель — это же просто собирательный образ, то, чего нет в реальной жизни. Модели должны отличаться от всех остальных людей, но должны быть похожи друг на друга. Так же и в порнографии. Порномодели не похожи на реальных людей. Они выглядят как существа, созданные специально для секса. А модели из каталога Quelle как будто созданы только для того, чтоб носить одежду и демонстрировать различные товары. О немецкой порнографии я узнал уже в России, и порномодели понравились мне не меньше, чем модели из каталога Quelle. Иногда мне даже казалось, что это одни и те же люди.
Я не беру Quelle в руки уже много лет. С тех пор, как вернулся из Берлина. Для меня Quelle остался там, в 80-х, в Берлине, вместе с фрау Хильде.
Soundtrack. Alphaville
“Forever Young”.
Bonus.
Анимационный ролик. Стилизация под мультфильм “Белоснежка и семь гномов”. Гномы поют “Песенку гномов” и упаковывают различные вещи в посылки. На каждую посылку они ставят штамп “Quelle”. Потом подъезжает грузовик “Quelle”. Водителем грузовика работает Белоснежка. Все посылки грузятся в грузовик. Грузовик едет, а Белоснежка поет “Песенку Белоснежки”.
Packshot Quelle и слоган: “Добро пожаловать в сказку! Добро пожаловать в Quelle!”
18. Ray-Ban
Раньше я ее не видел без темных очков, и теперь мне стало ясно, что они с диоптриями: глаза смотрели с прищуром, как у ювелира-оценщика. Глаза были огромные, зеленовато-голубые, с коричневой искоркой — разноцветные, как и волосы, и так же, как волосы, излучали ласковый, теплый свет.
Трумен Капоте
Factum: Ray-Ban — марка очков, появившаяся в 1937 году в США.
Очки под маркой Ray-Ban долгое время выпускала американская корпорация Bausch & Lomb, известная своими оптическими приборами для военных и гражданских нужд. По началу Bausch & Lomb производила очки только для пилотов военных самолетов армии США. Классические очки “капли” Large Metal до сих пор носят пилоты американских ВВС.
C 1937 года корпорация Bausch & Lomb приступила к серийному производству очков Ray-Ban.
Первым рекламным лицом очков Ray-Ban Aviator стала Амелия Эрхарт (первая женщина, совершившая одиночный полет через Тихий океан).
В очках Ray-Ban впервые была применена технология, которая обеспечивала защиту глаз от ультрафиолета.
Две самые известные модели Ray-Ban — Aviator (классическая металлическая оправа с каплевидными линзами) и Wayfarer (выпускаются с 50-х годов, пластиковая, обычно черная, оправа с прямоугольными стеклами и широкими дужками).
В 1999 году права на марку Ray-Ban приобрела итальянская фирма Luxottica Group.
В настоящее время имеется масса различных моделей очков Ray-Ban, в том числе для занятий спортом и для вождения автомобиля.
Очки Ray-Ban, принадлежавшие музыканту Рэю Чарльзу, летом 2007 года стали экспонатом Национального музея американской истории.
Слоган: “Измени свой взгляд” (
original version:
“Change your view”).
Punctum: Я очки ношу всегда, темные, с диоптриями или темные с диоптриями. У меня близорукость — 4, но я не всегда ношу очки с диоптриями. Иногда мне просто не нужно ничего видеть, и тогда я надеваю солнцезащитные очки Ray-Ban.
У меня есть и Aviator, и Wayfarer от Ray-Ban. Я не думаю, что очки нужно покупать каждый сезон. Если у тебя хорошие очки, то они нормально смотрятся несколько лет, а через несколько лет мода вернется, и все будут думать, что ты купил их в этом сезоне.
Мне всегда очень тяжело выбрать очки. Обычно уже заканчивается лето, пока я выберу то, что мне нравится. Это не потому, что все модели очков мне не идут, все из-за того, что всякий раз я хочу быть похожим на кого-нибудь другого, я хочу иметь очки как у кого-то. Когда-то я хотел иметь очки как у Джона Леннона — очки-велосипеды. Они мне совершенно не шли, потому что у меня курносый нос, но мне очень хотелось. Я купил и ни разу их не надевал. Но то не были очки Ray-Ban.
По-моему, солнцезащитные очки не имеют ничего общего с защитой глаз от солнца. Они, конечно, защищают глаза, но это их функциональное алиби. У всех вещей есть функциональное алиби. У мобильного телефона, например, алиби является возможность быть всегда на связи. Темные очки защищают от ультрафиолетовых лучей, которые выжигают сетчатку глаза, но они защищают от ультрафиолета не потому, что они темные, — прозрачные стекла тоже фильтруют ультрафиолет. Получается, что темные очки носят, только чтоб не жмуриться от солнца и чтоб не было морщин? Я ношу очки, потому что это красиво и стильно. Стиль — очень важен. У некоторых стиль с очками, а у некоторых без. У Andy Warhol’а был стиль с очками. У меня тоже.
Темные очки Ray-Ban могут скрыть слезы или заплаканные глаза. Некоторые люди мало спят. Я, например. И поэтому у меня всегда красные глаза. Чаще всего веки, но бывает, что краснеет все глазное яблоко. Там, где должно быть белым, — все красное. Это ужасно. Это почти как прыщи. Естественно, я надеваю очки.
Мои темные очки Ray-Ban скрывают глаза, а значит, защищают меня от других. Я не хочу, чтобы кто-то обо мне что-то знал. Глаза — это одна из самых многоговорящих частей человеческого тела. Так считают. А я верю всему, что подтверждает мои мысли. Я думаю, что глаза — во многом тот орган, в котором концентрируются все человеческие инстинкты, — даже когда женщина возбуждена, это можно определить по расширенным зрачкам.
Я стараюсь избегать смотреть людям в глаза или вообще смотреть на людей. А в темных очках я могу смотреть на любую часть человеческого тела, и никто меня в этом не уличит. Никому, наверно, и не надо меня уличать, но мне кажется, что если я посмотрю на грудь или задницу девушки, то все это увидят. Все! Ну а уж эта девушка тем более. А в очках Ray-Ban я неуязвим и отстранен. В очках Ray-Ban я чувствую себя увереннее, потому что никто не видит, куда я смотрю.
Я ношу темные очки Ray-Ban и тогда, когда нет солнца, и в помещениях, и когда на улице уже темно. У каждого свои причины носить темные очки. Я не закрываюсь очками от солнца, я закрываюсь очками от мира. Мир мне ничем не обязан, я ему тоже. Мы поняли друг друга.
Не знаю почему, но мужчине темные очки Ray-Ban идут больше. Они придают мужественности. Может, поэтому женщины так часто носят темные очки? Эмансипация, независимость и все в таком роде. Мне кажется, что женщинам темные очки придают агрессивности. Хотя, как говорят, признак агрессии — это взгляд глаза в глаза, но это, наверно, только у мужчин. Когда женщина смотрит в глаза, это знак того, что ты ей нравишься. Сейчас считается слабостью признаться, что кто-то кому-то нравится, поэтому все носят темные очки на пол-лица, как Холли Голайтли. Под очками они скрывают чувства и выставляют напоказ свою недоступность. Я никогда не подойду к женщине, которая в темных очках. Я вообще редко подхожу к женщинам.
По улицам ходят толпы людей в темных очках, но лишь некоторые из них в очках Ray-Ban. Я иду им навстречу и пытаюсь угадать, кто из них в очках Ray-Ban. Мне всегда кажется, что если люди в очках одной марки, или в рубашке одной фирмы, или у них телефоны одной компании, то у них есть что-то общее. На самом деле это не так. У людей нет ничего общего, даже если они вылезли из живота одной матери в один день.
В самом центре города, в котором я живу, открыли магазин Ray-Ban. Мне сразу понравилась красная вывеска. Очень стильно сделана надпись и — этот безумный, красный, возбуждающий цвет. Потом я увидел рекламу очков Ray-Ban. Там парень садится на крышу и смотрит на город. Мне понравилась эта реклама, и я стал поклонником именно этих очков. Еще до этого в романах Брета Истона Эллиса я часто находил упоминания Wayfarer’ов. У меня сложилось впечатление, что Wayfarer’ы — это Лос-Анджелес, а Aviator’ы — это Нью-Йорк. Wayfarer’ы — это длинноволосый блондин на серфе, а Aviator’ы — это водитель желтого нью-йоркского такси.
Одна моя знакомая жаловалась, что Ray-Ban только для мужчин. Ни одна модель этих очков не подходит женщине. Я согласен. Бывают по-настоящему мужские бренды.
Когда я пришел в магазин выбирать свои первые очки Ray-Ban, подошла девушка-продавец. Она мне долго объясняла преимущества очков Ray-Ban перед другими марками. Но я ведь уже пришел к ним, зачем мне ее объяснения? Я куплю очки Ray-Ban только потому, что они называются Ray-Ban.
Я вообще не понимаю, кто сейчас смотрит на функциональность. Все делают вид, что озабочены качеством, а покупают то, что красивее, или то, что известнее, или то, что видел у кого-то, или то, чья реклама интереснее.
Я видел очки Ray-Ban в нескольких фильмах. Я даже нашел в Интернете с помощью Google весь список фильмов, где показываются очки Ray-Ban. У меня такое впечатление, что у Аль Пачино какие-то отношения с этой маркой. Он снимался в трех фильмах, где надевал очки Ray-Ban, — “Каждое воскресенье”, “Бессонница” и “Симона”. Мне из них больше всего нравится “Каждое воскресенье”. После того как я узнал, в каких фильмах герои надевали очки Ray-Ban, я пересмотрел их все. Вот эти фильмы:
The Spirit of St.Louis (1956) — Дух Сент-Луиса
Breakfast at Tiffany’s (1961) — Завтрак у Тиффани
Easy Rider (1969) — Беспечный ездок
The Blues Brothers (1980) — Братья Блюз
Risky Business (1983) — Рискованный бизнес
Top Gun (1986) — Топ ган
Batman (1989) — Бэтман
Thunderheart (1992) — Громовое сердце
Broken Arrow (1996) — Сломанная стрела
Jerry Maguire (1996) — Джерри Магуайер
Men in Black (1997) — Люди в черном
Blues Brothers 2000 (1998) — Братья Блюз 2000
Meet the Parents (2000) — Знакомство с родителями
Me, Myself & Irene (2000) — Я, снова я и Ирен
Man of Honor (2000) — Человек чести
Any given Sunday (2000) — Каждое воскресенье
Remember the Titans (2000) — Вспоминая титанов
Pearl Harbor (2001) — Перл-Харбор
Traffic (2001) — Трафик
13 Days (2001) — 13 дней
The Score (2001) — Медвежатник
Spy Kids (2001) — Дети шпионов
Hannibal (2001) — Ганнибал
Jurassic Park 3 (2001) — Парк Юрского периода — 3
Collateral Damage (2002) — Возмещение ущерба
Insomnia (2002) — Бессонница
Showtime (2002) — Шоу начинается
S1mOne (2002) — Симона
Men in Black 2 (2002) — Люди в черном — 2
Daredevil (2003) — Сорвиголова
Charlie’s Angels 2 (2003) — Ангелы Чарли — 2
Bad Boys 2 (2003) — Плохие парни — 2
Once Upon a Time in Mexico (2003) — Однажды в Мексике.
Если фильм мне не нравился, я включал перемотку и искал то место, где показывали очки Ray-Ban. Я делал так на большинстве фильмов. Я смотрел все фильмы на видеокассетах. Я не люблю DVD. На DVD я смотрю только порно. Я несовременен. В этом моя проблема. Интересно, почему в 70-х не было ни одного фильма с очками Ray-Ban?
Из очков Ray-Ban мне больше нравятся Aviator’ы, чем Wayfarer’ы, потому что Aviator’ы более ретро. Они даже как-то более художественны. Еще Wayfarer’ы немного не мой стиль, а я не могу ничего носить, что не в моем стиле, хотя иногда ношу, чтобы быть на кого-нибудь похожим. Когда я надеваю Wayfarer’ы, я чувствую себя спасателем Малибу. Я не хочу быть похожим на Памелу Андерсон, я хочу быть похожим на того, ктo с Памелой Андерсон. Необязательно, конечно, что ей больше нравятся парни в очках Wayfarer, но шансов все-таки больше.
В Wayfarer’ах я катаюсь на велосипеде — в них есть что-то спортивное. Хотя я давно подумываю купить настоящие очки для занятий спортом, но я не знаю, какой бренд выбрать. Ray-Ban не выпускает спортивных очков. А жаль. Или выпускает? Во всяком случае для меня Ray-Ban не ассоциируется со спортивными очками.
Я думаю, что каждый человек если задумается, то выберет очки Ray-Ban. Если у него, конечно, есть деньги, чтобы их купить. Я не понимаю, как можно купить очки любой другой марки. Ни Louis Vuitton, ни Salvatore Ferragamo, ни Gucci, ни Versace, ни Carolina Herrera не создают свои очки столько лет. Ray-Ban существует уже 70 лет. Еще джазовые музыканты 30-— 40-х носили Ray-Ban. К тому же мне кажется очень важным, что Ray-Ban не производит ничего другого, кроме очков. Бывают очень растянутые бренды. Ray-Ban — другой.
Сейчас я стал замечать, что очки Ray-Ban стали продавать на рыночных развалах. Тут два варианта: или торгаши украли где-то партию очков Ray-Ban, или это не настоящие Ray-Ban, но выглядят они как настоящие. Какая тогда разница? Там даже наклейка Ray-Ban. Теперь люди, которые обычно покупают очки по 150 рублей, могут купить очки Ray-Ban. Это и есть демократия?
Soundtrack. Bessie Smith
“St. Louis Blues”.
Bonus.
Мы видим кадр: пилот американских ВВС в очках Ray-Ban управляет истребителем. Он совершает фигуры высшего пилотажа и т. п. Закадровый голос в это время говорит: “Ray-Ban в воздухе”. Мы видим, как спортсмен на серфе и в очках Ray-Ban рассекает океанские волны. Закадровый голос в это время говорит: “Ray-Ban на воде”. Мы видим, как по городу среди толпы людей идет человек, он выделяется из толпы, он в очках Ray-Ban. Закадровый голос в это время говорит: “Ray-Ban на земле”.
Packshot Ray-Ban и слоган: “Там, где ты, — всегда Ray-Ban”.
19. Sony
А ну-ка, мальчик, поздоровайся с камерой, это твоя единственная подружка.
Фредерик Бегбедер
Factum:
Компания Sony является крупнейшей корпорацией по выпуску бытовой техники и электроники.
Акио Морита и Масару Ибука создали компанию Sony в 1946 году. Первоначально компания называлась Токио Цусин Когио Кабусики Кайса. А с 1958 года — Sony.
В 50-е годы Sony стала выпускать первые радиоприемники (ТР-55).
В 1960 году Sony выпускает первый транзисторный телевизор (TV8-301), а в 1965-м — первый видеомагнитофон (CV-2000).
Первый цветной телевизор Sony появился в 1968 году (Trinitron KV-1310). Позже появляются кассетный магнитофон, видеокамера и портативный плеер — Walkman (Freestyle — для шведов, Stowaway — для британцев и Soundabout — для американцев).
В 1983 году вместе с компанией Philips Sony впервые выпускает на рынок компакт-диски (CD).
Игровая приставка Sony Play Station выпускается с 1994 года.
Sony — одна из самых креативных компаний, создающих сотни новинок ежегодно (в 1990 году Sony выпустила на рынок 500 новых моделей, т. е. почти по две новинки в день).
Сейчас корпорация Sony является еще и медийной компанией (record-лейбл Sony Music Entertainment, киностудии Columbia Pictures и TriStars Pictures).
Специалисты оценивают стоимость Sony примерно в 37,5 миллиарда долларов.
На заводах Sony по всему миру сейчас работают около 173 тысяч человек.
Слоган: “Как никто другой” (
original version:
“like.no.other”).
Punctum: Если японцы в чем и понимают толк, так это в электронике и в харакири. От японской еды у меня несварение желудка, японская литература наводит на меня тоску, японский театр мне непонятен, японский этикет кажется слишком напыщенным, японские женщины слишком покладисты, японские города слишком душные, японскую живопись я вообще никогда не видел, а япономаны и японофилы вызывают у меня отвращение. За что люблю японцев — так это за их электронную и бытовую технику. Тут они гении.
Я люблю Японию, потому что это самая постмодернистская страна в мире. В Японии не разберешь, где культура, а где индустрия. Там это слилось в одно большое японское Чудо, символом которого могло бы стать харакири, сделанное при помощи лазера.
Может, я шовинист, но все японцы кажутся мне ненормальными — даже Юкио Мисима. Японцы для меня все равно что марсиане. Хотя мне кажется, что скоро мы все станем друг для друга марсианами.
Японцы непревзойденные мастера метафоры и вообще любых образов. Это, наверно, влияние языка. Sony — это тоже метафора. Sony — это метафора жизни после появления телевизора. Единственное, что нам теперь нужно, — это новый телевизор Sony, более плоский, с более объемным изображением и, конечно, побольше.
Я всегда мечтал жить в квартире, где была бы одна кровать, много книг и больше ничего. Я упустил свой шанс, если он был, жить так.
Я думаю, что если бы не было Sony, то никому не нужно было бы ни японское кино, ни суши. Sony заявила всем о том, что такое “японское качество”. Японское качество распространилось на все. И теперь все, что относится к Made in Japan, является образцом high quality. Абсолютно все.
У меня почти вся бытовая электроника фирмы Sony. Только фотоаппарат Kodak, но я им не пользуюсь. У меня телевизор Sony, видеомагнитофон Sony, музыкальный центр Sony, плеер Sony, домашний телефон Sony и приставка Sony Play Station 2. Последнее, на что я соглашусь в этой жизни, это поменять мою японскую технику Sony на какую-нибудь южнокорейскую рухлядь. Это, кстати, на правах рекламы.
Гаджеты стали частью меня. Это мои протезы. Это благоприобретенная инвалидность сознания современной цивилизации.
Если у человека нет телевизора, то первое, что приходит нам в голову, это: “Какой он несчастный. Нужно ему подарить хоть какой-нибудь недорогой телевизор на Новый год”. После этого он обязан обрести счастье. Во всяком случае, он уже не должен быть так несчастен, как раньше.
Я умру без телевизора. Я не выживу без музыкального центра. Я не представляю свою жизнь без Sony Play Station 2. Почему я настолько гаджетозависимый? Мы все тотальные гаджетоголики.
Если завтра изобретут какую-нибудь никому не нужную электронную штуку и предложат ее бесплатно всем желающим, то очередь выстроится по всему экватору.
Sony изобрела такую штуку, только никому ее бесплатно не предлагала, — это собачка-робот. Она играла в футбол и выполняла еще какие-то интересные задачи. Эта собачка могла бы быть признана самым бесполезным изобретением человечества. Она могла бы стать чистым произведением искусства. Можно было бы даже устроить показательный хеппенинг: Собачка-робот Sony vs. Человек-собака Олег Кулик. А Дон Кинг стал бы промоутером обоих. Всем понятно, что собака-робот — это “платиновый снаряд”, чтобы о фирме Sony побольше говорили в новостях. Очарование гаджета в виде собачки — меня всегда умиляла сентиментальность мегакорпораций.
При помощи техники и электроники мы получили такое расширение наших чувств, как говорил Маршал Маклюен, что чувства наши просто стерлись, как кусок мыла. Это теперь не чувства, это культи чувств, а их функционирование возможно только при помощи протезов-гаджетов. Только они обеспечивают нашу жизнедеятельность. Мы все на аппаратах искусственного дыхания, и нам всем нужна срочная эвтаназия, чтобы родиться заново.
Я всегда мечтал жить в квартире, где была бы одна кровать, много книг и больше ничего. Я упустил свой шанс, если он был, жить так.
Теперь я обречен смотреть телевизор, слушать музыкальный центр и играть в Sony Play Station 2. Главное, чтобы всегда что-то говорило или показывало. Я просыпаюсь под новости на EuroNews и засыпаю под какое-нибудь полуночное ток-шоу или матч Лиги чемпионов.
Мы все отвыкли слушать шум ветра, мы теперь все слушаем FM-радио или компакт-диски. Мы больше не смотрим в окно, мы смотрим телевизор. Мы слишком культурные, культурные настолько, что становимся немного искусственными. Мы теряем ощущение принадлежности к человеческому виду, мы становимся сплошь индивидуальностями. Культура — это не абсолютно положительное явление. Природа, кстати, тоже. Просто иногда было бы хорошо брать столько культуры, сколько ты способен вынести. Когда культуры становится слишком много, то она превращается в шум, в шум не ветра, а испорченного телевизора.
Разноцветная сетка на экране телевизора с монотонным “пи-и-и-и-и-и” — это не худшая передача, которую я видел. Но сейчас все каналы становятся круглосуточными, поэтому скоро мы не сможем смотреть разноцветную сетку. Я думаю даже записать ее на видео. Когда мы станем тотальноэлектроннозависимыми, такую запись будут, наверно, продавать под вывеской “Видео для релаксации”, как сейчас продают пение птиц, шум волн, звуки горной реки и т. п. У меня есть вся коллекция этих звуков природы, и я их слушаю все по очереди, когда у меня депрессия или грипп, при этом я, естественно, не выключаю телевизор. Создается очень странное впечатление. Яркая ТВ-картинка + звуки природы + мое болезненное состояние = мир, в котором уже невозможно ничего толком ощутить, даже свою собственную болезнь.
У меня нет камеры Sony. Не потому, что у меня нет денег ее купить, а потому, что я не люблю запечатлевать мир. Когда-нибудь, может быть, я попробую снять кино, а бытовые съемки мне неинтересны. Home video, даже если оно сделано камерой Sony High Digital, напоминает мне коммуналку, даже если на этом home video засняты Альпы или пентхаус за 5 миллионов долларов. Не знаю, откуда это болезненное неприятие бытовой видеосъемки. Я думаю, если у тебя есть камера, то у тебя уже нет глаз. Твоими глазами становится камера. Ты начинаешь смотреть на мир с точки зрения объектива камеры. Твой глаз становится линзой камеры. Твоя голова становится кассетой, на которую записывается твоя жизнь. Моя голова давно стала печатной машинкой, поэтому совмещение может быть опасно. Хотя когда-нибудь мне хотелось бы посмотреть на искусство, которое совмещало бы в себе и литературу, и кино, и театр, и музыку, и живопись, и скульптуру, и танец, и еще, может быть, науку.
Высокие технологии — это не когда создают искусственное сердце, а когда появляется телевизор с еще более совершенным экраном и с еще более совершенным звуком.
Sony раз и навсегда сделала мою жизнь легкой и веселой, но не дала мне ощущение радости. Пользоваться всеми этими гаджетами не означает получать удовольствие, а означает — блокировать несчастье. Техника и электроника не открыли для нас ни одного нового ощущения. Все старые и новые гаджеты эксплуатируют наши органы чувств. Телевидение присвоило себе наши глаза, а радио забрало себе наши уши. Можно сказать, что если у меня отнимут телевизор и музыкальный центр, то глаза и уши мне будут, в общем-то, и не нужны.
Я уже упустил свой шанс жить в квартире, где была бы одна кровать, много книг и больше ничего.
Телевизоры, проигрыватели дисков, компьютерные игры — это легализованные наркотики — кокаин для всех. Но если кокаин меняет только нашу оценку реальности, то телевизор изменяет еще и наш язык. Мы теперь говорим как дикторы в новостях или как герои мультфильмов. Нет никакого смысла пытаться что-то сказать на другом языке — тебя не поймут. Я знаю, что бы я ни сказал, это уже было в “Симпсонах”. Они добрались даже до Томаса Пинчона.
Они убили Кенни! Сволочи!
Наркотики — это плохо, понятненько?
Soundtrack. The Velvet Underground
“Heroin”.
Bonus.
Мы видим фантастический мир. Пока черно-белый. Человек лежит на пляже с пультом дистанционного управления в руке и в темных очках. Перед ним — море в виде жидкого телевизора, а над ним-— небо, тоже в виде жидкого телевизора. Эти телевизоры показывают, соответственно, море и небо. Человек с помощью своего пульта добавляет цвета морю и делает море цветным. Потом прибавляет громкость, и мы слышим шум моря. Потом он делает цветным небо и добавляет яркости солнцу. После чего человек растворяется под лучами телевизионного солнца на черно-белом песке.
Packshot Sony и слоган: “Sony. Это больше, чем реальность”.
20. Tour de France
....................................................
....................................................
....................................................
21. USA
Америка представляет собой гигантскую голограмму в том смысле, что информация о целом содержится в каждом из ее элементов.
Жан Бодрийяр
Factum:
USA (The United States of America) — государство в Северной Америке.
В 1697 году основана первая постоянная колония англичан (на месте нынешней Вирджинии).
В 1626 году голландцы основывают Новый Амстердам (ныне Нью-Йорк).
Декларация независимости была принята 4 июля 1776 года.
В государстве не принят национальный язык (только на уровне отдельных штатов принят английский).
USA состоит из 50 штатов.
В 1867 году USA купила Аляску у России.
Столица USA — Вашингтон.
Наиболее крупные города — Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго, Хьюстон, Филадельфия.
После Гражданской войны 1861 — 1865 годов USA не ведет войн на своей территории. Наиболее значимые военные акции USA — Вторая мировая война (1941 — 1945, главный враг — Япония), Вьетнамская война (1964 — 1973), Война в Персидском заливе (1991), Иракская война (началась в 2003 году).
Наиболее знаменитые президенты USA — Джордж Вашингтон, Авраам Линкольн, Теодор Рузвельт, Франклин Рузвельт, Джон Кеннеди, Рональд Рейган, Билл Клинтон.
USA — одна из самых богатых стран мира. ВВП составляет более 13 триллионов долларов в год (более 43 000 $ / чел.).
Население USA — более 300 миллионов человек.
USA очень разнородна по своему национальному составу (ирландцы, итальянцы, китайцы, выходцы из Африки и т. д.).
USA является наиболее влиятельной страной мира в области экономики, политики, культуры, науки.
Самые популярные праздники в USA — Рождество, День независимости, День благодарения и Хеллоуин.
Слоган: “В Бога мы верим” (
original version:
“In God We Trust”).
Punctum: В детстве я думал, что USA — это надпись на бейсболке. Что она означает, я не знал, но все бейсболки, которые появились в России в начале 90-х, имели одну и ту же надпись — “USA”. Различался только цвет. Потом стали появляться бейсболки, на которых были нарисованы эмблемы различных американских команд по бейсболу, хоккею, баскетболу и американскому футболу. Мне тогда купили сразу две бейсболки. Это были мои первые бейсболки в жизни. На одной была эмблема хоккейной команды Anaheim Mighty Ducks, а на другой — баскетбольной Orlando Magic (тогда за нее играл Шакил О’Нил). Я рос, и бейсболки становились все более разнообразными и красивыми, но бейсболка с надписью “USA” осталась в моей памяти навсегда. Поэтому USA для меня значит многое.
В начале 90-х, когда мы вернулись из Восточного Берлина, все делилось на USA и совдепию. Я всегда был сторонником USA. Я и сейчас им остаюсь.
Если ты не американец, то лучше всего жить в USA. А еще лучше в Нью-Йорке. Но я сочувствую американцам, которым приходится жить в USA.
Я никогда не был в USA, но у меня есть некоторые представления. У нас у всех есть некоторые представления о том, чего мы не знаем, — об инопланетянах, о Кубе, о 1968 годе, о порноиндустрии и т. д., — и ничто не может их изменить. Всевозможные доказательства и личный опыт — ничто в сравнении с нашими представлениями. Мои представления важнее всего того, что принято называть реальностью. Даже если и существует реальность, то она обретает смысл только через наши представления о ней. Сама по себе она бессмысленна, то есть ничего не означает, кроме своего присутствия.
Так как все 90-е годы все делилось на USA и совдепию, а я был сторонником USA, то я совершенно охладел ко всему русскому, даже к тому, что совдепией и не является. Мне перестали нравиться русские имена и фамилии, я до сих пор не читаю современную русскую литературу, я стараюсь не покупать русские товары, я не слушаю русскую музыку, мне не нравятся русские женщины (разве что иногда), я не болею за русских спортсменов. У меня никогда не было такого понятия, как “наши”. Сейчас я хотел бы полюбить русское так же, как я люблю американское. Хотя USA-— это даже больше не американское, а все, что не русское. На Tour de France я никогда не болел за Лэнса Армстронга, хотя он и американец, но болел за Тайлера Хэмилтона, хотя он тоже американец. То, что кто-то американец, — это пока еще ни о чем не говорит.
Единственное, что я люблю из русского, — это русский язык. Это единственный язык, который я знаю настолько, чтобы можно было на нем писать. И вообще, нужно ли любить еще что-то из русского, если ты любишь русский язык? Разве этого не достаточно? Мне кажется, что русский язык гораздо больше, чем русская душа и русская идея, тем более что последних двух, может, никогда и не существовало. Я даже не знаю, полюбил бы я так Томаса Пинчона или Пола Боулза, если бы прочитал их на английском языке. Иногда мне кажется, для того, чтобы получить настоящее наслаждение от какой-либо культуры, нужно быть от нее в определенной степени оторванным, нужен незамыленный глаз, нужна дистанция. Поэтому так привлекательно выглядит мировая литература на русском языке.
Английский язык мне нравится по своему виду. Он красиво выглядит на бумаге. Но мне трудно сказать, насколько он красив в своем действии. Для меня английский язык больше живопись, чем язык. И как живопись он красивее русского. Даже вывески и те на дорогах о въезде в какой-либо город в USA выглядят более красивыми, чем в России, даже если бы этот город назывался Москва или Санкт-Петербург. На английском они гораздо красивее: Moscow, St.-Petersburg. Наверно, поэтому в рекламе чаще используют английские слова, потому что надпись на английском языке выглядит гораздо красивее, чем на русском. Я люблю надписи на английском языке, даже если они ничего не значат.
В USA есть очарование. Те, кто не любит USA, просто зануды. А те, кто смеется над культурой USA, ничего не понимают в этой самой культуре. В USA все стильно. У USA даже флаг самый красивый в мире. Мне еще нравится шведский флаг, но только потому, что там сочетание желтого и синего цветов. А если объективно, то флаг USA самый красивый. И гимн USA один из самых красивых, хотя мне еще нравятся итальянский и французский. У меня даже есть диск, где Лин Раймс поет “God bless America”.
В USA совсем не обязательно бывать, чтобы знать, что это такое. USA-— это массмедиа. В USA не массмедиа отражают реальность, а реальность является отражением массмедиа, хотя массмедиа никогда и не отражают реальность, а только создают свою собственную.
В USA обыденная реальность и реальность массмедиа неразличимы. В USA все подчиняется эстетике, смыслу и темпоритму массмедиа. В USA даже Рождество насквозь медийно. Медийность — это стиль USA, поэтому там так все привлекательно, ярко и зрелищно, как будто все те люди, которые живут в USA, находятся в кино или снимаются для телевизионной передачи, посвященной жизням знаменитостей. В Нью- Йорке знаменитостей больше, чем во всем остальном мире, и это не считая простых людей, которые знамениты уже потому, что живут в Нью-Йорке.
USA входят в нашу жизнь с самого рождения, когда нам надевают подгузники Pampers. Потом мы начинаем играть в американские игрушки и смотреть мультики из USA. Дальше — больше. Мы начинаем пить Coca-Col’у, ходить в McDonald’s, мы покупаем джинсы Levi’s и куртки Columbia, смотрим голливудские фильмы и канал MTV, мы постоянно жуем Orbit, на наши зубы ставят американские пломбы (потому что российские ни фига не держатся), мы ездим на машинах Ford и Chevrolet, мы летаем на самолетах боинг, мы пользуемся косметикой Maybelline, мы стираем грязное белье порошком Tide, мы отмечаем Хеллоуин, мы курим сигареты Marlboro, пьем виски Jack Daniel’s и пиво Miller, мы учим американский английский и по-русски начинаем говорить с американским акцентом, часами сидим за компьютером Pentium, а на бейсболках всегда одно и то же-— “USA” или что-то в этом роде. Все это пришло к нам через телевизор и стало нашей реальностью.
Мне очень нравится американский спорт. Мне нравятся все главные американские лиги — хоккейная, баскетбольная, бейсбольная и по американскому футболу. Даже если я ничего не понимаю в американском футболе или бейсболе (а я уже что-то понимаю), мне все равно нравится их смотреть. Мне нравится сама аура, которая царит в USA вокруг спорта. Даже если это абсолютно рядовой матч, у тебя все равно создается ощущение, что это матч столетия. Мне кажется, что философия спорта в USA очень простая: “Самый важный матч — сегодняшний”. В USA вообще все самое важное происходит сегодня, а прошлое и будущее — всего лишь декорации. И мне это нравится. А в России все наоборот: полно прошлого и будущего, но почти нет настоящего. Мне кажется, что если я что-то вспоминаю о прошлом, то это факт сегодняшнего дня, это не я переношусь в прошлое, а прошлое перепрыгивает в настоящее. Я воспринимаю прошлое сегодня, а не в прошлом, поэтому прошлое уже не совсем и прошлое. Меня сводит с ума эта насыщенность временем, когда в одно мгновение на мое сознание действуют и прошлое, и настоящее, и будущее, и мой мозг находится под их постоянным влиянием. Это как если бы одновременно в одной комнате включить на всю громкость записи Баха, Диззи Гиллеспи, Элвиса Пресли, Beatles, Depech Mode, Кристины Агилеры, Oasis и My Chemical Romance.
USA — это вовсе не страна, USA — это один из знаков времени. Территория USA не в Северной Америке, территория USA раскинулась в нашем сознании. Не надо никуда ехать, чтобы узнать, что такое USA, нужно просто в очередной раз включить телевизор или пойти в ближайший магазин. Жан Бодрийяр мог бы сказать, что баночка Coca-Col’ы, стоящая в супермаркете где-нибудь в Екатеринбурге, вбирает в себя весь смысл и всю суть USA. Нужно только присмотреться.
Soundtrack. Morrissey
“America Is Not the World”.
Bonus.
Вид сверху. Мы видим огромную карту USA, которая разделена как будто на штаты США, но вместо названий штатов — эмблемы и имена самых известных и дорогих брендов Америки:
Coca-Cola, Microsoft, IBM, General Elektriks, Intel, Disney, McDonald’s, Citi, Marlboro, Hewlett-Packard, American Express, Gillette, Cisco, Merrill Lynch, Pepsi, Google, Dell, Budweiser, Oracle, Ford, Nike, UPS, JP Morgan, Morgan Stanley, Goldman Sachs, Pfizer, Apple, Kellogg’s, Harley-Davidson, eBay, MTV, Gap, Heinz, Yahoo!, Xerox, Colgate, Wrigley’s, KFC, Avon, Kleenex, Amazon.com, Pizza Hut, Caterpillar, Motorola, Kodak, Kraft, Tiffany & Co., Duracell, Johnson & Johnson, Starbucks.
Камера проплывает по карте USA, а потом поднимается вверх на общий план. Из разных концов экрана выходят люди разных национальностей и заполняют все пространство карты. Головы их подняты вверх, они смотрят на нас. Потом они хором произносят: “We are USA!”, потом улюлюкают и размахивают маленькими американскими флажочками над своими головами.
Packshot USA (флаг) и слоган: “USA is OK!”
22. Visa
Платить подобает с любезным видом.
Джеймс Джойс
Factum:
Visa (
V
isa
I
nternational
S
ervice
A
ssociation) — одна из ведущих платежных систем мира, выпускающая кредитные карты.
Изначально карты Visa носили название BankAmericard. Первая платежная карта BankAmericard была выпущена в 1958 году. В 1977 году по маркетинговым соображениям BankAmericard сменила название на Visa, сохранив всю архитектонику образа (синяя, белая и золотая горизонтальные полоски).
Размеры пластиковой карточки Visa составляют 54 Ѕ 86 Ѕ 1,26 мм.
В 80 — 90-е годы Visa создает всю свою электронную сетевую инфраструктуру (система банкоматов, смарт-карты, предоплаченные карты, появляются элитные карты Visa, Visa International разделяется на шесть региональных подразделений).
Visa инициировала и разработала систему универсальной коммерции (u-commerce) — платежи самым различными способами в любой точке мира.
Карты Visa принимаются к оплате более чем в 150 странах.
В мире насчитывается 1,3 миллиарда Visa-карт.
Ежегодный оборот по картам Visa достигает 4 триллионов долларов в год.
Начиная с Зимней олимпиады в Калгари в 1988 году Visa принимает активное спонсорское участие в крупных спортивных соревнованиях (Олимпийские игры, кубки мира по футболу и т. д.).
Слоган: “Всегда и везде” (
original version:
“It’s everywhere you-want to-be”).
Punctum: Электронные деньги — это что-то. Нет ничего более замечательного, чем карточка Visa, на которой лежит миллион долларов и он не оттопыривает тебе карманы. Хотя, даже если надеть широкие реперские штаны с кучей карманов, я сомневаюсь, что там может поместиться миллион баксов. Да я никогда и не надену такие штаны. И у меня, в общем-то, и миллиона баксов нет. Но у меня есть три карточки Visa, поэтому я могу создать впечатление, что у меня есть миллион баксов. Банки, в которых я открыл свои карточки Visa, называются Citi-bank, Raiffeisenbank и BSGV. Две из моих трех карточек Visa, правда, уже просрочены. Кто бы мог себе представить, что пластмасса будет иметь срок годности, как колбаса или молоко.
Может быть, я поступаю несколько старомодно, но как только на моей карте Visa появляются деньги, я их все снимаю. Я храню свои деньги в деревянной коробке из магазина IKEA. (Такие деревянные коробочки, на которых черной краской обычно пишут “Гвозди” или “Шурупы”, но можно также написать “Бриллианты” или “Деньги”.) Я не доверяю электронным деньгам. Мне вообще кажется, что все эти электронные деньги станут рано или поздно причиной какого-нибудь тотального экономического краха всей финансовой системы. Нет никаких препятствий для того, чтобы на электронных счетах отдельных людей и корпораций вдруг стали появляться дополнительные нули.
Если, например, человек никогда не снимает деньги со счета и расплачивается только карточкой, то эти деньги никогда и не превратятся в настоящие банкноты. Каждый день миллиарды долларов кочуют с одних счетов на другие, и никто не знает, сколько всего там действительно настоящих денег.
Деньги стали компьютерной программой, цифрами на экране монитора. Совсем не обязательно что-то ощущать в реальности, если это показали на мониторе или в телевизоре. То, что показано на мониторе или в телевизоре, и есть реальность.
Современная экономика — это всемирная игра в покер, блеф чистой воды. Карты открывать совсем не обязательно, главное — всех вокруг убедить, что у тебя на руках рояль-флеш.
Я думаю, что денег в мире стало так много, что они просто не помещаются в реальности, и часть их переместили в электронные системы. Деньги ведь сами по себе тоже условны. Они же почти ничего не стоят как изделия. Важно, что на них написано. Вот где написанное обретает настоящую ценность! Наверно, нет никакой разницы — будут деньги лежать по сейфам и кошелькам или просто будут храниться в памяти всемирного компьютера.
Мне нравится, как выглядят деньги. Мне нравилось, как выглядели старые валюты Европы — почти все, кроме голландских гульденов. Они, наверно, самые некрасивые деньги всех времен. А самые красивые деньги-— это американские доллары. И не потому, что они доллары, а потому, что они действительно красивее всех нарисованы.
Американские деньги, они как американские телевизионные каналы — всегда в легкой белой дымке. Американское телевидение работает в какой-то другой системе передачи сигнала, нежели европейское, поэтому когда попадаешь на новости CNN, то все видишь в небольшом снегу. Веет какой-то ненатуралистичностью. От долларов тоже. Можно сказать, что американские доллары менее натуралистичны и более духовны, чем все остальные деньги.
Я делал пару раз покупки через Интернет. Один раз я купил десять браслетов Лэнса Армстронга Live Strong, а другой — на Amazon.com заказал книжку “Mason & Dixon” Томаса Пинчона на английском языке. Оба раза я расплачивался карточкой Visa. И я не ощутил радости покупки. Мне, конечно, было очень приятно получить те вещи, которые я заказал, но радости от траты денег не было. После этого я пошел в супермаркет и набрал целую корзинку абсолютно ненужных мне продуктов. И хоть мне эти продукты были не нужны, я получил удовольствие от самой траты денег.
Мне часто снится один сон, связанный с карточкой Visa. Как будто я подхожу к банкомату, засовываю туда свою карточку Visa и пытаюсь получить деньги. У меня на счете миллион долларов. Я вначале делаю запрос на 10 тысяч баксов. Банкомат трещит и выдает мне одну купюру в 5 долларов, но на которой изображен не Бенджамин Гаррисон, а Ричард Никсон. После этого из банкомата вылезает чек, согласно которому я только что обналичил миллион долларов. У меня на счете остается 0 долларов 38 центов. И я ничего не могу сделать. Не буду же я лупить по банкомату. Я бегу в банк через весь город и пытаюсь рассказать там все как было. Я показываю банкноту в 5 долларов с портретом Никсона, карточку Visa и чек. Надо мной начинают смеяться. Они даже не пытаются меня выгнать, они просто не воспринимают меня всерьез. Они просто смеются. У меня нет никаких доказательств, что я не снял со счета миллион долларов. Тут я просыпаюсь. Я очень боюсь, что эта история повторится в реальности. Даже если на моем счете будет не миллион, а сто долларов.
Электронные деньги — это еще одна фобия человечества. Почему я должен верить тем, с кем не знаком, и тем, кто вообще не имеет ни лица, ни имени? Им никто не мешает взять и обнулить мой счет — даже не специально, а по ошибке, — и я ничем не смогу доказать, что я не снимал эти деньги со счета.
Пока у меня нет никаких причин не доверять системе Visa. Но я боюсь, что однажды с моей карточки Visa исчезнут все деньги. Эта боязнь даже сильнее, чем боязнь самолетов. Поэтому я сразу снимаю все деньги с карточки Visa, как только они там появляются.
Иногда мне очень хочется расплатиться в магазине или ресторане именно карточкой Visa. Я заметил, что когда расплачиваешься электронной карточкой, это вызывает большее уважение. Банкноты до сих пор кажутся грязными. Visa — это стерильные деньги. После карточки Visa тебе не надо мыть руки. Банкноты, наверно, тоже не настолько грязные, как нам об этом говорили в детстве, но образ грязной во всех отношениях банкноты засел у нас в мозгу, поэтому на смену грязным банкнотам пришли абсолютно чистые электронные деньги. Visа призвана обеспечить чистоту денег. Чтоб от денег раз и навсегда отклеился ярлык “грязные”. Никто никогда не скажет: “Это карточка Visa грязная!” Если ты имеешь миллион долларов в чеках, облигациях или на электронной карте, то все считают, что эти деньги чистые и честно тобой заработаны, но если вдруг у тебя имеется чемодан стодолларовых купюр, то возникают подозрения, что эти деньги “грязные”, а то и вообще фальшивые.
Я думаю, что электронные деньги изобрели вовсе не для удобства. Электронные деньги изобрели для того, чтобы сделать деньги чистыми, чтобы сделать деньги абсолютной ценностью, чтобы у денег не осталось больше врагов, чтобы у денег появилась совесть или что-то в этом роде. Скорее даже алиби.
Электронные деньги невозможно порвать или сжечь. Нас лишили возможности совершить поступок: бросить почку банкнот в горящий костер. Электронные деньги всегда под контролем системы. Я не знаю, что такое система, но я точно знаю, что она существует.
Visа лишила нас многих удовольствий, но дала много удобства. В этом, наверно, и заключается пафос нашего времени — меньше удовольствия и больше удобства. А еще, если ты платишь карточкой Visa в ресторане или кафе, то необязательно оставлять чаевые.
Soundtrack. Jonh Lennon
“Imagine”.
Bonus. Статичный кадр. Мы видим нищего, сидящего на тротуаре, перед ним лежит шляпа, а рядом со шляпой табличка: “Кредитные карты не бросать!” Над нищим на стене висит огромный плакат Visa. Перед нищим проходят люди. Наконец, он берет шляпу, переворачивает ее, и оттуда высыпается куча кредитных карт. Потом он надевает шляпу, забирает табличку и уходит. Мы видим только плакат Visa.
Packshot Visa и слоган: “Денег нет, есть Visa”.
23. Wal-Mart
Человек супермаркета органически не может быть человеком единой воли, единого желания.
Мишель Уэльбек
Factum: Wal-Mart — самая крупная розничная торговая сеть в мире, образец мегакорпорации.
Первый магазин Wal-Mart был открыт в 1962 году Сэмом Уолтоном в городе Роджерсе, штат Арканзас. Сэм Уолтон стал культовой фигурой в мире бизнеса и одним из самых богатых людей в мире.
Штаб-квартира Wal-Mart находится в Бентонвилле. Там же находится Центр Wal-Mart для посетителей (что-то вроде музея).
Самый активный рост торговых сетей Wal-Mart приходится на 80 — 90-е годы. Сейчас магазины Wal-Mart имеются во всех штатах США.
Всего в мире насчитывается более 6 тысяч магазинов Wal-Mart. Кроме США, Wal-Mart распространен в Канаде, Великобритании, Аргентине, Китае, Мексике и других странах.
Площадь каждого гипермаркета Wal-Mart от 9000 m2 до 24 000 m2.
С 1972 года акции Wal-Mart продаются на Нью-Йоркской фондовой бирже.
Торговая сеть Wal-Mart насчитывает около 1,8 миллиона сотрудников. Wal-Mart, однако, часто нарушает трудовой кодекс и препятствует работе профсоюзов.
Чистая прибыль Wal-Mart за 2006 год составила более 11 миллиардов долларов.
В области розничной торговли на рынке США у Wal-Mart почти нет конкурентов.
Еженедельно Wal-Mart посещают 176 миллионов покупателей по всему миру.
Wal-Mart одним из первых стал активно использовать RFID-метки (электронные чипы), которые позволяют отслеживать каждый товар (а также и человека, купившего его).
Слоган: “Всегда низкие цены” (
original version:
“Always low prices”).
Punctum: Я никогда не был в магазине Wal-Mart. Wal-Mart — это гиперпространство тотального потребления. Любой гипермаркет — это пространство тотального потребления. Я был в огромном количестве супер- и гипермаркетов, но никогда не был в Wal-Mart’е. Мне бы очень хотелось побывать в Wal-Mart’е, хотя я понимаю, что никакой особой разницы между Wal-Mart’ом и другими гипермаркетами нет. Wal-Mart так известен потому, что его очень много. Wal-Mart — это образец супермагазина, его идеальная модель.
Вообще я очень люблю ходить по супермаркетам. Это одно из моих любимых занятий вне дома. Когда я не дома, то я теряюсь и не знаю, что мне делать. Просто гулять по улицам — надоедает, хоть мне и нравится просто ходить по городу. Одному сидеть в кафе — как-то очень унизительно. Кино, которое идет в кинотеатрах, я не смотрю. Музеи закрываются рано и находятся очень далеко от моего дома.
Я живу на окраине города, и совсем рядом с моим домом есть огромный супермаркет. Туда ходят все люди, которые живут поблизости. Это что-то вроде ритуала. Когда надоедает телевизор, все идут в супермаркет. Поход в супермаркет стал одним из видов активного отдыха: ты катишь здоровую тележку, ты ходишь, двигаешься, а когда народа очень много, то приходится иногда даже толкаться.
Когда я в супермаркете, то я чувствую себя частью социума, я чувствую себя причастным к огромному миру потребления. Я хожу в супермаркет не только тогда, когда мне что-то нужно купить. Я часто иду в супермаркет, когда у меня плохое настроение и мне просто хочется потратить деньги. Иногда я иду в супермаркет просто прогуляться, посмотреть на людей.
В супермаркет, бывает, ходят очень симпатичные девушки. И я все думаю с кем-нибудь из них познакомиться, но у меня никак не хватает смелости. Хотя все условия для этого есть.
Она
неспешно прогуливается по торговым рядам, рассматривает разные продукты и товары, ей скучно, и дома у нее наверняка никого нет. Единственное ее развлечение после работы — супермаркет. Мне никто не мешает подойти к ней и сделать комплимент по поводу какой-нибудь ее покупки или спросить у нее совета. На самом деле способов познакомиться в супермаркете — миллион. Я просто не хочу знакомиться, потому что знаю, что, когда познакомлюсь, эта девушка может мне не понравиться и мне будет очень неудобно сказать ей об этом. Мне всегда больше нравятся незнакомые девушки. Но я думаю, что если бы мы были в Wal-Mart’е, а не в нашем супермаркете, то я обязательно познакомился бы с ней. Мне кажется, что в Wal-Mart’е вообще все проще.
Обычно я хожу в супермаркеты вечером. Чем позже, тем лучше. Днем очень много народа и вообще не то настроение. Днем там царит атмосфера какого-то конвейера, индустрии. Вечером или лучше ночью все по-другому. Ночью супермаркет обретает некое умиротворение, но не впадает в спячку, как все вокруг. Там играет какая-нибудь негромкая мелодичная музыка, и ты можешь ходить по супермаркету хоть до самого утра. Ночью в супермаркете бывают по-настоящему одинокие люди. Поэтому если ночью в супермаркет приходит какая-нибудь одинокая девушка, то можно быть уверенным, что и за пределами супермаркета у нее, скорее всего, тоже никого нет.
Мне нравится быть одному. Потому что, только когда ты живешь один, ты можешь ходить по ночам в супермаркет, или каждый месяц передвигать свою любимую мебель IKEA, или слушать Morrissey на полную громкость в 7 утра, или играть в хоккей теннисным мячиком в полупустой гостиной.
Я слышал, что в Wal-Mart’е продают все, включая домашних животных. Но я не все покупаю в супермаркетах. Больше всего мне нравится покупать в супермаркете еду, на втором месте — всякие гигиенические вещи, потом — игрушки и спортивные товары. Я никогда не покупаю в супермаркетах одежду (неспортивную), цветы, книги и музыку. Хотя в супермаркетах все это гораздо дешевле. Но я хожу в супермаркет не потому, что там дешевле, а потому, что это приносит мне удовольствие. Я становлюсь счастливее, когда покупаю M&M’s в супермаркете. Я становлюсь счастливее также, когда покупаю музыкальный диск в специальном музыкальном магазине, а джинсы в магазине одежды. Это совсем не значит, что я буду слушать этот диск или буду носить эти джинсы, мне доставляет удовольствие сам факт покупки.
В маленькие магазинчики я всегда хожу днем. Лучше даже с утра. Ночью они не работают, и это правильно. Маленькие магазины меня начинают угнетать во второй половине дня. Во второй половине дня я особенно ощущаю одиночество. В маленьких магазинах одинокого человека видно, ему не спрятаться, и поэтому мне хочется чего-то более просторного, где много людей, где я могу быть незаметным. Во второй половине дня я хожу только в супермаркет. В супермаркете до тебя никому нет дела, кроме видеокамер, которые за тобой постоянно следят. Ты можешь прийти в супермаркет в домашних тапочках и халате, и никто этого не заметит. Я ходил пару раз так ночью, и никто ничего не сказал. Все как обычно. Супермаркет — это вообще все-как-обычно. Там редко что меняется, каждый товар лежит на своем месте, цена всегда одинаковая (если нет специальной скидки), обо всех акциях извещают огромные плакаты при входе, кассирши одинаково смотрят, говорят одни и те же заученные фразы, ты тоже ведешь себя так же, как в прошлый раз и еще сто раз до этого. Вот одна из основных причин, почему я так часто хожу в супермаркет: потому что я знаю, как там надо себя вести, что делать, куда идти и что говорить. А вот одна из основных причин, почему я не хожу в рестораны и кафе, в которых не бывал и о которых ничего не знаю: я не знаю, как там себя вести, я не знаю, ждать официанта или самому подходить, я не знаю, где находится в этом кафе туалет и т. д. В супермаркетах все проще. Супермаркеты — это бесконечное повторение. Все супермаркеты еще более однообразны и похожи друг на друга, чем McDonald’s.
В супермаркетах большие площади, и там много всякого товара. Действительно много, но не так много, как это кажется. В супермаркетах все поставлено во множестве экземпляров. 20 бутылок кетчупа Heinz по 150 мл, 20 бутылок кетчупа Heinz по 500 мл, 20 бутылок кетчупа Heinz по 750 мл, а еще ведь кетчуп Heinz бывает разный — барбекю, острый, сладкий, с чесноком и т. д. — и это еще по 20 бутылок, а всего у Heinz 76 видов различных соусов. В общем, если все товары из супермаркета поставить в одном экземпляре, то хватило бы одного средненького магазинчика. Но вся прелесть супермаркета как раз в том и состоит, что создается иллюзия великого изобилия. И вот эта иллюзия великого изобилия — во всех супермаркетах одинаковая.
В большинстве супермаркетов все отделы расположены примерно в одном и том же порядке. Это расположение имеет, наверно, определенную логику. Моя логика уже не нужна, супермаркет сам выстраивает нужную логику, я просто ей подчиняюсь. Мой мозг абсолютно отключен. Логика супермаркета становится моей логикой навсегда. Если в каком-нибудь супермаркете отделы расположены не в том порядке, к которому я привык, то я чувствую это, у меня возникает дискомфорт, и мне хочется побыстрее уйти из этого супермаркета. У меня создается впечатление, что я в лабиринте и меня не научили из него выбираться.
Мне кажется, что в нашей жизни есть два больших, практически тотальных, лабиринта: это лабиринт информации и лабиринт потребления. Из лабиринта конкретного супермаркета можно еще сбежать, а из лабиринта потребления выбраться почти невозможно. Но я люблю супермаркеты. Мне просто нужно место, куда я могу пойти, когда мне хочется куда-то пойти. Мне нравится идти в супермаркет вместе со всеми перед Новым годом. Мне нравится покупать в супермаркете совершенно ненужные мне вещи и продукты. Мне нравится смотреть на людей, катящих перед собой тележки, загруженные едой. Мне нравится смотреть на одиноких людей, гуляющих по супермаркету ночью. Мне нравится Wal-Mart, потому что я никогда в нем не был.
Soundtrack. Elton John
“Nikita”.
Bonus. Мы видим, как к входу в гипермаркет Wal-Mart подходит человек. Он смотрит на вывеску Wal-Mart, улыбается и собирается войти в магазин. Тут перед ним открываются автоматические двери в Wal-Mart, и оттуда человека заваливает кучей товаров широкого потребления.
Packshot Wal-Mart’а и слоган: “Wal-Mart. Это больше, чем можно себе представить”.
24. Xerox
Мы вынуждены постоянно подтверждать свое присутствие в этом мире каким-нибудь жестом, движением или копией движения. Чаще всего копией. Мы слишком плохо развиты, чтобы каждый раз выдавать новый жест своего присутствия.
Олег Сивун
Factum: Xerox — американская корпорация, работающая в области производства копировальной техники и управления документами.
Компания была основана в 1906 году и называлась Haloid Company (занималась производством фотобумаги).
В 1947 году Haloid Company покупает патент на копировальное устройство, изобретенное Честером Карлсоном. Карлсон называл процесс копирования при помощи этого устройства длинным словом “электрофотография”. В 1948 году этот процесс получил имя “ксерография” (от греческих слов “сухой” и “писание”). Для обозначения нового копировального устройства принимается слово “ксерокс”.
В 1949 году на рынке появляется первый ксерокс — Мodel A.
В 1958 году компания Haloid Company получает название Haloid Xerox Company, а с 1961 года — просто Xerox Company.
В 1964 году Xerox создает первый в мире факс. В 1974 году Xerox выпускает первый лазерный принтер.
В 1980-е годы Xerox первым создает многофункциональные устройства — копир/принтер/сканер.
В 90-е годы Xerox стал заниматься обслуживанием корпоративных сетей, системами электронного документооборота и т. п.
У Xerox активно работает исследовательский центр в Пало-Альто. На начало 2000-х годов Xerox обладал более чем 15 000 патентов на различные разработки. На их основе, в частности, создается многоразовая “электронная бумага” Smart Paper.
Количество сотрудников Xerox — около 55 тысяч человек.
Ежегодный оборот Xerox составляет около 16 миллиардов долларов (2005 — 2006).
Слоган: “Xerox был первым, все остальные могут только копировать” (
original version:
“Xerox were the first, the others can only copy”).
Punctum: Xerox — это не машина, это принцип. Мне кажется, что никогда еще копия не была так распространена, как сейчас. В эпоху тотальной скуки копия нас развлекает. Это такая игра: сначала была одна штука, а стало десять.
Копия делает нашу жизнь веселее и разнообразнее. Копируется все: копируется информация, копируется искусство, копируется стиль, копируются люди.
Если бы не появился Xerox, то, наверно, никто не стал бы воплощать в жизнь идею клонирования. С точки зрения производства это одно и то же: сделать копию документа или сделать копию человека. Просто человека сделать дороже. Xerox всем доказал, что копия возможна. Я не думаю, что клонирование — это страшно. Я не думаю, что что-то принципиально изменится. Наш мир без всякой микробиологии, а только за счет телевидения и супермаркетов создал миллиарды клонов, просто мы об этом еще не догадываемся.
В нас сидит претензия на собственную уникальность. У нас есть иллюзия, что мы особенные, но мы ничем не отличаемся друг от друга. Разве что один из нас любит Coca-Col’у, а другой Pepsi, один пользуется электрической бритвой Philips, а другой — станком Gillette, один слушает Muse, а другой — Radiohead. У клонированных людей, наверно, не будет чувства уникальности и особенности, они будут понимать, что они всего лишь копии друг друга. Они будут честнее сами с собой, если у них еще останется способность диалога с самими собой. Они уже не будут считать себя индивидуальностями. Мы считаем себя индивидуальностями только потому, что носим одежду “независимых” лейблов, смотрим “независимые” фильмы, слушаем “альтернативную” музыку, ходим в “альтернативные” клубы и т. д. Человек не может различаться только по тому, что он потребляет. Человек может различаться только по тому, потребляет он или нет. Я потребляю, и поэтому я — как все. “Я пляшущая и поющая срань господня”, — как говорила обезьянка-астронавт своему отражению в “Бойцовском клубе”.
Я в какие-то моменты не осознаю себя. Я себя постоянно теряю. Я чувствую себя копией самого себя. Но я не чувствую ничего общего ни с кем. Я не чувствую родства ни с одним человеком, хотя мы так похожи. Мы все слушаем одну и ту же музыку, смотрим одни и те же передачи и фильмы, носим одну и ту же одежду, пользуемся компьютерами, говорим по мобильным телефонам, но между нами нет ничего общего. Мне может кто-то понравиться, я могу даже в кого-то влюбиться, но я ни с кем не чувствую родства. Похожие люди — это самые разобщенные люди, это люди абсолютно безразличные друг к другу.
Мы способны сопереживать друг другу только посредством телевизора. Если у меня под окном кому-то отрежут голову и это не покажут по телевизору, я буду считать это своей фантазией. Чтобы я понял трагедию человека, мне нужно, чтобы о ней рассказали по телевизору, мне нужно, чтобы эта трагедия была скопирована в сознание тысячам людей, чтобы она распределилась на всех, а не на меня одного. Если о трагедии сказали по телевизору, то это действительно важно, а все остальное мелочи.
Если мне нужна копия чего-то, я иду в Интернет или включаю Xerox. Мне не нужен никто, мне нужна машина, которая создаст мне копию. Само желание иметь копию бесконечно. Xerox не просто создал аппарат, который делает копии документов и т. п., Xerox перевел понятие “бесконечность” в материальный мир. Он его материализовал. Мы теперь можем бесконечно делать копии книг, фильмов, песен, картин, самих себя, и это будет продолжаться до тех пор, пока не закончится краска в Xerox, пока не перестанут издаваться книги, пока не прекратят сочинять музыку и писать картины. Все это закончится тогда, когда мы все сами себя начнем ненавидеть за то, что мы не можем быть самими собой, что мы не можем быть оригиналами самих себя. Это произойдет, может быть, гораздо раньше, чем мы успеем прослушать все 15 тысяч песен из своего iPod’а.
Я теряю себя. Я уже это сделал. Я абсолютно поверхностный человек, и я копирую поверхности. Я постоянно копирую чей-то стиль, чью-то манеру разговаривать или писать, чью-то манеру одеваться, чью-то мимику и чьи-то жесты, у меня почти не осталось ничего своего. Я даже не попытался ничего своего создать, я просто переработал что-то уже имеющееся. У меня нет сил создать что-то свое. Мне слишком много всего нравится, что я вижу по телевизору, в журналах, на улице и т. д. Я воспроизвожу на свой манер все то, что мне нравится, поэтому я так много говорю про то, что мне нравится. Просто моя жизнь ограничивается этими крайностями “нравится/не нравится”. Иногда мне кажется, что все суждения, которые выходят за пределы “нравится/не нравится”, — это заумь. Xerox учит нас не думать, а просто копировать — воспроизводить, воспроизводить и воспроизводить все, что нам нравится. Между производством и воспроизводством лежит колоссальная пропасть. Весь мир сейчас нацелен на воспроизводство, на копирование уже имеющегося. Xerox никогда не останавливается, он работает круглосуточно, он постоянно воспроизводит информацию, искусство, людей и деньги.
Все, что имеет сейчас значение, — это фактическое количество. Сколько денег на твоем счету? Сколько телевизоров у тебя дома? Сколько ты посмотрел фильмов? Сколько лет ты работаешь? Сколько гигабайт памяти в твоем ноутбуке? Со сколькими девушками ты переспал? (Сколько из них были девственницами?) Сколько раз ты занимаешься сексом (в неделю, в месяц, в год)? Сколько килограммов мне надо сбросить к пляжному сезону? Сколько раз ты был за границей? Сколько продано экземпляров этой книги? Сегодня можно зачеркнуть вопросы типа “кто виноват?” и “что делать?”, современный вопрос только один — СКОЛЬКО? Никого не интересует содержание, всех интересуют факт и количество этих фактов.
Я живу в городе, где все скопировано. Скопирована структура города, скопирована архитектура, скопированы модные бутики, скопированы рестораны, скопированы супермаркеты. В этом городе больше копий, чем в Лас-Вегасе. Оригинал, в общем-то, никого и не интересует, когда есть хорошая копия. Кому нужен грязный ирландский паб в Дублине, когда есть такой же, но чистый и в Петербурге? Копия устраняет все шероховатости оригинала, убирает все, что может помешать потреблению. Оригинал всегда сопротивляется потреблению. В этом городе висит огромное количество оригиналов в Эрмитаже, но я чаще смотрю картины в Интернете.
Потребление копии не требует никакого усилия, оно абсолютно нейтрально. Поэтому так много людей сидят в японских ресторанах, они избавлены от всех опасностей оригинала — они знают, что им никогда не подадут рыбу фугу.
Я потребляю все эти копии, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. Мне нужна аура, которая заполнит мою пустоту. Я черпаю эту ауру, когда иду в бутик Kenzo, когда гуляю по супермаркету, когда сижу в испанском ресторане, когда скачиваю из Интернета бесконечное количество картин, музыки и книг, когда смотрю телевизор, когда гуляю по городу и т. д. И после всего этого всегда остается ощущение, что я что-то сделал не так. Но назавтра я делаю все то же самое. И так до бесконечности, копия за копией, пока не кончится краска в ксероксе. Xerox — это не машина, это образ жизни.
Soundtrack. John Cage
“4’33”.
Bonus. Мы видим черный экран. Мы слышим шум работающего ксерокса. Шум заканчивается. Голос за кадром: “Только что вы прослушали, как Xerox сделал копию „Черного квадрата””.
Packshot Xerox и слоган: “Одного мира мало. Нам нужно два. Xerox”. (
вариант:
“Мы умножаем мир. Xerox”).
25. Young & Rubicam
Если ложь повторить сто раз, то она становится истиной.
Йозеф Геббельс
Factum: Young & Rubicam — крупнейшее в мире рекламное и маркетинговое агентство.
Young & Rubicam основали Джон Орр Янг и Рэймонд Рубикам в 1923 году в Филадельфии. Уже в 1926 году Young & Rubicam переезжает в Нью-Йорк, а в 1931-м открывает свое представительство в Чикаго.
В 1960-е годы Young & Rubicam создает первую цветную рекламу.
В 70-е Young & Rubicam объединяется с такими корпорациями, занимающимися рекламой и PR, как Wunderman Ricotta & Kline, Cato Johnson, и другими, составив в итоге группу компаний Young & Rubicam.
В 90-е годы Young & Rubicam переживает несколько финансовых скандалов, но с приходом в Young & Rubicam Петера Георгеску дела компании стабилизируются.
С середины 90-х Young & Rubicam твердо обосновывается на рынках Европы, Азии, Африки и Латинской Америки.
В настоящее время Young & Rubicam имеет свои представительства в 81 стране мира. В России представительство Young & Rubicam существует с 1989 года.
С 1998 года акции Young & Rubicam начинают продаваться на бирже.
Клиентами Young & Rubicam были крупнейшие бренды мира — Philip Morris, Colgate-Palmolive, Xerox, Danone, Heinz, Campbell’s Soup Company, Virgin и другие.
Именно из Young & Rubicam был уволен Фредерик Бегбедер.
Доход Young & Rubicam превышает 2 миллиарда долларов в год.
Слоган: “Противостоять обыденности” (
original version:
“Resist the usual”).
Punctum: В Young & Rubicam меня привлекает название. Особенно красиво, если смотреть на его написание (Young & Rubicam) или произносить в одно слово (янгэн’рубикам). Я не знаю точно, но Young & Rubicam наверняка создали несколько хороших рекламных слоганов и сняли несколько красивых роликов.
Мне кажется, что рекламное агентство очень таинственная организация — что-то вроде ЦРУ или секты сайентологов. Никогда не понятно, какая реклама, каким агентством сделана. Поэтому я не могу больше ничего сказать про Young & Rubicam, потому что могу только догадываться, какие рекламные ролики сделаны ими.
У меня есть все сборники “Каннских львов” начиная с 1992 года. Я люблю смотреть рекламу специально, а не когда она прерывает телевизионную передачу. Мне не очень нравится русская реклама. Может, она очень действенна и работает на конкретную “тарджет группу”, но мне просто не нравится ее смотреть. Я не получаю от нее удовольствия.
Мне нравилось время начала 90-х, когда по телевизору шли западные рекламы про ковбоя Marlboro и про виски Jeam Beam (“Знакомство с Америкой”). В какой-то степени я даже вырос на них. Это очень интересная ситуация, когда дети растут под влиянием сразу двух сказочных миров — мира самих сказок и мира рекламы. Только одни не скрывают, что это вымысел, а другие всячески уверяют, что говорят чистую правду. Наверно, дети прошлого были в большей степени реалистами.
Мир рекламы становится новой реальностью, которая необязательно все время будет второй. Сейчас, когда я ем конфетки M&M’s, мне кажется, что они живые.
Самое красивое, что создано за последнее время, создано в рекламе. Самый красивый кадр — в рекламе, самое красивое высказывание — в рекламе, самые красивые люди — в рекламе, самая красивая музыка — в рекламе. Если что-то не стало частью мира рекламы, то, значит, это не очень красиво.
Реклама сейчас, может быть, самое актуальное из всех искусств. И потому, что за нее платят больше всего денег, и потому, что ее влияние распространяется сильнее всего.
Реклама меньше всего рекламирует товар. Мне кажется, что реклама никак не влияет на покупаемость конкретного товара. Рекламщики врут, что рекламируют товар. Реклама в первую очередь рекламирует весь мир потребления. Основная задача всех таинственных рекламных агентств — убедить мир, что мир ограничен супермаркетом, приучить людей потреблять, потреблять и потреблять, сделать из желания покупать сексуальное влечение, сделать так, чтобы потреблялась сама идея потребления.
Желание потреблять уже стало основным инстинктом человека. Невозможно удержаться от соблазна купить что-то, если есть возможность купить. Можно даже удержаться от соблазна переспать с красивой женщиной, но от соблазна купить новую вещь, если у тебя есть деньги, — никогда.
Бейсбольные биты выпускают для того, чтобы ими играли в бейсбол, но это не значит, что бейсбольными битами не разбивают головы. Реклама, может быть, тоже создается для информирования о конкретных фирмах и товарах, но, когда она становится тотальной, она пропагандирует мир потребления в целом. Реклама — это как бейсбольная бита: она и играет с нами, и разбивает головы. Наши головы от ударов рекламы превращаются в ошметки мира потребления.
Рекламируются и Tide и Ariel, и Orbit и Dirol, и Carlsberg и Tuborg, и никакой разницы тут нет. Одни купят одно, другие — другое, а все усилия рекламы направлены на то, чтобы просто покупали, и не важно что. Товар рекламе нужен только в качестве персонажа, на котором можно построить сюжет. Наивно думать, что 20 секунд ролика и одна звучная фраза могут убедить людей купить конкретный товар. А вот сотни 20-секундных роликов и сотни звучных фраз убедят людей в чем угодно — даже в том, что они не люди, а всего лишь придатки системы, и что их основная функция-— покупать и наслаждаться. Покупать и наслаждаться купленным — это все, на что способен человек в XXI веке, чтобы попытаться сделать себя счастливым.
Иногда мне кажется, что я что-то понимаю в рекламе. Реклама — это форма эстетизации мира потребления. Потребление само по себе не очень красиво, поэтому его необходимо сделать привлекательным. Меня не интересует качество товара, мне не интересно, насколько его выгодно покупать, меня даже не интересует его функциональное предназначение. Все, что меня интересует, — это то, насколько красиво сделана реклама о товаре, насколько он красиво оформлен и насколько красиво звучит слоган фирмы. Меня привлекает не сам товар или фирма, а то, как о них рассказано.
Если бы люди потребляли непосредственно товары, то они бы ими очень быстро пресытились. Мы все потребляем образы о товарах. Потребление образов может быть бесконечным, просто нужно время от времени их обновлять.
Реклама создает тотальный мир образов. Я ощущаю себя в этом мире как в густом лесу, в котором мне, чтобы продвинуться куда-нибудь, нужно постоянно вырубать с помощью денег окружающие меня деревья, состоящие из брендов и товаров широкого потребления. Если не вырубать эти деревья, то они закроют мне небо, лишат света и воздуха.
Реклама не дает выбора, она дает лишь список того, что можно купить. Реклама создает очень простой мир, понятный каждому, и в этом ее сила. Если верить рекламе, в нашем мире отказ от потребления означает отказ от счастья, успеха, радостей жизни и будущего. Я не знаю, что такое счастье, успех, радости жизни и будущее, хотя я постоянно хожу в супермаркет. Может, мне просто надо более правильно и более внимательно смотреть рекламу? Я же смотрю на нее как на произведение искусства, как на абсолютно бесполезную вещь для моей жизни.
Реклама в обществе потребления может сделать человека счастливым, если поверить в нее как в религию. Я же воспринимаю свое потребление как данность, а не как счастье, потому что я уже давно крещен в другой вере и не могу принять мир рекламы как нечто божественное. Я давно перестал думать о счастье. У меня есть теперь только множество удовольствий и одно несчастье как плата за них.
Список того, от чего я получаю удовольствие:
когда я что-то говорю или что-то делаю и мне не напоминают о том, что это уже где-то было (например, в “Симпсонах”, в фильме “Амели” или у Энди Уорхола);
от покупки новой книги и ее запаха;
когда ем конфетки M[?]
когда пью Coca-Col’у из маленькой стеклянной бутылки или из жестяной банки;
когда иду в магазин и на моей кредитной карте Visa больше, чем 500 долларов;
когда покупаю новые джинсы Tommy Hilfiger со скидкой 80 %;
от вида своего эрегированного члена;
когда разговариваю по телефону с человеком, которого никогда не видел в жизни;
от сильной физической усталости после поездки на велосипеде;
когда нюхаю пустые пачки из-под кофе Lofbergs Lila;
когда на моем телевизоре появляется новый телевизионный канал;
когда я просыпаюсь зимой рано утром и солнце светит мне прямо в глаза (в Петербурге такого не бывает);
когда лежу в ванне, а где-то в комнате звенит телефон;
когда встречаю на улице человека, которого видел по телевизору;
от покупки нового музыкального диска, который я послушаю через полгода;
когда мои мысли занимают не люди, а вещи;
от вида автомобильной катастрофы и покореженных машин;
когда в рекламе хороший слоган.
Когда я смотрю рекламу, мне всегда хочется придумать свою. Вообще, когда я что-то смотрю, мне хочется этим заняться. Когда я смотрю Tour de France, мне хочется кататься на велосипеде; когда смотрю фильм, мне хочется снять свой; когда смотрю рок-концерт, мне хочется быть рок-звездой. В общем, я не знаю, кто я есть на самом деле и есть ли я вообще. Мне хочется найти что-то свое, личное, но, видимо, это невозможно.
Все, что остается, — это смотреть рекламные ролики и верить, что мир ограничивается супермаркетом.
Мы все рождаемся под дверью, над которой висит вывеска “Вход в супермаркет”, а когда умираем, то видим перед собой табличку “Выход”, просто “Выход”. “EXIT” на зеленом фоне, белыми буквами, с бегущим куда-то человечком.
Soundtrack. Bob Dylan
“Mr. Tambourine Man”.
Bonus. Короткий репортаж из офиса рекламного агентства Young & Rubicam. Все сотрудники агентства одеты в нацистскую форму, но она выдержана не в красно-черных цветах, а в фирменных бело-голубых тонах Young & Rubicam. Камера плавно пролетает над офисом Young & Rubicam, и мы видим, как кипит работа в агентстве: кто-то что-то рисует, кто-то занимается дизайном на компьютере, кто-то разговаривает по телефону, кто-то что-то пишет, кто-то ведет переговоры с клиентом, кто-то спорит и т. д. То есть мы видим что-то похожее на картину с Уолл-стрит.
Packshot Young & Rubicam и слоган: “Каждому свое. Young & Rubicam”.
26. Zentropa
Земля есть стол богов, дрожащий от новых творческих слов и от шума игральных костей.
Фридрих Ницше
Factum:
Zentropa — датская киностудия.
Zentropa была основана в 1992 году Петером Ольбеком Йенсеном и Ларсом фон Триером.
Первым фильмом киностудии Zentropa считается фильм Ларса фон Триера “Европа” (1991), который имел также и другое название — “Zentropa”. Отсюда и пошло название для киностудии.
Zentropa расположена в пригороде Копенгагена и входит в знаменитый Фильмбюен (киногородок, где сосредоточены крупнейшие датские киностудии).
Во второй половине 90-х годов Zentropa стала самой быстроразвивающейся и успешной киностудией Дании.
Настоящий прорыв Zentropа произошел после фильма Ларса фон Триера “Рассекая волны” (1996) и показа его на Каннском кинофестивале. Только после этого Zentropa стала регулярно выпускать фильмы.
За время существования на Zentropа вышли такие картины, как “Идиоты”, “Танцующая в темноте”, “Догвиль” Ларса фон Триера, “Итальянский для начинающих” Лоне Шерфиг, “Дорогая Венди” Томаса Винтерберга, “Открытые сердца” и “Брат” Сюзанне Биер, “Принцесса” Андерса Моргенталера и другие.
Одним из самых успешных продюсеров на Zentropа становится Иб Тардини. С фон Триером обычно работает Вибеке Винделоу.
Фильмы киностудии Zentropa неоднократно получали престижные награды на международных кинофестивалях.
Слоган отсутствует.
Punctum: Я мало чего понимаю в кино, потому что я его почти не смотрю. У меня есть несколько любимых фильмов, которые я пересматриваю постоянно, но новые фильмы я смотреть не люблю.
Мне больше нравится воспринимать кино, не смотря его. Мои любимые режиссеры — это те, чьи фильмы я не видел или видел очень мало. Мне кажется, что если ты видел очень много фильмов конкретного режиссера, то он не может быть твоим любимым режиссером, потому что в нем не остается никакой тайны. Это почти как с женщинами. Меня гораздо больше возбуждают женщины, с которыми я не знаком. Когда ты близко знаком с женщиной, весь эротизм куда-то исчезает. Вот несколько моих любимых режиссеров, чьи фильмы я не видел вообще или видел только по одной картине (в алфавитном порядке):
Микеланджело Антониони (1 фильм: “Ночь”)
Ингмар Бергман (0 фильмов)
Бернардо Бертолуччи (1 фильм: “Мечтатели”)
Луис Буньюэль (1 фильм: “Скромное обаяние буржуазии”)
Вим Вендерс (1 фильм: “Небо над Берлином”)
Жан Виго (0 фильмов)
Томас Винтерберг (0 фильмов)
Лукино Висконти (1 фильм: “Смерть в Венеции”)
Майкл Винтерботтом (0 фильмов)
Тео ван Гог (0 фильмов)
Жан-Люк Годар (1 фильм: “На последнем дыхании”)
Питер Гринуэй (0 фильмов)
Карл-Теодор Дрейер (1 фильм: “Гертруда”)
Хеннинг Карлсен (1 фильм: “Голод”)
Аки Каурисмяки (1 фильм: “Жизнь богемы”)
Дэвид Кроненберг (0 фильмов)
Эмир Кустурица (1 фильм: “Черная кошка, белый кот”)
Фриц Ланг (0 фильмов)
Серджио Леоне (1 фильм: “Однажды в Америке”)
Фридрих Вильгельм Мурнау (0 фильмов)
Георг Вильгельм Пабст (0 фильмов)
Пьер-Паоло Пазолини (0 фильмов)
Жан Ренуар (0 фильмов)
Лени Рифеншталь (0 фильмов)
Йос Стеллинг (0 фильмов)
Андрей Тарковский (1 фильм: “Солярис”)
Франсуа Трюффо (1 фильм: “400 ударов”)
Энди Уорхол (0 фильмов)
Орсон Уэллс (1 фильм: “Леди из Шанхая”)
Райнер Вернер Фассбиндер (0 фильмов)
Федерико Феллини (1 фильм: “Ночи Кабирии”)
Джеймс Фоули (1 фильм: “Американцы. Гленгарри Глен Росс”)
Вернер Херцог (0 фильмов)
Алехандро Ходоровски (0 фильмов)
Ян Шванкмайер (0 фильмов)
Фолькер Шлендорф (1 фильм: “Жестяной барабан”)
Сергей Эйзенштейн (только отрывки)
Из всего списка я мог бы еще посмотреть по одному фильму тех режиссеров, чьи фильмы я вообще не видел. Но я бы не хотел больше смотреть ни одного фильма тех режиссеров, чей хотя бы один фильм я уже посмотрел.
Мне больше всего нравится скандинавское кино. Я не знаю даже, как это объяснить. На студии Zentropa снят мой любимый современный фильм “Итальянский для начинающих”. Я не очень люблю современное кино. Оно очень телевизионное, слишком натуралистичное и слишком цепляет. Если я сажусь смотреть самый посредственный современный фильм, то я не могу оторваться. Это плохо. Мне приходится сознательно не смотреть современное кино, потому что на него тратишь время, оно затягивает, а удовольствия никакого.
Кроме “Итальянского для начинающих” из современных фильмов мне нравится “Fucking Омуль” (потому что скандинавский), “Криминальное чтиво” (потому что хорошие диалоги), “Один дома — 2” (потому что про Нью-Йорк и Рождество), “Бойцовский клуб” (потому что лучшая экранизация книжки из всех экранизаций, которые я видел) и “Пять препятствий” (потому что можно увидеть Йоргена Лета).
Когда меня спрашивают, кто мой любимый режиссер, то я отвечаю — Йорген Лет. Это очень удобно, когда фильмы твоего любимого режиссера никто не видел. Это избавляет от длинных киноведческих разговоров. Хотя вести такие разговоры мне нравится гораздо больше, чем смотреть фильмы. Но сейчас мало кто говорит о кино, сейчас все говорят о фильмах, которые они видели, а видели они по большей части говно. Мне не удается поддержать эти беседы.
Сейчас выпускается слишком много фильмов. Альфред Хичкок как-то сказал, что “снимать фильмы может каждый. Не снимать — дело избранных”. Наверно, избранных почти не осталось. Разве что Годар.
Современное кино какое-то некинематографичное. На него даже не хочется идти в кинотеатр. Да и кинотеатры больше похожи на развлекательные центры-аттракционы. Я не современен. Я люблю ходить в кинотеатр на старые фильмы, хотя кинотеатров, где показывают старые фильмы, почти не осталось. Аура кино для меня гораздо важнее самого фильма. Я получаю удовольствие не от конкретных фильмов, не от сюжета, не от идеи, а от самой ауры кино.
Мне кажется, чтобы понять, что такое кино, нужно просто посмотреть пару фильмов начала ХХ века, и все. Больше ничего не надо. Вся остальная история кино — это история индустрии кинематографа. Сейчас кино стало технически более совершенным, более зрелищным, более драйвовым, более захватывающим, но оно совершенно потеряло свою ауру. У него, конечно, есть какая-та аура (аура есть всегда), но, скорее всего, это аура массмедиа, а не кино. Кому-то это нравится. Мне — нет.
Мне нравятся фильмы Энди Уорхола, потому что он внимательно относился к движению в кадре. В его фильмах каждое движение — это событие, каждое изменение кадра — это чудо. В современном кино движение стало обыденностью. До такой степени обыденностью, что ты его даже не замечаешь. Я ненавижу обыденность, поэтому не смотрю современное кино. Когда я смотрю на сайте www.earthcam.com то, что сейчас происходит на улице Нью-Йорка возле TGI Friday’s, то в этом меньше обыденности, чем в большинстве современных фильмов.
Из всех современных фильмов мне больше всего нравятся порнофильмы. Мне кажется, что порнографические фильмы гораздо в большей степени относятся к искусству кинематографа, чем фильмы Стивена Спилберга. Порнофильм — это чистое движение человеческих тел, почти без сюжета и без всякой мысли — чистая антропология, если смотреть непредвзято.
Zentropa как-то хотела делать порнофильмы, где режиссерами и продюсерами были бы женщины. Но что-то там не получилось. Мне кажется, это было бы интересно. Это добавило бы порнографии нового смысла, если бы только эти женщины не были феминистками. Хотя в Америке, по-моему, есть несколько женщин — продюсеров и режиссеров порно. Но порно, сделанное в Скандинавии, и порно, сделанное в USA, — это далеко не одно и то же.
Когда-нибудь я надеюсь прочитать книгу Жиля Делёза о кино. Быть может, тогда я смогу сказать что-то более внятное о кинематографе. Я надеюсь когда-нибудь в будущем вообще говорить более внятно, чем говорю сейчас. Но самое правильное — это, конечно же, молчать. Этому я, наверно, не научусь никогда.
То, что вы здесь увидели, не был путь от живописи к кинематографу, от статики к движению, от Andy Warhol’а к Zentropа, это была подборка пустот на произвольную тему от A до Z.
Избегать смысла очень важно, но так же важно время от времени к нему возвращаться. Самое сложное — это разложить по полочкам все то, что вокруг нас. Когда это удается, то хаоса становится немножко меньше. Но это только что касается формы. Хаос содержания неизживаем и неискореним. Этот хаос всегда будет ускользать от смысла, он всегда будет впереди нас, потому что весь мир ничем не контролируется, кроме нашего сознания, а наше сознание лежит в руинах супермаркета. Все как всегда, только за деньги.
Поп-арт — это не жанр искусства, это способ осознания действительности.
Soundtrack. Frank Sinatra
“My Way”.
Bonus. Черно-белая картинка. Мы видим классическую кинокамеру на штативе, направленную на нас, за камерой стоит оператор и крутит ручку камеры. Все вокруг черное, а кинокамера и оператор — белые, а никак не наоборот. Мы слышим, как играет тапер и трещит киноаппарат. Но тут музыка медленно замолкает, оператор перестает снимать. Пауза. Крик за кадром: “Продолжай! Давай дальше!” Оператор ничего не отвечает, а просто берет камеру и увозит ее за пределы кадра. Мы видим на черном фоне белую надпись “Zentropa”, которую все это время заслонял оператор.
Слоган: “The End”.
