Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.
* *
*
Однажды ночью снег пошел,
как будто бы нарочно.
Сколь томик Тютчева тяжел,
теперь я знаю точно.
Как в полумраке за окном
похрустывают сучья,
детишкам, спящим сладким сном,
не знать про это лучше.
* *
*
Населенье небольшого острова
все передо мной, как на ладони,
возраста по большей части взрослого
в спальном умещается вагоне.
Это их на самом деле — Родина.
Это их в конце концов — Отчизна.
В том, что на полу в углу блевотина,
вовсе никакого нет цинизма.
Просто человек дошел до крайности.
Просто пассажира укачало.
Много пассажиров не без странности,
а нормальных — очень-очень мало.
* *
*
Ветер в поднебесье прах развеет
тех, кого мы искренне любили,
даже если кто окаменеет,
превратится в горстку легкой пыли.
Если вдруг забронзовеет кто-то,
ты возьми его за локоточек
и скажи:
— Ты вышел из народа,
горячо любимый всеми летчик.
Ты, моряк, красивый сам собою,
из народа вышел, между прочим,
и отец твой был перед войною
на заводе тракторном рабочим.
* *
*
Холодно на улице и в доме.
И на дальних подступах к реке
слышу я, как будто мышь в соломе,
дождь шуршит в сыром речном песке.
А немного подойдя поближе,
слышу я еще какой-то звук —
весел плеск становится все тише
и в тумане исчезает вдруг.
* *
*
Сквозь шум дождя знакомый голос слышу.
Кто бы не звал меня: Ступай, домой! —
а капли ударяются о крышу,
и слышу я: Ты мой! Ты мой!
Ты мой! — разносится на всю округу.
Ты мой! — кричат в который раз опять
в потемках так, как будто с перепугу,
что могут сына потерять.
В тревожные, мучительные ночи,
когда кружится по ветру листва,
— И вы мои! — кричу я что есть мочи,
но не слышны мои слова.
* *
*
Тень самолета бежит по холмам,
словно кораблик бежит по волнам.
В море открытое на корабле
смелые люди выходят во мгле.
Из-под руки я смотрю им во след —
в сердце, как видно, у них страха нет.
* *
*
Я получил наследство скромное
по меркам нынешнего дня,
по прежним временам — огромное,
по крайней мере для меня.
Хотя кота, осла и мельницу
не получил я, но зато —
пальто, в каком марксисты-ленинцы
в столичном ездили метро.
В прикиде этом габардиновом
отец чертовски был хорош
и в аромате нафталиновом,
и в блеске глянцевых галош.
* *
*
Крепко-накрепко листья приклеились к крыше,
их теперь уже не оторвать.
Ночью ходят по дому на цыпочках мыши,
чтоб хозяевам не помешать.
Мы уснем мертвым сном в своих мягких постелях
и не встанем уже никогда.
Лунный свет под столом на чугунных гантелях
так трепещет, как в лужах вода.
Словно рябь на волнах от бегущей моторки,
лунный блеск в голубых зеркалах.
Вдруг увижу во сне церковь я на пригорке
с легкой проседью на куполах.