Горланова Нина Викторовна — писатель. Живет в Перми. Окончила филологический факультет Пермского университета. Печатается как прозаик с 1980 года. Постоянный автор “Нового мира”. Лауреат премии “Нового мира” (1995).

 

Дорогой Антон Павлович!

На днях по НТВ сказали:

В человеке все должно быть прекрасно: и бицепс, и трицепс, и дельтовидка!

А месяц тому назад там же говорили: “В собаке все должно быть прекрасно!”

Но Тютчеву еще больше не повезло — его вообще вон как переделали: “Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется… Реклама прибылью вернется. Рекламу можно заказать” (на радио).

“Повезло” Тургеневу и Фету — в Орле висит плакат: “Земля Тургенева и Фета любовью Строева согрета” (Строев — губернатор).

Уж россияне ко всему привыкли, им это ПАРАЛЛЕЛЬНО, как сейчас говорят.

А еще недавно говорили: “мне это фиолетово”.

Ну а в годы моей юности — “мне до лампочки” (до фени, по барабану). Слишком много синонимов для “все равно” — это плохо, конечно. Мы становимся равнодушнее. Даже по сравнению с Вашим временем! У Вас в “Трех сестрах” произносят “все равно” 17 раз.

Наиболее долго держится в речи выражение “по фигу”. Лет уж тридцать! Или даже больше. На днях в Москве прошел съезд “пофигистов” — под лозунгом: “Пофигистам всегда везет!” Значит, везение им все-таки не по фигу? А что такое везение? Это чудо. Получается, что чудо — важно. Может, еще не все потеряно!

Но я пишу Вам по другому поводу.

Предыстория такова.

Узнала я про экологический тест для детей: могут поцеловать лягушку — значит, созрели для борьбы за экологию.

И в это время ко мне в гости пришла внучка (8 лет) с подругой.

— Аленка, ты смогла бы поцеловать лягушку? — спросила я.

— Смогла бы, если мама разрешит.

— А ты, Алиса, смогла бы лягушку поцеловать?

— Смогла бы, если лягушка не заразная…

А моя младшая дочь Агния не поставила никаких условий:

— Поцеловать лягушку? Конечно, смогла бы!

Возможно, тут дело не только в возрасте, но еще и в том, что в нашей семье мы держали одно время жабу. Она вся переливалась, как драгоценный камень. Сын с классом ходил в сентябре в поход и нашел эту жабу.

Все дети наши тогда были малы и по очереди работали дождем для жабы — поливали сверху, чтоб не засохла. И очень любили ее!

Когда Аленка и Алиса ушли, я решила посмотреть новости. Включила телевизор. Ну и, как обычно, новости из России — в основном катастрофические: там пожар, здесь авария. И я сказала Агнии:

— Плохо жить в большой стране — каждый день где-нибудь да беда, и с экрана они все идут в наши сердца.

И вдруг… вся Россия представилась мне такой непоцелованной лягушкой — никак она не может превратиться в Царевну! Ну никак…

В чем же дело?

Ответ пришел по телефону.

Позвонил мой друг, милый ВС (так я его называю всегда), и сказал:

— Моя тетя выбросилась с балкона шестого этажа — упала на “мерседес”. Она насмерть разбилась, но и у “мерседеса” стекло разбила. Хозяин “мерседеса” требовал большую сумму, но мы — с большим трудом — все же в конце концов смогли все уладить миром…

Вы подумайте, Нина Викторовна, над этим случаем! Напишите где-нибудь о нем.

Стала я думать.

Бедная пенсионерка с отчаяния лишила себя жизни, но при этом лишила стекла хозяина “мерседеса”… Ничего случайного в жизни не бывает. Думай, Нина, думай…

Начнем с того, что хозяин “мерседеса” с тетей никак не связан. Он ее не обижал, за что же ему разбили стекло-то?

Но и обижал ведь! Богатые обижают бедных тем, что не помогают пережить трудное время перемен!

Да, этот случай — символический.

Если ничего не изменится в нашей жизни, рано или поздно — совершенно не намеренно — бедные так будут разбивать покой богатых, имущество как частное, так и государственное…

Уже разбивают.

И в Царевну наша родина долго не превратится…

В таком виде я опубликовала свои мысли в пермской газете “Звезда”.

И вот получаю письмо из Москвы. Подруга пишет: ей привезли мою статью. И она возмутилась: почему же я “не заклеймила позором” хозяина “мерседеса”, который потребовал деньги.

“Это история полного морального одичания человека!” — написала подруга.

Четыре страницы письма я не буду приводить полностью. Лишь главные укоры.

“Не скрою, Ниночка, мне больно было почувствовать, что трагедию смерти и страданий… ты и человечески, и писательски не чувствуешь”.

“Представь, как о таком факте написали бы Толстой, Достоевский и Чехов!”

Но я не Толстой, не Достоевский и не Чехов…

В то же время, если бы меня не взволновала эта история, я бы не стала вообще писать! Пишешь ведь только о том, что растревожило мысли и чувства.

Сильно клеймить хозяина “мерседеса” — это навредить милому ВС, который и так с огромным трудом уладил конфликт. А если б конфликт возобновился? Ни у кого из нас нет денег! Нечем платить, вот в чем вопрос.

Вы-то меня понимаете, Антон Павлович?

Конечно, я перечитываю и люблю Толстого и Достоевского!

Однако… Вот Федор Михайлович! Он сам переживал припадки, но они не помешали ему сделаться великим писателем. А князя Мышкина — тоже с припадками — он свел с ума в “Идиоте”. Разве это хорошо?

— Нина, ты будешь учить Достоевского писать романы?! — восклицает мой муж.

Нет, но почему же он выбрал худший вариант…

Со Львом Николаевичем другая история. Внук мой, двух лет от роду, увидел фарфоровую статуэтку Толстого на столе, обнял, поцеловал, а потом вгляделся в его строгое (слишком строгое) лицо и погрозил пальцем:

— Но-но-но! — (так же он грозит бабе-яге в книжке).

А Вы написали: “Какое наслаждение — уважать людей!” Да, наслаждение! Ведь у каждого так много хорошего!

И сочинилось трехстишье:

Господи,

Пошли мне смирение,

Как у Чехова!