Климов Александр Николаевич родился в городе Южа в 1959 году. Автор четырех поэтических сборников. Лауреат премии “Нового мира” за 2008 год. Живет в Москве.
* *
*
Стрекозы, муравьи, цикады,
И пчёл воздушные рои,
Под солнцем жили мы когда-то,
Вы — современники мои.
Листвы и крыльев жилкованье,
Худая сень над головой,
Совместного существованья
Нам выпал жребий под луной.
Вы — фитофаги, сапрофаги,
Вы — стафилины, плавунцы,
Вы — данаиды и летяги,
Вы — трясогузки и скворцы;
И черепахи, и подёнки,
Мы были вместе на земле:
Лис, лисохвоста стебель тонкий,
И ты — камыш навеселе.
Пусть землероек век недолог,
Подёнка в два часа умрёт, —
Мне с индивида волос дорог,
А дуб меня переживёт.
Жиры, белки и углеводы
И эпидермиса слои, —
Пока жую я бутерброды,
Вы — современники мои.
Вы — белых клеток лимфоциты,
Вы — клеток красные тельца, —
Напитками сполна омыты.
Я вас лелеял до конца.
Плоды спадают с разноцветов,
Миг — и разъято вещество,
И в эволюции поэтов
Мой стих не значит ничего.
* *
*
Ирине Ермаковой
Окоченевшей полыни метёлки
На пустырях,
Чёрные контуры замершей стройки
В мутных огнях.
Окна погашены, снег прибывает
Мерно из тьмы,
Где-то сирена вдали завывает,
Вечность зимы.
Что ей загульный, предпразднично спящий
Грешный народ,
Век отстоящий, век настоящий,
Новый ли год.
Что ей беда, борода иль сочельник,
Древность племён.
В памяти трубной свернулся репейник.
Может быть, он?!
Жук
Весь золотой, в зелёном обрамленье,
Смыкающий надкрылья, как броню,
Какое для тебя найду сравненье,
Местоименье ль тропом заменю.
И всё ж ты жук, ты просто жук навозный
И кавалер навозных жутких мух.
Да, паладин и увалень колхозный,
Развенчанный и всё же грациозный,
Твоё жужжанье ужасает слух.
Когда твой плащ с немыслимым отливом
Мимо вечерней белой розы, мимо…
Мой буколический охватывает дух
Восторг, ещё качается растенье,
Какое для тебя найду сравненье,
Какой эпитет в травы оброню,
Жук золотой, в зелёном обрамленье,
Смыкающий надкрылья, как броню.
Художник
Памяти Александра Тихоновича
И вспомнил я художника, нет мочи
Обрисовать — худущий, как фитиль.
Судьба его не баловала, впрочем,
Безумством ей потворствуем не мы ль?
Кто по-ребячьи был доверчив миру,
Тот волю предпочёл из всех начал,
А потому с квартиры на квартиру
Картины за собой фитиль таскал.
Судьба их ныне остаётся в тайне,
Под Рождество, с шампунем в бороде,
Известно, смерть его настигла в ванне
И поразила в сердце, как Корде.
Теперь он дух, но всё ж в материальном
Он есть, его подарок ровно с год
Назад, любивший в поле аномальном
Дремать, облюбовал и сгинул кот.
Я как-то это всё свести стараюсь
При малом свете позднею порой,
Когда нездешней думой отчуждаюсь,
Его портрет безмолвствует со мной.
Раскольников ли, сам ли Достоевский,
Но странен мне потусторонний взгляд,
И лоб из ночи нависает веский,
Ночь загоняет в рамку ночь назад.
Сгущенье тьмы сегодняшней и прошлой,
И на ненарисованном столе
Горит свеча, и тает жизни тошной
И тварной сумрак — свет на фитиле.
* *
*
Накатана лыжня,
У горла ком кровавый.
Горят флажки у пня —
Лыжня уходит вправо.
Сверкает вспышек блиц,
На солнце снег искрится,
И в промельках ресниц
Кровавая снежница.
А гланды солоней,
Гремят в ушах литавры,
У окуня красней
Раздувшиеся жабры.
Заветная черта,
Согнутые колени,
Багряная руда,
Несущиеся тени.
Горячая слюда,
Торчат две палки-ровни,
Не белым — навсегда
Таким я снег запомнил.
* *
*
Ю. М.
То ли невольно помыслилось
Или приснилось во сне —
Не монастырская жимолость,
Не у стены бузина,
А эта дева предвечная,
Что подметает тропу
К Богу: несчастна иль счастлива
В чёрном куколе она?
И греховоден не помыслом,
А только взглядом вослед,
Всё я глядел с сожалением —
В схиме отчётливей стан.
Чистое, светлое, нежное
И молодое лицо
Долго потом я додумывал —
Не собирались черты;
А осыпались розарии
В благоуханных садах,
И, припадая к ступням Его,
Падали с губ лепестки.
* *
*
Александру Смогулу
Бессонница, конница, кофе,
болит голова.
Писательство — есть в этом всё-таки
некая странность:
Мир вышел из слова,
а мы заключаем в слова
Безмерность, бескрайность его
и его Богоданность.
Смотри, как мерцает на яблоне
белый налив,
И звёзды всё выше и выше,
сад вышел из почки,
Но с ветки сорвалось, упало,
и коллапс и взрыв,
И мир уместился в горсти,
сократился до точки.
Возьми, если сможешь осилить,
бери и владей.
Валяйся в закатах,
плесни на лопатки рассветом.
Что стих твой?! Так, роспись,
свидетельство в книге гостей,
И ты не о том, что прочтут,
вот и я, милый друг, не об этом.