Алексеев Игорь Геннадиевич родился в 1959 году. Закончил Саратовский медицинский институт. Кандидат медицинских наук. Автор пяти поэтических сборников. Живет в Саратове. Его прозаический цикл “Как умирают слоны” см.: “Новый мир”, № 5 с. г. Со стихами в нашем журнале выступает впервые.

*        *

     *

Я не горюю, не ропщу.

Я из бывалых.

Я книжку старую ищу

в слепых провалах

отжившей мебели. Среди

журналов пыльных,

среди брошюрок и среди

романов стильных.

Наткнусь я то на детектив,

то на лав стори.

Но книжки этой не найти

в таком разоре.

А в книжке этой есть ответ,

верней, ответы —

зачем мне нужен этот свет

и мука эта.

Куда ты делась, говорю,

куда ты делась?

И снова чувствую свою

осиротелость.

 

*        *

     *

Возвращаясь на голос, как птица слепая,

Попадаешь в силки бытовой истерии.

Избегаешь, минуешь… И вновь, приступая

К описанью пологих холмов Киммерии,

Произносишь банальность. И каждое слово

дребезжит, провисает, искрит при касанье.

Не усердствуй, поскольку не будет иного.

Будет неуд по чисто- и правописанью.

Отвлекись. На ребенке поправь одеяльце.

Успокойся. Отпей освященной водицы.

Подыши горячо на холодные пальцы.

Потерпи полчаса, полдождя, полстраницы.

 

*        *

     *

Весна за окнами. Весна.

Проснусь от птичьего бедлама.

Окостенелый ото сна.

Бездумный от фенозепама.

Чтоб встать и выглянуть в окно,

мне нужно очень разозлиться.

Я должен жить, я должен длиться

во времени, когда оно

течет сквозь мир одушевленный,

течет через предметный мир,

сквозь разум мой ошеломленный

тем, что не прерван мой пунктир

теченьем разномерных линий,

что тропы и дороги рвет.

Бежит пунктир — мой дар бессильный.

И часовщик мой не умрет.

 

 

*        *

     *

Небо тревожное, русье.

Солнца закатного медь.

Жизнь в областном захолустье

Очень похожа на смерть.

Труд в полунищей конторе.

Дача, мечты об авто.

Неимоверное горе

В виде пятна на пальто.

Школьники в старой аллее

Курят свою анашу.

Я ни о чем не жалею.

Я ничего не прошу.

Вешалка. Кошкино блюдце.

Века последняя треть.

Страшно назад обернуться.

Страшно вперед посмотреть.

 

*        *

     *

Как жаль, нельзя загадывать вперед

на день, на месяц или на полгода.

Того гляди — и новый поворот

на берег той реки, где нету брода.

Мне надо как-то жить в объеме дня.

За утром полдень, дальше длинный вечер.

Какая-то дурацкая возня

вокруг бумаг и книжек, где отмечен

не каждый стих — десятка полтора.

Я, что ни говори, читатель строгий.

Доносится с окраины двора

визг дочери, свалившейся с дороги

в кусты на новом велике своем.

Мне надо выйти, посмотреть ушибы.

День кончился. Он был обычным днем.

И я шепчу: спаси…спаси…спасибо.