Русаков Василий Евгеньевич родился в 1958 году в г. Сланцы Ленинградской области. Окончил Ленинградский Государственный университет (кафедра картографии). Автор пяти поэтических книг. Живет в Санкт-Петербурге.

*     *

 *

Так панцирем скрытому страху

Мир сумрачен, сладок и мал...

Догонит ли лань черепаху? —

Ахилл до сих пор не догнал;

И шагом лентяйки и сони

На четверть, на пятую часть

Уходит она от погони,

Чтоб с ланью нигде не совпасть.

И в этом движенье без цели,

Где скорость рассыпалась в прах,

Мы тоже совпасть не сумели,

Своих обогнать черепах…

 

Одноклассники

 

1

Ирка Попова курит,

Это, ребята, грустно.

В Вовке Долгове дури

Густо.

Что ж, он военной лепки,

Но в животе излишек,

Впрочем, он парень крепкий,

Автор ученых книжек…

И о себе я должен

Честно признаться — телом

Не Аполлон, а рожей —

Отелло.

Вот и смотрю: Верона,

Страсти, Шекспир, ангина…

С глупой тоской Пьеро на

Радости Арлекина.

 

2

О. Т.

Ты не то что хуже или лучше,

Чем была… скажи, в каком году?

До сих пор — сплошной несчастный случай…

И других сравнений не найду.

Занята, и каждый день в запарке,

Вся — цейтнот, авария, аврал.

И теперь ты входишь в супермаркет

Словно победивший генерал.

Даже странно, что с твоей походкой —

Ты воображение включи! —

Не сравнили сабель звон короткий

За трофейным шепотом парчи…

 

*     *

 *

За Винницей чай попросили, достали пирог,

Качаются сосны, и к насыпи рвется лещина,

Движенье обманчиво, наш неподвижный мирок

Спокоен, расслаблен… дрожит занавески морщина

Да стук из-под пола, железный, раскатистый звук, —

Вот явные признаки времени. Физик дотошный,

Что значит пространство, которое вижу вокруг?

Что значит пространство вне замкнутой скуки дорожной?

Как в черную пропасть вчерашнее счастье летит,

Но все так спокойно, все так удивительно скучно…

И поезд поспешный готов утолить аппетит,

Глотая минуты и стыки считая поштучно…

 

*     *

 *

Там бодибилдинг львов из бронзового теста,

Там Уточкина медный самолет,

Но в Городском саду не встретил я оркестра,

Лишь плещет водомет.

Остапа стертый стул, Утесова скамейка,

И каждый руку статуи потрет.

Не покидает ощущение римейка.

Лишь плещет водомет.

И здесь есть свой фонарь, аптека, но платана,

Софоры нет у нас, акаций, южных лип…

Со станции седьмой Большого (да!) Фонтана

Услышать водомета всхлип

Приехал я. Хотелось. В эту нишу

Тенистую иду — никто не достает,

Как будто на глаза ладонь упала, слышу —

Лишь плещет водомет…

*     *

 *

Если что останется, то не дети

И не внуки-правнуки, жалко все же...

Но стихи, и может случиться, эти,

Что тебе других в этот миг дороже.

Впрочем, не загадывай и не пробуй

Предсказать… молчу, говорю — куда мне?

Нужен ли им памятник меднолобый?

В лопухах тропа иль тропа на камне?

Косари придут и в твою Пальмиру,

Пропадут славяне-евреи-греки…

Но поди верни Аполлону лиру —

Приросла к рукам, приросла навеки…

Ничего, что звуки не слишком громки,

Но и тихий звук нестерпимо жжется.

Не меня — простите других, потомки…

Если что останется — то пожрется…

 

*     *

 *

Ложишься в часу этак спать во втором

И долго не спишь — заоконные выкрики,

Все это поэзии праздничный гром,

Все — всплески безумные уличной лирики,

Когда с выпускного — и в ночь наобум,

В наш мир после школьной муштры, бестолковщины…

Скажи, ну и кто здесь теперь тугодум?

Теперь, после нудной, бездумной поденщины?

И правильно, все, что учили, — долой!

И вот она, жизнь, — настоящая… кажется,

Что утром другими вернутся домой…

И крутится мысль и никак не уляжется.

И все не расстаться с ушедшим “вчера”,

Им ночь эта — словно второе крещение,

И наша тревога лишь повод: с утра

Смотреть с укоризной на их возвращение.