АНГЕЛ ИСТРЕБЛЕНИЯ

Нашим мастерам кино следует поучиться у проклятых империалистов. Некоторых очевидных вещей наши не умеют совсем. До сих пор. Стыдно.

Например, у нас плохо с диалогами. В стране с хорошей литературной традицией не умеют писать диалоги. Кроме прочего, это говорит о системном кризисе коммуникации. В современной России не уважают Другого и как следствие не желают с ним разговаривать. Если угодно, презрение к Другому — социальный заказ нынешней элиты, который ангажированные властью мастера кинематографа выполняют по мере сил. Сил маловато, похоже, хватает только на это. Вот типовой диалог, восемь секунд назад подслушанный мной в телевизоре:

— Ничего не понимаю...

— Да все ты понимаешь!

Что называется, караул. Герои нашей теле- и кинопродукции общаются исключительно в режиме наезда, в режиме распальцовки.

Можно не любить Америку, а можно очень не любить, но нельзя на этом основании игнорировать высокое достижение ее массовой культуры — искусство диалога. Станем подозревать американцев в любых смертных грехах, но даже тогда не усомнимся: американцы уважают друг друга, по мере возможностей вникают в обоюдоострые проблемы окружающих. Плюс вековая традиция американского бурлеска. Плюс стародавние неприятности с кодексом Хейса. В 30 — 40-е годы прошлого столетия этот закон жестко регулировал демонстрацию на экране насилия и секса. Вот почему драматургам и режиссерам приходилось изощряться, транслируя телесное опосредованно, через речь.

Кроме того, многочисленные эмигранты прививали американскому кино традиции салонной европейской драмы. Искусство изящной и непринужденной светской болтовни по сей день остается сильнейшей (наряду с психофизической точностью кастинга) стороной американского кинематографа. Экшн, спецэффекты — всего лишь подростковые радости, бешенство технологии, наименее интересное.

Хороший американский диалог одновременно задает характеристики героев (социальные, психологические, физиологические) и ненавязчиво выстраивает драматургию взаимоотношений. Диалог — своего рода сеанс психоанализа, который контролируется автором. Персонажи искренне интересуются друг другом, собирая необходимую информацию о собеседнике. В то же время они выбалтывают нам, зрителям, массу значимых подробностей. Речь словно бы раздваивается, информация отправляется по двум каналам одновременно — собеседнику и зрителю, причем собеседник не должен улавливать то, что ему не предназначено. Непритязательная на первый взгляд болтовня создает социопсихологический объем, обеспечивая достоверность самых невероятных сюжетных поворотов.

Не удержусь от образцово-показательного примера: “Двойная страховка” (1944) Билли Уайлдера, сценарий картины режиссер написал вместе с Реймондом Чандлером. Эпизод из пролога, где одновременно флиртуют, влюбляются, цинично договариваются об устранении третьего лишнего, мужа, двое главных героев, он и она.

“— Вот бы узнать, что нацарапано на этом браслете...

— Просто мое имя.

— Как, например?

— Фбилис.

— Фбилис? По-моему, оно мне нравится.

— Но вы не уверены?

— Надо бы прокатиться с ним пару раз вокруг квартала...

— Мистер Нэф, почему бы вам не заглянуть завтра около половины девятого? Мой муж будет дома, вам ведь не терпелось с ним поговорить.

— Было дело, но я начинаю расставаться с этой идеей, если вы понимаете.

— В этом штате есть предел скорости, мистер Нэф, сорок пять миль в час.

— А сколько я выжал, офицер?

— Я бы сказала — девяносто.

— Что, если вам сойти с мотоцикла и оштрафовать меня?

— Что, если на этот раз я ограничусь предупреждением?

— Что, если это не поможет?

— Что, если мне придется ударить вас по рукам?

— Что, если я расплбачусь и положу голову вам на плечо?

— Что, если вам положить ее на плечо моему мужу?

— Ваша взяла. Стало быть, завтра в половине девятого?

— Я всегда здесь.

— То же кресло, те же духи, тот же браслет?

— Я не уверена, что поняла, ЧТО вы имеете в виду...

— Я не уверен, что вы не уверены!”

Добавлю, что герои видятся второй раз в жизни, но уже догадались о том, как использовать друг друга максимально выгодным образом. Автомобильная тема не случайна, ведь мистер Нэф — страховой агент. Первоначально он явился в дом собеседницы, чтобы застраховать автомобиль ее мужа.

Я вовсе не собираюсь доказывать литературно продвинутым читателям “Нового мира”, что этот диалог гениален. Отнюдь, я привел в качестве примера нормальный, патологически нормальный обмен репликами. Как правило, гениальность вредит хорошему кино. Хорошее кино обязано быть глуповатым, но точным.

Это особенно важно сегодня, когда подавляющее большинство зрителей составляют молодые люди и юные девушки. В Соединенных Штатах создана целая индустрия: кинофильмы и телесериалы на материале юных, исключительно о проблемах и чаяниях молодых. Не скажу, что являюсь поклонником такого рода продукции. Хотя нельзя не отметить высочайший профессиональный уровень отдельных произведений указанного направления. Скажем, на канале MTV долгое время демонстрировался (а может, идет и сейчас?) замечательный сериал “ФАКультет”, где сексуальное томление студенческой молодежи канализируется через непрерывный обмен репликами, через речь. Потрясающая драматургическая техника: то и дело подводить обитателей общаги к ситуации предоргазма (условно говоря, но иногда — буквально так), разряжая ситуацию не физиологическим образом, а посредством вербальной коммуникации! Грубо говоря, многочисленные герои сериала, а вместе с ними — юные зрители, получают предметный урок здоровой, гуманистически ориентированной (простите высокий слог и пафос!) сублимации. Оказывается, секс — это здорово, но кроме секса существуют иные доступные человеку радости жизни. Блестяще написанные, искрометные диалоги служат метафорой познания Мира. Юноши узнают в девушках, девушки узнают в юношах не сексуально озабоченное животное, а трансцендентную сущность, Другого...

Впрочем, знакомая двадцатилетняя студентка юрфака МГУ не разделила моего восторга. “Редкая глупость!” — поморщилась она в отношении “ФАКультета”. Этот агрессивный выпад ничуть меня не смутил. Я справедливо рассудил, что “ФАКультет” — слишком хорошо. Авторы переусердствовали и сделали на молодежном материале вполне серьезную, взрослую работу, оставив, впрочем, своей целевой аудитории шанс дотянуться в недалеком будущем.

“Ладно, — успокоил я строгую девушку, не купившуюся, подобно мне, на искрометные заокеанские штучки. — Ладно, идем в Дом кино на отечественный аналог, кинокартину „Займемся любовью” сценариста Арифа Алиева и режиссера Дениса Евстигнеева”. — “Это что, вроде твоего „ФАКультета”?” — поморщилась отечественная студентка. “Вряд ли, — недолго думая, ответил я. — Скорее всего, мне будет грустно, а тебе, возможно, наоборот!” — “Но ты потерпишь?” — сердобольно осведомилась она. “Безусловно. — Я великодушно простил ей „ФАКультет” и незрелость души. — Но политкорректного молчания не обещаю!” И что же? В результате: внимательно смотрел, загадочно молчал, а пару раз — истерически смеялся. К полному изумлению спутницы. “Так это лучше „ФАКультета”?” — с надеждой спросила она на финальных титрах. “Воистину, это — другое... ” — “А какое — другое? ” — “Новорусское, квазибуржуазное, уникальное!” — “Значит, тебе понравилось?” — “Скоро наша жизнь определенно изменится к лучшему”.

В Доме кино случилось столпотворение. И Большой, и Белый залы в день премьерного показа были переполнены. Другого такого интереса к российскому кино мне припомнить не удалось. В голове вертелся назойливый слоган: “Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым!” Впрочем, молодые снимают мало, Союз кинематографистов обновляется туго, нетрудно представить собравшуюся публику, трудно не умилиться. Зрелые дамы и мужи собрались посмотреть кино про и для хунвейбинов. Своего рода ревизия подрастающего поколения: какие они, займутся любовью в кадре или снова все заболтают? Старшим неинтересны “ФАКультет” и “Американский пирог”. Им важно узнать, оценить статус отечественной культуры, а значит, и свой, персональный, статус: мы уже не совки, мы в Европе, нас взяли в цивилизацию? Взяли, взяли, вы — наше все, культурные герои, спасители Отечества, только смотрите молча, не шуршите, не освещайте полумрак кинозала своим потускневшим гением, вы и без того каждый день в телевизоре — страна устала от своих героев, спасителей...

Между прочим, любопытный феномен — подростковая культура современного Запада. В конце 60-х — начале 70-х левые интеллектуалы увлекались идеями кормчего Мао. Идеалы культурной революции в конечном счете победили во всем цивилизованном мире! Миллионы бескомпромиссных подростков ныне выступают в роли главных заказчиков и потребителей так называемого искусства!! Западные идеологи кичатся тем, что выиграли “холодную войну” у Советского Союза, однако им не удалось ничего противопоставить изощренной китайской хитрости. Восьмидесятилетний французский гений Эрик Ромер, один из лидеров “новой волны”, почти всегда выбиравший для своих картин юных героев, недавно обмолвился: “Теперь популярное означает — для молодых, раньше означало — для рабочих”. Запад приручил, подкупил, скомпрометировал, рассеял рабочее движение, получив взамен новое, требовательное и агрессивное социальное образование — десятки миллионов организованных, сплоченных на платформе массовой культуры хунвейбинов. Впрочем, эта тема заведет нас слишком далеко...

Вернемся к идеологам отечественного масскульта. К ним вполне применимо название популярной некогда песенки “Волшебник-недоучка”. Лирический герой произведения учился много, но плохо. Старался овладеть магией, делал волшебные пассы, разводил руками, но вот результат: “Ночью мне снится сон, плачут коза и слон. Плачут и говорят: „Что с нами сделал ты?!” (2 раза)”.

Нет, конечно, наши старались. Делали сверхусилия. Внимательно смотрели на Запад, ездили, осваивались, тусовались, ночи напролет крутили пленки западного кино соответствующего направления. Плоды налицо. Двойка? — Кол с плюсом. Плюс — персонально оператору Игорю Клебанову.

Первоначально картина удивляет: непрерывное движение камеры сочетается с непрерывной болтовней обитателей студенческой общаги. Кто такое придумал? Смотреть или слушать?! Оператор работает виртуозно, ездит по комнатам и коридорам, вдруг меняя направление движения, подхватывая одного героя за другим. Завораживает. Начинаешь приглядываться к лицам, прислушиваться: плохо. Общаются механически, произносят случайные, несмешные реплики или, того хуже, пересказывают от своего лица бородатые анекдоты.

Самый большой успех выпал на долю невыразительного таксиста, рассказавшего главному герою дремучую историю про то, как в кувшин с молоком нужно было посадить лягушку. Чтобы молоко не прокисло. Но посадили — жабу, а жаба, извините, обосралась. Что тут было! Публика корчилась от единодушного смеха. Кажется, я смеялся громче всех. А что делать? Плакать? Блевать? Ну уж нет, я пришел за удовольствием, рядом урчала очаровательная спутница, мне было весело.

Обосралась так обосралась. Значит, сегодня уровень нашей кинообщественности — таков. Между прочим, те же самые люди второй год обижаются на Алексея Балабанова, поставившего самую смешную картину десятилетия — “Брат-2”. Дескать, фи, как это все непрофессионально! Что-о? Вы в своем ли уме? Во втором “Брате” есть несколько упоительных, по-настоящему, без дураков, смешных эпизодов. Смех этот — многоразовый, тонко, профессионально сработанный. Теперь я увидел снобов, которые духовно выше всенародно любимого “Брата”. Жаба обосралась в молоке. Молоко непригодно к употреблению. Окончание монолога не расслышал. Дом кино стонал двадцать секунд. Проехали, уже не смешно.

На лекции преподаватель интересуется у студента: какая связь между категориями необходимости и случайности. В оригинале анекдот звучит так. К моему соседу по комнате пришла девушка. У нее была необходимость в мужчине, а соседа случайно не оказалось на месте. Зато оказался я. Вот и связь. В фильме “Займемся любовью” студент переносит действие из общаги в армию, вместо одной девушки — две, вместо соседа — прапорщик. Анекдот не самый смешной и выразительный, зато — из самых известных. Преподаватель, получивший бойкий ответ на свой бессмысленный вопрос, этого анекдота почему-то не знает. Зато знаем мы, зрители. Почему авторы считают возможным неуклюжий плагиат? И потом, в сборниках анекдотов встречаются куда более изысканные шутки юмора. Читайте книжки, господа!

Я понимаю, в нашей постперестроечной разрухе — дефицит Чандлеров и Уайлдеров. Вдобавок уровень катастрофически понижен эстрадными борзописцами — от задорновых и жванецких до совсем уже бездарных авторов упоительного телешоу “Аншлаг, аншлаг!”. И все же литературный уровень картины “Займемся любовью” заставил меня глубоко страдать. “Элли Макбил”, “MASH”, “Грейс в огне”, “Летающий цирк Монти Пайтона”, “ФАКультет” — эти старые и новые англосаксонские сериалы, показанные нашими телеканалами в последние годы, все же должны были научить отечественных кинематографистов базовым вещам, привить элементарную культуру диалога. Досадный, напрасный романтизм! Разве не включает постперестроечная символическая власть в качестве обязательных элементов — воинствующее невежество, патологическое бескультурье в стиле новорусской эклектики?

На одном из российских телеканалов я беседовал с молодой и умной дамой-продюсером, впрочем, много лет прожившей в западном мире и оттого хорошо осведомленной. Я предлагал несколько сериальных идей и в качестве теста пересказал эпизод из старинного американского сериала “MASH”. 50-е годы, Корейская война, военно-полевой госпиталь. Приезжает важный военный чиновник и громко сигналит автомобильным клаксоном, требуя к себе немедленного внимания медперсонала, у которого случились редкие минуты отдыха. Появляется обаятельный и саркастичный главный герой: “Потише, полковник! Вы разбудите войну”.

“А можно писать подобные диалоги?” — с тайной надеждой спросил я у дамы-продюсера. “Но ведь это интеллектуальный юмор, — одновременно обрадовалась и огорчилась она. — Боюсь, здесь этого никто не воспримет...” Мы поглядели друг на друга точно заговорщики.

Но интереснее всего — социальный контекст картины. У Дениса Евстигнеева есть обыкновение снимать про жизнь и людей, о которых он вряд ли имеет представление. В прошлом Евстигнеев — кинооператор. Его режиссерский дебют — небезызвестная “Лимита”. В основе лежал достойный сценарий Луцика и Саморядова о провинциалах, пытающихся выжить и задержаться в Москве. Луцик — Саморядов писали на основании личного опыта. Затем сценарий был переделан известным грузинским пересмешником Ираклием Квирикадзе и поставлен Денисом Евстигнеевым где-то в середине 90-х. Как остроумно заметил один питерский критик — “в манере Присыпкина”.

В “Лимите”, глянцевой и фальшивой, отметились Кристина Орбакайте, Машков и Миронов Евгений. Пафос картины заключался вот в чем. Новое время открывает любому, самому неангажированному, провинциалу широкие ворота к большому, реальному Успеху. В конце фильма один из героев покупает заброшенный водный стадион и, кажется, намеревается устроить праздник для людей. Квирикадзе и Евстигнеев выполнили недвусмысленный социальный заказ. Они объяснили: “новые русские” — те же самые простые, народные люди. Начинали с того, что воровали из столичных продмагов трехлитровые банки соленых огурчиков, а вот кончили — хорошо. Достойная жизнь — производная от ваших личных качеств, “Лимита” — классический (клинический) случай постсоциалистического цинизма.

Опускаю следующую работу Евстигнеева, “Маму”, которую не смотрел. В картине “Займемся любовью” отмечу два момента. Во-первых, лента продолжает линию “Лимиты”. Юноша по имени Тюлень и его товарищи по учебе ведут непростое, но достойное существование в московской общаге. Выжить — можно. Главное — здравый смысл и нездоровый оптимизм. Талантливым хватает денег даже на проституток с Тверской. Здесь профессиональные минетчицы выполняют ту же роль, что банка огурчиков из “Лимиты”: лиха беда начало, дальше ставки и сумма выигрыша будут с неизбежностью повышаться. Вплоть до окончательной победы нового российского капитализма.

Тюленю не везет ни с однокурсницами, ни с проститутками. На самом деле он не Тюлень, а тюфяк. Впрочем, ведет себя правильно: вечно улыбается, беззаветно радуясь новорусской реальности и рассчитывая на лучший исход и счастливое будущее. В награду дурачку и в назидание все еще сомневающимся скептикам из числа зрителей авторы вручают Тюленю почетный приз. В финале паренек крепко задружился с москвичкой-медичкой. Москвичка без раздумий открыла объятия провинциальному приезжему тюленю. К сведению авторов: в последние шесть-семь лет коллизия совершенно невозможная. Даже жанровый допуск не спасает. В конце концов, любой жанр требует контроля со стороны здравого смысла, соотнесения с принципом реальности.

Однако куда более интересна другая социальная проговорка картины. Проговорка воистину эпохальная!

Для того чтобы драматизировать легковесную сексуальную проблематику, авторы внедряют в тело картины следующий сюжетный ход. Однокурсники Тюленя, парень и девушка, еще недавно любили друг друга. Девушка предложила парню пожениться, тот — безответственно заболтал проблему, по сути — отказал. Девушка справедливо обиделась и собралась замуж за первого попавшегося мужика на “мерседесе”. Теперь обиделся парень, дескать, как это — замуж за первого попавшегося бандита, братка? Дура, что ли?!

Дура не дура, но гордая. Вот уже и свадьба. Девушка хороша собой, невеста, в белом. Жених, то бишь уже муж, даром что бывший боксер: даже в окружении кровожадных братков выглядит вполне импозантно. Конечно, боксер ее любит. Мечтает о счастье. О детях, семье. Боксер — тоже человек!

Но с этим не может согласиться оскорбленный в лучших чувствах студент, бывший хахаль. Он является на свадьбу, забалтывает дуру невесту, утаскивает ее в туалетную кабинку и там трахает по старой памяти, по полной программе. А она в белом, чужая жена.

Что делает боксер? А что бы сделали вы, читатель? Сам или с помощью товарищей — не показано — боксер догоняет и уничтожает сбежавшую невесту, жену. Насмерть. Почти уничтожает ее хахаля-студента. Теперь студент в реанимации. Ему очень сочувствуют Тюлень, москвичка-медичка, друзья, подружки и авторы. Быть может, ему сочувствовали оба зала переполненного Дома кино?

Конечно же, это совсем другой жанр, несмешной. Выясняется, что новорусские кинематографисты не выдерживают долгого разговора о приятном и смешном! Им не до секса: страшно.

А чего же страшно? А вот: в правящем классе, в элите современной России (совсем недавно на НТВ, в программе “Намедни”, была такая рубрика: “Кому принадлежит Россия”), наметился очевидный раскол. Впрочем, предсказать его было несложно. Фильм Евстигнеева лишь задокументировал ситуацию.

Итак, происходит неизбежное расслоение на идеологическую верхушку, своего рода богему, готовую и дальше экспериментировать, чей модернизационный потенциал не имеет никаких рациональных оснований, пределов и сдерживающих факторов; и на консервативное большинство, в целом уже удовлетворенное своим имущественным статусом и существующим положением дел, готовое строить общество на базе традиционных ценностей. В самом ближайшем будущем конфликт интересов грозит вылиться в откровенную войну, в жестокий передел власти на самой ее вершине.

Кинокартина “Займемся любовью” актуализирует и нехудожественно, но точно представляет ситуацию в лицах. Травестируя реальное положение дел, богема прячется за масками зайчиков, то бишь нищих провинциальных студентов. Эта стратегия была опробована еще в “Лимите”. Консервативная, непродвинутая часть правящей элиты представлена эпизодическими образами неприглядных братков-боксеров. Эти, дескать, только и умеют, что расстреливать, рвать на куски. Ну никакой фантазии!

Далее. Богема пускается во все тяжкие. Богема принимается за очередной эксперимент — эксперимент тотальной модернизации социальных институтов. Мальчик-зайчик является на чужую свадьбу, соблазняет чужую дуру жену, прячет ее в первом попавшемся туалете и — трахает! Впоследствии он закономерно гибнет вместе с коварной изменщицей, а богема рекомендует нам, зрителям, солидаризироваться с зайчиками-модернизаторами!

Теперь уже очевидно, что отечественная богема глядит на Запад всего лишь в целях имитации. Наша богема не собирается воспроизводить проверенные временем и достаточно надежные (ведь есть и такие!) западные социальные институты. Наша богема собирается шагнуть за черту.

Даже ее игры со здоровой массовой культурой Запада, по сути консервативной и охранительной, носят характер симуляции. Фильм “Займемся любовью” — это перевертыш, подлянка, коварный тест, призванный отмобилизовать своих и отбраковать неблагонадежных. Попраны все законы масскульта. Растоптаны консервативные идеалы, в качестве базовой ценности заявлен интерес тотальной модернизации всего и вся. Страна будет на ушах! На похоронах станут громко смеяться, а на свадьбах — беззастенчиво блядовать.

И в эту страшную, решающую для Родины минуту я шепчу, точно заклинание: если нет Закона, если молчит Бог, если сатанеет и разлагается одураченный народ, значит, вся надежда на тебя! Есть бастионы, которых мы не сдадим никогда: свадьбы, похороны, дети. Семья, ответственность, верность, любовь. Браток, брат-3, мститель, ангел истребления, заряжай.