Переверзин Александр Валерьевич родился в 1974 году в городе Рошаль Московской области. Окончил Московскую государственную академию химического машиностроения по специальности “Инженер автоматических линий”. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького. Публиковался в журнале поэзии “Арион”. В текущем году заканчивает сценарный факультет ВГИКа им. С. А. Герасимова. Работает редактором. Живет в Москве.
* *
*
Если забыла, напомню тебе
встречи с культуркой на Бронной.
Ты не подумай, я не по злобе —
по доброте беспардонной.
Двери не заперты. Недалеко
наши кучкуются в сквере.
Помнишь, тогда еще очень легко
было входить в эти двери
и убеждаться: вначале всего
слово. Известное дело,
мы находили не только его.
В спальне над креслом висела
карта Москвы. Я отметил флажком
наше нетайное место.
Хочешь не хочешь, но даже ползком,
посередине семестра,
через макдоналдс, пивною тропой,
вдоль неприметных построек
не за словами — сама за собой
ты возвратишься во дворик.
Дверь отворишь, на ступеньку шагнешь,
выше подняться не в силах.
Скоро обедать пойдет молодежь,
жди ее здесь, на перилах.
Хлеба без джаза получит народ,
кушанье стынет, готово.
Вольному — гречка, спасенной — компот.
Нам ни того, ни другого.
* *
*
Сквозь две арки прошли к остановке,
мимо детской площадки, парковки.
По Ордынке продолжили путь.
Рассказала мне, что в Третьяковке
ты хотела луну сколупнуть.
Доставая из сумки объедки,
бомж хрипел в подворотне, как в клетке.
О бетон ударялась вода.
Зацепившись за голые ветки,
небеса прогибала звезда.
На стене, что строители-турки
очень скоро пустили на слом,
наступая на хлам и окурки,
ты царапала по штукатурке:
вижу зверя в мужчине любом .
…А когда стал невиден с брусчатки
черный водоотводный канал —
свет от фары скользнул по сетчатке —
я плечо твое поцеловал.
Это просто — за горе бороться.
Сквер не спит, он от страха притих.
Не пугайся, не тронут уродцы —
монструозные девки и хлопцы.
Власти нас оградили от них.
Ворон
Воздух хватаю, держусь на плаву,
Свой рыбий рот разеваю:
“Да, я живой. Я тобою живу,
Только тобой прозябаю”.
И непонятно никак, почему
Этой порою осенней
Даже на юго-восточном Крыму
Нет мне ни сна, ни спасенья.
Утро. Последняя гаснет звезда,
Вран на столбе примостился.
Не говори никогда “никогда” —
Я вот договорился.
* *
*
Не забуду с дошкольного самого,
как боялись канадцы Харламова:
Кларк впечатывал, Хоу окучивал,
он их пачками здесь же накручивал.
Сила — скифова, мужество — греково,
воля — ромова. Зависть — канадова.
Им теперь и бояться-то некого,
разве только какого бен Ладена.
К горизонту щербатое, братское
подползает шоссе Ленинградское,
федеральное автологово.
Тьма чайковская. Пламя блоково.
* *
*
Я дотянул до марта неспроста:
он звал меня. За желтой занавеской
цветет герани куст, и от куста
по комнате расплылся запах резкий.
Так пахнет смерть, как известь, как карбид,
катаясь в луже, пузыри пуская.
Так пах февраль. Он музыкой убит.
В его затылке музыка сквозная.
Зачем мне этот март, в котором нет
тебя со мной? Похожий на чеканку,
за занавеской выпуклый рассвет,
герани куст и небо наизнанку.
* *
*
Я, во-первых, взлечу, а страх испытаю я во-вторых:
самолет упадет в горах, я случайно останусь в живых.
Я же сильный, я доберусь, докарабкаюсь, доползу!
(Если только вниз не сорвусь, не умру на камнях внизу.)
Снег пойдет на исходе дня. Продираясь сквозь хвойный лес,
будет тщетно искать меня экспедиция МЧС.
Но под вечер ученый пес обнаружит меня на снегу
и прогавкает: “Я принес вам привет от Сергея Шойгу”.
И тогда, несмотря на то что я сильный (вот это финал!),
я расплачусь и вспомню ЛИТО, где впервые стихи читал.
Про рассвет, про закат, затем про закат и еще — про рассвет.
Мне хотелось понравиться всем, а стихи были — полный бред.