Книга погромов
Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918 — 1922 гг. Сборник документов. М., РОССПЭН, 2007, 995 стр.
2007 году вышло из печати издание, которое называется “Книга погромов”1.
Основу книги составила публикация архивных материалов — записанных по горячим следам устных свидетельств о погромах 1918 — 1922 годов. От этих множественных проявлений этнического насилия осталось меньше следов в общественной памяти, чем от получивших широкую известность нескольких погромов конца XIX — начала XX века в крупных городах Российской империи. Между тем погромы в местечках исчислялись сотнями, прокатывались по нескольку раз на протяжении четырех лет войны. Если погромы в крупных городах привели к гибели около полутора сотен евреев, то погромы, описанные в книге, унесли жизнь примерно ста пятидесяти тысяч. Они во многом стали шагом к холокосту, когда счет пошел на миллионы. Книга помогает вывести из забвения это “недостающее звено” в истории этнического насилия в Европе.
Теми, кто собрал тысячи свидетельств от уцелевших очевидцев тогда, когда еще не просохла кровь и дымились руины, совершен уникальный научный подвиг. Но собранные ими материалы лишь в малой части были опубликованы в двадцатые годы. Потом это собрание, некоторое время хранимое главным собирателем и аналитиком И. Чериковером (1881 — 1943), распалось. Часть его была утрачена, часть ушла из России. Остальное было помещено под крепкие замки советских архивов.
На это собрание свидетельств о погромах, находившееся в Государственном архиве Российской Федерации, несколько лет тому назад судьба вывела историка-слависта Лидию Милякову. Последовали несколько лет напряженной работы и борьбы, прежде чем материалы были опубликованы. Помимо записей рассказов и составлявшихся на их основании обобщающих сводок и обзоров, в книге приводятся официальные постановления, приказы различных органов власти касательно погромов, а также статьи на эти темы из нескольких периодических изданий того времени. В книге помещено более трех десятков фотографий тех лет.
Приглашая читателей “Нового мира” познакомиться с этой книгой, мы в данном отзыве хотели бы поделиться соображениями по поводу нескольких социальных явлений, описываемых на ее страницах.
В большинстве определений погрома, находимых в энциклопедиях и словарях, отсутствует один важнейший момент, а именно: погром возможен тогда и постольку, поскольку в данной социальной ситуации отменены обычные нормы и правила поведения, а также уголовные законы, охраняющие покой, достоинство, имущество, собственность, здоровье и жизнь гражданина. Иначе говоря, когда посягательство на таковые признается правомерным со стороны держателей нормы и не репрессируется ими.
В условиях войны (а на этих землях шли военные действия и в Первую мировую, и в Гражданскую) среди перемешанного до неразличения “мирного населения” и членов всевозможных военных формирований с нормами произошло, как видно, следующее. Нормы, не только разрешающие войску в случае войны убивать солдат противника, разрушать или брать в качестве трофея имущество врага, но прямо предписывающие такие действия и трактующие их как доблесть, распространились, так сказать, в две стороны. Во-первых, такое право воюющей армии стали присваивать себе демобилизованные или бежавшие с фронта солдаты, а также и не бывшие на фронте “мирные жители”, соединяясь в отряды-банды, а то и просто сходясь на дни или часы для погрома. Во-вторых, в качестве врага и вражеского населения были признаны гражданские лица, граждане своей страны (но не своей нации и веры). Это новое состояние норм оправдывает производимые убийства и насилия, поджоги и грабежи, более того, делает их социально одобряемыми действиями.
Именно наличие у погромщиков сознания/ощущения не только фактической ненаказуемости, но и оправданности своих действий отличает погромы от общественно осуждаемых криминальных проявлений, таких, как хулиганство и бандитизм, с одной стороны, и военных действий, предполагающих санкционированные законом и общественной моралью человекоубийства и разрушения — с другой. Эта проблема “социально разрешенного насилия” стоит как в отношении исторических событий, описанных в книге, так и в отношении многих процессов, происходящих в наши дни.
Такие действия невозможны, если власти всех уровней ориентированы на соблюдение закона и поддержание порядка. В книге многочисленны примеры, когда смена одной власти на другую, твердо настроенную против погромов, их немедленно прекращала. (В роли такой власти выступали и красные, и белые.) Но коль скоро речь идет о состоявшихся погромах, то все они без исключения имели место либо при попустительстве властей, либо при полном безвластии. Последнее — в обстоятельствах Гражданской войны, — как известно, случалось часто. Но то, что зовется безвластием, в момент налета имело иной характер. Зашедшая в село банда из нескольких человек и оказывалась фактически сама — временной властью и сама же организатором и исполнителем погрома.
Тогда этот случай типологически примыкает ко всем остальным случаям, когда власть, безусловно признаваемая как власть, теми или иными средствами санкционирует погром. Книга показывает, что без такой санкции механизм погрома, в отличие от механизма стачки, бунта и других массовых действий, связанных с нарушением обыденных норм и законов, не запускается.
Какая ирония истории веет с тех страниц книги, на которых видно, что и деникинская власть, и большевистская в России, и, почитай, все, кто себя провозглашал во главе Украины, выпускали воззвания, приказы и указы, которые в одних и тех же словах декларировали недопустимость насилия над людьми по национальному признаку, их равные права на жизнь и т. п.! А повод приводить эти документы в “Книге погромов” тот, что войска всех этих сторон либо сами чинили погромы, либо нарочито попустительствовали погромщикам2.
Такой двойственностью отмечены почти все описанные в книге случаи участия властей в соответствующих событиях. Например, действия тех военачальников, которые, введя войска в местечко, дают своим подчиненным право три дня безнаказанно делать с евреями все что пожелают, но после того снова карают за убийство, ограбление еврея так же, как за убийство или ограбление любого другого человека.
По неписаным, но всем известным “правилам погрома” одна из сторон должна находиться в положении жертвы претерпевающей и не сопротивляющейся. Книга изобилует примерами того, как властями целенаправленно подавлялись попытки жителей местечек организовать самооборону. И понятно, почему. Наличие сил самообороны превращает ситуацию в симметричную, уподобляет ее ситуации войны, вооруженного, силового противостояния сторон. Это — нарушение правил погрома как особого института. Во всех описанных в книге случаях вооруженного сопротивления погромам (со стороны самих обывателей или приходящих им на помощь и защиту дружин, отрядов) можно видеть, что это разрушает ситуацию погрома. “Правила погрома”, как это видно из материалов книги, принадлежат к общекультурному запасу отечественного социума. Они так или иначе внятны всем — от высшей власти до самих жертв, которые этим правилам достаточно часто подчинялись.
(На этом основаны многие обвинения и самообвинения евреев в овечьей покорности и пр.) В порядке бунта против этого многие еврейские молодые люди уходили в армию, чаще всего — в Красную, становились там храбрыми бойцами и командирами. Но их уход из ситуации погрома не менял самой ситуации. Вот те дружинники или участники самообороны, которые решались на ответные действия или на превентивные оборонительные меры там, на местах, ломали ситуацию — и это приносило успех, покуда не вмешивались власти, которые, как сказано, стремились их разоружить, распустить, запретить.
Для создания ситуации погрома, иными словами, для запуска социальной программы погрома нужны особые инициальные действия. Пусковым механизмом, как правило, является пересечение законной черты, нарушение закона обычной жизни кем-либо, кто более других годится на эту роль. Недаром в очень многих описаниях городских “больших” погромов отмечается, что в первых рядах шли уголовники, иногда специально выпущенные из тюрем. Им, в отличие от остальных обывателей, идущих за ними, не впервой нарушать закон, нарушать даже тогда, когда за это грозит ответственность. Они совершают первые погромные действия, своим примером показывая другим, что наказания за это не будет. В “малых” погромах, которые и описаны в основном в этой книге и в ходе которых было совершено основное количество массовых злодеяний, в роли инициаторов чаще всего фигурировали либо “солдаты”, либо “бандиты”. Эти люди отличались от обывателей (которые далее подключались или не подключались к погрому, но почти никогда не противодействовали ему) тем, что, во-первых, были привычны к насилию, во-вторых, были пришлыми со стороны, чужими для громимых. Характерными участниками городских погромов оказывалась еще одна категория — это крестьяне из окрестных деревень. Они приезжали специально к моменту погрома, чтобы поживиться имуществом громимых. Но часто этот меркантильный мотив смешивался с другим, чисто агрессивным и деструктивным. Они активно участвовали в разрушениях и поджогах, а нередко и в насилии, убийствах. Впрочем, различие между вернувшимися с войны солдатами, бандитами и крестьянами — это зачастую различие в том, как их опознают и в какой роли обнаруживают потерпевшие, свидетели или составители описаний.
Погромы, как показывает книга, редко бывали неожиданными. Напротив, каждому обычно предшествует фаза ожидания. Она сопровождается перестройкой установок местного сообщества с мирной жизни на агрессию. Одни готовятся стать жертвами, другие — свидетелями, участниками, соучастниками, а иногда и защитниками евреев. Семьи, укрывавшие евреев, еврейских детей от погрома, встречались во многих поселениях. Быть может, надо считать, что они встречались везде. Но везде они были исключением. Их уместно назвать регулярным исключением из правил. Иногда и открытая публичная защита евреев имела результат, в особенности, если выступало авторитетное лицо, например православный или католический священник. Но не менее часто погромщики не признавали их прав на такое исключительное поведение и заставляли защитников разделить участь защищаемых либо карали их особо жестоко как предателей. Как тех, кто нарушал неписаные правила погромной ситуации: громимые должны быть беззащитны.
Множество раз в книге звучит вопрос жертв, свидетелей, повествователей: за что были причинены насилия, отняты жизни, здоровье, имущество у мирных и беззащитных жителей? В ответ порой давались весьма абстрактные объяснения, вроде того, что “евреи хотели избрать своего царя”, иногда объяснялось, что евреев приходили уничтожать или разорять за то и только за то, что “они жиды”. (Стоит отметить, что такое объяснение представлялось веским и исчерпывающим обеим сторонам.) В частности, были погромы, когда евреев убивали, а их имущество не трогали3.
Не утруждали себя объяснениями так называемые “бандиты”, систематически совершавшие налеты/погромы в местечках одной округи. Как уже говорилось, о таких налетах в местечке, как правило, знали за несколько дней. Опять-таки отметим, что ни у будущих жертв, ни у будущих свидетелей не было сомнений, что часть населения подвергнется насилию. В условиях городов, городков, поселков погромы также, как правило, “созревали” в течение нескольких дней. Формой их подготовки, то есть формой мобилизации участников, было распространение каких-либо слухов. Слухи могли касаться сугубо местных обстоятельств, сообщать
о действиях местных евреев, на которые, по общему мнению, было необходимо
ответить возмездием. Поводы могли быть “экономические”: евреи виноваты в нехватке муки. Очень часто поводом для бандитов и военных зайти в дом были утверждения “из этого дома стреляли” или “у вас в доме хранится оружие” (“люди войны” для начала ставили жертв на роль равных, на роль своего военного противника, чтобы потом вести себя на правах его победителя). Другой измышляемый повод мог быть политическим4.
Со стороны учинителей погромов, при всей их антикоммунистической направленности, встречалась марксистская, классовая аргументация5 . Были объяснения марксистские же со стороны собственно еврейской6, были объяснения со стороны власти, например советской7.
Историческая дистанция, на которой находятся публикаторы и современные читатели этих материалов, позволяет понять, что цель, которую то сознательно, то бессознательно преследовали погромщики, была: устранение еврейских поселений с тех территорий, где они размещались. Как написано во Введении, “во всех этих местах погромы были направлены не только против самого еврейского населения, но и против мест его проживания: квартиры со всем их содержимым, еврейские кварталы, сами местечки и т. д. разграблялись, разорялись, а затем целиком или частично сжигались”. В ряде случаев это сопровождалось “своеобразно ритуальными и одновременно сугубо практическими действиями: после полного сожжения местечек их территории были распаханы”. Как следствие — “ликвидировалась сама возможность дальнейшего проживания евреев в этих районах”. Уцелевшие евреи спасались в основном бегством в крупные города, из них часть вскоре эмигрировала, часть погибла в годы Второй мировой войны, часть осталась, и о ее последующей истории надо будет сказать особо.
Что касается погромов в той форме, в которой они проходили, то теперь видно, что это был один из путей “решения еврейского вопроса”. Иррациональные на вид массовые действия по разрушению (помимо грабежа, то есть экспроприации) еврейского имущества и недвижимости вкупе с действиями по устрашению (помимо физического уничтожения) евреев путем террора сложились в эффективную с точки зрения результата акцию.
Отвлекаясь на время от морально-нравственной стороны дела, мы можем констатировать, что в два относительно коротких периода усилиями погромщиков во времена Гражданской войны, а затем нацистов в годы Второй мировой на этих территориях был положен конец историческому существованию еврейского этноса (можно сказать, и “еврейской нации”, “еврейского народа”). Речь не идет о поголовном уничтожении евреев. Эта задача если и ставилась кем-то, то не была решена. А задача, которая, быть может, никем не ставилась как задача, — устранить еврейство — решена, и это исторический факт.
Вышедшая в том же году, что и “Книга погромов”, монография Ю. Слезкина8 обстоятельно разъясняет, почему во всем человечестве и на протяжении всей его истории диаспорические общности оказывались на положении полезных практически, но признаваемых зловредными и потому ненавидимых и часто изгоняемых.
В частности, везде рано или поздно изгоняли или хотя бы пытались изгнать еврейские анклавы. Или принуждали к утрате чужести — к ассимиляции.
Еврейство как особая, автономно воспроизводившаяся этно-религиозно-языковая общность со своей культурой и экономикой, своими законами, наконец, своей территорией проживания (местечки), словом, еврейство как одна из народностей России было уничтожено. Не все жители еврейских анклавов были истреблены. Но формы социального существования оставшихся в живых, и родившихся после того, и продолжающих считать себя или считаться евреями стали
совершенно иными. Отличие таких евреев от остальных жителей России теперь куда меньше, чем их отличие от их собственных предков — евреев из местечек, существовавших до Гражданской войны, а теперь полностью прекративших свое существование.
Алексей Левинсон
1 Российская академия наук. Институт славяноведения. Государственный архив Российской Федерации. “Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918 — 1922 гг. Сборник документов”. Ответственный редактор Милякова Л. Б. Ответственные составители: Зюзина И. А., Милякова Л. Б. при участии Середы В. Т. (Украина, европейская часть России), Розенблат Е. С., Еленской И. Э. (Белоруссия).
2 Вот пример действия/бездействия властей (из “Письма неизвестного корреспондента о погроме <…> казачьими частями корпуса ген. Мамонтова в июле 1919 г., № 326”): “Царицын был взят Добрармией 17 июля, а первый приказ о строгом преследовании грабежей и насилий был опубликован 29 июля, когда фактически все уже было сделано”.
3 Вот строки из описания одного из таких погромов: “Рассыпавшиеся по еврейским улицам казаки группами от 5 до 15 чел. с совершенно спокойными лицами входили в дома, вынимали шашки и начинали резать бывших в доме евреев, не различая ни возраста, ни пола. Они убивали стариков, женщин и даже грудных детей. Они, впрочем, не только резали, но наносили также колотые раны штыками. К огнестрельному оружию они прибегали лишь в том случае, когда отдельным лицам удавалось вырваться на улицу. Тогда им вдогонку посылалась пуля”.
“В доме Зазули убита дочь, которую долго мучили. Мальчик в доме получил несколько ран и притворился мертвым. Мать предложила убийцам деньги, но они ответили: „Мы только за душой пришли””.
4 Вот пример из примечаний к книге. “Солдаты врывались группами в квартиры к евреям и под предлогом обыска и поиска большевиков грабили самым бесстыдным образом: забирали вещи, деньги, еду, все, что им попадалось в руки. Вместо того, чтобы искать большевиков, они рылись в шкафах, ящиках письменных столов и так далее. <…> Большая часть убитых не имела никакого отношения к политике, а тем более к большевикам. Среди убитых есть подростки, женщины и дети. Всего же в тот день и последующие было убито <…> 39 человек” (см. также: Милякова Л. Б. Забытый погром: Лида, апрель 1919 г. — “Берасцейскi хранограф”. Зб. навук. прац. Брэст, 1999. Вып. 2, стр. 343 — 346).
5 Пример: “О причинах, будто бы возбуждавших [подобные настроения] среди местных крестьян, погромленные передают следующее. В одном из столкновений повстанцев с советскими войсками пало десять повстанцев. Смерть их была приписана, главным образом, участию евреев среди советских войск, и за это [крестьяне] и отомстили всем евреям. Велась злостная агитация против евреев всеми бандами от атамана до простого грабителя. Железняк объяснял крестьянам, что евреи при царизме сидели на плечах крестьян, а теперь завладели властью, необходимо все забрать у евреев и выгнать их из сел и местечек”.
6 “Старый мир <…> использует испытанный путь еврейских погромов, чтобы оттянуть срок расплаты за все свои прегрешения и срок своего полного исчезновения”.
7 Декрет СНК “О пресечении в корне антисемитского движения”. 27 июля 1918 г.
8 Слезкин Ю. Эра Меркурия. Евреи в современном мире. М., “Новое литературное обозрение”, 2007.