o:p /o:p
ПЕРИОДИКА o:p/
o:p /o:p
«05/03/53», «Коммерсантъ Weekend», «Литературная газета», «НГ Ex libris», «Новая газета», «Новые облака», «Огонек», «ПОЛИТ.РУ», «Радио Свобода», «Русский Журнал», «Эксперт Юг», «Colta.ru», «Radio France Internationale», «Thankyou.ru», «The Prime Russian Magazine» o:p/
o:p /o:p
Михаил Айзенберг. Будущее Мандельштама. К столетию «Камня». — «Коммерсантъ Weekend », 2013, № 10, 22 марта < http://www.kommersant.ru/weekend >. o:p/
«Отзывы современников, как правило, поучительно подслеповаты, но Осип Мандельштам и здесь выделен из общего ряда. Замечания (это не оценки, а именно замечания — брошенные небрежно и вскользь) старших, поэтов-символистов, приводить как-то стыдно: стыдно за этих людей. Но и немногочисленным рецензентам „Камня” язык Мандельштама кажется искусственным, „филологичным” и стилизованным — „русской латынью”. (Через 10 лет Юрий Тынянов снова скажет о работе „почти чужеземца над литературным языком”.) Даже Гумилев высказывался в том духе, что среди акмеистов будущее есть только у Ахматовой и Нарбута». o:p/
«Современники не понимали, даже не различали биографичности стихов Мандельштама (это все стихи „на случай”), как не различали творческую основу его биографии. Не понимали, что это другое слово: собственно, другой язык, но не в словарном, а в системном, синтаксическом значении». o:p/
o:p /o:p
Борис Акунин. «Хочу заразить своей любовью к истории». Беседу вела Ольга Тимофеева. — «Новая газета», 2013, № 34, 29 марта < http://www.novayagazeta.ru >. o:p/
«Ключевский — ученый, его главный труд — собрание лекций, то есть он писал для людей, которые уже и без него хотели знать историю. Я рассчитываю на другую аудиторию — на тех, кто историю не знает и, может быть, даже не хочет знать. Эти люди не станут читать Ключевского — побоятся, что это тяжело и скучно (между прочим, зря). А про автора по фамилии Акунин им известно, что он массовик-затейник, и никакого напряжения для мозгов от него ожидать не следует. Больно не будет. Поэтому автором моей „Истории” будет не Чхартишвили, а именно Акунин. Так же писал двести лет назад и Карамзин — для широкой публики. Чтобы барышни и офисные (то есть я хочу сказать архивные) юноши читали. Восхищались Святославом, негодовали на Святополка Окаянного и т. п. Карамзин ведь тоже был беллетрист, он знал, как увлечь публику». o:p/
o:p /o:p
В реестре, славой громыхающем. Год назад не стало Станислава Рассадина. — «Новая газета», 2013, № 30, 20 марта. o:p/
Письмо К. И. Чуковского Станиславу Рассадину от 23 июня 1967 года посвящено книге Рассадина «Так начинают жить стихом. Книга о поэзии для детей» (М., 1967). «Спасибо за книгу. В ней больше всего растрогала меня Ваша беседа с умирающим Маршаком. Я тоже беседовал с ним в эти дни. Мы жили тогда в санатории. Слепой, оглохший, отравленный антибиотиками, изможденный бессонницами, исцарапавший себя до крови из-за лютой чесотки, он в полной мере сохранил свою могучую литературную потенцию. Случилось так, что в один и тот же день мы получили от нашего английского друга, проф. Peter ’а Opie его сборник тех „Nursery Rhymes” , к-рые отклоняются от канонических текстов. За ночь я едва успел познакомиться с этим сборником. Прихожу рано утром к С. Я. Он сидит у стола полумертвый, на столе груда свежих рукописей. „Чтобы забыться от смертельной тоски, — говорит он, — я за ночь перевел 7 стихотворений из этой книжки”. И прочитал мне написанные красивым круглым почерком очень крепкие, мускулистые — подлинно маршаковские — строки...» o:p/
Здесь же напечатано письмо Н. Я. Мандельштам (осень 1967 года). o:p/
o:p /o:p
Дмитрий Волчек. В дивной маске идиота. — «Радио Свобода», 2013, 15 марта < http://www.svoboda.org >. o:p/
«Герой [Сергея] Нельдихена похож на Назара Ильича Синебрюхова, персонажа Зощенко. Вот его рассуждения, на этот раз рифмованные: „Кто сказал, что соловей / Распевает для затей? / Есть мыслишка у ручья / Есть она у соловья”. Максим Амелин и Данила Давыдов убеждены, что это маска, не буду спорить, но я ни малейшей дистанции между автором и персонажем не заметил. Возможно, маска стала лицом (так было проще выжить в советских редакциях: Нельдихен сочинял ради заработка стихи для красноармейцев), но подозреваю, что ее не было вовсе. Наивные наброски литературных воспоминаний — свидетельства человека, случайного и чужого в постакмеистическом кружке, членом которого его избрали „за глупость”. В пьесе „Фокифон”, прежде не публиковавшейся, модный жанр антиутопии превращается в катастрофические сапоги всмятку: бестолковые персонажи теряют и похищают какие-то капоры и духи, финал совершенно несуразный, но эта драматургическая беспомощность придает пьесе своеобразное великолепие. Если ее поставить сейчас, со всеми придуманными автором кинематографическими вставками — могло бы выйти удивительное зрелище». o:p/
o:p /o:p
Наталья Громова. Крики «виновен» сменяются ужасом. Уникальный исследователь — о быте, нравах и страхах интеллигенции. Беседу вела Ольга Тимофеева. — «Новая газета», 2013, № 28, 15 марта. o:p/
«Он [Даниил Андреев] при всей своей гениальности был такой „мимозный”, не умеющий сопротивляться. Когда его арестовали, тут же написал списки тех, кому роман читал. Мало того, сдал все экземпляры, даже тот, что закопал. В результате роман исчез. Так же как исчез последний роман Пильняка, последние произведения Бабеля. КГБ-ФСБ говорили, что все уничтожено». o:p/
«Впрочем, когда писательница и исследователь Наталья Соколовская искала дело Берггольц, ей тоже говорили, что дела нет, но после десятой просьбы все-таки нашли. Я убеждена, что это бюрократическая организация, которая если что-то и уничтожала, то оставляла описи, пересказы или выписки. К слову, дневник Булгакова 1927 года был именно так обнаружен. Булгакову по просьбе Горького его вернули. Как только он его получил, тут же сжег. Но когда исследователь Г. Файман пришел на Лубянку в 90-е годы, нашлись сфотографированные копии». o:p/
o:p /o:p
Андрей Иванов. 1994 — 2012. — «Новые oблака». Электронный журнал литературы, искусства и жизни. Таллинн, 2013, № 1 — 2 (63 — 64) < http://www.oblaka.ee >. o:p/
«Меня больше не интересуют „великие задачи”, великие имена, грандиозные инфраструктуры неподъемных романов (таких как Infinite Jest , например) или наоборот, — стертый до дыр минимализм, смахивающий на изношенные носки. Восхищает случайное. Намеренное — утомляет. Я больше не хожу в библиотеку, потому что устаю от книг до того, как до них доберусь. Пока дойдешь до остановки, люди своими взглядами так нагрузят, что потом сутки не знаешь, куда все это сбыть». o:p/
o:p /o:p
Каких русских книг не хватает Америке? Беседа с редaктором издательства « Overlook » Марком Кротовым. Беседу вел Александр Генис. — «Радио Свобода», 2013, 18 марта < http://www.svoboda.org >. o:p/
« Марк Кротов: Но Пелевин интересен тем, что книги его здесь выходят менее как социальные книги или как книги, которые представляют политическую ситуацию или какую-то особую реальность, а как узкожанровые книги, которые серьезно страшные или серьезно развлекательные. И в каком-то смысле мне кажется, что это совсем не самый худший вариант для литературы. o:p/
Александр Генис: Когда появился в Америке Пелевин, я помню, что многие молодые люди не знали, что он русский, думали, что он живет в интернете, как все они, и в этом виртуальном пространстве они одинаковое место занимают. Поскольку Пелевин прекрасно знает английский язык, и особенно американский сленг, то он очень легко себя чувствует в этой среде. Но мне кажется, что его книги еще недостаточно проникли в американскую среду». o:p/
o:p /o:p
Андрей Канавщиков (Великие Луки). Старик Державин их заметил. — «Литературная газета», 2013, № 12, 20 марта < http://www.lgz.ru >. o:p/
«Они стоят рядом — Иосиф Бродский и Юрий Кузнецов. Это два фактических столпа русской поэзии второй половины ХХ столетия, два полюса, две самые цитируемые и почитаемые фигуры двух различных спектров поэтических пристрастий отечественных ценителей рифмованного слова». o:p/
«И Кузнецов, и Бродский выглядят в исторической перспективе своего рода предвестниками Русского хаоса перестройки. Гениальные алконосты распада пропели свои печальные песни, чтобы потом, за ними, не было уже ничего, даже отдаленно напоминающего реалий СССР. Они в предельно концентрированном и незамутненном виде явили то, что тогда же прорывалось у многих, но не было пока что оформлено столь беспощадно и бескомпромиссно». o:p/
o:p /o:p
Игорь Клех. Блеск и нищета моральной философии. Об ужасе и мессианстве Льва Толстого. — «НГ Ex libris», 2013, 7 марта < http://www.ng.ru/ng_exlibris >. o:p/
«Оправдание дневников Толстого и его зачастую односторонних высказываний в их потрясающей противоречивости и непоследовательности, позволяющей сказать: Се человек!» o:p/
o:p /o:p
Сергей Костырко. Про вечный русский спор. — «Русский Журнал», 2013, 11 марта < http://russ.ru >. o:p/
«Открытым финал романа [Антона Понизовского «Обращение в слух»] воспринимается еще и из-за хода, который предлагается здесь автором, — смены дискурса. Дискурса конкретно-исторического, социально-психологического комментария записей, с которого начинается повествование, на дискурс философский. Ход естественный для героя романа». o:p/
«Теологумен, с помощью которого Федор удерживает в романе равновесие, возможно, поймет и разделит Леля; поймут, но не примут для себя Дмитрий с Анной, а вот для подавляющего большинства рассказчиков из романа ход мысли Федора останется красивыми словами, мало помогающими что-либо изменить в реальности. Более того — оправдывающими, по сути, сложившийся в русской жизни порядок с творящимся в нем произволом. (Здесь необходимо уточнение: для „подавляющего большинства”, но отнюдь не всех интервьюируемых — в романе есть поразительная запись, в которой формулируется, пусть и другими словами, то же, что пытается сказать Федор.)». o:p/
См. также статью Аллы Латыниной «Под знаком Достоевского» в настоящем номере «Нового мира». o:p/
o:p /o:p
Сергей Кузнецов. Почему нам не нужен спор о Сталине? — «05/03/53», 2013, март < http://050353.ru >. o:p/
«Сегодня раз за разом твердить о миллионах жертв — это как в анекдоте: искать под фонарем, а не там, где потерял. Слушать эти разговоры противно вдвойне, если тебе небезразлична память погибших. Я не знаю, для чего они умерли, — но уж точно не для того, чтобы мы упражнялись в красноречии на их могилах. Да, конечно, история определяет современность. Но Сталин умер шестьдесят лет назад. Это уже давняя история. Почему мы не спорим с такой же страстью о Петре Первом или Иване Грозном? Нам кажется, что это было недавно? Нет. Это было давно. Сталин умер, и сталинизм сегодня возможен точно в том же смысле, в котором возможна опричнина или петровское обстригание бород: как метафора, не более». o:p/
o:p /o:p
Таисия Лаукконен. Балтийская русская литература: письмо из ниоткуда? — «Новые oблака». Электронный журнал литературы, искусства и жизни. Таллинн, 2013, № 1 — 2 (63 — 64) < http://www.oblaka.ee >. o:p/
«Постсоветская русская диаспора в Балтийских странах нова не только относительно самой себя, но и в отношении других общин постколониального мира. Во-первых, трансформация — от доминирующей в языковом и культурном смысле группы к меньшинству — произошла без перемены места жительства , что необычно для традиционных диаспор». o:p/
«Идентичность новой русской диаспоры вынуждена строиться на каком-то ином основании, и одно из направлений, которое оказалось востребованным, — это актуализация ситуации культурного пограничья». o:p/
«Таким образом, балтийский русский писатель оказывается в ситуации двойного „заказа”: со стороны метрополии (абстрактное русско-европейское пограничье) и от местной публики (конкретное культурно-языковое пограничье), но каждый автор совершает индивидуальный выбор». o:p/
o:p /o:p
Станислав Львовский. Долгий разговор. — «05/03/53», 2013, март < http://050353.ru >. o:p/
«Функционирование памяти о терроре в качестве социального института не означает произнесение ритуальных формул раз в месяц (или дважды в год, или раз в пять лет). Это означает усилие по возвращению в пространство социального, в общественный оборот, того, что не было рассказано или не было рассказано вслух, — пусть не всего, но хотя бы того, что удастся восстановить. Означает возвращение погибшим их лиц, доброй (или совсем наоборот) памяти о них. Означает рассказать их истории . Одновременно это означает и возвращение лиц палачам, рассказывание и их историй тоже». o:p/
o:p /o:p
Владимир Микушевич. Диалоги с цикутой. — « The Prime Russian Magazine », 2013, на сайте журнала — 14 января < http://primerussia.ru >. o:p/
«Таким образом, афинская демократия основывалась на ночных Элевсинских Таинствах, суливших бессмертие, и на дневных трагических действах, сплачивающих катарсисом». o:p/
«Сократ постоянно ссылался на демона, который им движет, а с этим афиняне примириться не могли. Афинянин должен был воздавать подобающие почести официальным божествам полиса, а свой особый, личный демон был для них, выражаясь по-современному, идеологической диверсией». o:p/
o:p /o:p
«Новый виток начался с социальной поэзии». Ян Шенкман беседует с поэтом Андреем Родионовым. — «Огонек», 2013, № 11, 25 марта < http://www.kommersant.ru/ogoniok >. o:p/
Говорит Андрей Родионов: «У поэзии помимо смысла есть голос. Другое дело, что способ ее презентации безнадежно устарел. Традиционные для Москвы поэтические вечера — это, как бы мягче сказать, глубокий вчерашний день. Когда режиссер Эдуард Бояков привлек нас с Катей к работе в „Политеатре”, мы поняли, что надо разрабатывать общую идею поэтического вечера, только тогда народ будет покупать билеты. А значит, и поэты получат деньги». o:p/
«Время тетенек, которые еще с 1960-х по инерции ходили на творческие встречи, когда-то должно было закончиться, и вот оно подходит к концу. Бояков показал на Стрелке спектакль „Стихи о Москве” и собрал тысячу человек. Это делал серьезный режиссер — со светом, со звуком, с картинкой. Так можно собрать и тысячу человек, и больше». o:p/
o:p /o:p
Лев Оборин. Спокойное торжество. — « Colta.ru », 2013, 22 марта < http://www.colta.ru >. o:p/
«В статье „Пути русской поэзии” [Сергей] Нельдихен пытается предсказать будущее: в поэзию должны войти современность, обыденность, „реальный логический смысл”, в ней должно продолжаться „культивирование прозаической речи”. „Наше же будущее, в особенности, представляется веком всяких синтезов”. В другой статье Нельдихен пишет, что в текстах современных ему прозаиков „подмечаются приемы, приближающие… прозу к поэзии… Литература наших дней стремится к одному общему виду, соединяющему прозу с поэзией. По всей вероятности, к подобию библейской прозы!”. Наконец, в „Основах литературного синтетизма” перечисляются свойства новой, синтетической формы (среди них — отказ от рифм, ритма и устаревших тропов, усложнение композиции, „успокоенность восприятия мира, чувств, ритмов как протест против отрывочности, ударности, динамизма, пафоса, истеричности, характерных в динамичное время”). Здесь же говорится о переходе к лиро-эпическим формам. Все это, не правда ли, заставляет вспомнить о недавних поисках „новых эпиков” (по словам Юрия Орлицкого, Федор Сваровский эту генеалогию признает). Но, кроме того, теоретические тексты Нельдихена будто предсказывают популярный в современной критике разговор о сращении прозы и поэзии». o:p/
o:p /o:p
Борис Парамонов. Зовите меня Исмаил. — «Радио Свобода», 2013, 13 марта < http://www.svoboda.org >. o:p/
«13 марта — столетие Сергея Михалкова. А умер он всего четыре года назад, дожив до вполне патриаршего возраста. <...> Это не Русь богоспасаема, а Михалков». o:p/
«Никакой органики в русской истории не было, а сплошь провалы и разрывы. Люди, сумевшие удержаться и даже преуспеть во всех перипетиях века, — это редкий исторический и культурный материал, музейная ценность и как таковые должны вызывать понятное, заинтересованное и чуть ли не благоговейное внимание». o:p/
«„Зовите меня Исмаил”, как говорит уцелевший после сражения с китом герой романа Мелвилла. А кит был знатный, подлинный Левиафан, то есть, по Гоббсу, тоталитарное государство. Можно и отечественного классика вспомнить: „И ризу влажную мою сушу на солнце под скалою”. Всех кормчих пережил — и от последнего принял подобающую возрасту и случаю награду». o:p/
o:p /o:p
Переоценка ценностей. Часть вторая. По просьбе COLTA.RU экспертное сообщество продолжает развенчивать авторитеты и вспоминать незаслуженно забытых. — « Colta.ru », 2013, 27 марта < http://www.colta.ru >. o:p/
Анна Наринская. Недооцененные: «Булгаков. По отношению к нему сработал синдром ниспровержения своих же кумиров. Сами назначив в свое время „Мастера и Маргариту” „главным русским романом ХХ века”, мы впоследствии сами же от него отшатнулись, переведя его чуть ли не в синонимы литературной пошлости. При этом в „Мастере” есть куски гениальные, да и вообще у Булгакова множество гениальных страниц. Набоков. Здесь сработал тот же синдром. <...> Зощенко. Писателя, создавшего новый абсурдный язык, отобразивший новую абсурдную реальность, считают автором смешных рассказиков, годных для чтения на досуге. Юрий Казаков. Создатель шедевра „Вон бежит собака”, единственный русский автор, умевший сделать рассказ из его отсутствия, стал достоянием профессионалов, а не читателей. Виктор Голявкин. Его просто никто не знает. Ну, или только как детского автора. Прочитайте „Арфу и бокс”». o:p/
Алексей Цветков. Переоцененные: «Ахматова. Избитая и безразличная техника, расхожие эмоции, оба недостатка тесно взаимосвязаны. Пастернак. Поразительная слепота к метафорическим нелепостям при бесспорно крупном таланте». Недооцененные: «Заболоцкий, изначально оттесненный фаворитами на второй план и там остающийся. Трифонов, один из лучших прозаиков прошлого столетия, о котором сейчас помнят в основном те, кто читал его еще при царизме». o:p/
o:p /o:p
Поговорим о Померанце. — «ПОЛИТ.РУ», 2013, 14 марта < http://www.polit.ru >. o:p/
Говорит Глеб Павловский: «Она, эта культура 50 — 70-х, была отодвинута в сторону своей же организованной и прагматичной подгруппой — т. н. „шестидесятничеством”, далее благодаря Горбачеву перешедшему в перестроечное „восьмидесятничество” — плоскую массовую культуру, которая не могла и не хотела развиваться. Послевоенная советская культура 50 — 70-х развиваться могла, она была открыта для анализа страшного опыта ХХ века. Но большинство ее замыслов, этических и политических, остались нереализованными. Померанц и Гефтер для меня — два лица этой полузабытой культуры. Они, кстати, взаимно друг друга недолюбливали». o:p/
o:p /o:p
Валерия Пустовая. Дары гробовщиков. — «Русский Журнал», 2013, 27 марта < http://russ.ru >. o:p/
«Книга „От мая до мая” доказывает, что интеллигентский разговор пополнил список классических, мертвых жанров. Это самодостаточное искусство, для которого наработаны лексика, темы и места волнительной нестыковки собеседников. Как формулы вежливости: Рубинштейну поспорить о допустимости слова „патриотизм” — все равно что сказать „пока, дорогой, до встречи”. К „патриотизму” лепится „Радищев”, за Радищева встает „наше с тобою сословие”, за сословием влечется „наше дело и есть слово”. Все это должно быть сказано, как неизбежно произнесены будут слова „интеллигент” и „хам”, „простота” и „сложность”, и, будьте уверены, произнесены, как уточняет Рубинштейн, с нужными „интонациями”. Такими, по которым „распознаем друг друга”. Это беседа заранее согласных. Не случайно Чхартишвили, вводя в рассуждения изящные отсылки к буддизму, предлагает о православии, наоборот, умолчать: „а то все разнервничаются”. Да и Рубинштейн неловко затирает следы взбрыкнувшей было полемики: „Я-то задал тебе этот вопрос как раз для того, чтобы получить именно этот ответ, с которым был согласен уже до того, как его получил”». o:p/
«Как-то, почему-то мы чувствуем, что Гришковец-художник был проводником „подлинного”, а Гришковец-учитель стал проводником фальши. Не потому, что хочет врать, — в этом „подлинного” художника стыдно подозревать. А потому, что исповедует правду давно мертвую. Гришковец попал в ловушку времени, а Мартынов ее разгадал и вывернулся. Недаром он и пишет — тонкий нюанс — не о „конце литературы”, а о „конце времени литературы”. Показывая этим, что от воли художника, пусть даже самого „подлинного”, в этом времени мало что зависит». o:p/
o:p /o:p
Валерия Пустовая. «Книга встраивается в электронику, слово взаимодействует с картинками…» Беседу вел Платон Беседин. — « Thankyou.ru », 2013, 24 марта < http://blog.thankyou.ru >. o:p/
«...В разное время своими наставниками я могла бы назвать философов Освальда Шпенглера, Николая Бердяева, критиков Ирину Роднянскую, Евгения Ермолина. Сейчас своим учителем я назвала бы композитора и философа Владимира Мартынова, пишущего книги про конец слова, европейской культуры и привычного языка искусств». o:p/
o:p /o:p
Ольга Седакова. О греческой классике, авангарде и модерне. — « The Prime Russian Magazine », 2013, на сайте журнала — 10 января < http://primerussia.ru >. o:p/
«Однажды я вдруг заметила, что после греческой классики искусство уже не умело изобразить человека стоящего. Стоящего так, как будто он не угнетает земли. И его не угнетает ничто. Закон тяготения и вес как будто преодолены. Он стоит в самой легкой для себя позе, он никогда не устанет». o:p/
«Этот стоящий, уходящий вверх человек с какого-то момента исчез. Я неожиданно и со всей наглядностью увидела это в парижском музее Родена. Эти белоснежные, мраморные, почти эллинские на первый взгляд фигуры: лежащие в изнеможении, сидящие так, как будто над ними свинцовые плиты, падающие на колени… И если стоящие или идущие, как Граждане Кале или Бальзак… Идущий надломлен в своем шаге». o:p/
«Почему все упали, почему никто не может стоять — спокойно и открыто? Модерн, решила я. Человек модерна стоять, очевидно, не может. Но знаменитые скульптурные образы, которые приходили мне на ум, начиная с Микеланджело, как будто возражали: нет, это не модерн. Это началось давно». o:p/
o:p /o:p
Елена Скульская. Биография должна догнать стихи, чтобы стать судьбой. Эссе. — «Новые oблака». Электронный журнал литературы, искусства и жизни. Таллинн, 2013, № 1 — 2 (63 — 64) < http://www.oblaka.ee >. o:p/
«Со мной это случилось в четырнадцать лет. Подчиненная всем странным, мучительным, невыносимым устоям маминого карнавального дома, я была совершенно свободна в стихах. Совершенно! Я писала верлибром наперекор классическим размерам, я писала о догорающем снеге, по которому я иду, спотыкаясь о звезды, я писала о трещинах на стенах домов, которые похожи на дерганые зигзаги человека, убегающего от пули, я писала о стрельчатых спинах кленовых листьев. Я ничего не боялась. Мой отец, тревожась за мое будущее в советской стране, где не было смерти и горя, осторожно (но не насильственно!) пытался подтолкнуть меня к стихам света и радости, и, по-моему, был счастлив, когда я не сдалась. Ему нравились мои стихи, хотя они, по своей сути, разрушали и отвергали все, что было ему — советскому писателю — если и не дорого, то все-таки важно. А мама строго возмущалась: „Но ведь простые люди тебя не поймут!” Для мамы навсегда высшим критерием оставалось мнение коллег по зеркальному цеху и цеху строганного шпона Таллиннской фанерно-мебельной фабрики, где она проработала сорок лет инженером». o:p/
o:p /o:p
Ольга Славникова. «Мы представляем не кровавый режим, а русскую литературу». Беседу вела Анна Строганова. — « Radio France Internationale » (Русская редакция), 2013, 21 марта < http://www.russian.rfi.fr/kultura >. o:p/
«Каждый молодой хочет быть своим среди своих. Если в первые годы существования премии [„Дебют”] это означало делать тексты в альтернативных эстетиках — постмодернистских, постпостмодернистских и т. д., то сейчас тренд — заявлять о своих левых настроениях». o:p/
o:p /o:p
Глеб Смирнов. Битва Атлантиды с Гималаем. — « The Prime Russian Magazine », 2013, на сайте журнала — 6 января < http://primerussia.ru >. o:p/
«Это не зазорно — интересоваться всем чужим, когда помнишь свое. Европа же — совершенно забытая собственными аборигенами цивилизация. <...> Это забвение цивилизации самой себя, любовь к чужой экзотике — для судеб Европы опасность гораздо страшнее любого ислама». o:p/
o:p /o:p
«Тексты Введенского — чудо на краю воронки». Интервью с Марией Степановой. Беседу вел Игорь Гулин. — «Коммерсантъ Weekend », 2013, № 10, 22 марта. o:p/
Говорит Мария Степанова: «Тексты Введенского, те из них, что выжили, это ведь не только победившее смерть слово , как сказала бы далекая от чинарей Ахматова, — но и в некотором роде процесс и результат этой смерти. Они (я имею в виду главные, последние) написаны на нейтральной территории — за жизнью, как бы на подоконнике, вынесенном в несуществование». o:p/
«В этом смысле опыт интеллигенции 20 — 30-х годов совсем не похож на наш. Как это было с ними? Они родились в неподвижном мире, его хотелось раскачивать. Они застали последние минуты, когда все стояли на своих местах: буфеты, заборы, городовые. В новом мире ничего этого не было — а с ними самими, как выяснилось, можно было сделать все, что угодно. Законы физики, грамматики, логики перестали работать вместе со всеми остальными (и это стало предметом и поводом к речи) — но это еще удивляло и завораживало. Разница с нами состоит, кажется, в том, что нет перемены, к которой мы не были бы внутренне готовы (которой не ждали бы с привычным ужасом)». o:p/
«Я читала недавно статью, где пересказывались сны наших ровесников — тех, кому сейчас по тридцать-сорок лет. „Вышло постановление — всех, кто потерял паспорта, будут расстреливать”. „Еду в скотском вагоне и думаю — я ведь всегда знала, что так со мной и будет, для этого я и родилась”. Семейная история и история страны учат такому; в реальности, которую мы знаем, может произойти все, что угодно». o:p/
o:p /o:p
П. И. Филимонов. Кляксы Роршаха как гирудотерапия. — «Новые oблака». Электронный журнал литературы, искусства и жизни. Таллинн, 2013, № 1 — 2 (63 — 64) < http://www.oblaka.ee >. o:p/
«Точно так же, как нет никакой психологии — и не было никогда, — точно так же нет и никакого кризиса среднего возраста. Все это называется гораздо проще. Одним простым словом. И слово это — „зависть”. Обычная бытовая зависть. К тем, кто командовал полками, сочинял симфонии и пользовался популярностью у публики и гламурных журналисток. Которые, в отличие от всего вышеперечисленного, прекрасным образом есть. Вон же сидят, светят ляжками и бухают что-то невообразимо зеленое и экзотичное. А могли бы сорваться с места и побежать просить у меня интервью. Унижаться и с придыханием заявлять, что готовы на все. А я бы смотрел на них свысока и раздумывал бы». o:p/
o:p /o:p
Валерий Шубинский. Слова и не-слова. Что изменилось в воздухе поэзии за эти десять лет? Валерий Шубинский отвечает на этот вопрос на примере книг Игоря Булатовского. — « Colta.ru », 2013, 12 марта < http://www.colta.ru >. o:p/
«Начало XXI века было для российского общества временем атеросклероза, отъедания и отупения, но для поэзии оно стало, возможно, временем второго за полвека чуда. За закономерным умиранием „бронзового века” наступил не распад, не гниение отмерших традиций, не провинциальное цветение среднеевропейской герани, наскоро пересаженной от соседей. Русская (нео)модернистская поэтика не просто не умерла — она омолодилась. Дело не только в том, что появились талантливые молодые авторы с резко выраженной индивидуальностью <...>, что у некоторых старших поэтов (того же Айзенберга, того же Юрьева) открылось „второе дыхание”. Дело в качестве этого дыхания. Вещество лирической свободы, витамин бесстрашия стали куда доступнее, чем раньше. Это дает огромные возможности, но таит и опасности». o:p/
o:p /o:p
Михаил Эпштейн. Библиотека и кладбище. Эдгар По, ангелы и те хитренькие, что хотят в книжку забраться и всех пережить. — «НГ Ex libris», 2013, 21 марта. o:p/
«Проходя мимо этих длинных рядов, уставленных разноцветными корешками, чувствуешь себя словно в колумбарии, где так же в ряд выстроились разноцветные урны с именами усопших. Чувство даже более тяжелое: там погребена смертная оболочка людей, а здесь выставлен прах того, что они считали залогом своего бессмертия. Это второе кладбище, куда попадают немногие удостоенные, но зато и запах тления сильнее, ведь смердит само „бессмертие”». o:p/
«Ради вот этих фолиантов, которые явно не раскрывала ничья рука, кроме хранителя-регистратора, люди трудились, мучились, изводили себя, лишали тепла и внимания близких. <...> У них нет другой жизни, чем на этих полках, но и на этих полках у них жизни нет». o:p/
«Да, есть твоя личная вина в том, что ты не раскрыл эти книги, не воскресил их сочинителей чтением и пониманием, — а ведь они в это верили, ради этого жили. <...> На это чувство неискупленной вины накладывается другая скорбь — твоей собственной обреченности». o:p/
«И поставив обратно на полку Эдгара По, я ушел успокоенный. Будет ли книга прочитана, важно для ее читателей. А для самой книги важно быть написанной. Тогда ее ждет неведомая нам судьба». o:p/
o:p /o:p
«Эффект документальности получается сам собой». Беседу вела Мария Нестеренко. — «Эксперт Юг», 2013, № 11-12, 25 марта < http://expert.ru/south >. o:p/
Говорит Алиса Ганиева: «Когда в Дагестане установилась советская власть, художественной прозы как таковой не было. То есть существовали какие-то полумаргинальные жанры: путевые заметки, дневники. Все это выходило из-под пера детей дагестанской аристократии, получавших хорошее образование в кадетских корпусах Петербурга. Однако этого было недостаточно для становления прозы. В советские годы с появлением Союза писателей возникла и необходимость разделения на литературные цеха, и проза была просто вынуждена появиться. И была она, за редким исключением вроде текстов Эффенди Капиева, выхолощенной и ненастоящей. Сейчас эта тенденция в основном продолжается. А вот поэтическая культура насчитывает в Дагестане не одно столетие, и о ней можно говорить бесконечно». o:p/
«Во-первых, мне хотелось „обнулить” свой имидж как критика, а во-вторых, это был мой первый опыт в прозе; спрятавшись за псевдонимом, я обеспечила себе своеобразную зону комфорта. Но самое главное — это то, что в повести [«Салам тебе, Далгат!»] показан мужской мир: если бы главным действующим персонажем была девушка, пространство было бы более табуированным, ее передвижение по Махачкале и большинство разговоров, присутствующих в повести, оказались бы технически невозможны». o:p/
o:p /o:p
Составитель Андрей Василевский o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
«Арион», «Вопросы литературы», «Гвидеон», «Дружба народов», «Иностранная литература», «Знамя», «Звезда», «Православное книжное обозрение», «Фома» o:p/
o:p /o:p
Алексей Алехин — Олег Чухонцев. Беспомощность лирики. — «Арион», 2013, № 1
« О. Ч. <…> Читатель ушел. Все так надменно полагали, что он будет вечно. Последние, кого читали, были громкие „шестидесятники”. Ну, еще потом Бродский — но тут и нобелевский статус действовал. А теперь ты хоть из себя выпрыгни, издай хоть десяток книг, если только тебя не посадили… o:p/
А. А. …в тюрьму или в телевизор… o:p/
О. Ч. …да-да, в тюрьму или в телевизор, — никто твоего имени не услышит и не узнает. Поэтому надо учиться жить в подполье, как тамплиеры. Или наши гонимые староверы, и этот этап, возможно, будет достаточно долгим. И чем шире под видом искусства насаждается то, что за него теперь выдается, тем дольше мы будем отшельниками. Мы должны быть чем-то вроде монашеского ордена. <…> Важно какой-то уровень общения поддерживать в нашем „ордене”…» o:p/
o:p /o:p
Виталий Амурский.
«Все у меня о России…» Вспоминая Владимира Соколова. — «Вопросы литературы», 2013, № 2
«Сам Владимир Николаевич рассказал мне буквально следующее: „Я написал это стихотворение («Я устал от двадцатого века, / От его окровавленных рек. / И не надо мне прав человека, / Я давно уже не человек…» — П. К. ) — в конце 1988 года. Я был тогда в гостях в Болгарии. По телевидению было передано сообщение о землетрясении в Армении. А перед этим шли события в Карабахе, шли события такого тяжелого свойства по всей стране. Мне это землетрясение показалось чем-то переполнившим чашу терпения, и я почувствовал, как я устал, и что я не один устал от этих непрерывно развивающихся тяжелых событий. Мне было страшно написать строчку: ‘Я давно уже не человек‘. Но я заметил, что если страшно что-то написать, то это необходимо сделать...” o:p/
Никаких сомнений в том, что все было именно так, у меня не было и нет. Однако, поведав о моменте, который как бы спровоцировал у него взрыв душевного отчаяния, Соколов, не задумываясь о том специально, сделал важное указание не только на обстоятельства, в которых родилось стихотворение, но и на место: в Болгарии. Именно такое единение времени и места (отмеченного личной драмой), на мой взгляд, подвело его перо к страшной по существу формулировке: „Я давно уже не человек”, с ключевым — „давно”». o:p/
o:p /o:p
«А синтаксис — просто какой-то Моцарт!..»
Беседа Михаила Мейлаха с Омри Роненом. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2013, № 3
С выдающимся филологом-славистом (ушедшим из жизни прошлой осенью), многолетним ведущим авторской рубрики в «Звезде», М. Мейлах беседовал, как он пишет в предисловии, 10 августа 1998 года. Ниже — фрагмент монолога О. Р. и наше недоумение. o:p/
«Я всегда говорю: в молодости я менял свои взгляды очень редко, а на старости лет стал их менять довольно часто. Это нечто обратное склерозу и происходит чисто эмоционально: в старости я очень быстро реагирую на то, что в воздухе. Например, мое убеждение во всегдашней правоте Запада, Западной Европы изменилось весной 1999 года, после бомбардировки Белграда, когда я увидел торжество не рассуждающей грубой силы, которая защищает бандитов, и никто не смеет рта раскрыть… Как я уже говорил, сейчас я на стороне сербов». o:p/
Тут что-то не так: Белград бомбили, действительно, весной-летом 1999-го, а беседа записана… см. выше — указанную М. М. дату. o:p/
o:p /o:p
Уильям Бойд. Нат Тейт (1928 — 1960) — американский художник. Перевод с английского и предисловие Ольги Варшавер. — «Иностранная литература», 2013, № 4
Скрупулезная документальная проза о легендарном художнике-самоубийце Тейте, «символе послевоенной эпохи» (с множеством фотографий и иллюстраций) публикуется ближе к концу номера. В послесловии переводчица пишет, что пока переводила, «совершенно поверила в существование Ната Тейта» и «тоже попалась на удочку». Поверил и я, тем более, что о «Тейте» слышал и ранее. o:p/
Этот номер целиком посвящен теме «Круговорот масок: мистификация или фальсификация?». Здесь и Борхес с соавтором (получился вымышленный писатель детективных рассказов О. Б. Домек), и серб Бора Чосич (придумавший «Записную книжку Музиля»), и молодая испанка Каре Сантос («продолжившая» того же Борхеса, Кортасара, Карпентьера и других). Алексей Симонов вспоминает здесь о «поэте XVI века» Гийоме дю Вентре, — созданном фантазией и талантом двух лагерников — Якова Харона и Юрия Вейнерта… o:p/
o:p /o:p
Иосиф Бродский. Blues. Tornfallet. A Song. To My Daughter. Переводы с английского. Вступление Виктора Куллэ. — «Иностранная литература», 2013, №1. o:p/
«Неизбежность сопоставления диктовала потребность в оригинальности собственного английского имиджа. В случае Бродского это означало стремление не вписаться — а, наоборот, выступить против устоявшихся в англоязычной поэзии традиций, прежде всего это касалось нехарактерной для современного английского стихосложения тенденции к строгой ритмической упорядоченности. <…> Другой точкой преткновения стала рифмовка. В стремлении к оригинальной рифме Бродский шел на эксперименты, носителям языка казавшиеся рискованными, а то и вовсе невозможными» (В. Куллэ). o:p/
В публикации приведены разные переводы четырех названных стихотворений. По-моему, очень интересна здесь Марина Бородицкая. o:p/
o:p /o:p
Евгений Водолазкин. Близкие друзья. Повесть. — «Знамя», 2013, № 3
Короткая, драматичная вещь, которую «не читаешь», но смотришь «как кино». Судьбы трех немцев — двух парней и девушки — тянущиеся с довоенных времен и до наших дней. Травестированный такой Ремарк. Все — чуть не сказал « постмодернистские » — ходы тут, что называется, «записаны», сделано на ять, мерцают переклички и угадываются историко-литературные метафоры, но оторваться от этой довольно натуралистической хроники, изредка прерывающейся лирическими выпадами, невозможно. Все происходящее органично, на мой взгляд, укладывается в реплику В. Губайловского на конференции по Гончарову (см. ниже). o:p/
o:p /o:p
Владимир Воропаев. Однажды Гоголь… Рассказы из жизни писателя. — «Православное книжное обозрение», 2013, № 3
Выдержки из готовящейся к изданию книги. Автор — председатель Гоголевской комиссии Научного совета РАН «История мировой культуры». В сети я прочитал, что за подготовку Полного собрания сочинений и писем Н. В. Гоголя в 17 томах три года назад В. В. получил в Киеве орден УПЦ преподобного Нестора Летописца I степени. o:p/
Название — по строке Николая Рубцова, который посвятил Гоголю несколько стихотворений, знал наизусть целые страницы гоголевской прозы. А книга, судя по отрывкам, будет живая и многоадресная. Некоторые ее фрагменты публикуются и в апрельском номере «Фомы». o:p/
o:p /o:p
Наталья Громова.
Скатерть Лидии Лебединской. То немногое, что осталось за пределами «Зеленой лампы». — «Дружба народов», 2013, № 3
Новая книга Громовой — на сей раз яркий и плотный биографический рассказ о писательнице, без которой литературная Москва «старого уклада», действительно, осиротела. Уже после всех переполненных именами, событиями и датами рассказов о родителях, литераторах, любовях; после монологов дочери и самой Лидии Борисовны, в финале, — точное и необходимое поминание: «…писатель, мемуаристка, рассказчица, организатор конкурсов чтецов и создатель музеев — на самом деле ни одно значение не исчерпывало род ее занятий. С одинаковой страстью она могла рассказывать как о Фадееве и Светлове, так и о Вяч. Иванове, Блоке и Пастернаке. Она умела соединять людей из разных эпох с несхожими взглядами, убеждениями, творчеством. Любовь к чужому таланту, восхищение перед ним — редкое качество, которым в избытке обладала Лидия Борисовна. Наверное, потому, что она была просто Добрым Духом литературы». o:p/
o:p /o:p
Владимир Губайловский. [Из материалов конференции «Иван Гончаров в контексте XXI века», состоявшейся в редакции журнала]. — «Знамя», 2013, № 2. o:p/
«Когда мы читаем Гончарова, у нас нет всеобъемлющей конструкции, в которую вписаны герои. Гончаров выстраивает свои отношения с ними на условиях какого-то паритета. Персонаж может вести себя „хорошо”, как Обломов, или „плохо”, как Штольц. Автор своего отношения к ним не скрывает, но они ведут себя так, как считают нужным, как это соответствует их природе, они — равные с автором, они — свободны. Не Гончаров дает слово героям, он у них, скорее, просит слово. Он говорит: „Может, все было так?”. А герой ему отвечает: „Нет, не так”. И писатель соглашается: „Значит, не так”. И думает: а как же это было на самом деле. Это равенство автора и героя, которое я вижу у Гончарова, очень современно. В сегодняшней литературной ситуации писатель, претендующий на исключительное, высокое положение, по-моему, просто обречен». o:p/
o:p /o:p
Светлана Егорова. Рассказы из жизни поэта Александра Ерёменко. — «Знамя», 2013, № 3. o:p/
Кажется, это первый случай в новейшей литературе, когда реальный литератор (наш сегодняшний современник с устоявшейся легендой) становится героем художественных апокрифов, действительно, уходящих от привычной «постхармсовской» подачи — в «рассказы», в прозу, — пусть и сдобренную сильным игровым веществом. До сих пор А. Е. был героем стихотворных посвящений (из коих, как помним, В. Лобановым недавно был составлен и сборник). o:p/
o:p /o:p
Евгений Ермолин. Роль и соль. Вера Полозкова, ее друзья и недруги. — «Знамя», 2013, № 2. o:p/
«Где они, читатели Кушнера и Рейна? Впрочем, и сегодня за пережженными в поэтический уксус уроками поражения можно иногда сходить к Гандлевскому, за трагическим историзмом — к Чухонцеву. Да хоть и к Бродскому, которым кончается все на свете. Однако ж, господа, когда этим зачастую живешь и сам, следует чем-то перебить или дополнить свинцовую тяжесть последних опытов. А главное — монологическая сосредоточенность, в сильной мере присущая нашим лучшим поэтам XX века, озабоченным тем, чтоб ни единой долькой не отступаться от лица , не всем уже кажется убедительной в ситуации тотального диалога, сквозной коммуникации, интенсивной общительности, ставшей нормой нашей жизни в XXI веке. Наше время — это время, когда кончается эпоха добрых намерений и банальных приличий, эпоха больших, не слишком взыскательных масс. Но в ней слабо угадывается и трагическая нота». o:p/
o:p /o:p
Вадим Ковский. Литературный быт в позднесоветских декорациях. Взгляд из-за кулис. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2013, № 3, 4. o:p/
Рубрика «Мемуары XX века». К цитате: автор одно время заведовал отделом поэзии в «Дружбе народов». o:p/
«Всегда взрывоопасной была тема войны. Стоило только войне предстать в стихах в своем неприглядном, а подчас и двусмысленном обличье (так, скажем, уже позволяла себе рисовать войну проза), как поэзия наталкивалась на цензурные барьеры. Не удалось опубликовать, в частности, одно большое стихотворение такого рода А. Межирова, и „Дружба народов” была далеко не первым журналом, куда он его приносил (по-моему, об артиллерии, жаль, я его не сохранил). Зато удалось напечатать в 1986 году в рубрике „Литературное наследство” подборку фактически заново открытого для читателей фронтовика Константина Левина, с добрыми словами Владимира Соколова. И в ней, в частности, присутствовало знаменитое стихотворение „Нас хоронила артиллерия…”, давно ходившее в литературной среде по рукам. Честно говоря, не уверен, что мы могли бы его опубликовать, будь автор жив: „Мы доверяли только морфию. / По самой крайней мере — брому. / А те из нас, что были мертвыми, — / Земле, и никому другому. / Тут все еще ползут, минируют, / И принимают контрудары. / А там уже иллюминируют, / Набрасывают мемуары… / Бойцы лежат, им льет регалии / Монетный двор порой ночною, / Но пулеметы обрыгали их / Блевотиною разрывною”. Впрочем, и тут без купюр не обошлось: „А тех, кто получил полсажени, / Кого отпели суховеи, / Не надо путать с персонажами / Ремарка и Хемингуэя”». o:p/
o:p /o:p
Татьяна Морозова. Стать Лавром. — «Знамя», 2013, № 4. o:p/
Рецензия на роман Евгения Водолазкина «Лавр». «Свести дискурс романа к противопоставлению разумных европейцев и стихийных русских — значило бы катастрофически обеднить роман. <…> У народа и его избранных — разные задачи и разные сюжеты бытия. Евгений Водолазкин написал роман о том, как, следуя осознанной цели, человек может спастись сам и спасти тех, кто рядом. Мысль не новая, но от повторения она не делается старой. Роман показывает, что разговор о Боге, вере, любви, долге и других всем известных вещах может быть живым и свободным». o:p/
o:p /o:p
Особенности перевода с божественного на человеческий: Григорий Померанц и Зинаида Миркина. Интервью о постхристианстве. Беседовал Андрей Тавров. — «Гвидеон» («Русский Гулливер» / «Центр современной литературы»), 2012, № 4. o:p/
Из разговора о том, может ли спастись человек, «не пошедший в глубину», «в отличие от того, кто соприкоснулся с Богом» (А. Т.). o:p/
«Г. П. Он может спастись. <…> Узнавание — очень важный акт. У нас того же Антония Сурожского узнать и отделить его от прочих митрополитов — для этого нужно иметь дар узнавания. Этот дар узнавания намного шире , чем непосредственная благодать (выделено мной. — П. К. ). У нас есть такие люди. Среди тех, кто узнает, я мог бы назвать несколько имен из православных, с которыми знаком. Конечно, большинство — нет». o:p/
Надо ли понимать, что существует что-то выше и «шире» «непосредственной благодати»? Или Григорий Соломонович в этом (вероятно, одном из последних своих интервью) имел в виду какую-то особую благодать, не Божественную? o:p/
o:p /o:p
Татьяна Полетаева. Жили поэты. Предисловие Сергея Гандлевского. — «Знамя», 2013, № 3. o:p/
В отличие от достаточно «игрового» сочинения Светланы Егоровой (см. выше), эту вещь можно — условно — отнести к «мемуарной». Однако это не просто воспоминания, это еще и чеканная, лирическая проза, очень интересно «рифмующаяся» с известным произведением под названием «Трепанация черепа» (пера автора предисловия). Добавлю, что если бы меня спросили, как это: написать о тех, кого любишь (пусть большинство уже за чертой), о самых родных и близких, о товарищах по судьбе, о времени, в котором выпало жить, — и написать увлекательно, искренне, с юмором и горячим сердцем, — то я бы мгновенно адресовал сюда, к «Жили поэты». И пишет-то литератор, поэт. «В быту Татьяна Полетаева женщина как женщина — то ключи посеет, то кошелек, то заговорит собеседника до одури, — но в литературе ей бывает присущ реликтовый, „бабий” и здравый, взгляд на вещи, который, думаю, правильней всего приписать ее таланту» (из предисловия). o:p/
В этом же номере продолжается живая, чуть беллетризованная «портретная галерея современных критиков», создаваемая Сергеем Чуприниным. На сей раз — об Игоре Шайтанове. o:p/
o:p /o:p
Вадим Перельмутер. Перекличка. — «Арион», 2013, № 1. o:p/
Вообще-то В. П. пишет о перекличке Александра Межирова с Владиславом Ходасевичем («Серпухова» с «Не матерью, но тульскою крестьянкой»). Но приводит и другие случаи. o:p/
«Одно из самых известных его стихотворений: o:p/
o:p /o:p
Мы под Колпиным скопом стоим, o:p/
Артиллерия бьет по своим, — o:p/
o:p /o:p
написано в 1956 году. o:p/
Десятью годами ранее его сокурсник по Литинституту — тоже фронтовик — Константин Левин написал стихи, которые были напечатаны лишь в восемьдесят четвертом, в единственной прижизненной левинской книге, но вероятно, чуть ли не все поэты из фронтовиков , да и не только поэты, их знали, во всяком случае, мне их цитировали и Винокуров, и Наровчатов, и Ревич: o:p/
o:p /o:p
Нас хоронила артиллерия. o:p/
Сначала нас она убила. o:p/
Но, не гнушаясь лицемерия, o:p/
Теперь клялась, что нас любила. o:p/
o:p /o:p
Сходство пережитого на войне — и чужие стихи об этом. Опять-таки двойственность импульса». o:p/
o:p /o:p
Гарольд Пинтер. Суета сует. Пьеса. Перевод и послесловие Галины Коваленко. — «Иностранная литература», 2013, № 3. o:p/
В крохотной пьесе нобелевского лауреата 2005 года — два действующих лица: мужчина и женщина, тому и другой — около сорока лет. Они разговаривают. «Пьеса вызвала неоднозначные толкования. Майкл Биллингтон считает, что в фашизме, в числе прочего, таится сексуальная сила, являющаяся его политическим эквивалентом. Ханна Скольников страстно доказывает, что пьеса Пинтера — о Холокосте. Пинтер не соглашается с подобной окончательностью оценок» (из послесловия). o:p/
Вослед пьесе идут воспоминания последней жены Г. П. — Антонии Фрейзер. «Гарольд был уверен, что его герои начинают жить своей жизнью, и к этому нужно относиться с уважением. Я вспомнила об этом много лет спустя, когда узнала о случае с Пушкиным, произошедшим во время создания „Евгения Онегина”». o:p/
o:p /o:p
Алехандра Писарник. «Скиталица по себе самой…». — «Иностранная литература», 2013, № 2. o:p/
Стихи и фрагменты записных книжек. Представление одной из самых оригинальных поэтесс Аргентины (родилась в русско-еврейской семье эмигрантов, выходцев из Ровно; почти все родственники, оставшиеся в Европе, погибли в Холокост). Писарник покончила с собой осенью 1972 года в возрасте 36 лет. Переводчик ее стихов, П. Грушко, относит А. П. к проклятым поэтам. o:p/
«Мама рассказывала нам о России с ее заснеженными лесами: „…а еще мы лепили из снега снежных баб и нахлобучивали на них шляпы, которые крали у прадедушки…” Я смотрела на них в недоумении. Что такое снег? Почему баб надо лепить? И главное: что это за штука — „прадедушка”?» (перевод Натальи Ванханен). o:p/
o:p /o:p
Ян Пробштейн. Джон Эшбери. Эскиз на ветру. — «Гвидеон», 2012, № 4. o:p/
Автор переводил и, судя по тексту, плотно общался с крупнейшим (и старейшим) англоязычным поэтом. «В стихотворении, название которого состоит из усеченной пословицы, соответствующей русской „Больше дела” (меньше слов) или „Словами делу” (не поможешь), Эшбери пишет: „…И может, стремленье не взрослеть и есть / Ярчайший род зрелости для нас / Сейчас по крайней мере…”. Социальная неуверенность и неверие в человеческое понимание взаимосвязаны. Отсюда и стремление не взрослеть, сохранить детскость, быть непохожим на других. На первый взгляд кажется парадоксальным, что в творчестве Эшбери, человека вполне благополучного, так сильны мотивы неустроенности, даже некоторого изгойства. <…> o:p/
Помимо философского, этому, как я уже заметил, есть и социальное объяснение: в прагматическом индустриальном обществе, особенно в Америке, интеллектуалы, интеллигенты, не производящие материальных благ, действительно в некотором смысле изгои, пока не приобретут известность и не станут знамениты. Есть тому и психологические причины: от природы Эшбери человек весьма сдержанный, даже замкнутый. В разговоре скуп на слова. Он и сам это признает: „Люди 60-х были открыты, люди 70-х погружены в себя”, — как-то сказал он мне». o:p/
o:p /o:p
Алексей Пурин. Александр Леонтьев. — «Арион», 2013, № 1. o:p/
Рубрика: «Мой важный поэт». «И про этику упомянуто не ради красного словца. Потому что все-таки самое важное для меня у Александра Леонтьева — удивительная тональность его стихов. <…> Невообразимая искренность, неслыханная нежность». o:p/
Вторая позиция: Игорь Иртеньев о Вадиме Жуке. «Самое обидное и несправедливое, что известность Жука почти обратно пропорциональна его подлинному месту в современной поэзии. Пасясь на иных, театрально-эстрадных, лугах, он, увы, не нагулял положенного веса на литературных». o:p/
o:p /o:p
Роман Сенчин. Чего вы хотите? Повесть. — «Дружба народов», 2013, № 3. o:p/
«Как любят писать в таких случаях: „Редакция может не разделять точку зрения автора”. Но здесь сложнее. Дело в том, что сам автор далеко не всегда разделяет точку зрения автора. И вообще он тут не главный. <…> Повесть „Чего вы хотите?” наверняка вызовет неоднозначную общественную реакцию. По-видимому, именно такую реакцию и предполагает автор. Будет ли она сочувственной по отношению к его персонажу — писателю Сенчину? Наверное, у кого как. Но то, что она будет сочувственной по отношению к его дочери Даше, это точно. Однако нас как литературный журнал волнует не только это. Вот эти новые жанры — что они означают? В какой мере они откликаются на общественные запросы — в том числе эстетические? Понятно желание художника поскорее выплеснуть то, что накипело, — но не вредит ли это собственно художественным качествам произведений?» o:p/
Это из редакционной врезки. Что до жанров, то в недалеком будущем, возможно, какое издательство и соберет новую антологию типологической в первом приближении прозы — от Валерия Попова до Романа Сенчина, почему нет? В апрельском номере «ДН» прозаики Алексей Варламов, Ирина Богатырева, Владимир Березин, критики Мария Ремизова и Евгений Ермолин откликаются на призыв редакции — обсудить. Вышло более чем неравнодушно и портретно (в отношении откликнувшихся). От «Сенчин написал замечательную книгу. Может быть, лучшую из всех им написанных» (А. Варламов) до «Обобщающая, продуцирующая общие смыслы литература уходит в сторону масскультовского мейнстрима, сплавляющего жанровые матрицы с модными идеосимуляциями» (Е. Ермолин). o:p/
o:p /o:p
Андрей Турков. Запретные главы. Заметки на полях перечитанной книги. — «Дружба народов», 2013, № 4. o:p/
В Питере вышло новое, полное — с добавлением раздела под названием «Главы, которых не было» — издание знаменитой «Блокадной книги» Гранина и Адамовича. Непонятно, почему этого не случилось хотя бы лет десять тому назад. Не было издателя? o:p/
«„Блокадная книга” впервые подробно поведала о неимоверных лишениях и страданиях ленинградцев, о заиндевелых домах, где, по словам Ольги Берггольц, человек „у себя на кровати замерзал, как в степи”, о рабочих, привязывавших себя к станку, чтобы не упасть, о матерях, ради спасения детей совершавших такое, о чем и читать-то трудно („Я тогда, чтобы она могла уснуть, давала ей сосать свою кровь… прокалывала иглой руку повыше локтя и прикладывала дочку к этому месту”). o:p/
Но самые потрясающие страницы (быть может, и объясняющие „чудо” живучести, казалось бы, обреченного города) — об „отчаянной борьбе… души за то, чтоб сохранить себя, не поддаться, устоять”». o:p/
Я подумал, читая, что Андрей Михайлович Турков, наверное, единственный сегодня активно пишущий литературный критик (и участник войны) в своем поколении. o:p/
В следующем году ему исполнится 90 лет. o:p/
o:p /o:p
Мишель Турнье. Зеркало идей. Перевод с французского и вступление Марии Липко. — «Иностранная литература», 2013, № 1. o:p/
Работая над переводом этой «галереи отражений» (тут десяток искусных пар-«антидвойников» вроде «Дон Жуана и Казановы», «кошек и собак», «ванны и душа», «вилок и ложек» и т. п.), — М. Липко прилагает во вступлении и свой шутливый пастиш под названием «Вишня и черешня». По моему, конгениально. o:p/
o:p /o:p
Борис Херсонский.
Депрессия. Что делать с духом уныния. — «Фома», 2013, № 4
Из последней главки, названной «Церковный ракурс». o:p/
«Есть еще один предрассудок, характерный уже для людей верующих. Мол, медицина — от лукавого. Уповать нужно только на Церковь, таинства, пост и молитву. Да, верующий человек уповает на Бога, и вера укрепляет его. Но почему нужно пренебрегать врачебной помощью? Вспомним — целитель Пантелеимон изображается с ларцом, в котором находятся лекарства. Врачом был апостол и евангелист Лука (см. Кол 4: 14). А Косма и Дамиан были хирургами. И святой двадцатого века, святитель Лука (Войно-Ясенецкий) был врачом — и каким! o:p/
Еще хуже обстоят дела, если больной — человек неверующий, а родственники тянут его в церковь. При этом таинства низводятся до уровня магических процедур… Сколько раз я с этим сталкивался! Если в депрессию впадает верующий, воцерковленный человек, роль хорошего духовника трудно переоценить. Но было бы прекрасно, если бы врач и духовник могли идти в заботе о таком пациенте рука об руку. Об этом писал в „Пастырском богословии” архимандрит Киприан (Керн)». o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
Составитель Павел Крючков o:p/