Викторов Борис Михайлович родился в Уфе в 1947 году. Жил в Сибири, в Молдавии; последние двадцать лет живет в Москве. Автор нескольких поэтических книг, вышедших в Кишиневе и в Москве. Регулярно публикуется в толстых литературных журналах.
* *
*
Испытания ревностью подлы.
И не стоят гроша
одобрения кодлы.
Месть-чернавка и так хороша.
И, присев на крыльцо холобуды,
поощрения жаждет, дрожит,
как щенок на коленях Иуды,
позовут — за другим побежит...
Без продолжения
Исполнилась ваша угроза —
из сердца не вытравить жалость.
И сумерек черная роза
к глазам приближалась.
С годами рассказ все угрюмей:
разлуки, тщета и потери...
Но кто о них помнит, подумай?
И кто им поверит?
При жизни избрал я дорогу,
с которой свернуть не посмею,
сначала ведущую в гору,
и только позднее...
При жизни уйду в долговую,
а позже — беззвездную яму,
о первой все знают, вторую
не помнят упрямо.
При жизни я вам благодарен
за то, что нелюб и свободен.
— Послушай, о чем мы гутарим?
Я пса отвязал, мы уходим...
Смеркается. В пригород душный
врывается вечер цикадный.
Звезда колокольцем поддужным
сверкает в пыли эстакадной.
Мой след опечатан прогретой
листвой, накопившейся за год.
Я всеми забыт в это лето.
Дымит Юго-Запад.
Вокруг ни души; папироса
погасла, звезда догорела,
забвения черная роза
к глазам прикипела.
Безлюдно шоссе. Лишь собака,
как тень, что уже отделилась,
плетется и помнит... Однако
в ночи и она заблудилась.
* *
*
Попадая в поле зренья
василиска или зверя
в полдень, в зарослях глухих —
мы с тобой всего лишь звенья
тех миров, где из двоих
лишь тебе дано ведомой
быть, вживаясь в облик их,
исчезающий в медовой
гуще встречных облепих!
Маме
кружит пахарь
полем черным
в белой манке
то ли вяхирь
сеет зерна
то ли ангел
в глыбах сосен
хор скрипучий
воздух месит
то ли солнце
мреет в тучах
то ли месяц
лодкой утлой
парусами
правит ветер
то ли утро
снится маме
то ли вечер
в Икше синей
кобылица
пляшут звезды
то ли иней
на ресницах
то ли слезы
2003.
* *
*
И ты будешь тем, что видел.
Апостол Филипп.
И верблюд, повторяющий мысленно сотое имя Аллаха,
и базар на сращенье эпох, и в оливковой роще
живая шарнирная птаха,
и на площади плаха,
И Сама ррр а в снегах, и стрекозья игра в знойном воздухе
над ледяной иорданью —
это ты, не забудь и душой обратись к состраданью,
Будешь тем, что увидел, поверишь раздробленным грудам
поселений в горах и жующим колючую землю верблюдам,
даже людям,
Даже женам,
сохраняющим статус святых, и блудницам прожженным,
осужденным
Благодарной толпою на казнь; не побрезгуешь властью,
оттолкнешь от себя человеков с оскаленной пастью
и приблизишь зверей; память станет твоей ипостасью;
Видел минное поле, а в поле десант мясорубок,
взвод бессмертников, ангелов в рубищах грубых;
Льва пленил, проторил вместе с ним первопуток,
спал в бездонной воронке с женой из семьи незабудок,
Жил в раю и в аду, назывался пророком и тварью,
знал почет, снисхождение, травлю,
оживил все, что мог, сохранил и скрепил киноварью,
Клеем, глиной, слюной; осветил огнедышащей бездной,
и молитвой, и словом, и скрепкой железной.
Даже глыбы камней, прикрывающих танк, БТРы, радары
у подножия гор — до сих пор превращаешь в живые отары!..
И они разбегаются, чуя пришествие кары.
2001, 2003.