“АПН”, “Взгляд”, “Время новостей”, “GlobalRus.ru”, “Дело”, “Завтра”,

“Искусство кино”, “Кремль.org”, “Литературная газета”, “Литературная Россия”, “Московские новости”, “Наш современник”, “НГ Ex libris”, “Огонек”,

“Русская Жизнь”, “Русский Журнал”, “Скепсис”, “Спецназ России”, “Топос”, “TextOnly”

Кирилл Анкудинов. Кругом тринадцать. Хит-парад толстожурнальных публикаций. Отличные поэты, неплохие поэты и обыкновенные поэты. — “Взгляд”, 2007, 19 апреля .

Среди прочего:

“ Линор Горалик. Подсекай, Петруша („Новый мир”, 2007, № 2).

<…> Прочтете стихотворение „Камень, ножницы, бумага” — убедитесь в том, что Горалик поэт. По самому высшему счету”.

“ Дмитрий Полищук. Дим-Дим („Новый мир”, 2007, № 2).

Хорошо, что талантливый Дмитрий Полищук наконец перестал следовать в кильватере эстетики Максима Амелина. С самого начала было очевидно, что Амелин и Полищук — совершенно разные поэты: Амелина тянуло в классицизм, а Полищука в замысловато-витальное барокко с единорогами, левиафанами, муравьедами и гиппогрифами. Барокко так барокко. Великолепное направление и обещает много открытий”.

Дмитрий Бак. Туманность счастья. — “Московские новости”, 2007, № 15, 20 апреля .

К 100-летию со дня рождения советского фантаста и ученого Ивана Ефремова (1907 — 1972). “Иван Ефремов в моей жизни значил многое, и я не исключение: все люди определенного возраста и поколения, читавшие фантастику, неизбежно вращались между несколькими полюсами. Если говорить о русской фантастике — двумя центрами притяжения были Иван Ефремов и братья Стругацкие”.

Здесь же — Владимир Березин: “У нас действительно была великая фантастика — не только с Александром Беляевым и Иваном Ефремовым, но и с братьями Стругацкими, Киром Булычевым и другими. В шестидесятые годы существовала эйфория от развития науки и социальный оптимизм — глава страны (известный фантаст) пообещал нам коммунизм к 1980 году. К тому же фантастика, как и детская литература, стала заповедником для желающих расположить в кармане фрондерский кукиш. <…> Но старый капитал понемногу проедается — примерно так же, как тускнеют лейблы всех производителей, что не вкладывают больших денег и ума в развитие своего дела. Лет через пять слово „фантастика” будет ассоциироваться не с былым величием „Стругацкие — Лем — Брэдбери”, а с серийными романами „Майор Меченый спасает Вселенную-3. Битва с космическими пауками”…”

См. также: Владимир Березин, “Анамезона только на один разгон” — “Книжное обозрение”, 2007, № 17 .

Дмитрий Быков. Груз-200. — “Огонек”, 2007, № 14, 2 — 8 апреля .

“<…> „Груз[-200]” [Алексея Балабанова] — фильм выдающийся: возможно, главное кино года. Скажу больше: один кадр, в котором на кровати гниет в парадной форме мертвый десантник, поперек кровати лежит голый застреленный Баширов, в углу комнаты околевает настигнутый мстительницей маньяк, а между ними на полу рыдает в одних носках его голая жертва, невеста десантника, а в комнате кружат и жужжат бесчисленные мухи, а в кухне перед телевизором пьет и улыбается безумная мать маньяка, а по телевизору поют „Песняры” — разумеется, „Вологду-гду”, — этот кадр служит абсолютной квинтэссенцией русской реальности начала 80-х и вмещает в себя такое количество смыслов, что критика наша наконец-то наинтерпретируется, если не разучилась окончательно”.

См. также: Дмитрий Быков, “Уродов и людей прибыло. В Москве и Петербурге проходят закрытые показы фильма „Груз-200”” — “Русская Жизнь”, 2007, 30 апреля .

Внятные рифмы. Владимир Уфлянд был поэтом, похожим лишь на самого себя. — “Московские новости”, 2007, № 15, 20 апреля.

“14 апреля на 71-м году жизни в Петербурге умер Владимир Уфлянд, поэт, стихи которого радовали нас на протяжении полувека. Да, именно так: уже во второй половине 1950-х он сформировался как самостоятельная, не подвластная соблазнительным веяниям времени лирическая величина. Он не стал ни „шестидесятником”, ни „семидесятником” — в любое из десятилетий походя лишь на самого себя, на свои изысканно внятные рифмы. <…>

К. Азадовский, А. Анейчик, А. Арьев, А. Битов, Петр Вайль, Е. Виноградова, В. Герасимов, Т. Герасимова, Я. Гордин, А. Еремин, М. Еремин, Т. Зубкова, А. Самойлов, И. Смирнова, И. Каспари, В. Куллэ, А. Кушнер, Н. Лебзак, Лев Лосев, С. Лурье, Мирра Мейлах, Нина Мохова, Т. Никольская, В. Попов, Л. Прыгунов, Виктор Соснора, С. Стратановский, Ив. Толстой, И. Фоняков, Н. Шарымова, Ю. Цветков, И. Штемлер ”.

Евгений Головин. Поэт Сологуб и Федор Кузьмич. — “Завтра”, 2007, № 16, 18 апреля .

“Федор Кузьмич, несмотря на нищее детство и не менее нищую учительскую молодость (он преподавал математику), хотел жить хорошо: по утрам пить „лянсин” (китайский чай) с филипповским калачом и даже завести ванную комнату — по тем временам устройство солидное. Но судьба метила его в великие поэты, что готовит, как известно, больше сорняков, нежели букетов. <…> За редким исключением человек устраивается на поэте, как двойник на плечах героя „Эликсиров сатаны” Э.-Т.-А. Гофмана, и гонит его в свою нелепую человеческую даль. Они досаждают друг другу — ни симбиоза, ни даже простого союза…”

Владимир Гопман. Свет, запасенный впрок. Памяти поэтессы и переводчицы. — “НГ Ex libris”, 2007, № 15, 26 апреля .

“Стихи [Ирины] Ковалевой написаны в мощном силовом поле мировой поэзии — начиная с античности, которую Ира блестяще знала, до нашего времени. При этом она, бесконечно любя многих поэтов, не считала себя зависимой от них и старалась всегда идти своим путем, о чем хорошо сказала в предисловии к одному из своих сборников: „Мне показалось важным включить несколько ранних стихотворений 1977—1979 годов, потому что, при всей незрелости голоса, этот голос был вполне свободен от определяющих влияний Мандельштама и Ольги Седаковой, с поэзией которых я познакомилась в 1980 году, и Бродского, которого я прочитала в конце 1980-х. Может быть, потом я всю жизнь ‘пробивалась‘ обратно к тому голосу сквозь мощные чужие — хотя и родные — голоса; не знаю, насколько мне это удалось. Судить об этом — читателю”. (Это предисловие — к собранному, но пока не опубликованному сборнику, своего рода избранному, представляющему работу Иры в поэзии за тридцать лет. Незадолго до смерти Ира подготовила и сборник литературоведческих работ по греческой мифологии. Издатель, где ты?)”

Здесь же напечатано несколько неопубликованных стихотворений Ирины Ковалевой; например:

Кто уехал в Берлин, а потом в Париж,

кто-то сразу понял, что надо за океан,

а потом нечаянно наступила такая тишь,

что стало видно далеко во все концы света,

а потом — ураган.

И месило, месило — тридцать? все пятьдесят?

Раскрывался занавес с лязгом, выпуская полки,

а потом щупальца Скиллы втянуло назад,

и кого они грызли в утробе, молчат старики.

А потом прошло еще время, и мы родились.

Когда все они уезжали, нам было десять лет

или пятнадцать, и мы не сразу разобрались

про Афган, Эльсинор и в перечне прочих бед.

А потом стало некуда уезжать,

вся Земля — одинаково плоский экран,

и женщина, собирающаяся рожать,

выбирает: Пхукет, Ирак, Грузия или Новый Орлеан.

2006.

Филолог, поэт и переводчик Ирина Ковалева (1961 — 2007) в первую очередь известна по переводам прозы Константиноса Кавафиса и работам, посвященным его творчеству.

Михаил Диунов. Виртуальная политология. — “Спецназ России”, 2007, № 4, апрель .

“Большинство популярных компьютерных игр создано на Западе или для западной аудитории, а большая часть западных игр производится в США — стране, которая сейчас производит, пожалуй, большую долю развлекательного, а значит, идеологического продукта. <…> в России все еще делают неполиткорректные игры, которые с ужасом были бы восприняты западной публикой. Так, старший оперуполномоченный Гоблин, культовый персонаж русского Интернета, стал автором игры „Санитары подземелий”, сделанной по сюжету его книги. В этой игре многое бы шокировало западного обывателя. Это — и планета-тюрьма, на которой заключенные разных рас живут в условиях расовой сегрегации, причем ни белая, ни желтая раса не считают негров за людей, и „Четвертый космический Рейх”, созданный расселившимися по Галактике немцами, и многое другое. Помимо России, есть и малобюджетные так называемые инди-игры, выпускаемые командами единомышленников по всему миру. Разумеется, все большее число российских разработчиков игр готовит свои проекты с учетом продаж за рубежом, — в результате из них исчезает национальный колорит, сменяясь единым прилизанным интернациональным стилем, и уж точно в таких играх никогда не будет ничего, что шло бы вразрез с политикой мирового лидера — США”.

Борис Екимов. Перечитывая Шукшина. О рассказе “Алеша Бесконвойный”. — “Литературная газета”, 2007, № 16, 18 — 24 апреля .

“Когда даровано тебе от природы ли, Бога, когда есть что сказать, тогда нет нужды рядиться в „футуризм”, „акмеизм” или „ноосферное вбидение”, тогда просто пишется, порою не в тиши кабинета, а в блокноте, на коленке, как писал свои последние рассказы Василий Шукшин”.

Елена Ермилова. “Рай” Юрия Кузнецова. — “Литературная Россия”, 2007, № 16, 20 апреля .

“Сразу хочу пояснить, что речь не пойдет о незаконченной поэме Кузнецова „Рай”; в ярких начальных строфах поэмы самого „Рая” нет еще: есть рассказ о движении, трудном пути („Плач покаяния есть возвращение в Рай”) и чуть намеченный просвет: „Все засияло. Мы стали в пространстве другом”. Но у Кузнецова — особенно в поздней лирике — есть удивительные стихи, к которым и хочется отнести вынесенную в эпиграф блоковскую строчку: „легкий образ рая” — отсвет, отблеск небесного сияния на вещах земных…”

Нина Зархи — Александр Тимофеевский. “Моэт” в России больше, чем “Моэт”. — “Искусство кино”, 2006, № 11 .

Говорит Александр Тимофеевский: “Не слова, не дела, не подвиги, не жертвы и, конечно же, не смыслы, а только деньги. Деньги — это новая русская национальная идея, которую так долго искали и вот наконец обрели. Бесповоротно. Поэтому все другие идеи, время от времени озвучиваемые Кремлем, звучат так беспомощно и упорно встречаются в штыки. У нас уже есть идея, нах пошли! — отвечает народ”.

Михаил Золотоносов. Шестидесятники. Юрий Трифонов. “Глагол, которому названия нет”. — “Дело”, Санкт-Петербург, 2007, 9 апреля .

“Эпитет „великий” не применялся к нему при жизни и странно звучит сегодня. Однако объективная экспертиза советской (подцензурной) литературы 1960 — 1980-х годов показывает, что тогда было два великих советских прозаика — Юрий Трифонов и Василь Быков...”

“Трифонов ни разу не упустил возможности показать, что „всякая удача есть всего лишь видимость, и для этой видимости, излучающей ложный блеск, неминуемо придет время ‘закатиться‘, как заходит светило” (С. Аверинцев). У Трифонова сюжет катится только к несчастью, это горизонт любого его произведения”.

“„Тайна жизни” представала как трепет перед сцеплением событий. Трифонов умел передать читателю ощущение загадочной логики судьбы, когда из ничтожных причин вырастают катастрофические последствия. Этот „сюжетный” взгляд на жизнь был одновременно и писательской болезнью, и основой писательского мастерства”.

Виктор Iванiв. Начала Николая Кононова. — “TextOnly”, № 20 .

“Николай Кононов изучал теорию множеств и глубоко усвоил идею координат Картезия, идею предела как сбывшейся смерти человека. Его истории воспроизводят, возможно, одну из глубочайших матриц того, о чем вообще можно рассказать. Покупая его книги, мы покупаем время, ставшее таким, как белое мыло, омывшись которым, возможно, понимаешь, что не стоит жить”.

О стихах Николая Кононова см. также: Геннадий Обатнин, “Брат краткости” — “Новый мир”, 2006, № 10.

Инъекция трансцендентальной беспечности. Александр Секацкий о философском завещании Емели. Беседовал Алексей Нилогов. — “НГ Ex libris”, 2007, № 13, 12 апреля.

Говорит Александр Секацкий , философ-эссеист, публицист, прозаик: “Великая скрытая мощь недеяния — это глубоко репрессированная тенденция русской культуры. Если согласиться со Шпенглером, что при Петре Россия вошла в псевдоморфоз, отложив реализацию трансцендентного замысла о себе и приняв к временному исполнению чужую участь, то в первую очередь это касается философского завещания Емели. В частности, систематическое несчастье, хронический двухсотлетний невроз русской интеллигенции во многом обусловлены неумением достойно выносить праздность, не говоря уже о том, чтобы по мере сил следовать примеру Емели — единственного даоса всея Руси… <…> Лев Толстой выразил суть дела в коротком афоризме: „Лучше ничего не делать, чем делать ничего”. Насколько органичен опыт недеяния для русской духовности, свидетельствует безусловный успех героев Шинкарева и движения митьков в целом. Я полагаю, что этот опыт составляет одну из самых оригинальных страниц всей русской культуры ХХ века”.

Валерий Казаков (г. Киров). Приближенье к черному квадрату. — “Литературная Россия”, 2007, № 17, 27 апреля.

“Поэма [в прозе] Марии Ботевой „Что касается счастья”, напечатанная в шестом номере „Нового мира” за 2006 год, произвела на меня сильное впечатление. <…> В то же время Мария Ботева как писательница мне интересна уже тем, что она принципиально не сюсюкает, обращаясь к родине, она демонстрирует возможность нелюбви, коли эта нелюбовь есть на самом деле. <…> Ее поэма не поддается пересказу, как не поддается описанию тоска. Особенно тоска зимняя, когда сугробы в городе „В” растут не от снегопада к снегопаду, а сами по себе — „из зимы”…”

Константин Крылов. Памяти Станислава Лема. — “АПН”, 2007, 2 и 10 апреля, 15 мая .

“<…> отвращение к плоти, к „телесному низу”, впервые проявившееся в этом эпизоде, в случае Лема имело не психотическое, а метафизическое основание. Мы еще вернемся к этому; покамест отметим для себя, что тема убожества и мерзости человеческого тела сыграет в творчестве Лема ту же роль, что и у его великого предшественника Свифта: негромкая, но ясно различимая сквозная нота, пронизывающая все творчество”.

Борис Кузьминский. Звездолет, шампур, Россия. Писательская техника на грани фантастики. — “Русская Жизнь”, 2007, 30 апреля .

“Целиком оттуда, из 70-х, и фигура, и поэтика Дмитриева. „Несильный ветер” так же „гладил реку против шерсти” и при Ельцине, и при Андропове, и при Брежневе. В „Бухте Радости” мы не чувствуем ни сегодняшних лиц, ни грязного пресного пляжа, ни силовых линий времени, его специфических атрибутов, — они старательно названы, но не выболены всей нервной кроной, изнутри. Манера мешает — высокоразвитая манера интеллигентской советской литературы, инерционная и комфортная, точно ватин, в который автор замотан по самое темечко и бродит теперь вдоль шумных улиц 2007-го, как слепоглухонемой увалень Винни-Пух, отгороженный от столкновений с зазубринами реальности”.

“Я далек от призыва посылать начинающих авторов в творческие командировки на заводы и стройки по семидесятнической традиции; тем более что авторы у нас плодятся, как дрозофилы, а заводов и строек все меньше и меньше. Но и пребывать внутри собственного мозга уважающий себя писатель не вправе”.

См. также: Андрей Дмитриев, “Бухта Радости” — “Знамя”, 2007, № 4 .

Алла Латынина. Трактат, дневник и комментарий. Книга Георгия Гачева “Шестьдесят дней в мышлении”, написанная в 1961 году и ставшая легендой, наконец увидела свет. — “Московские новости”, 2007, № 14, 13 апреля.

“Я впервые услышала о ней в 1964 году, придя совсем зеленым выпускником филфака МГУ в редакцию критики и литературоведения издательства „Советский писатель”. Именно в эту пору рукопись странствовала по издательству, зависая между редакциями, ее отсылали новым и новым рецензентам, снабжали новыми и новыми редакционными заключениями. Книга вываливалась из всех канонов. <…> Сегодня книга уже не поражает так своей жанровой дерзостью и новизной. <…> Но у истоков самой манеры философствования Гачева, в которой причудливо соединяется рефлексия по отношению к предмету исследования с беспощадно дотошной попыткой самопознания и шокирующей исповедальностью, стоит именно эта книга (М., СПб., „Летний сад”), дожидавшаяся своего издания сорок шесть лет”.

Урсула К. Ле Гуин. “В моей памяти живут многие миры”. Беседу вела Маргарита Меклина. — “Взгляд”, 2007, 16 апреля .

“Я вхожу в небольшую группу поэтов; мы встречаемся раз в месяц, чтобы читать и обсуждать наши стихи и решать, к какой теме мы должны обратиться в следующий раз и в какую форму ее облечь”.

“Я начала зачитываться Толстым, Достоевским, Тургеневым, Чеховым, когда мне было тринадцать или четырнадцать, и они сразу же превратились в обожаемых мной мастеров. Позже я открыла для себя Булгакова и Замятина, а также „Обломова”, затем объявился „Доктор Живаго”. Повзрослев, я перестала получать удовольствие от Достоевского, но все остальные продолжали идти по жизни со мной — Толстой как вершина художественной литературы, Тургенев в качестве близкого друга”.

“<…> поскольку большинство моих текстов публикуются с лейблами „научная фантастика” или „детская литература”, конвенциональные литературные критики, книжные рецензенты и профессора литературы имеют тенденцию игнорировать их. Все, что не относится к традиционной реалистичной литературе, называется ими жанровой литературой и игнорируется — и в действительности они продолжают оставаться неинформированными и невежественными в отношении всех этих литературных пространств. Это возмутительно”.

Игорь Манцов. Как гора родила мышь. — “Взгляд”, 2007, 29 апреля .

“Страшная беда теперешней России в том, что наша новоявленная буржуазия не выдвинула из своих рядов, не родила и не проплатила действительно крупных, по-настоящему эффективных мыслителей, идеологов, художников. Страна поэтому, как в песочнице, возится в неосмысленном сфальсифицированном прошлом. Страна, извиняюсь, тормозит. Тем временем стареет-вымирает все по-настоящему сильное и живое. Господа хорошие, уже нет никаких вопросов к истории происхождения ваших капиталов. Как говорили мы в средней советской школе, замнем для ясности. Однако где ваши Оффенбахи, ваши Бальзаки, ваши Эмили Золя, ваши Энгельсы, Диккенсы, Копполы и Антониони? Где ваши хоть кто-нибудь? Где — образы, фабулы и концепты? Сколько времени мы будем жевать плохо переваренное прошлое? Досужие вопросы. Где, где”.

Ирина Монахова. Проповедь Гоголя продолжается сегодня. К 160-летию выхода в свет “Выбранных мест из переписки с друзьями”. — “Наш современник”, 2007, № 3 .

“Помимо высочайших достижений в художественном творчестве, помимо жизни художника, у Гоголя была еще и другая жизнь, другая деятельность, столь же значительная, и задачи ее — столь же ответственны, и достижения ее — столь же велики. И книга „Выбранные места...” — ее часть.

Проповедническая деятельность Гоголя осуществлялась не в лоне церкви. Говоря о Гоголе как о проповеднике (точнее, о человеке, осуществлявшем проповедь, не будучи священником), необходимо подчеркнуть, что в качестве проповедника он был нисколько не менее значителен, чем как художник. И саму проповедническую сферу его деятельности нельзя считать менее важной. Только путь его в качестве проповедника был слишком краток.

Вообще-то эти два направления деятельности, эти две задачи, эти два таланта никогда не совмещаются в одном человеке. Точнее, не совмещаются такие разные таланты, когда они столь велики по своим масштабам.

В русской литературе Гоголь — единственный такой пример. Исключение, подтверждающее правило…”

Андрей Немзер. Поэт — Чухонцев. — “Время новостей”, 2007, № 68, 18 апреля .

“Олег Чухонцев стал третьим — после Александра Кушнера (2005) и Олеси Николаевой (2006) — лауреатом национальной литературной премии „Поэт”. Мог бы стать первым или вторым, с меньшей вероятностью — четвертым или пятым, но едва ли более „поздним”. Дело тут не в составе жюри, где трудятся достаточно разномыслящие критики и историки словесности (Ирина Роднянская, Дмитрий Бак, Николай Богомолов, Яков Гордин, Александр Лавров, Самуил Лурье, Владимир Новиков, Сергей Чупринин и ваш обозреватель) и поэты, уже удостоившиеся престижной награды (таким образом, ежегодно коллегия прирастает одним судьей). Почти уверен, если бы премией „Поэт” ведала другая критико-филологическая команда, проблема Чухонцева разрешилась бы точно так же. Годом раньше, годом позже, но в группу „первых” лауреатов он войти должен был при любой погоде…”

Глеб Павловский. Почему не стоит расстреливать антипутинские марши. — “Кремль.org”. Политическая экспертная сеть. 2007, 13 апреля .

“Путинское большинство — это мирное большинство, победившее, властвующее и не собирающееся расстаться с властью ни в этом году, ни в следующем. Но это большинство никому в России не противопоставлено и намерено включить в себя всех — в конце концов, и своих нынешних противников. Это собирающее нацию большинство уже не уйдет. И те, кто идут на марш другороссов, не пройдет и года, как придут к нам и станут рядом”.

“В сущности, Путин сегодня — победитель, а не президент, и власть его уже теперь — власть победителя . Власть национального гения — чудная власть. То, что мы не умеем ее очертить и не желаем навязывать, не означает, что мы хотели бы выйти из-под нее, то есть — сдать врагам только-только выигранную Россию. Здесь — нет и не может быть никаких компромиссов”.

“Путин создал великую Россию, мы хотим распространить это величие на всех, всех без исключения. Гражданство России станет родом аристократии, и все вправе чувствовать себя аристократами. Аристократическое чувство — чувство братства, неотделимое от чувства достоинства. Но сегодня — это не так. Отчего люди бунтуются? Оттого что не наделены суверенитетом, верней, их суверенность не признана”.

См. эту же статью: “Русский Журнал”, 2007, 13 апреля .

Сергей Переслегин. Несколько слов в защиту свободы. — “Русский Журнал”, 12 апреля .

“Иными словами, в современном мире мы можем выбирать только между двумя концепциями несвободы — тоталитарной и демократической. Первая сейчас является не только немодной, но и опасной, поскольку автоматически превращает страну в „мирового изгоя”, вычеркивает из системы международного разделения труда и ставит государство под угрозу интервенции и замены элиты. Вторая, напротив, „ковайна и гламурна”. Но ни та, ни другая не обеспечивает ни свободы развития, ни свободы творчества, ни свободы деятельности”.

Раздумья мастера. (Записи Марины Гах на поэтических семинарах Ю. Кузнецова). — “Наш современник”, 2007, № 2.

Образ тени в мировой поэзии. Образ черного человека в мировой поэзии. Птица как поэтический символ. Образ камня в мировой поэзии . Записи высказываний Юрия Кузнецова вряд ли авторизованы, во всяком случае, это никак не обозначено.

“„Познай самого себя” — Дельфийский оракул. Сейчас это проповедуют люди, которые исповедуют индуизм в духе Рериха, но это может касаться только мужчины. Когда женщина одинока, она или подражает мужчине, или сходит с ума. Пифагор: единица — все; двойка — женщина. Сразу нужен третий — ребенок. Троица появилась, когда разделилась единица. Три богатыря, три пути — все время троица, вплоть до 10. Десять — идеальная единица…”

Не само высказывание, а след высказывания.

См. также: Кирилл Анкудинов, “Напролом. Размышления о поэзии Юрия Кузнецова” — “Новый мир”, 2005, № 2.

Александр Солженицын. Специально для журнала “Русская Жизнь”. — “Русская Жизнь”, 2007, 30 апреля.

“— Нужна ли, по Вашему мнению, нынешней России массовая пропаганда, и если нужна, то что именно она могла бы донести до людей, пользуясь интернетом, прессой и телевидением?

— Вся нынешняя пропаганда — политическая или партийная — только уводит от сложившегося на Руси понятия: Жить по Правде. И всегда было ясно: „вот это у них делается по правде” или „он живет не по правде”, то есть вопреки чистой совести.

А с веками и годами лепились наслойки юридических латок, позволяющих прикрыть совесть. И уж никакой государственной пропагандой здесь делу не поможешь: ощущение Правды или укореняется в человеке, или нет его. <…>” (апрель 2007 г.).

Александр Тарасов. Памяти Кормильцева. — “Скепсис”, 2007, 14 апреля .

“Илья был поэт и кое-чего не понимал. Что нужно уходить из рока, раз тот превратился в клоаку, — он понял. Что в стране, власти которой сознательно нацелились на оглупление и оскотинивание населения, нужно создавать оппозиционные такой власти культурно-просветительские проекты, он понял — и основал издательство „Ультра.Культура”. А вот то, что стратегия западных издательств — сначала скандал, потом известность, а потом и издательская неуязвимость — в путинской России не пройдет, он не понял”.

“Я, впрочем, думаю, что многие из читающих эти строки доживут до дня возмездия, когда все получат по заслугам: и депутаты, и прокуроры, и епископы, и судьи, и заказные „эксперты”, и телеотбросы. У нас хорошая память. Мы поименно вспомним всех, кто поднял руку”.

Некролог датирован 9 февраля 2007 года. С сокращениями и изменениями опубликован 16 марта под названием “Найдутся и те, кто придет за тобой” на сайте “ПОЛИТ.РУ”: .

Хищность зрения. Александр Иличевский отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского. — “Топос”, 2007, 25 и 27 апреля .

“— А каким тебе видится идеальный роман?

— Трудно ответить. Но есть способ его представить. Следует взять рассказ Бунина „Господин из Сан-Франциско” и вообразить себе, что он роман: не двадцать страниц, а двести. Но такой роман написать невозможно в принципе. А из примеров „идеальных” романов — „Смерть Вазир-Мухтара”, „Человек без свойств”, „Зависть”, „Конармия” — все они очень разные, так что рецептуры нет”.

См. также: Александр Иличевский, “Матисс” — “Новый мир”, 2007, № 2, 3.

Егор Холмогоров. Вкус к Родине. — “Спецназ России”, 2007, № 3, март.

“Сплошь и рядом приходится видеть искренне национально мыслящих, искренне православных людей, имеющих тем не менее совершенно „трэшевые” художественные вкусы. Приходится читать „классиков” патриотической литературы, строчащих по роману в год и выдающих в этих романах кульбиты, немыслимые и для специалистов по абсурдистской авангардной прозе. В эстетическом отношении наша национальная политическая волна выражает себя средствами, заимствованными (точнее, подкинутыми) мэтрами „актуального искусства”, и видит себя не иначе как в этом кривом и полуразбитом зеркале”.

“В основе постмодернистского духа современности постоянная несерьезность, постоянное глумление, постоянное „стёбное” презрение ко всему — и к чужим, и к своим, и к тому, что отвратительно, и к тому, что свято. Ты можешь иметь любые убеждения — от пропаганды педерастии и педофилии до расизма и нацизма в духе доктора Менгеле, но если, на взгляд тусовки, ты относишься к своим собственным убеждениям „с юмором”, то ты для этой тусовки свой. Она готова простить любой национализм, любой, с ее точки зрения, „фашизм”, любую ненависть и презрение даже к ней самой, лишь бы они уравновешивались стёбной несерьезностью и склонностью разговаривать на их языке. <…> И нет ничего более убийственного, более ненавистного для нее, чем разборчивость, определенность, чувство собственного достоинства и чувство вкуса. Именно этого вкуса так не хватает русским патриотам сегодня, и именно он нам нужен как никогда, является сегодня первостепенным нашим оружием”.

“Вопреки общераспространенному мнению, вкусовые разногласия не самые легко примиримые, а напротив — самые неустранимые из всех”.

Дмитрий Юрьев. Что такое хорошо? Выдержит ли Россия новый моральный кризис. — “GlobalRus.ru”, 2007, 28 апреля .

“Символически представляя две наименее совместимые по своим ценностям и „проектам реморализации” человеческие группы — „чекистов” и „демократов круга Собчака”, — Путин оказался вынужден (и сумел) установить временное общественное согласие. Для этого он фактически признал, что сейчас общепринятой системы ценностей в России не существует, но что когда-нибудь она будет обретена — залогом чему должна стать относительная реморализация жизни „здесь и сейчас”, локально, по мелочам. И вот это настроение — „сейчас правды нет, но в принципе она возможна, и она у нас с вами будет” — тесно связалось с образом Путина в сознании тех семидесяти процентов доверяющего ему „путинского большинства”, которое на чуть более глубоком, чуть более внятно проговоренном уровне этики было бы обречено на раздрай и хаос. А значит, путинская стабильность стала всего лишь формой „отложенного кризиса”. Давая обществу и власти время для того, чтобы вернуться к главному нерешенному вопросу Недореволюции 1989 — 91 гг. — вопросу о правде ”.

Составитель Андрей Василевский.