“АПН”, “АПН — Нижний Новгород”, “Взгляд”, “Время новостей”, “Вслух.Ру”, “Грани.Ру”, “Дело”, “Если”, “Завтра”, “Искусство кино”, “Итоги”, “Книжное

обозрение”, “Литературная газета”, “Литературная Россия”, “Молоко”,

“Наш современник”, “НГ Ex libris”, “Нева”, “Независимая газета”, “Новые облака”, “Новые хроники”, “Огонек”, “Органон”, “Политический журнал”, “ПОЛИТ.РУ”, “Российская газета”, “Русский Журнал”, “Русский Журнал (Рабочие тетради)”, “Русский репортер”, “Топос”

Александр Агеев. Я с детства рисовал свастику. — “Взгляд”, 2008, 29 апреля .

“Словом, уже с некоторой усталостью и безнадегой говорю: нужен некий графический объект, который своей внутренней энергетичностью будет сильнее свастики”.

Лев Аннинский. Из дневника критика. — “Литературная Россия”, 2008, № 16, 18 апреля .

“— Знаешь, прочитав твою статью, я захотел прочесть и самое произведение!

Я содрогнулся от этого комплимента. Лучшая оценка критику: прочитав эту твою статью, я захотел прочесть другие твои статьи” .

Аким Арутюнов. Мнимый диплом Ленина. Архивные документы позволяют сделать вывод: у Владимира Ильича не было высшего образования. — “Независимая газета”, 2008, № 84, 22 апреля .

“Владимир Ильич Ульянов никакого диплома из С.-Петербургского университета не получал, поскольку экзамены перед испытательной комиссией юридического факультета не сдавал”.

Андрей Архангельский. В защиту кухонного базара. — “Взгляд”, 2008, 31 марта .

“Сегодняшнее общество тотально отвыкает от возможности другого пути — все завалено тряпками, машинами, желаниями, навязываемыми телевизором. Значит, задача думающего — приучать общество к тому, что возможно другое поведение, тип мышления, взгляд на вещи. Демонстрировать свою свободу — лучшее, что сегодня в состоянии делать думающий человек”.

Андрей Архангельский. Пугачева и Лихачев. — “Взгляд”, 2008, 21 апреля.

“Представьте себе заголовки: „Жан Бодрийяр — последний французский интеллигент”; „Ролан Барт — это совесть нации”; „Школьники изучают труды Жака Дерриды”, „Жана Поля Сартра должны знать наши дети и внуки” (это я просто взял наугад заголовки из наших газет в связи со столетием академика Дмитрия Лихачева (2006) и подставил вместо Лихачева имена французских интеллектуалов). Внутреннее сопротивление вызывает не фигура Д. С. Лихачева, конечно, а сам принцип славословия. <…> Вот эта манера — придыхательность, исключительные эпитеты, недискуссивность тона — как будто речь и вправду идет о святом, а не об ученом, не о его трудах. У нас это считается нормально; но, с точки зрения мировой практики, это — нонсенс. Хотя бы потому, что в одной из своих ипостасей Лихачев — ученый, гуманитарий, интеллектуал; стало быть, идеи Лихачева, как и любого другого ученого, должны критически осмысливаться последующими поколениями культурологов, критиков, ученых. Вся история западной мысли строится на критике, полемике, опровержении и развитии предыдущих открытий — это живой процесс, это нормальная и, главное, единственная продуктивная для развития культуры (одна из главных тем, кстати, самого Дмитрия Сергеевича) практика. А теперь представим на секунду выход в России большого научного труда „Критика воззрений Дм. Лихачева”…”

Андрей Архангельский. Язык идиота. — “Взгляд”, 2008, 28 апреля.

“От писателя Андрея Синявского (в отличие от его литературной маски Абрама Терца) сегодня в России осталась одна фраза — о „стилистических разногласиях с советской властью”. Эта фраза сослужила в итоге — не автору, конечно, а нам — плохую службу: вначале она вытеснила из массового сознания самого Синявского, а затем — от частого и неумного повторения — заслонила от нас и сам смысл сказанного. <…> Между тем фраза эта означает неизбежность разногласий между языком индивидуальным и коллективным при любом режиме — не только советском. Она — о том, что конфликт с властью, обществом, культурой и даже соседом по лестничной клетке неизбежен и предопределен, как только ты открываешь рот, начинаешь говорить самостоятельно. Именно язык обрекает человека на конфликт с миром. Но тот же язык, а точнее, неповторимый стиль речи, письма (что и является предметом стилистики), который порождает разногласия, неврозы, страдания и вообще мешает жить, — он же является и самым простым способом выйти на свободу: стать независимым от власти, толпы, выйти за пределы бессмыслия”.

“Нынешний интеллигент, как и советский, в большинстве своем как в общественной жизни, так и в искусстве живет по принципу „знай свой шесток” — в то время как сверхзадача интеллектуала именно в том, чтобы не знать своего эстетического шестка. Главной своей задачей интеллектуал (как и писатель) должен понимать интуитивное расширение границ дозволенного”.

Антон Бакунцев. “Синтетические несуразности”. Вышел первый том нового Полного собрания сочинений А. П. Чехова. — “Книжное обозрение”, 2008, № 14 .

“В том виде, в каком издательство [“Воскресенье”] собирается выпускать ПСС Чехова и впредь, этому многотомнику лучше бы не появляться вовсе. Потому что иначе, как профанацией культуры, это издание назвать невозможно”.

Роман Балаян. “Есть о чем мечтать”. Беседу ведет Олексий-Нестор Науменко.-— “Искусство кино”, 2007, № 10 .

“В отличие от плохого фильма, любой плохой спектакль я могу выдержать. В театре я умею отделять плохую игру актеров от хорошего текста”.

Павел Басинский. Победитель Судьбы. Вышла первая биография Александра Солженицына. — “Российская газета”, 2008, 1 апреля .

“Обозревая невероятное пространство фактов его биографии, скрупулезно изложенных Людмилой Сараскиной и хаотически (и не полностью) известных до ее книги, прежде всего поражаешься одной принципиальной вещи. Солженицын, будучи писателем глубоко русским, не в узконациональном смысле, но по самому типу своего мироощущения и самовыражения, напрочь ломает привычный архетип судьбы русского писателя и в особенности писателя ХХ века. <…> Солженицын — победитель. Ему удалось то, что не удалось его любимому историческому герою Петру Столыпину. Он победил даже не Систему, а Судьбу. Согласно неписаному коду русской судьбы, он должен был физически погибнуть, много раз быть раздавленным, сойти с ума или... подчиниться. Не Системе даже, а Судьбе. И вот этого наше традиционное сознание не выносит. Речь не о явных недоброжелателях и клеветниках, которые в книге Сараскиной расставлены по полочкам, как в кунсткамере. Речь как раз о тех, кто любит Солженицына, хотя бы частично (кто — „Ивана Денисовича”, кто — „Матрёнин двор”, кто — „Архипелаг”), но при этом никак не может осмыслить принципиальную новизну этой русской судьбы”.

См. также: Алла Латынина, “Призвание и судьба” — “Новый мир”, 2008, № 6.

Басманный философ. Вышли в свет уникальные архивные документы о жизни и смерти Петра Чаадаева. Беседу вела Елена Новоселова. — “Российская газета”, 2008, 24 апреля.

Говорит автор книги о Чаадаеве Борис Тарасов: “Он увял буквально за считаные дни. Непонятна причина смерти. Некоторые считают, что покончил с собой, ведь на протяжении всей своей жизни он задумывался о добровольном уходе. Впервые эту тягу он испытал в молодости, путешествуя в швейцарских Альпах. Однако документально версия его самоубийства никак не подтверждается”.

Евгений Белжеларский. Хомо фантастикус. — “Итоги”, 2008, № 16 .

Говорит Борис Стругацкий: “Литература — товар скоропортящийся. Одно-два поколения, и все уже забыто. Это касается практически любой литературы, а уж „сказок для младших научных сотрудников” в первую очередь. А что делается с кино? Я боюсь снова смотреть старые фильмы, которыми наслаждался каких-нибудь тридцать лет назад. Кино устаревает еще быстрее, чем литература. Только матерщина бессмертна, да и та, если прислушаться...”

См. также: Владимир Березин, “Мемы патриарха” — “Книжное обозрение”, 2008, № 16 .

Владимир Березин. Открытый советник. Сумрачный германский гений и Борис Заходер. — “Книжное обозрение”, 2008, № 16.

“Я вспомнил, как Борис Владимирович [Заходер] ругался на диснеевского Винни Пуха. Я тогда и сказал, повторяя чужое определение:

— Ну да, что в нем хорошего, в медведе с лицом стареющего учителя физкультуры?

— Да не-е-ет, — ответил Заходер. — Дело не в этом. Дело в том, что Пух —

Поэт!”

Игорь Богацкий. Вечные истины фашизма. Всякое успешное общество тоталитарно. — “АПН”, 2008, 15 апреля .

“В данном контексте нашим главным ориентиром при формулировании новой идеологии своего будущего как будущего великой нации должно стать, как представляется, следующее фундаментальное положение: демократия — всего лишь одна из возможных форм организации людей, при которой управление в обществе осуществляется на основе постоянных законов и выборности органов власти, однако принципы устройства здорового политического сообщества всегда неизменны, и они не имеют ничего общего с апологией так называемых прав человека и с пресловутой „толерантностью”…”

Михаил Бойко. Русский депрессионизм. Разводы на загрунтованном холсте. — “НГ Ex libris”, 2008, № 14, 17 апреля .

“Мне приходилось слышать и читать, что проза Сенчина производит впечатление „современной классики”. Почему? Наиболее распространенный ответ — за счет точности и детальности описаний, правдоподобия сюжета и типичности героев. А вредят этому впечатлению якобы мрачность колорита, концентрированная депрессивность, беспросветность его произведений. На мой взгляд, все в точности наоборот. Рутинные диалоги, распаханные склоны быта, выпущенные внутренности будней через десяток лет будут интересовать разве что историков. Вневременную, непреходящую ценность прозе Сенчина сообщает именно ее депрессивность. Благодаря этой своей черте она органично вписывается в русскую литературную традицию”.

Владимир Бондаренко. Сильный русский человек. — “Завтра”, 2008, № 18, 30 апреля .

“Мне у Захара Прилепина нравится всё. В том числе и стихи, которые многие не желают воспринимать”.

Михаил Бударагин. Груз тревоги нашей. — “Новые хроники”, 2008, 13 апреля .

“Балабанов — желает он того или нет — выполнил ту работу, которую должны выполнять проповедники: он рассказал о том, что мир стоит на грани гибели, и гибель эта-— в каждом из нас”.

Дмитрий Быков, Юлия Ульянова. Самобраунка. Русский конспирологический роман как знамя эпохи. — “Огонек”, 2008, № 17, 21 — 27 апреля

com>.

“Герой (и часто автор) конспирологического романа верит, что ничто на свете не происходит просто так, но для веры в Бога его метафизические возможности недостаточны, и он предпочитает адаптированный, мещанский вариант религии: всемирный заговор”.

Андрей Василевский. Я классический интроверт. Беседу вел Игорь Котюх. — “Новые облака”. Электронный журнал литературы, искусства и жизни. Тарту, 2008, № 4 (44), 30 апреля .

“Современным я считаю такое произведение, которое по тем или иным причинам не могло быть создано раньше, чем оно создано. К сожалению, сплошь и рядом, особенно в поэзии, встречаешь тексты, которые могли бы быть написаны и десять, и двадцать, и тридцать лет назад”.

“В переводе трудно и даже невозможно сохранить интонацию, связанную с особенностями родного для поэта языка, а интонация в русской поэзии бывает важнее прямого смысла. Мне нравятся стихотворения, допустим, Анны Логвиновой, но я понимаю, что на другом языке они превратятся просто в ничто”.

Вивисектор русской хтони. Беседовал Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2008, № 15, 24 апреля.

Говорит Лев Данилкин: “Понимаете, иногда нужно ткнуть пальцем в нечто очевидно чудовищное и сказать: „Я утверждаю, что это неописуемо хорошо” или „Профессионалы, очень ловко составившие этот пресс-релиз, на самом деле врут”, взять на себя ответственность. Иначе превратишься в филологическую девушку, у которой вкус хороший, сформированный, но все, что не лезет в канон, кажется ей безвкусным и неприемлемым”.

“Проблема в том, что у меня нет идеологического иммунитета: если вы сейчас остроумно докажете, что Солнце вращается вокруг Земли, ну или что Оксана Робски — это наша Вирджиния Вульф, то я вам поверю”.

Дмитрий Володихин. Корни будущего. — “Русский Журнал”, 2008, 16 апреля .

“„Гадкие лебеди” — повесть, во-первых, страшная и, во-вторых, страшно сложная. <…> Безысходность повести состояла, прежде всего, в следующем: не строить будущее нельзя, стыдно, не по-человечески, но человек строит его не для себя. И ему там, в Новом веке, не бывать. Даже если пустят взглянуть одним глазком, все равно он будет знать: „Я здесь чужой”. Фильм [Константина Лопушанского] и без того сложную художественную задачу Стругацких усложнил еще более. В „Гадких лебедях” Лопушанского ставится под сомнение благость того будущего, к которому учителя-„мокрецы” ведут авангард „всадников Апокалипсиса”. Ведь грядущее, укореняясь в настоящем, разветвляется. Следовательно, у него могут быть истинные и ложные корни, благие и не благие. Как их распознать? Вероятно, главная фраза фильма — „Как жаль, что мы не успели поговорить”. <…> Лопушанский показал, как сама жизнь заостряет некоторые конфликты, не давая их участникам достаточно информации о намерениях друг друга. <…> Надо разбираться в подробностях, но чаще всего для вынесения адекватного вердикта катастрофически не хватает знаний, времени, средств. Как в фильме, так и в окружающей реальности. Куда ни сунься, везде на тебя гавкает выбор без достаточной информации. Для современного интеллектуала, выбирающего веру, политическую позицию, этику, это, быть может, самое страшное — непрозрачность выбора. Игры иллюзий, заполнившие информационное пространство вокруг всякого думающего человека, оставляют устойчивое впечатление: твое сердце хотят рекрутировать для боев, к которым твоя душа не желает прикасаться”.

Андрей Воронцов. “Тарас Бульба” в оранжевом переплете. — “Литературная газета”, 2008, № 14, 2 апреля .

“Перед нами то, что на языке юристов называется подлогом. Это не столько перевод, сколько третья редакция „Тараса Бульбы”, о которой не знал сам Гоголь. <…>

У меня перечислены далеко не все чудовищные искажения „Тараса Бульбы” издания 1842 г., допущенные в „переводе” Садовского — Малковича — Поповича. Всего я их насчитал 25. Готов предоставить этот список нашим официальным лицам, которых во время юбилейных торжеств в Киеве пригласят на просмотр украинского фильма „Тарас Бульба” или одноименного мюзикла и которым будут дарить двуязычный семитомник Гоголя, изданный на Украине. Пусть они знают: присутствуя на этих премьерах, принимая эти „подарки”, они принимают оскорбления в адрес русской культуры и истории”.

Вл. Гаков. Полдня не будет, все свободны. — “Если”, 2008, № 3 .

“<…> мозг свербит один-единственный вопрос, чеканно сформулированный самими братьями Стругацкими. Вопрос, ответ на который исчерпывающе дал сценарий Германа и Кармалиты (хотя, уверен, соавторы об этом даже не подозревают). Вопрос был: нужны ли мы нам? Нужны ли мы — тогдашние, воспитанные на Стругацких, — нам сегодняшним? А если переформулировать: нужен ли нынешнему миру их мир Полдня?”

“Со страниц сценария [Германа и Кармалиты] Румата предстает плотью от плоти нашего мира — сегодняшнего, легко узнаваемого. Не самым плохим его „эмиссаром”, кстати. Румата по-современному благороден, хорошо натаскан, образован, воспитан. Но сними с него, как и с большинства наших современников, тонкий слой цивилизованности, и окажется он ничем не лучше той „жрущей и размножающейся протоплазмы” (помните, чьи слова?), которую в массе своей представляют арканарцы. И это не издержки профессии. Разведчик, вошедший в образ настолько, что последний грозит превратиться в сущность, — это у Стругацких. В сценарии заложено нечто прямо противоположное: заданная роль позволила раскрыть то, что и было сущностью. В этом случае конфликт Стругацких отпадает сам собой. <…> Румата из повести „Трудно быть богом” представлял совсем другой мир. С принципиально иной моралью, принципиально иным общественным устройством, принципиально иной системой воспитания”.

См. также: Владимир Забалуев, Алексей Зензинов, “Малый ледниковый период” — “Новый мир”, 2007, № 12.

Вера Галактионова. “России без православия не бывает…” Беседу вел Дмитрий Володихин. — “Молоко”. Русский литературный журнал. 2008, 21 апреля .

“Настоящего, глубинного понимания нового в литературе, каким обладал, скажем, поэт Ю. Кузнецов, сегодня среди руководящих официальных патриотов найти сложно. Совершенное исключение тут составляет Л. Бородин. Остальные либо приглядываются с осторожностью к тому, что для них непривычно, либо отвергают любые попытки творческого поиска сразу: Россия-де погибла, литература соответственно — тоже, а значит, и развиваться нечему и незачем. Выжигают, вытаптывают литературное живое пространство не хуже идейных врагов все те, кто провозглашает сегодня: „Читать нечего. Ставить нечего. Экранизировать нечего...” Увы, чаще всего это — результат невежества: либо по занятости, либо по надменной лени. Реже — по недомыслию, люди-то все заслуженные... Так бывает накануне смены поколений”.

Гейзеры оживают под грязью. Лев Аннинский: “Нужно из любого урона делать прибыток”. Беседовал Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2008, № 12, 3 апреля.

Говорит Лев Аннинский: “Дело в том, что я не люблю рецензировать вышедшие издания. Зато с огромным удовольствием пишу предисловия. <…> В этом случае текст, о котором я пишу, тут же, под этой же обложкой. И читатель может судить, из чего я исхожу и на чем основываюсь”.

“Заметьте, при этом я никогда никого не „ругаю”. <…> Я оцениваю не то, как писатель справился с творческой задачей, а что означает сам факт появления данной книги в нашей культурной реальности”.

“У нас все жанры импортированные. Мы родились на скрещении путей: у нас греческая вера, европейские мечтания, азиатская плоть. Подумаешь, импортированный жанр! Если человек талантлив, он и с импортированным жанром сотворит такое, что это станет нашим”.

Лев Гудков. Невозможность морали. Проблема ценностей в посттоталитарном социуме. — “Независимая газета”, 2008, № 73, 9 апреля.

“Сегодня мало кто из „элиты” (включая и культурную) готов или хочет, как раньше, идентифицировать себя с защитой бедных и обиженных, нести просвещение, выполнять функции представительства народа перед властью, говорить о своей совестливости, сочувствии, о „добром сердце” и прочем. Эти игры кончились”.

Дмитрий Данилов. Бремя исчезновения белого человека. Скинхеды — это

не политическая организация, а молодежная субкультура. Именно поэтому запретить их невозможно. — “Политический журнал”, 2008, № 6 — 7, 21 апреля .

“Скинхеды сегодня в России являются единственным движением в правой части политического спектра, которое обладает собственной субкультурой, которую определяют не политические клише, а общие образ и стиль жизни. Ни у монархистов,

ни у националистов, ни у прочих патриотов такой субкультуры нет. Соответственно, национально мыслящая молодежь тянется к тому, что имеет свои постоянные традиции именно в укладе жизни, а не в изменчивых политических платформах и лозунгах”.

“<...> не учитывается тот факт, что все мы, хотим того или нет, живем в эпоху обостренной расовой идентификации, которая исторически недооценивалась по понятным политическим причинам в эпоху после 1945 года. Более того, она только усиливается с очередным натиском глобализации и очередной волны „пришельцев”, часто несущих разрушительные последствия для нашей культуры и наших традиционных ценностей, увы, невосполнимых с уходом белой цивилизации не только с арены мировой истории, но и с арены истории биологического вида homo sapiens. И тот факт, что этот уход становится реальным уже во второй половине XXI в., сегодня признают даже ученые”.

Александр Долгин. Рунет: игра на опережение. Что такое web 3.0? Доклад на симпозиуме “Пути России”. — “ПОЛИТ.РУ”, 2008, 2 апреля .

“Рекомендательные сервисы — это не частный случай в культуре цифровой эпохи, не маргиналия, не краткосрочный эксперимент. Это — мейнстрим современного культурного и информационного процессов. <…> Рекомендательный сервис — это социальная сеть самообслуживания, в которой пользователи оставляют свои суждения (в первую очередь, в потребительских актах), обмениваясь тем самым потребительским опытом и делая его доступным другим людям”.

Борис Дубин. “Интеллигенция — понятие сложное”. Известный российский социолог, переводчик Борис Дубин о месте интеллигенции и ситуации в современном обществе и искусстве. Беседу вела Юлия Бурмистрова. — “Взгляд”, 2008, 8 апреля .

“Мне сомнительна возможность применять всякий раз, не оговаривая, понятие „интеллигенция”. Как социолог, в том числе работающий на историческом материале, я каждый раз уточняю, что имеется в виду и исходя из каких целей, в какой ситуации, чтобы реконструировать контекст, уточнить смысл вопроса”.

См. также — окончание этой беседы: Борис Дубин, “Человеческая память конструируема” — “Взгляд”, 2008, 9 апреля; “Экран телевизора сегодня в России — экран не столько потому, что он показывает, а потому, что скрывает, экранирует”.

Закон сохранения поэзии. Беседу вел Ян Шенкман. — “Огонек”, 2008, № 17, 21-— 27 апреля.

Говорит Александр Кушнер: “Удивительное дело: покажите мне стихотворение, которого я не знаю, и я почти безошибочно скажу, когда оно написано. Дело не в теме —тут что-то другое. Устройство стихотворной фразы, интонация, лексика, эпитеты, рифмовка. Вряд ли я спутаю стихотворение 1910 года со стихотворением, написанным в середине XIX века, тем более в 2008 году”.

Юлия Идлис. Секс без купюр. — “Русский репортер”, 2008, № 16, 1 мая .

“Удивительное для современного русского человека викторианство: так же, как англичане на рубеже XIX — XX веков, мы делаем вид, что секс — недостаточный повод для художественного высказывания. Что высказывание — если оно претендует на художественность — должно быть про что-то еще. Про человеческие отношения, одиночество и борение духа, муки творчества, буржуазное лицемерие, про слом государственности, наконец — лишь бы не про „это”. <…> Культурный потребитель не готов признаться себе в том, что хочет прилюдно потребить что-либо на тему секса, и выдумывает себе оправдания. <…> Вроде как мы все знаем, думаем и говорим про секс, но все время съезжаем на судьбы родины”.

Истинных ценителей слова не должно быть много. Беседовал Иван Рассадников.-— “Книжное обозрение”, 2008, № 16.

Говорит прозаик Павел Крусанов: “Поэзия — прямая наследница магии, той ее области, которая была ответственна за управление материей словом. Но, разумеется, наследница, изрядно деградировавшая, иначе она не сделала бы едва ли не главным своим родовым признаком написание слов в столбик”.

Александр Кабаков. “Больше не хочу писать романы…” Беседу вел Андрей

Морозов. — “Взгляд”, 2008, 29 апреля .

“<…> для сцены я пишу более радикально, чем в прозе”.

“<…> социально-политической журналистикой у нас в стране сейчас неприлично заниматься независимо от того, на какой стороне ты выступаешь. Обличаешь ты „кровавый режим” или поддерживаешь его — одинаково непристойно. Я больше не хочу ввязываться в это и счастлив, что больше не пишу никаких колонок”.

“Интеллигенции больше нет. Она кончается, ее остатки несущественны. И, в

общем-то, слава Богу”.

“Я вообще не уверен, что через сто лет в школе будут изучать литературу в том понимании, в каком мы представляем себе изучение литературы”.

Сергей Кара-Мурза. Интеллигенция: распад или новая сборка? — “Русский Журнал”, 2008, 8 апреля .

“Исчезает тонкая структурная организация, компактные профессиональные сообщества сливаются в аморфную массу, и сословие интеллигенции приобретает черты недоразвитого класса пролетариев какого-то неопределенного труда. Он не физический, но и умственным его трудно назвать. Это воротнички не синие и не белые, а грязноватого цвета”.

Владимир Карпец. Псевдонаци против России. Какие “пятые колонны” разваливают нашу страну. — “Политический журнал”, 2008, № 6 — 7, 21 апреля.

“Идеологическое обоснование и массированная пропаганда идей такого „русского” (псевдорусского) сепаратизма осуществляется сегодня в Интернете — „под знаком новгородского крокодила”, ставшего парадоксальным паролем всех сепаратистов. Следует при этом указать на глубокую традиционность sui generis этого баснословного существа. Ящер — он же крокодил, дракон и т. д. — в Европе (через Змеедеву, о чем очень вовремя напомнил голливудский блокбастер „Беовульф”, снятый по мотивам древнесаксонского эпоса) был символом большого количества королевских родов и в этом смысле пребывал в противостоянии-слиянии с Георгиевской („Юрьевской”) символикой Рюриковичей (Георгий Победоносец, побеждающий Змея). И по сей день некоторые некогда царствовавшие европейские семейства, а также и ряд крупных родов международных финансистов — принадлежат к Ordo Draconis, и в этом смысле новгородского крокодила как символ можно рассматривать лишь как внешне (для „профанических” националистов-сепаратистов) указующего на „новгородскую демократию”, а по сути — на подданство „Великому Монарху Европы”, что в принципе совпадает с проевропейской, натовско-атлантической ориентацией нынешних „русских сепаратистов”. „Крокодил” никакого отношения к демократии не имеет — это такой же монархический символ, как и святой Георгий. Крокодил означает не гражданство, а перемену подданства”.

“Характерно при этом, что „украинская” схема начала ХХ в. сегодня реализуется в Сибири. Подобно тому, как этнонационалист Михаил Грушевский фактически создал сам „украK#нську мову”, так сегодня томский лингвист Ярослав Золотарев создает „новый этнический русский язык” — „сибирску вольготу””.

Тимур Кибиров. “Служу Истине, Добру и Красоте”. Записала Ирина Пермякова. — “Вслух.Ру”. Тюменская региональная интернет-газета. 2008, 24 апреля .

“Единственное, что должен делать поэт, это писать хорошие стихи. Что это такое-— не берусь судить, этого никто не знает, нет критериев… А использует поэт церковнославянский язык или молодежный сленг — лишь вопрос техники”.

“Некоторые мои стихи многим кажутся кощунственными, безобразными, непристойными. Я считаю, что ничего подобного себе не позволяю, что это все к вящей славе Истины, Добра и Красоты. Каждый решает сам, потому что даже если мы препоручим самым чудесным, умным, тонким людям решать, что дозволено в поэзии, это закончится катастрофой, безобразием и советской цензурой”.

“Я очень стыжусь всего, что было написано до моих 30, потому что это было очень плохо написано и надеюсь, никогда не будет опубликовано”.

“<...> моя мечта — написать настоящие детские стихи”.

Николай Клюев. Кремль. Поэма. Вступительная статья и комментарии Александра Михайлова и Татьяны Кравченко. — “Наш современник”, 2008, № 1 .

“Остававшаяся долгие десятилетия неопубликованной поэма „Кремль” не могла, естественно, быть предметом того или иного общественного мнения. Единственно известно о ней лишь высказывание Р. В. Иванова-Разумника, имевшего возможность прочесть ее в оригинале, предоставленном ему другом поэта А. Яр-Кравченко (коему поэма была прислана). Иванов-Разумник, хорошо лично знавший Клюева и неизменно высоко ценивший его поэзию начиная уже с первых книг, теперь об авторе „Кремля” высказывался как о человеке, „сломленном нарымской ссылкой и томской тюрьмой”, как о человеке, „павшем духом”, а назначение такого сочинения рассматривал как попытку „вписаться в стан приспособившихся” <…>”.

“Не напечатанная ни в каком журнале и, вероятно, с учетом опасной в 1930-е годы ситуации в стране, не предлагавшаяся, поэма „Кремль” долгие десятилетия пролежала в архиве друга поэта и только в 2006 году была опубликована в составе всего

обширного клюевского материала, хранившегося в архивах братьев Анатолия Никифоровича Яр-Кравченко и Бориса Никифоровича Кравченко в малотиражной книге

Т. Кравченко и А. Михайлова „Наследие комет” (М. — Томск). Данная републикация производится с исправлением допущенных ошибок и с более расширенными комментариями”.

Наталья Ключарева. Опыт автокомментария: Никита и искушение Ивана Каляева. — “Органон”, 2008, 9 апреля .

“Я часто сталкиваюсь с тем, что люди видят в моем романе совсем не то, что я пыталась в него вложить. Мне это очень грустно, ведь то, что я хотела сказать, для меня очень важно. Поэтому я хочу попробовать сказать об этом еще раз, уже не образами, а прямыми словами. Роман „Россия: общий вагон” — в первую очередь, это роман об опасности, которая подстерегает каждого человека с сердцем и совестью, когда он видит, сколько в мире зла и несправедливости, как все это вопиюще и огромно. Он не может отвернуться. И не может равнодушно на это смотреть. Но что делать, что противопоставить этой бездушной машине зла? И в определенный момент у всех таких людей <…> возникает соблазн Ивана Каляева и Ульрики Майнхоф: противопоставить злу — зло, потому что никакие слова не способны остановить это чудовище, калечащее человеческие жизни (в романе в роли этого Левиафана — государство, но на самом деле проблема гораздо масштабнее и страшнее). Этот соблазн обычно возникает, когда сердце надрывается от тех страданий, которые оно видит вокруг”.

Виталий Куренной. “У „мыслящего общества” сейчас нет единого публичного пространства...” — “Русский Журнал”, 2008, 14 апреля .

“РЖ: Недавняя история с составлением двух списков интеллигенции — „рукоподаваемой” и „нерукоподаваемой” — показала, что у части современной интеллигенции идет активный поиск критериев самоидентификации. Насколько показателен и характерен этот пример для состояния современного мыслящего общества в целом?

В.К.: Такой поиск идет всегда, другой вопрос, насколько значимы такого рода идеологические инициативы. Есть ощущение, что это имеет значение лишь в качестве стимула для сплочения одной из многочисленных „идейных” групп, не более того (хрестоматийный случай из социологии конфликта). В целом же у „мыслящего общества” сейчас элементарно нет того единого публичного пространства, в котором подавание или неподавание руки могло бы быть реально продемонстрировано, то есть большого практического смысла это не имеет”.

Виталий Куренной. Политический смысл национализма. Мечта о “России для русских” — это реакция модернизированного белого человека, попавшего в плен к архаичным варварам. — “Политический журнал”, 2008, № 6 — 7, 21 апреля.

“Сама по себе модель „национального государства” — редкостный цветок специфической европейской истории, тогда как действительные политические образования, как современные, так и прошлые, имеют мало общего с этой моделью (в частности, современная Россия). Поэтому „русский националист” — это, как правило, субъект, который некритически воспринял одну из западных политических концепций и мало чем отличается в этом от коммуниста или демократа в плохом смысле этого слова, то есть от идеолога, догматически следующего непонятно откуда взявшейся у него в голове доктрине”.

Литератору нужны и успех, и спад, и бедность... Письма, которые Татьяна Бек писала Ирине Винокуровой в 1993 — 2004 годах. — “НГ Ex libris”, 2008, № 14,

17 апреля.

“24 мая 1993 <…> Я потихоньку нищаю (как и половина нашего населения), но — сумою, а не духом, дух пока вроде бы жив, хотя и неровен. Я себя очень успешно утешаю тем, что каждый приличный российский литератор должен пройти сквозь все: и сквозь успех, и эйфорию, и спад, и лежание на диване (Анна Андреевна), и безработицу, и бедность. <...>”.

“18 июля 1993 <…> Пишу и стихи, и статьи, хотя не уверена, что в окружающем мире кому-то сейчас это нужно. „Все расхищено, предано, продано...”, однако нужно себя сохранять и в этой новой реальности без эха. Задача трудная, но достойная усилий. <...>”.

“10 января 1995 <…> Живу хорошо. Хотя вокруг ужас, война, бред, разор, апокалипсис, вырождение, всеобщее безумие (список синонимов можно продолжать бесконечно). Но я держусь”.

Литература — это та же теория. Александр Иличевский поставил точку в споре физиков и лириков. Беседовала Ольга Рычкова. — “НГ Ex libris, 2008, № 14,

17 апреля.

Говорит Александр Иличевский: “По большому счету, я бы не разделял физиков и лириков. Если человек занимается развитием цивилизации, он должен изучить фундаментальную науку, а уже потом переходить к гуманитарным областям. Примат науки очевиден, и Бога в ней гораздо больше, чем в любой другой области, включая религию. Наступает пора ортодоксального модернизма — в том понимании, что все сферы человеческой деятельности должны включать достижения науки”.

Юрий Мамлеев. “Есть между нами некая тайна…” Беседа с Владимиром Бондаренко. — “Завтра”, 2008, № 14, 2 апреля.

“Конечно, кроме битвы между добром и злом, есть и области просто непознаваемого. Это уже не изучение тьмы, а погружение в нечто таинственное, вечно нераскрытое. Есть области закрытого знания, и писателю всегда интересно хоть частично погрузиться в эту тайну, в этот сверхреализм бытия. <…> Когда читаю свои книги, я сам нередко ужасаюсь тому, что написал”.

Игорь Манцов. Я вернулся в мой город, знакомый до слез. — “Взгляд”, 2008, 22 апреля .

“Балабанов — прилежный позднесоветский читатель. Начинал с экранизации Беккета. Потом Кафка. „Брат” — считан с Пола Шредера. „Груз 200” — закамуфлированный Фолкнер. „Про уродов и людей” — также насквозь книжное декадентство. Не подумайте чего плохого: в иерархии сегодняшнего дня Балабанов значится у меня на втором месте, сразу после абсолютно недосягаемой Муратовой. Балабанов гениально экранизирует: раскадровка, темпоритм, мизансцена, атмосфера, все такое прочее. Однако если поскрести, окажется, что все гениально исполненные дизайнерские примочки — лишь маскировка для чужой, неактуальной, изящной словесности. Баре развлекаются игрой в жмурки, игрой в страшилки”.

Борис Межуев. Ностальгия как предчувствие. Оттепель 1970-х в “Исчезнувшей империи” Карена Шахназарова. — “Русский Журнал (Рабочие тетради)”, 2008, № 1, май.

“И, думаю, основной вывод фильма предельно точен и совершенно неожидан — перестройка началась в самом начале 1970-х” .

“Русский Журнал (Рабочие тетради)” — это новый бумажный журнал издательства “Европа”. Главный редактор — Глеб Павловский, шеф-редактор — Борис Межуев.

“Мне всегда очень хотелось славы и денег...” — “Русский Журнал”, 2008,

11 апреля .

Говорит Всеволод Емелин (в клубе Русского института, 14 февраля 2008 года):

“Я очень уважаю поэта Иртеньева, но мне очень не нравится, когда меня сравнивают с ним, потому что мы работаем по-разному. Грубо говоря, Иртеньев — действительно такой сатирик. Он видит явление, которое ему кажется смешным, достойным осмеяния и критики, и о нем пишет. Есть знаменитое стихотворение у Иртеньева: „Вот землекоп траншею роет, растет и ширится траншея”. Я то же самое могу написать, но при этом я буду помнить, что я сам — этот землекоп. А Иртеньев так думать не будет. Он всегда отдельно от того, про что пишет”.

Ксения Мяло. Отложенный протест. Нет никакого “фантастического русского терпения”. — “Литературная газета”, 2008, № 18, 30 апреля — 6 мая.

“Как бы там ни было, катастрофы еще нет. Страна пребывает в этаком неопределенном состоянии, которое я бы назвала состоянием „отложенного протеста”. Как он себя проявит — когда выжидать и выживать будет еще труднее, когда нефтяные деньги вместе с нефтью станут иссякать, — сегодня спрогнозировать трудно. Но к новой ситуации надо готовиться...”

Александр Наговицын (Екатеринбург). Кого жалеть — Сталина или Мандельштама? — “Дело”, Санкт-Петербург, 2008, 14 апреля .

“Зато среди интеллигентов появились новые, по-своему экзотические, веяния. Мой приятель недавно признался: „Жалко Сталина, что он сгноил в лагере Мандельштама”. И пояснил: Иосиф Виссарионович очень бережно относился к советской поэзии (и к творческой интеллигенции в целом) — ведь практически никого не тронул: Пастернак, Ахматова, Цветаева — все великие, но, кроме Мандельштама, умерли как бы своей смертью. А Мандельштам сам виноват. Не только написал позорный пасквиль на Отца Народов, но еще и сделал его (мерзопакостный стишок) известным широкому кругу,

а значит, и чекистам. Так что поэт не оставил выбора Сталину. <…> Мой приятель

(интеллектуал, искусствовед) говорил горячо, аргументировал: „Ведь это не стихи, а

оскорбление. Чего стоит хотя бы фраза про ‘пальцы, как черви’ или инсинуации по поводу национальности Сталина — ‘широкая грудь осетина’... ””.

См. также статью Ирины Сурат “Жертва” в настоящем номере “Нового мира”.

Андрей Немзер. Великая жизнь великого человека. Издана биография Александра Солженицына. — “Время новостей”, 2008, № 59, 8 апреля .

“Величие Солженицына по сей день отрицается с неподдельной страстью, если не сказать, яростью. Или „признается”, но с бездумным равнодушием либо своекорыстным расчетом. Такое положение дел (не только печальное, но и угрожающее будущему русской культуры) придает всякому ответственному высказыванию о Солженицыне особый статус. Приходящая к читателю здесь и сейчас биография Солженицына должна быть чем-то большим, чем просто качественная — добросовестная, увлекательная, живо написанная — книга из „ЖЗЛ”. Мне кажется, что Людмила Сараскина эту задачу выполнила…”

Андрей Немзер. Четвертый. Национальную премию “Поэт” получил Тимур Кибиров. — “Время новостей”, 2008, № 66, 17 апреля.

“<…> как двадцать с лишком лет назад, впервые прочитав Кибирова (случайно, слыхом о нем прежде не слыхав), твердо знал, так и сейчас, в день, когда ему присуждена премия „Поэт”, твердо знаю: это стихи, написанные не только за все наше поколение, но лично за меня, стихи, где все звуки и интонации (не говоря уж о смыслах) мои, стихи, без которых я собою бы просто не был”.

Вадим Нестеров. Все дело в луковице. — “Если”, 2008, № 1.

“Вот эта филигранная проработка деталей („дьявол в деталях” — помните?) и обусловила одну из главных составляющих успеха книг о Гарри Поттере. Мир, нарисованный британской писательницей, настолько реален, настолько непротиворечив и достоверен, что заставляет не только наивных детей, но и искушенных взрослых забыть о том, что перед ними всего лишь сказка. Но окончание эпопеи о Гарри Поттере поставило точку и еще в одном, весьма насущном для взрослых людей вопросе. А именно — разрешило давние дебаты о главном критерии успеха. <…> В литературе до „Гарри Поттера” подобного универсализма, за редким исключением, не было. Была великая взрослая литература и великая детская литература, аудитории практически не пересекались. Смешно представить себе сорокалетнего мужчину, читающего в метро „Карлсона” — при всей гениальности Линдгрен. Последним романом Роулинг подтвердила, что возможны не только фильмы-луковицы, но и книги-луковицы. „Гарри Поттер и Дары смерти” — стопроцентный универсальный роман, который уже без малейших скидок может играть на поле взрослой литературы. И дело, как вы понимаете, вовсе не в количестве убитых героев. Дело в слоях”.

См. также: Вадим Нестеров, “Домовой с медалью и Новое Средневековье” — “Газета.Ru”, 2008, 10 апреля .

Вадим Нифонтов. Хрен без севрюжины. — “Новые хроники”, 2008, 11 апреля .

“<…> мне уже не раз приходилось писать, что слово „дефолт” в России означает вовсе не явление, связанное с отказом государства выплачивать внешние долги, а просто набор всяких бытовых и хозяйственных катастроф: рост цен, невыплаты зарплат, массовые увольнения и тому подобные ужасы. Как, впрочем, и „либерализм” в нашей стране не имеет почти никакого отношения к либерализму как экономическому методу; у нас это просто какой-то специфический всплеск массовой воли к смерти и небытию, только и всего”.

Нужны ли России сегодня Гоголи и Щедрины? — “Русский Журнал”, 2008, 1 апреля .

Говорит Александр Иванов (“Ad Marginem”): “<…> Гоголь и Щедрин — это такие писатели социальных масок, их можно назвать антипсихологическим направлением в литературе. То есть в принципе ни с одним из героев Гоголя и Салтыкова-Щедрина невозможно, что называется, идентифицироваться. <…> И в принципе в этом направлении очень многие писатели и XX века, и нашего времени работают. Как ни странно, например, даже скандальный роман Проханова „Господин Гексоген” написан именно в этой манере. То есть это маски, это социальные уродцы, такие социальные типы, которые, условно говоря, можно разделить на какие-то группы: менеджер, банкир, проститутка... список может быть продолжен. Такого рода литература довольно популярна в России. Кстати, на мой взгляд, ее почти нигде больше в мире нет, потому что мировая тенденция как раз, как я понимаю, связана с реанимацией, с воскрешением более или менее классического нарратологического — психологического — канона”.

Сергей Переслегин. Луна остается “там”. — “Русский Журнал”, 2008, 11 апреля .

“Значение „дальнего космоса” вовсе не в „ненужных камнях с ненужных планет”, не в космических ресурсах, использование которых в ближайшее время по меньшей мере сомнительно, и даже не во всякого рода полезной конверсии типа „ядерного кубика” или „манны небесной” („космического хлеба”). Ценностью является сам космос. Говорят, что виртуальная реальность обессмыслила долгие и дорогие космические исследования: ведь при помощи современной компьютерной графики можно уже сегодня исследовать океаны Титана и наблюдать за восходом Юпитера с Амальтеи. Рассуждающие так забывают, что компьютерная реальность создается людьми и, следовательно, содержит в себе лишь то, что они знают или могут помыслить. Остановка развития в конце ХХ столетия потому и произошла, что набор смыслов и образов, связанных с Землей, практически исчерпан. Мы обречены жить в эпоху постмодерна, эпоху комбинирования и рекомбинирования многократно использованных мыслеконструкций. Новые образы, новые символы, новые структуры мышления ждут нас за гранью привычного опыта. И никто ничего не может сделать с тем фактом, что космос остается наиболее обозначенным фронтиром развития. Можно игнорировать это обстоятельство, можно придумать тысячу других фронтиров (океан, тайны живого...), но себя обмануть нельзя. <…> По А. Тойнби, локальная цивилизация есть ответ на локальный вызов (джунглей, океана, пустыни, арктического холода...). Тогда наша глобальная (ну, по крайней мере, глобализованная) цивилизация должна искать ответ на глобальный вызов бесконечности космического пространства, и уклониться от этого вызова она не может. То есть может, конечно, но очень дорогой ценой. „Сказали мне, что эта дорога меня приведет к океану смерти, и я повернул обратно. С тех пор все тянутся передо мною кривые глухие окольные тропы...””.

Сергей Переслегин. Мир А. и Б. Стругацких и текущая реальность. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2008, № 4 .

“Удивляться надо не тому, что „Анну Каренину” и „Войну и мир” сейчас читают мало, а тому, что через сто с лишним лет после первой публикации они вообще кем-то востребованы, хотя ушел в абсолютное прошлое не только мир, который описывал Л.-Толстой, но и имманентная этому миру литературная эстетика. <…> Фантастика 1960-х годов, советская ли, американская ли, несет все приметы своего времени и сегодня кажется наивной и местами смешной. Но она все еще востребована — как человек, непосредственно связанный с издательским бизнесом, я могу об этом судить. Это представляется поразительным и внушает надежду”.

“К этому же периоду относится написание, может быть, самой светлой и, на мой взгляд, самой сильной книги братьев Стругацких — романа „Гадкие лебеди”. Недавно он был экранизирован К. Лопушанским, и даже не то чтобы плохо, но почему-то вдруг превратился в фильм ужасов. Наверное, это удивительное превращение тоже связано с различием онтологических подходов 1960-х и 2000-х годов… Между тем „Гадкие лебеди” — просто педагогическая утопия. Наверное, лучшая из когда-либо созданных в этом некогда популярном жанре”.

Ростислав Полищук. Теисты или атеисты: мир или война? — “Органон”, 2008, 9 апреля .

“Возрождающейся России необходим союз просвещенных теистов и просвещенных атеистов для противостояния наблюдаемому в наше переломное время частичному распаду общественного сознания”.

“Нужен неписаный общественный договор о признании границ экологических ниш внутри общества для людей с различными мировоззренческими установками. <…> Драма в том, что истина для всех одна: поэтому если Бог объективно существует, то атеизм есть богословская проблема; но если Бог существует только в делающем человека человеком виртуальном пространстве культуры как персонификация Высшего начала, то религия — это научная проблема”.

“Провозглашенный Конституцией России принцип свободы совести следует воспринимать самым серьезным образом”.

Полноцветный Ницше, или Опыт предельного одиночества. Беседует Юрий Нечипоренко. — “Русский Журнал”, 2008, 21 апреля .

Говорит главный редактор издательства “Культурная революция” Игорь Эбаноидзе: “Есть в нем [Ницше], скажем, та актуальность, которая на все времена, и она связана с его опытом одиночества, с тем предельным одиночеством, которое он создает вокруг себя и из которого извлекает уже какие-то познания как мыслитель. То есть его одиночество тоже интегрировано в его мышление. Благодаря этому его личность и его мысль могут служить своеобразной поддержкой всем другим одиночествам. Можно даже сказать, что благодаря его одиночеству каждый уже не до конца одинок. <…> Кроме того, можно говорить об актуальности в связи с тем воздействием, которое он оказал на современную культуру и на самый modus vivendi современной цивилизации. Он, так сказать, взрыхлил почву, на которой выросло очень много плодов, очень разных, от самых разных течений в искусстве и тенденций в политике до аналитической психологии и экзистенциализма, и многие из них уже отмерли, а почва продолжает плодоносить. И когда я говорю о modus vivendi, я имею в виду даже вполне житейские вещи: отношение к своей жизни как к эксперименту, готовность жить рискованно, опасно”.

Дмитрий Поль. “Тихий Дон” и историософия Кожинова. — “Наш современник”, 2008, № 1.

“Для Кожинова-историка, как и для Кожинова-литературоведа, на первом месте стояла возможность общения с читателем и лишь на втором — формальное соблюдение научной корректности”.

“Постигая тайны „Тихого Дона”, Кожинов корректировал свое видение истории России. Если в начале 60-х годов, по словам самого Кожинова, его симпатии были

безоговорочно на стороне „белого движения”, то позднее он перешел к более нейтральным оценкам”.

“Одна из важнейших линий „Тихого Дона” — любовная. Проанализировав ее, Кожинов пришел к совершенно неожиданному выводу. Одним из первых в литературоведении — по крайней мере, мы не встречали эту мысль ни у кого до Кожинова — Вадим Валерианович соотнес историю любви Аксиньи и Григория с революцией и крушением прежнего мира. Именно с истории любви начинается переворот общественного бытия, апогеем которого и стала революция”.

“Немаловажно и то, что для Кожинова это „потрясение основ” носит неизбежный характер, и, к слову сказать, кожиновское видение исторического процесса вполне

укладывается в рамки христианского эсхатологического сознания <…>. <…> Любовь Григория и Аксиньи для Кожинова — роковой и непререкаемый знак неблагополучия в мире”.

Григорий Померанц. После крушения последних канонов. — “Искусство кино”, 2007, № 11.

“Один из уроков истории — то, что после крушения канонов наступает кризис свободы и поиски новых канонов”.

“Современные подвижники одеты в современное платье — и мы их не замечаем”.

“В XII веке князь Василько написал: „В наше время святых не бывает”. Толстой выписал эту фразу с комментарием: „Вольтерьянец XII века”...”

Григорий Померанц. Могила неизвестного зэка. — “Искусство кино”, 2007, № 11.

“Шаламов иногда очень близок к Беккету”.

Захар Прилепин. Печальный плотник Всеволод Емелин. — “Огонек”, 2008,

№ 18 — 19, 28 апреля — 11 мая.

“— Как не произошло, Сева? Ты же народный поэт, ты известный. У тебя за пять лет вышли четыре книги — когда у девяноста девяти из ста русских поэтов не выходит по десять лет ни одной. Одну из твоих книжек издал Илья Кормильцев, который, кроме тебя и Лимонова, больше не издавал ни одного поэта. Твои стихи, я в курсе, знают и помнят десятки тысяч подростков в разных концах страны. (За взрослых не отвечаю-— просто реже с ними общаюсь...)

— Я немножко понимаю в поэзии, — отвечает Емелин. — Последним известным поэтом был Евгений Евтушенко”.

Лев Рубинштейн. Очки, шляпа, подтяжки. — “Грани.Ру”, 2008, 23 апреля .

“Один мой знакомый на вопрос, как бы он максимально кратко определил интеллигента, подумал и сказал: „Ну, это, видимо, тот, кто без ошибок пишет слово ‘интеллигент’””.

Татьяна Соловей, Валерий Соловей. Конец неравноправия. Смысл и значение русского национализма. — “Политический журнал”, 2008, № 6 — 7, 21 апреля.

“Русский национализм и русская этничность не нуждаются в исторической реабилитации — их реабилитирует сама жизнь. Первоочередной вопрос, стоящий сегодня на повестке дня, — это вопрос их адекватного понимания”.

“<...> на рубеже XX — XXI вв. радикально изменились отечественный и мировой контексты, соответственно, радикально изменился исторический смысл русского национализма. Россия более не существует как империя, реанимация которой абсолютно невозможна. Имперская идентичность разрушилась еще в Советском Союзе, причем ее разрушение было причиной, а не следствием гибели СССР. На наших глазах происходит поистине исторический сдвиг: ценность и идея Империи, русский мессианизм,

составлявшие доминанту русского сознания и главный нерв национального бытия на протяжении без малого четырехсот лет, сданы в архив”.

“<…> Россия может быть только государством русского народа или ее вообще не будет как государства”.

“При этом процесс этнизации русского сознания неразрывно переплетен с нарастающим среди русских ощущением себя социально угнетенным большинством. Не имеет значения, насколько рационально обоснованно это ощущение, — оно превалирует в массовом сознании и, значит, действительно по своим социополитическим последствиям. <...> Этнический и социальный принципы все более отождествляются, создавая подлинное бинарное оружие”.

Составитель Андрей Василевский

 

 

“Вопросы истории”, “Грани”, “Дети Ра”, “Интервью”, “История”, “Литература”, “Московский Парнас”, “Наше наследие”, “Родина”, “Российская Федерация сегодня”, “Русская жизнь за две недели”, “Русский репортер”, “Фома”

Виктор Авдеев. Александр Петрович Извольский. — “Вопросы истории”, 2008, № 5.

О судьбе совершенно нового для истории русской дипломатии политика, успевшего побыть министром иностранных дел в 1906 — 1910 годах. “Для методов дипломатии Извольского были характерны зарубежные поездки. В отличие от своих предшественников, покидавших Петербург редко и преимущественно сопровождая царя, он совершил за короткое время своего министерства рекордное количество единичных визитов в европейские страны, что свидетельствовало о возросшей самостоятельности главы МИД, и, в целом, об изменившейся дипломатической практике, предвосхищая „челночную дипломатию” Г. Киссинджера спустя полвека”.

В 1910 году Извольского отправили послом в Париж, чуть позднее, в 1914-м, абсурдно занесли в список “поджигателей войны”. При Временном правительстве он был уже частным лицом, тяжело переживающим из Парижа крушение Российской империи. “Последний шаг в качестве публичного политика и дипломата Извольский, самый авторитетный и опытный среди не признавших Советской власти российских зарубежных представителей, предпринял, пытаясь добиться в Париже военной помощи у прежних союзников для „белого движения”. Но активным участником консультаций ему стать не довелось: 16 августа 1919 года он скончался в парижской больнице”.

Наталья Александрова. Самаринское Переделкино. — “Грани”, 2008, № 5.

Неужели в нашем краеведении этот оборот наконец-то начинает приживаться? Автор — один из ведущих специалистов в стране по истории самаринского рода. Между прочим, остатки легендарной усадьбы сегодня еще стоят (нынешняя судьба их не ясна, а в начале 1970-х ваш обозреватель обретался там в качестве воспитанника детского санатория для астматиков). Кстати, именно в этом доме, от которого вглубь поселка отступают знаменитые писательские дачи советского Переделкина, Юрий Федорович Самарин написал свою трехтомную диссертацию “Стефан Яворский и Феофан Прокопович”, именно здесь закончил свои земные дни незаурядный поэт серебряного века Василий Комаровский…

Татьяна Арефьева. Дружить нельзя ссориться. — “Русский репортер”, 2008,

№ 16 (046) .

О том, как общаться с нянями, рассказывает владелица агентства по подбору домашнего персонала “Комильфо” Елена Таратута.

“ — Есть ли у работающих мам хоть какой-нибудь шанс найти добрую пожилую женщину, которая сможет заменить ребенку бабушку? Ведь все мы учили Пушкина и питаем некоторые иллюзии.

— Я не могу больше слышать про Арину Родионовну и Мэри Поппинс! Кормилица Александра Сергеевича была алкоголичкой, по сегодняшним правилам она моментально попала бы в „черный список”. А Мэри Поппинс каждую минуту нарушает

основное правило: она критикует родителей в присутствии ребенка. Сколько было Арине Родионовне, когда ей дали вскармливать Пушкина? Лет 17—18. Сегодня таких молодых нянь никто не берет: наши мамы считают, что девушка с ребенком не справится.

Институт наемных помощников по дому в России исчез, и прежде чем он возродится, должно смениться не одно поколение детей. Есть английская пословица: „В поведении слуги всегда виноват господин”. Те же многоопытные англичане всегда призывали беречь прислугу: ты должен так к ней относиться, чтобы в момент смертельной опасности она не спасалась бы бегством, а спасала тебя. Был у нас дефолт 1998 года. Я лично знаю домработницу, которая утешала своих хозяев: „У вас есть загородный дом. Мы все туда поедем, я вам там хозяйство заведу: будем овощи растить, курей разведем. Земля нас прокормит”. Она выступила тогда как психотерапевт. Почему? Потому что прекрасно относилась к своим заказчикам. Потому что они правильно выстроили их отношения”.

Леонид Бородин. “Мешает ли родимое пятно?” Интервью Юрию Беликову. — “Дети Ра”, 2008, № 2 (40) .

Большое интервью известного прозаика и главного редактора журнала “Москва” — в дни 70-летия.

“ — Когда вы находились на зоне „Пермь-36”, там вместе с вами тянули срок украинцы, армяне, прибалты…

— Да, на особом режиме я был один русский! А всего нас было тридцать „полосатиков”.

— Ощущалось ли размежевание по национальным камерам?

— Нет. Мы жили все вместе, жили дружно, и ко мне до сих пор приезжают мои солагерники — украинские националисты, вожди сегодняшние: Михайло Горынь, Василь Овсиенко. И здесь мы сидим выпиваем, вспоминаем былое. Пару раз приезжал Аршакян. Во-первых, мы все уже попали по второму сроку, а то и по третьему. Во-вторых, были людьми с устоявшимися убеждениями. Мы могли до хрипоты спорить о причинах падения Римской империи, но не касались убеждений каждого.

— Вы сидели в одной камере с Василем Стусом. Он и тогда был знаковой фигурой в Украине, а сейчас — великий украинский поэт. Я дружу с его сыном Димой. Когда он приезжает в Пермь, то останавливается у меня. Каким был Стус-старший? О чем вы говорили? Неужели не было споров? Или, в основном, он молчал?

— Стус как раз был очень говорливым человеком. Мы все время проводили в разговорах. Он прекрасно знал и любил русскую литературу. Кроме того, мы постоянно получали какую-то периодику. Прочитывали по очереди и обсуждали. Например, полностью сошлись с ним во взглядах на роман Залыгина „После бури”, который я и по сей день считаю одним из самых лучших произведений так называемой деревенской прозы, хотя роман сам — не о деревне. Это произведение не заметили и недооценили, потому что оно не было понято. Роман немножечко сделан стилистически в авангардистском плане, чего от автора никто ожидать не мог. Но блестяще запутан…

А со Стусом мы спорили о поэзии. На нее у нас были несколько разные взгляды. Стус в то время переводил на украинский Рильке. А Рильке писал, в основном, верлибры…1

— А вы верлибры не принимаете?

— Не то что не принимаю — я считаю это ужасным расточительством, потому что нет такого второго языка в мире, как украинский, у которого настолько беглые ударения, что рифмы, кажется, сами просятся. А спорили мы на примере поэта Богдана-Игоря Антонича — „То чи стони, то чи струни…”, я читал его стихи, выполненные в традиционной манере, а Стус — написанные верлибром. Но я считаю, что писать верлибром по-украински — неоправданная роскошь.

Читал Василь и свои стихи. Иногда авторы читают с надрывом, с завыванием. Попробуйте послушать Беллу Ахмадулину — совершенно ведь невозможно! <…> А Стус читал хорошо. Потому что задача его была — показать красоту своего языка. Что еще? Стус был болен. Он был психически болен.

— А в чем это выражалось?

— В чисто психопатических срывах, на чем в последний раз он и взорвался — всех обматерил, а потом, когда его привели в камеру, стоял у двери и кричал, кричал, кричал, кричал, кричал… Потом выкричался. Все! И мы с ним продолжали общаться. Но когда он кричит, его лучше не трогать. Его обидели в очередной раз — задержали письмо от сына, а он ждал это письмо. И не говорили, что оно пришло, а на этом уже однажды сыграли на еще одном украинце — поэте Юрии Литвине, когда не давали ему писем, намекая, что сын от него отрекся. И Литвин покончил с собой — заточенной ложкой взрезал себе живот. Ничему это не научило. Тот же самый эксперимент поставили и на Стусе…

— Вы как-то обмолвились, что Стус воплощал для вас образ поэта: он был таким, каким должен быть поэт…

— После Стуса я перестал писать стихи”.

Елена Брыкова. Восприятие и истолкование незнакомого текста на экзамене.-— Научно-методическая газета для учителей словесности “Литература” (Издательский дом “Первое сентября”, 2008, № 7 (646) ).

Тут, в частности, приводятся примеры с разбором стихотворения Пастернака “Снег идет”. Среди не хороших работ, но более чем показательных, обильно цитируется та, автор которой “сводит свою задачу… к упрощенно-социологизированному взгляду. По его мнению, все, что писалось в середине прошлого века, обязательно должно было вылиться в однозначное осуждение, обличение сталинизма и деятельности коммунистического режима”.

Цитаты убойные. Герань на окне — оказывается, метафора лагеря, падающий сверху снег — от власти, “заплатанный салоп” — образ смерти и ненужности, — стало быть, “Пастернак облачает строй в одежду смерти, идущей из Кремля для того, чтобы убивать, уничтожать”. Эх, жаль, что литературный цербер Кожевников не дожил до сей школьной антропологии, он, помнится, тоже выискал в стихотворении “Март” разнообразные антисоветские аллегории, но так далеко, думаю, зайти бы не сумел.

Диакон Владимир Василик. Оправдание для предателя. Что мы знаем об авторе “Евангелия от Иуды”? — “Фома”, 2008, № 4 .

Приведем финал объемного исследования доцента кафедры истории славянских и балканских стран исторического факультета СПбГУ — о рукописи, найденной в конце прошлого века. После размышлений о подлинности датировки сочинения, личности автора, возможной связи между новой находкой и известными повествованиями о жизни Господа, явлении гностицизма и т. п. дьякон Владимир Василик перешел к заключению, названному здесь “Принцип беспринципности”.

“…Таким образом, с древними гностиками все более-менее понятно. Но те современные люди, которые, поверхностно ознакомившись с „Евангелием от Иуды”, соглашаются с его истинностью и первичностью, а также выражают симпатию к его учению,-— готовы ли они принимать в качестве жизненного руководства следующие правила его автора?

— весь окружающий мир и сама плотская оболочка человека есть мерзость и дом бесов;

— злом является также государство и Церковь, как построенные на законном и, следовательно, демоническом начале, связанном со злым богом Ветхого Завета;

— все люди принципиально не равны по природе, разделяясь от рождения на качественно отличные друг от друга роды — психиков (душевных) и пневматиков (духовных), при этом небесного царства могут достичь лишь пневматики, а на земле они имеют полное право господствовать над психиками;

— вся деятельность людей и самый их нравственный выбор определяется звездами, изменить свое предназначение человек не в силах;

— нравственность принципиально не имеет никаких координат и ориентиров. То, что может быть злом в одном случае, является добром в другом;

— уходить от страданий не только позволительно, но и похвально, при этом желательно кого-нибудь подставить вместо себя;

— похвально также и предавать, ибо именно чрез предательство можно войти в высокие духовные сферы и посвятиться в некие таинства.

Вряд ли у кого-нибудь хватило бы духа разделить все „принципы” „Евангелия от Иуды” или признать его истинность — с точки зрения нравственности, это означает попросту стать вровень с сатанистами.

В целом, непонятно, почему папирусная находка „Евангелия от Иуды” вызвала такой резонанс. Отчего сердце современного человека стало глухо к находке папирусов, свидетельствующих о древности канонических Евангелий, но легковерно-отзывчиво на мутный и лживый апокриф? Такое впечатление, что „Евангелие от Иуды” — это древняя „оправдательная грамота” для желающих бесконтрольной аморальности и жаждущих бытия „по ту сторону добра и зла”. Но ведь оправдание предателю обычно ищут те, кто и сам уже готовится предать.

И, увы, сейчас многие уже забывают, чем закончилась многохлопотливая коммерческая деятельность настоящего Иуды — лютыми муками совести и петлей”.

“Дело Пастернака”. — “Грани”, № 228 (2008).

В этом большом блоке материалов (из архива редакции) представлен и текст радиовыступления Бориса Зайцева, трогательно откликнувшегося на известие о Нобелевской премии. Вспомнив свои встречи с Б. П. в начале двадцатых, поделившись читательскими впечатлениями от стихов разных лет, Зайцев итожит: “Но главное-то оказалось — роман, обошедший теперь весь мир, „Доктор Живаго”. В нем тоже есть и стихи, эти стихи просто замечательны, стихи на евангельские темы, из советской России. И с великим благоговением к Евангелию и Христу! Возглашено зычным голосом, трубным. Или колокольный звон, но умиляющий (по глубине чувства, внутренней взволнованности автора). Мы давно такого не слышали. <…> Получил Нобелевскую премию. Вот это отлично. Пастернака приветствую сердечно, рад, что русское свободное художество получает мировое признание. Так и надо, так и надо”.

В номере публикуется и пятидесятилетней давности статья эмигранта Михаила Берлогина. “Книга Пастернака не столько изображение самой жизни, сколько сон о ней, что сближает эту книгу со сборником стихов. В России так пробовали писать первые символисты, но это были очерки, а не большие романы. Конечно, символизм можно найти и у Толстого, но там он не умышленный. <…> Если даже Пастернак больше ничего не напишет, его книга останется в самых первых рядах эпических произведений как одно из наиболее религиозных произведений нашей эпохи”.

Кшиштоф Занусси. Любитель нелегкого общения. Интервью Валентине Сериковой. — “Интервью”, 2008, № 5.

“ — В чем вы видите назначение настоящего современного искусства?

— Как всегда, оно должно объяснять и развивать наши чувства и нашу жизнь. Под влиянием искусства мы хотя бы немного проясняем ее смысл, потому что, если жизнь нам кажется бессмысленной, мы не можем быть счастливы. Кроме того, общение с искусством помогает нам познакомиться с огромным числом человеческих судеб.

И эти судьбы складываются в мировоззрение, в опыт. Без него ты остаешься глупым-— как человек, приехавший из маленькой деревни, где никогда ничего интересного не видел. Вообще проблема современного общества — не деревня, а люди без корней. Кто приезжает из глубинки и уважает свои корни, тот человек полноценный. Но наша огромная беда — в культуре люмпен-пролетариата, который появился в советские времена во всех городах. Он уже не крестьянин, не пролетарий, не мещанин — просто ничто. Такие люди американизируются с огромной скоростью, потому что у них нет никаких корней, а если бы они читали книжки, то нашли бы их в себе”.

“<…> Культура иногда шла снизу вверх, но чаще всего — сверху вниз. Я думаю, что сегодняшняя ситуация не навсегда и мы не должны терять надежды, что с помощью новых средств информатики появится высокое элитарное искусство и „массовка” останется для людей с соответствующим вкусом. Надеюсь, что все придет в норму, потому что так было всегда в истории человечества. Только меньшинство развивало культуру и науку. Не имеет значения, сколько людей поверили в Эйнштейна, все, кто должен был поверить, поверили — поэтому летают спутники и космические корабли. А то, что большинство до сих пор не понимает, что, собственно, Эйнштейн выдумал, никому не мешает. И в Коперника большинство не поверило, что тоже не имеет значения. В кино точно так же. Но если совсем забудем, что кинематограф в том числе и бизнес, тогда обанкротимся, и наше кино останется далекой мечтой. Художнику надо научиться продать себя в новых условиях, не продавая душу, не теряя честь и уважение к самому себе. Но продаваться все-таки надо — это часть нашей профессии. Все можно продавать-— капусту и талант. А душу не надо — даже дьяволу”.

Кирилл Ковальджи. О поэтах молодых и немолодых, живущих и погибших. — “Дети Ра”, 2008, № 2 (40).

Ворох мини-эссе — портретных, литературоведческих и мемуарных. Среди имен: Алексей Парщиков, Нина Искренко, Александр Еременко, Татьяна Бек, Сергей Белорусец, Елена Лапшина, Анастасия Харитонова и другие.

Павел Макаренко. Германский фактор в Октябрьской революции 1917 г. — “Вопросы истории”, 2008, № 5.

“Есть основания говорить не о германо-большевистском заговоре против России, а о временном совпадении интересов большевиков с интересами правящих кругов Германии <…> Пока что сторонники версии о „немецких миллионах”, на которые якобы был и совершен Октябрьский переворот, не ушли дальше документально не подтвержденных домыслов”.

Владимир Макаров. Неслыханная удача фюрера. Мог ли Адольф Гитлер попасть в советский плен? — “Родина”, 2008, № 5.

Очень даже мог, когда посещал Восточный фронт. В конце февраля 1943 года одной из танковых колонн удалось прорваться в тот самый район Запорожья, куда прилетел Гитлер для встречи с фельдмаршалом Манштейном. Споров о достоверности этого эпизода было много, но все сомнения рассеяли воспоминания личного пилота фюрера-— Ганса Баура. Гитлеру в тот день просто повезло. У советских танков, уже подошедших к аэродрому, кончилось горючее. Наши даже не могли предположить, что в нескольких километрах от них — Гитлер, который позднее, узнав об этой истории, только и смог, что выдавить из себя: “Неслыханная удача”.

Анна Павловская. Одна из табора. Стихи. — “Дети Ра”, 2008, № 2 (40).

 

А. И. Кобенкову

Мы — легкие, нас ничего не держит,

Наш табор лишь одним обременен —

Рассовывать сверкающие верши

По запыленным узелкам времен.

Мы странствуем по радиусу века,

Мы помним Лота, знаем назубок

Грядущее на вавилонских реках,

И Дантов хлеб, встающий поперек.

Земной свой путь мы называем Млечным,

И, звездную выплачивая дань,

Мы странствуем, надменны и беспечны,

Мы — легкие, мы губы и гортань.

..................................

Мы со своей судьбою, как с медведем,

По ярмаркам идем, сшибая медь…

...................................

И страшно, и смешно нарядным детям

На зверя обреченного смотреть.

Ирина Прусс. Как пытались обустроить Россию. Доцент МГУ Андрей Левандовский — об истории земства. — “Русская жизнь”, 2008, № 8 (25).

“ — Почему общество не выступило в их защиту (земских комитетов, переживающих гонения в конце девятнадцатого века. — П. К.)?

— Потому что все яснее становилось: необходимы серьезные политические изменения, без них усилия земцев казались обществу бессмысленными. „Дом с мезонином” Чехова: красивая, умная молодая женщина, земская учительница, без конца разучивает со своими учениками „Вороне где-то Бог послал кусочек сыра”, что кажется герою полной ерундой. Вера Фигнер три года работала земской фельдшерицей, принимала роды, славилась на весь уезд легкой рукой и много позже как-то заметила: если хотя бы часть вознесенных за меня женщинами благодарственных молитв достигнет назначения, мне простятся все грехи.

— Уж она-то могла не жаловаться на бессмысленность своего существования…

— Да, но известно, что было потом… Самое горячее сочувствие — террористам и революционерам; и так шло по нарастающей. Савва Морозов дает огромные деньги на революционную печать. В поезде едет на суд отец одного из террористов, Сазонова, — в купе является делегация светских молодых людей и восторженных дам, чтобы пожать руку человеку, воспитавшему героя. Два крупных негоцианта горячо поздравляют друг друга: такое событие, Столыпина убили!

О земстве снова вспомнили в начале 90-х из-за голода 1891 — 1892 годов. Голод застал власти врасплох, они совершенно не были к этому готовы. Долго пытались — очень характерно! — вообще отрицать трагедию. Пресса шумела, губернаторы отписывались, царь предпочитал верить губернаторам. Когда уже деваться было некуда, пришлось признать, что население вымирает, растерялись и губернаторы. Они вполне резонно сомневались в эффективности усилий своих чиновников: воруют…

Помнили, что крымский провал на львиную долю был связан с тотальным воровством.

Александр Третий терпеть не мог общественные организации — но на сей раз пришлось обратиться к ним за помощью. Комитеты помощи голодающим действовали вместе с земствами.

Но ставку на спасение страны с помощью именно так устроенной системы самоуправления уже никто не делал. Самые активные люди из земства шли в политику. Из них вышел костяк двух наиболее серьезных и осмысленных оппозиционных партий: кадеты и октябристы.

— И на этом земство кончилось?

— Нет, оно кончилось позже, когда земских деятелей, врачей и учителей стали уничтожать физически. В Гражданскую войну происходило одно и то же по всей стране: приходили красные — расстреливали библиотекарей, учителей, врачей; приходили белые — расстреливали библиотекарей, врачей, учителей. Белые — за то, что они много лет развращали людей. Красные — за то, что на них нельзя положиться. Большевики окончательно уничтожили всю земскую систему самоуправления, заменив системой советов.

— Как вы думаете, если бы реформа была реализована в том виде, в каком сначала задумывалась, если бы ее не извратили и не подавили бюрократы, это смогло бы кардинально изменить русскую историю?

— Историки не любят рассуждать в сослагательном наклонении. Но я уверен, что в таком случае сегодня мы жили бы в совсем другой стране”.

В этом же номере “Русской жизни”, посвященном теме земства, публикуется весьма любопытный текст агитпроповской брошюры, выпущенной в 1919 году штабом Верховного правителя России адмирала Колчака, где земство рассматривается как действенный инструмент в “великой работе по восстановлению разрушенной большевиками местной жизни”.

Григорий Резниченко. Последнее рукопожатие. — “Московский Парнас”, 2007, № 10.

Очень сердечное воспоминание бывшего “новомирца” о поэте-верлибристе

Арво Метсе, который в конце жизни подрабатывал в газете “Пасека” и вел там рубрику “Поэзия и пчелы”. “Я, наверное, не ошибусь, если скажу, что Арво Метс один из первых исследовал „пчелиные” пушкинские строки (“Пчела за данью полевой / Летит из кельи восковой”)…” “Арво был скромен, прост, добр. Внимательный к чужим бедам, никогда не жаловавшийся на издержки жизни, терпеливый. Ходил почти в обносках, но опрятно. Он до забвения любил поэзию, русскую, разумеется.

В ней черпал свои силы, знания, энергию быть поэтом”. И составил перед смертью сборник “Улица” — сплошь из стихов любимых современных поэтов — от Рубцова до Самойлова.

Герхард Рюм. Миллиард лет назад. Перевел с немецкого Виктор Санчук. —

“Дети Ра”, 2008, № 3 (41).

Редкая публикация стихов австрийского поэта, композитора и художника, одного из основателей в 1950-е годы знаменитой авангардной “венской группы”. Сегодня ему под восемьдесят, стихи публикуются в основном из сборника “послание к будущему. собрание фонотекстов” (1988). Среди весьма и весьма прихотливых произведений есть и такое прозрачное, как следующий “Сонет”, из которого я приведу первые строчки первой строфы:

первая строфа первая строка

первая строфа вторая строка

…Ну и так далее, как говаривал Велимир Хлебников.

Борис Садовской. Фет в портретах. — “Наше наследие”, 2008, № 85 .

Публикация С. В. Шумихина из наследия известного деятеля серебряного века.

“<…> В заключение укажем на историко-литературный промах в иконографии

Фета. После кончины супруга Марья Петровна поручила художнику К. А. Савицкому зарисовать кабинет поэта. Получился небольшой рисунок сепией. Справа от зрителей письменный стол, перед ним круглое кресло, увековеченное на портрете Фета работы Репина. На столе юбилейная чернильница (от Боткиных), свечи и лампа с абажуром. В глубине комнаты слева турецкий диван, над ним стенные круглые часы и большой портрет великого князя Константина Константиновича. Любопытно, что рисунок этот воспроизведен в „Истории русской словесности” П. Н. Полевого с подписью: „Кабинет Ф. М. Достоевского”. Происхождение этой путаницы объяснить нетрудно. Как

известно, фирма А. Ф. Маркса приобрела у племянника Фета В. Н. Семенковича все литературное наследие его дяди и в конце девяностых годов приступила к изданию стихотворений. Марьи Петровны уже не было в живых, и весь рукописный, печатный и художественный материал перешел к издателю. Возможно, что был проект приложить рисунок Савицкого, но намерение это не состоялось. Тогда же у Маркса печаталась „История русской словесности”, и составитель ее Полевой поместил в числе иллюстраций фетовский кабинет, приняв его почему-то за кабинет Достоевского”.

Никита Соколов. Песочные часы Николая Карамзина. Интервью шеф-редактора журнала “Отечественные записки” Анатолию Берштейну. — Научно-методическая газета для учителей истории и обществоведения “История” (Издательский дом “Первое сентября”, 2006, № 7 (847) ) .

“Исторический миф — важный элемент воспитания гражданской общности. Здесь вопрос не об истине, а о добре. Что мы считаем добром, к чему стремимся? Люди, навешивающие на себя ярлык „патриотов”, пытаются монополизировать любовь к Отечеству, предписывая этой любви одну-единственную форму, совершенно не задумываясь о катастрофических последствиях такой монополизации. Мы все хотим добра, но добро понимаем по-разному. И наши предки понимали его по-разному и к разному будущему для родины стремились. Поэтому, скорее всего, надо предоставить современному человеку при рассказе об истории прошлого возможность иметь там разных героев. Вы сторонник сильной централизованной власти — вот вам Иван Грозный. Но только не отнимайте у меня возможности изучать и любить тех новгородских мужиков, которых опричники гробили. А новгородские мужики устраивали себе совершенно другую жизнь. И это была иная альтернатива для России.

Едва ли описание такой истории может быть сделано в рамках единого учебника истории, поэтому их должно быть несколько, и объемный взгляд на историческое прошлое может быть получен только при знакомстве с разными альтернативами”.

…И все-таки представить себе учителя, вооруженного двумя-тремя учебниками по истории, трудно. Лучше уж, наверное, более или менее универсальный, объемный, но один такой учебник. Подобного учебника на сегодня, увы, нет.

См. также: Каграманов Ю., “Прошлое страстно глядится в грядущее” — в настоящем номере “Нового мира”.

Роза Тевосян. “Только вера в человека и дает надежду”. Один вечер Александра Исаевича. — “Наше наследие”, 2008, № 85.

О единственном, после возвращения писателя из Вермонта, московском публичном вечере и разговоре с читателями, состоявшемся в Центральном доме архитектора 23 апреля 1998 года. Здесь же приведены точные ответы Солженицына на некоторые заданные из зала вопросы.

“Внутри общества при тоталитарном режиме существовало незримое противостояние — мы и они. Почему сегодняшняя Россия утратила эту внутреннюю силу и не может противостоять потере нравственной основы?

Десятилетиями нас держали под колпаком, под гнетом, и мы разбрелись мыслями, чувствами на 77 дорог. Наше тогдашнее подгнётное единство было кажущимся. Когда получили свободу слова, она обернулась раздражением, ненавистью, непониманием.

В каком-то смысле мы уже даже не соотечественники. Однако внутренняя сила России не потеряна — она раздробилась и ещё не кристаллизовалась.

Мы стремились к преображению, а произошло разрушение. Чем объяснить, что разрушение охватило одновременно все сферы жизни — и нравственность, и экономику, и культуру?

При переходе к новому времени снова, как в 17-м, отдались наивной вере в счастливую свободу. Нравственный и культурный потенциал людей оказался недостаточным, чтобы вовремя оценить обстановку, правильно поставить диагноз. Но в экономике подавляющая часть народа и общества не виноваты нисколько. Это сама власть, закружившаяся с первых дней 91-го года, распахнула ворота всему блатному миру. Все динамичные грязнохваты бросились хватать — кто бесплатно, кто за фальшивую цену. Не общество, а правительство, власть оказались не готовы.

О преступлениях большевизма говорят: в них виновен весь народ. В сегодняшней России совершение преступлений стало будничным — чеченская война, зомбирование общества, неоплаченный труд... Они общеизвестны, о них широко оповещают общество. Может ли следующее поколение сказать о нас: виновен весь народ?

Говорить, что виновен весь народ, неверно. Виновны все, кто в малой мере закрыл глаза, закрыл уши, не помогал страждущим, не помогал в опасности. Это, конечно, нравственная вина, но с преступлением палачей ее не сравнить. Народ виновен лишь в том, что оказался нравственно и культурно не готов к новому виду небывалых испытаний, поддался розовой сказочке вместо того, чтобы отнестись к ней с серьезностью, пытливостью и сомнением.

Как могла наша читающая страна принять культ буржуазности, его бездуховность, пустую напыщенность, антихудожественность?

Заверяю вас, отнюдь не приняла. Я проехал 26 областей России, встречался с множеством людей. Сколько я видел чистых людей, жал им руки, получаю их прекрасные письма! Не сомневаюсь, что и в Москве они есть. Этот культ приняла только самая уязвимая прослойка, которая требует моральной и нравственной защиты. Сколько чистых людей рвутся к делу, ищут себе применения. Ведь все так глупо поставлено, самоуправления нет, народу трудно себя найти.

Великие умы на протяжении столетий толкали Россию к революции. Ошибались ли они?

Великие умы Россию к революции не толкали. Ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Менделеев, ни Достоевский. Толкали фанатичные умы, а платим за это мы, а не они <…>”.

Вячеслав Щепоткин. “Как вернуть читателя к „толстому” журналу?” — “Российская Федерация сегодня”, 2008, № 8 .

Разговор между председателем Комиссии Совета Федерации по информационной политике Людмилой Нарусовой, секретарем Союза журналистов России Михаилом Федотовым и несколькими главными редакторами (Яков Гордин, Станислав Куняев, Леонид Бородин) свелся в результате к обсуждению катастрофической ситуации с чтением вообще.

“Тем не менее возможности остаются значительные. Как сказал главный редактор журнала „Звезда” Яков Гордин, а именно он выступал в качестве основного докладчика, в Ленинградской области 432 муниципальные библиотеки, из которых 302 — сельские. Кроме того, есть 400 школьных. А подписываются на журналы „Звезда”, „Нева”, „Новый мир” и „Знамя” только 22 муниципальные библиотеки и ни одной школьной”.

Составитель Павел Крючков