На современном телевидении слишком много устойчивых форм. Это притупляет восприимчивость. Иногда кажется, что наше ТВ совершенно утратило способность к развитию. Однако тихий дрейф в определенную сторону все-таки имеет место. Ощущается дрейф не каждую минуту, но все-таки довольно регулярно. Впервые я его почувствовала, когда в одном из утренних эфиров приготовление очередного кулинарного блюда по якобы оригинальному рецепту сопровождалось беседой о Пушкине. Еда и поэт не имели никакого отношения друг к другу. Но совместить их в одних и тех же пяти минутах эфира почему-то стало острой необходимостью.

Потом на сцену “Евровидения-2009” вышел дуэт “Тату” с хором МВД и розовым танком в цветочек. А это уже три составляющие – современная эстрада, ритуальное мероприятие советского типа и пародийно-китчеобразный жест в постмодернистском духе. Понятно, что если бы в сегодняшней реальности вдруг наступила необходимость транслировать некое действо с военным хором как главным действующим лицом, то его дополнили бы чем-то альтернативным – каким-нибудь штатским лицом и реквизитом. Все-таки времена военизированности далеко позади. Когда в мирное время эстрада сама по себе кажется несамодостаточной, это уже симптом.

Происходит неуклонное усложнение формального состава телепрограмм. Было песенное шоу “Две звезды”. Чего проще и милее! Выходят дуэты, состоящие из профессиональных певцов и просто звезд кино и телевидения, и поют себе хиты разных лет. А ведущие в меру прослаивают своим присутствием шоу между самими номерами. Однако этого показалось мало. Роль и даже количество ведущих усилили. На самой сцене оказалось сразу две телезвезды – Тина Канделаки и Ксения Собчак. Притом у них и реплики с диалогами выросли, и костюмы им стали менять с небывалой интенсивностью. Канделаки и Собчак выглядели как “шоу в шоу”, как “сами себе дуэт”. Но на этом модернизация не закончилась. В зале усадили третью телезвезду – Татьяну Лазареву, беседы которой с дуэтами до и после выступлений оказались еще одним ответвлением общего шоу. Таким образом, получилось трехэтажное шоу “две звезды + две ведущие + общение за столиками”, в котором все три составляющие спорят за центральное место.

Очень показательно, что всякий широкий формат являет собой коктейль субформатов. Возьмем утомившие даже самых невзыскательных зрителей “Ледниковый период” и “Танцы со звездами”. С одной стороны, это прежде всего шоу. С другой стороны, на этих шоу проставляют баллы. Это конкурс, испытание, которое оценивают судьи. И роль жюри на конкурсе так велика, с членами жюри так пространно общаются ведущие и сами выступающие, что работа жюри превращается в сидячее мини-шоу внутри грандиозного танцевального шоу.

Если Марат Башаров с Анастасией Заворотнюк на Первом канале ведут себя довольно скромно, то Максим Галкин, перешедший на “Россию”, норовит устроить в каждом вечере “Танцев со звездами” мини-бенефис. И все это не отменяет документальных кадров с репетиций выступлений. А мини-документальничанье не отменяет еще и интервью с участниками.

Коммерческое телевидение предоставляет своим пользователям определенный набор, то есть “пакет” каналов. Теперь многие отдельные программы работают по тому же принципу – они предоставляют своим зрителям сразу пакет субформатов. Культ сервиса задвигает глубоко в тень проблему смыслового наполнения пресловутого пакета.

Характерна эволюция “Прожекторперисхилтон”. Сначала четверо ведущих просто сидели за столом и читали новости, сопровождая их ироничными комментариями. Плюс – иногда включали видеосюжеты. Успех программы зависел от уровня придуманных острот и органики общения внутри четверки. Потом опять же этого стало недостаточно. В студию начали приглашать непременно какого-нибудь гостя или гостью, чтобы каждый раз к общему ходу программы добавлялось некое эксклюзивное событие. Вместо единообразия теплой компании острословов появилась двухчастная система “постоянные + гость”. Но и это не все. Программа стала все чаще завершаться каким-нибудь необычным вокальным номером всех участников “Прожектора...”. А еще они стали всей компанией рекламировать ультрасовременную сотовую связь, иронизируя над рекламными клише с помощью нарочитого их воспроизведения. Эта фирменная пародийная реклама, неотделимая от самого шоу, стала уже пятым элементом “Прожектора...”.

Складывается впечатление, что ТВ нервно борется за аудиторию, постоянно паникует и лихорадочно вопрошает у зрителя, что он больше любит – интервью или концерт, ток-шоу или документальное кино, информационный режим или показ мод. Поскольку зритель внятно и однозначно ответить не в силах, ему предоставляют ассорти, нарезку. Соотношение долей разных форматно-жанровых характеристик и составляет специфику программ. Так неопытный повар долго рефлектирует над кастрюлей. Вдруг недосолил? А может, еще поперчить? А может, корицы? Ой, нет, лучше добавить сахара! Нет, гвоздики!.. Хотя в любом творческом деле, будь то обед или телевидение, главное – вовремя остановиться. Но именно этого телевидение и не может себе позволить, продолжая добавлять новые ингредиенты на всякий случай, чтобы угодить сразу всем. Ой, а вдруг одним скучно смотреть, как только поют? Ой, а вдруг другим все-таки не очень по душе ведущие? Ой, а вдруг третьи не хотят смеяться, а хотят просто поприсутствовать при общении, послушать, как звезда с звездою говорит?

ТВ пытается максимально увеличить возможности индивидуального выбора внутри одного и того же массового культурного продукта. В результате современный стиль ТВ тяготеет к ирландскому рагу, над которым колдовали герои “Трое в лодке, не считая собаки”.

Даже такой громкий, с гарантированным резонансом проект НТВ “Мясо. История всероссийского обмана” представляет сложную смесь исторического очерка, скандальной хроники, видеоколлажа, расследования с разоблачением и ток-шоу. И это все о мясе, которого нет, во всяком случае – в мясных продуктах. Хотя для успеха этой темы была бы достаточна и самая простая, аскетичная форма подачи.

ТВ пытается разговаривать со зрителем на языке жанровых предпочтений, а не содержательной конкретики. “Про что” отодвигается невольно на второй план даже тогда, когда у содержания есть все шансы держать внимание аудитории без дополнительных ухищрений. А это значит, что ТВ ощущает перемену в отношении к себе в целом и на классическое восприятие уже не надеется. Телевизор будто бы знает, что его все больше смотрят не для того, чтобы оттуда что-то почерпнуть, а для того, чтобы подключиться к той или этой атмосфере, которая может несколько помочь пережить будни или праздники, утро или ночь, день или вечер. Соответственно, содержание оказывается лишь поводом для упаковки его в определенную форму. Нечто вроде извращенного поп-эстетизма.

Тяга к мешанине тем, образов и жанров захлестнула наше телевидение после того, как сделалась принципом современной рекламы. Прямое и односложное рекламное высказывание теперь выглядит старомодно. Мол, вот вам шоколад – наслаждайтесь его вкусом. Или вот вам лекарство – лечитесь. Пользуйся этим порошком – и будет чисто. Нет, так дела не делаются. Реклама ведь, как эстрада, должна “зажигать”. А для этого она должна содержать в себе некие неожиданные зигзаги, логическую эквилибристику. Например, ешьте эти супы из пакетиков – но не потому, что можно быстро залить кипятком, а потому, что в этой смеси есть полезные вещества вроде йода. Ешьте суп – и лечитесь. Пейте йогуртовые продукты – и повышайте иммунитет. Покупайте эту газированную воду не потому, что она утоляет жажду, а потому, что позволяет выиграть автомобиль. Чай хорош не бодрящим эффектом и даже не атмосферой дружбы, а тем, что от него худеют. Холодильник же прекрасен не своей надежностью и удобством эксплуатации, а стильностью. Еще десять лет назад словосочетание “стильный холодильник” казалось бы абсурдом, а теперь это грамотная мотивация покупки. Рекламируемые товары на ходу слагают концепции функциональности, довольно далекие от традиционных.

Такой стиль рекламы корреспондирует с основной идеей нашумевшей книги Ролфа Йенсена “Общество мечты. Как грядущий сдвиг от информации к воображению преобразит бизнес” (“Стокгольмская школа экономики”, Санкт-Петербурга, 2002). Автор говорит о том, что образное воплощение того или иного идеала, мечтаемого представления о мире будет играть все большую роль в мотивациях выбора продукта или стратегии поведения – как у простого покупателя, так и у деловых людей, ворочающих миллионами. Современная телереклама по-своему уточняет идею Йенсена: рождается культ новой мечты, которая должна заменить старую, уже отжившую, исчерпавшую свой потенциал. Неожиданные пути решения проблемы выступают гарантией их эффективности – потому что привычные и проверенные уже не удовлетворяют, они уже показали свою неэффективность. С помощью таблеток мы уже худели. Не помогло. Теперь будем худеть с помощью кока-колы без сахара. Надежда должна быть новой. Решение должно быть новым, чтобы в него поверили, чтобы оно казалось решением.

Телевидение чует этот диктат новизны и неожиданности ходов. Поэтому наряду с гремучим микстом форм и форматов оно приступает к тектоническим сдвигам смыслов и содержательных функций. Первой ласточкой в этом направлении стали, как сейчас понимаешь, красавицы в модных нарядах, произносившие и по сей день произносящие прогноз погоды. Ясно же, что они существуют на ТВ совсем не ради того, чтобы мы вовремя брали с собой зонтик. Это реклама одежды, это социальная реклама стиля современной самоподачи, это медийные лица, приписанные к определенным каналам. Это развлечение для всех, кому нравится смотреть на красивых женщин. А погода... ну кому она нужна, эта погода.

Раньше, когда телевидение хотело, чтобы аудитория канала или программы расширилась, оно запускало побольше анонсов и саморекламы. Мол, смотрите, какие мы хорошие! На нынешний вкус это грубо, примитивно и неубедительно. Другое дело – вызвать ведущего программы, нуждающейся в хорошем рейтинге, на суд, на бой, на жестокий скандал в эфирном времени. Или придумать на эту программу пародию. За суровую критику, являющуюся лучшим PR-ходом, отвечает на Первом канале ток-шоу “Гордон-Кихот”. Можно прогнозировать: если в этой программе появляется какое-нибудь медийное лицо с другого канала и это лицо подвергается якобы резким нападкам ведущего, значит, это лицо в скором времени появится на Первом канале в почетной роли. Так, начало активного сотрудничества с Ксенией Собчак в качестве ведущей “Последнего героя” и “Двух звезд” сопровождалось ее неоднократным появлением перед Александром Гордоном, обвиняющим ее во всяких грехах. За пародии, которые должны активизировать интерес к программам и телеперсонам, отвечает “Большая разница”. Фетишизация фактора упоминания, циркуляции на гребне информационной пучины практически устраняет разницу между позитивной и негативной оценкой. Главное – пусть говорят, не важно, что именно. Так что название ток-шоу Андрея Малахова “Пусть говорят!” весьма символично.

Как на телевидении практически отменяется смысл этической и эстетической оценки, так же происходит замещение духовных проблем материальными, внутренних человеческих факторов – внешними, вещественными.

Какое-нибудь легкомысленнейшее “Снимите это немедленно!” (ТНТ) с Ташей Строгой производит впечатление поп-классики – и только потому, что занимается всю дорогу именно тем, что и заявляет в качестве основной и единственной смысловой линии. Меняет имидж человека с помощью перемены стиля в одежде, прическе и макияже. Ясно и просто, а потому по нынешним меркам бедновато и безвкусно. То ли дело симбиоз психологии и развлекательных сюжетов, а еще лучше – симбиоз психологии и моды.

Когда несколько сезонов назад на “Домашнем” появился доктор Курпатов, все было ясно: программа о психологических проблемах, камерное ток-шоу, где психоаналитик, как и подобает, беседует с пациентом один на один. Даже когда на НТВ шло грубое, демонстрирующее неуважение и непонимание личности ток-шоу “Две правды” с ведущей Татьяной Догилевой, тематика и некая монолитность формата сохранялись. Опять же психологические проблемы, только не тет-а-тет, а при большом скоплении народа в студии и при отсутствии даже видимости профессионализма со стороны вроде бы дипломированных психологов.

Но вот после “Двух правд” уже на Первом канале стартовало здравствующее по сей день “Понять. Простить”. Здесь формат оказался двухэтажным. С одной стороны, реалити-драма, разыгрываемая, как правило, актерами-любителями. С другой стороны, сеанс у психолога-мужчины или психолога-дамы, которая, к слову, больше похожа на гадалку или целительницу. Реалити-драма оказывается как бы иллюстрацией определенной жизненной проблемы. В то же время сеанс общения с психологом – повод для развлечения развитием сюжета и характеров. Могла получиться игра на повышение, когда реалити-драма важнее выкладок психологов, а комментарии психологов еще важнее частностей реалити-драмы. Но, как правило, выходит игра на понижение, когда обе створки формата как бы топят друг друга. Фальшивое исполнение (кто сказал, что артистизма тем больше, чем хуже человек владеет искусством представления?) превращает реалити-драму в примитивную поделку, далеко не способную передать тонкости человеческой психологии. А комментарии психологов настолько не блещут аналитической глубиной, что дополнительно огрубляют то содержание, которое и так слишком бегло и неумело набросано в реалити-драме.

Однако с тех пор ТВ ушло еще дальше. Теперь дискуссии о человеческих взаимоотношениях сосуществуют в одной программе с показом мод и модных тенденций в визажизме. Именно в переменах имиджа, цветовой гаммы и стиля одежды ищут спасения из психологических тупиков. Таков теперь главный принцип и “Модного приговора” на Первом, и “Скажи, что не так?!” на “Домашнем”. Конечно, мне могут возразить, что тут все дело в рекламе. Названные программы, естественно, осуществляют промоушен определенных модных тенденций, они “завязаны” с коммерциализацией института красоты, а потому все остальное тут прилагается несколько понарошку. Да, правила современного бизнеса на ТВ готовы превратить в условность абсолютно все. Однако из этого не следует, что это естественно и непременно должно случиться. Одно дело иметь прагматическую потребность и мочь, другое дело – сметь. Смелости, продиктованной нуждами коммерции и изображающей постмодернистскую мину при своей довольно плохой игре, на нашем телевидении все больше.

Так можно дойти и до превращения новостных выпусков в игровую ситуацию для демонстрации мод. Собственно, отчасти так и происходит, во всяком случае на НТВ, где ведущие одеваются особенно броско, а прически имеют удивительно искусные и искусственно безупречные. И поскольку в прессе можно встретить немало разговоров о кухне, вернее – парикмахерской новостных программ на НТВ, можно утверждать, что таков последовательный и сознательный принцип канала, его “эксклюзивный стиль”.

Итак, телевидение приступило к формированию образа мира, где “все не то, чем кажется”, выражаясь словами сериала и слогана канала СТС. Не то, чем кажется, – это не обман, а игровое правило. Причем правило, которое утверждается во многом стихийно. Собственно, само телевидение постоянно демонстрирует, что оно тоже не то, чем кажется. С одной стороны, оно активно играет в своего ближайшего родственника – кино. ТВ усиливает и настойчиво акцентирует эффекты скрытой камеры или, напротив, открытой камеры, о которой знают участники происходящего, будь то первые лица государства или случайные прохожие, герои разновидностей реалити или видеолюбители. Кроме того, отечественное ТВ продолжает исполнять функции “домашнего кинотеатра” - столько сравнительно новых художественных фильмов не показывают по бесплатному ТВ ни в одной западной стране.

С другой стороны, ТВ никак не выберет, чем ему хочется больше казаться – кинематографом, театром или даже Интернетом.

Прием закадрового смеха эксплуатируется сегодня настолько интенсивно, что мешает уже не индивидуальному эмоциональному восприятию, а самому внутреннему контакту зрителя с тем, что происходит на экране. Допустим, сидит троица поющих острословов на кухоньке под абажуром в “Песне дня”. Только зритель настроится подключиться к этому камерному мирку, к этой кухонной атмосфере, как включается хохот невидимых зрителей – зритель у домашнего телевизора получается лишним или, во всяком случае, необязательным членом аудитории. Без него в телеэфире не заскучают. А программа неизменно завершается видом закрывающегося занавеса. Кухонный интерьер оборачивается декорациями на сцене. Опять все понарошку, опять все ненастоящее, опять как будто.

Театр – штука хитрая. Либо ты внутри театрального пространства – и тогда ты зритель представления. Либо ты вне театра, на дистанции к нему, – и тогда ты зритель, воспринимающий чужую реакцию на представление. Нету непосредственного контакта – нету и органичного участия в театральном зрелище. Это все равно что стоять на улице и заглядывать в чужие тарелки посетителей ресторана – не очень выгодная позиция. Именно в этой позиции и оказывается человек, слишком часто слышащий закадровый смех при включении домашнего телевизора.

Для тех, для кого важнейшим из искусств становится Интернет, ТВ вводит бегущие строки, образ курсора, всевозможные графические обозначения, сосуществующие на экране с традиционным телеизображением в виде говорящих голов в студии или запечатленной на пленку хроники жизни. Одним словом, ТВ демонстрирует, что ему все подвластно. В эпоху бурной конкуренции визуально-зрелищных явлений телевидение претендует на универсальность и полифункциональность. Его девизом отныне становится “Буду, чем захочешь”.

Когда в XIX веке возникло художественное направление, именуемое эклектикой, то был верный знак конца большой исторической эпохи. Человечество с помощью эклектики сигнализировало о том, что дистанцируется сразу от всего огромного периода культурной истории, изымает себя из его пространства и времени - и приступает к манипуляции его элементами, его образами, приемами, мотивами. Слово “user” вошло в обиход только в эпоху Интернета, однако “юзером” исторического багажа искусства человек стал значительно раньше, - это предшествовало рождению кинематографа и прочих средств визуального запечатления бытия.

Сегодня телевидение, по сути, обращается к принципам эклектики, свободно и прихотливо сочетающей все формы, наработанные зрелищно-визуальной культурой уже второй половины ХХ – начала XXI века. Телевидение сигнализирует о том, что настала пора очередного “великого закрытия”. На самом деле эпицентром такого “закрытия” недавнего настоящего является интернет-пространство. Однако там этот процесс менее ощутим именно потому, что Интернет и создан как эмбрион культурного будущего, границы возможностей которого пока не определены. Слишком недавно это будущее наступило. Телевидение с точки зрения интернет-культуры – уже прошлое, которое пока длится, пока не окончательно себя исчерпало и продолжает доигрывать карты своей актуальности. Интернет словно отсчитывает время, оставшееся у ТВ до той минуты, когда оно придет к почетной роли, похожей на роль театра в эпоху кинематографа. Но телевидение не желает становиться классическим видом визуальной культуры. Оно жаждет нести в себе черты современного и даже ультрасовременного мира. Из этого стремления и рождается гремучая эклектика, возвещающая о главной мечте сегодняшнего телевидения – продолжать быть эстетическим идеологом популярной культуры и оставаться законодателем вкусов будущего, в которое продвигается человек с ноутбуком и мобильной связью.

Эклектика – остановка во времени, фиксация конца эпохи, дистанцирования от определенного периода культурной истории.