О том, кто такой Шекспир — или кто был Шекспиром, — человечество спорит на протяжении столетий. Жуткий разрыв между достоверными, документально подтверждёнными фактами жизни Уильяма Шакспера (Shakspere или Shaxper) из Стратфорда-на-Эйвоне — ростовщика и торговца недвижимостью, одного из пайщиков театра “Глобус” — и мифической фигурой одного из величайших творцов человечества бросался в глаза слишком многим. Сомнения в канонической (так называемой “стратфордианской”) версии авторства Шекспира высказывали Чарлз Диккенс и Ралф Уолдо Эмерсон, Уолт Уитмен и Владимир Набоков. Марк Твен даже поименовал Шекспира самым гениальным из никогда не существовавших на свете людей. Одновременно ширился список кандидатов в Шекспиры — ныне он превышает пятьдесят человек. Для западных учёных-нестратфордианцев наиболее вероятным претендентом на лавры человека, творившего под псевдонимом Потрясающий Копьём — именно так, через дефис (Shake-speare), были подписаны прижизненные публикации, — является Фрэнсис Бэкон. Существует также ряд теорий коллективного авторства.

В российском шекспироведении любые сомнения в авторстве Шекспира были заклеймены в тридцатые годы прошлого века как “идеологически вредные”. И соответственно, заморожены на десятилетия. Прорыв произошёл дюжину лет назад — с выходом в свет книги секретаря Шекспировской комиссии при Российской академии наук Ильи Гилилова “Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса”. Книга быстро стала интеллектуальным бестселлером: она выдержала ряд переизданий, вызвала бесконечное количество дискуссий в периодике и в академических кругах. Её даже выдвинули на Нобелевскую премию. В книге Гилилова на основе скрупулёзнейшего анализа документов эпохи доказывается, что под псевдонимом Потрясающий Копьём скрываются Роджер Мэннерс, пятый граф Рэтленд, и его жена Елизавета Сидни. Учитывая, что Рэтленд был участником ряда иных коллективных литературных мистификаций своего времени, возможно и соучастие в проекте некоторых других литераторов его круга.

Оставим в стороне скучные текстологические подробности и упомянем лишь ряд ярчайших фактов. Гербом Рэтлендов была рука, потрясающая копьём. После смерти Рэтленда (и воспоследовавшего самоубийства его жены) Уильям Шакспер явился в замок Рэтлендов, получил от дворецкого деньги и навсегда покинул Лондон. С тех пор ни одной пьесы Шекспира — вплоть до выхода так называемого “Великого фолио”, приуроченного к десятилетию ухода из жизни четы Рэтлендов, — не было напечатано. Одноклассниками Рэтленда по учёбе в Падуанском университете были небезызвестные Розенкранц и Гильденстерн. Непосредственно после возвращения графа Рэтленда из посольства в Данию выходит в свет вторая, значительно переработанная редакция “Гамлета”, в которой появляется множество бытовых реалий.

26 марта 2007 года Ильи Менделевича Гилилова не стало — и со смертью автора значение его интеллектуального подвига как-то забылось, отодвинулось на второй план. А между тем речь идёт о серьёзном открытии, впервые в истории “шекспировского вопроса” совершённом российским учёным. Уже после смерти Гилилова вышла в свет яркая книга Марины Литвиновой “Оправдание Шекспира”, в которой отстаивается идея коллективного — графа Рэтленда и его учителя и воспитателя Бэкона — авторства.

Однако цель данной публикации вовсе не в том, чтобы лишний раз разворошить осиный рой “шекспировского вопроса”. Помимо глобальных выводов, книга Гилилова — замечательная по глубине и достоверности погружения в эпоху — несла в себе ряд и “локальных” открытий. Одно из них касается содержимого едва ли не самой загадочной из поэм Шекспира “The Phoenix and Turtle”, традиционно переводившейся как “Феникс и Голубка”. Гилилов обратил внимание на то, что во всех отечественных исследованиях и переводах (включая канонический перевод Вильгельма Левика) пол героев необъяснимым образом перепутан. В оригинальном тексте “Голубь” мужского пола, а “Феникс” — женского. Гилилов подразумевал, что под именем Феникс скрывается именно Елизавета Сидни — дочь великого поэта Филипа Сидни, которого именовали Фениксом Англии. Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, умер 26 июня 1612 года, а несколько недель спустя ушла из жизни его юная жена — по слухам, прибегнув к помощи яда. Гилилов предполагал, что местом их совместного тайного погребения является собор Святого Павла.

Поэма “Голубь и Феникс”, ставшая частью сборника “Жертва любви”, изданного Робертом Честером, представлялась Гилилову частью коллективного реквиема, созданного содружеством поэтов Британии в память четы Рэтлендов. Её автором мог являться один из посвящённых в тайну Потрясающего Копьём — вероятнее всего, Джон Флетчер.

Можно соглашаться либо не соглашаться с высказанной в книге Гилилова теорией, но “перемена пола” героев поэмы в любом случае требовала её нового перевода, который и представляется ныне на суд читателя. Отдельно хотелось бы сказать о следующем: Гилилов обратил внимание на то, что три последние строки завершающего поэму “Плача” рифмуются с именем Шекспира.

To this urn let those repair

That are either true or fair;

For these dead Birds sigh a prayer.

William Shake-speare

Гилилов был уверен, что подпись, стоящая под поэмой, является частью текста. Что “Плач” — это реквием по Шекспиру и завершающая его рифмующаяся строка указывает на это самым непосредственным образом. Изначально мне казалось, что скудость русских рифм на “-ир” не позволит передать эту литературную игру. И я завершил перевод вполне традиционно:

К урне птиц умерших путь

Всех, чья неподдельна суть —

Чтоб, молясь, о них вздохнуть.

Однако счастливая идея воспроизвести подлинный смысл псевдонима Великого Барда — кто бы ни скрывался под этим именем — продиктовала иную концовку перевода.

И последнее. Теория Гилилова обогащает нас не только новым знанием о личности Потрясающего Копьём, но и значительно расширяет объём литературного наследия Шекспира. В сборник “Жертва любви” входят два цикла стихов “Cantoes” (“Песен Голубя”), на необычайное сходство которых с шекспировскими сонетами давно уже обратили внимание исследователи (ознакомиться с оригиналами можно на странице http://phoenixandturtle.net/loves_martyr.htm).

К переводу поэмы прилагаются две попытки переводов из первой части “Песен Голубя”. Она построена по образцу 119-го псалма, в котором — в оригинале — строки каждой главки именуются одной из букв алфавита. Структура песен второй части гораздо сложнее. Это своеобразные акростихи, состоящие по вертикали не из букв, а из целых слов, образующие, в свою очередь, целостное двустишие. Эти виртуозные акростихи являются необычайным по глубине и технической сложности вызовом переводчикам. К сожалению, справиться с ними автору этих строк покамест не удалось. Но, надеюсь, со временем и они займут законное место в корпусе русского Шекспира.

Виктор Куллэ

Феникс и Голубь

Пусть громопоющий птах,

Сын Аравии песков,

Как герольд, пробудит скорбь

В чистых, преданных сердцах.

Ты же, что в глухую ночь

Демонов зовёшь, визжа,

Что сулит предсмертный жар, —

Прочь от них, немедля прочь.

Хищных крыл, что клюв багрят

Кровью, — здесь ни одного.

Лишь Орёл, пернатый вождь,

Зван на траурный обряд.

Реквиема скорбный глас

В белых ризах пропоёт

Лебедь, наш священник — тот,

Что кончины чует час.

Ворон, что живёт до ста —

Тот, чьего дыханья смрад

Красит чёрным воронят, —

Тоже плакальщиком стань.

Антифон : Погибла Страсть,

Верности отныне нет.

Феникс с Голубем в огне

Обоюдного костра.

Такова Любовь была,

Что чужды границы им.

Двое сделались одним,

Упраздняя смысл числа.

Слит раздельный стук сердец.

Между Голубем зазор

И меж Ней — не сыщет взор.

Это — чудо из чудес.

Столь Любовь была сильна,

Что сквозь пламя Голубь зрел,

Как в глазах Её горел.

Он был Ею, Им — Она.

Здравый Смысл смущён: пред ним

Нарушенье естества.

Не одно, но и не два

Скрыты именем двойным.

Потрясённый Разум зрит:

Те, кто есть, — совсем не те,

Кем казались. В простоте

Был сложнейший мир сокрыт.

Он вскричал: “Двоим в одно

Не срастись — их выдаст след”.

Там, где Разум слаб и слеп,

Властвовать Любви дано.

Разум, как на сцене хор,

Тем, кто ярче всех светил

Дух с Любовью совместил, —

Спел надгробный плач глухой.

 

Плач

Истина, Краса и Честь,

Совершенства, что не счесть,

Пеплом обернулись здесь.

Феникс стала смерть гнездом.

Голубя высокий дом

Ныне в вечности найдём.

Был бездетен их союз,

Но не слабость в том, а вкус —

Непорочность брачных уз.

Истина теперь — обман;

Красота — лишь слой румян.

Здесь их прах земле предан.

К урне, где они вдвоём,

Сердцем верные, придём

И, молясь, о них вздохнём.

Потрясающий Копьём

 

 

Из первой части “Песен Голубя”

3

Возвышенная, прочь, невинность — Славы ложе!

Воздержанность, прощай — Любви заклятый тать!

Воспой Любовь мою в словах неложных,

Вступись за сердце бедное, чтоб стать

Возлюбленной моей, мой Феникс, — ты чиста

        Воистину с избытком. Путь нелёгок

        В объятия мои, и без уловок.

7

Златая Феникс , я восславлю милость Неба

За то, что мне послало лучшую из Муз —

Затем, чтоб дух Гомера в мире не был

Забыт. Я вознести тебя клянусь.

Заветной красоты не извиняет груз

        Запрета слиться нам в любовном жаре.

        Звучи, сонет мой, на твоей кифаре!

 

 

Куллэ Виктор Альфредович родился в 1962 году на Урале. Поэт, литературный критик, эссеист, комментатор Собрания сочинений Иосифа Бродского. Более двух десятилетий Виктор Куллэ занимается художественным переводом с английского, болгарского и литовского языков. В частности, им переведена книга стихотворений Томаса Венцловы (“Негатив белизны”, 2008), а также стихи Дерека Уолкотта, Уистана Одена, Шеймаса Хини, Бойко Ломбовского и других поэтов. В настоящее время работает над переводами на русский язык стихотворений Иосифа Бродского, написанных на английском языке. Лауреат болгарской литературной премии “Христо Ботев” (1989), премии журнала “Новый мир” (2006) и итальянской международной премии “Lerici Pea — Москва” (2009).