ГЕРОЙ

олгое время Гонконгское кино боевых искусств существовало лишь как массо-

вое развлечение для зрителей дальневосточного региона. Конечно, сами боевые искусства давно уже были взяты на вооружение Голливудом, и с конца 60-х годов актеры-мастера карате и кунг-фу сделались такими же идолами масскульта, как Микки-Маус или группа “Битлз”. Но как бы ловко ни махали руками и ногами Брюс Ли, Чак Норрис, Клод Ван Дамм и иже с ними, их мастерство при всех ухищрениях монтажа воспринималось зрителями как феномен, существующий в рамках земных законов физики и биологии.

Прорыв произошел в “Матрице” (1999) братьев Вачовски, где впервые в большом голливудском кино была использована гонконгская технология боев на проволоках, и персонажи во время поединка обрели способность летать, зависать в воздухе, бегать по стенам и потолку и совершать прочие сверхъестественные кульбиты. Герой “Матрицы” освобождался от власти земного притяжения, осознав, что законы здешнего мира — всего лишь иллюзия, что ограничения существуют только в его голове. Так диктовал сюжет — фантасмагорическая сказка про Матрицу-Сансару, в которую злобные роботы погрузили спящее человечество, чтобы качать из него энергию для поддержания собственной жизни. Продвинутый технократический миф о виртуальной реальности способствовал вживлению восточных визуальных трюков в ткань сугубо западной сказки. Эффект превзошел все ожидания. Летающих воинов страстно полюбили обитатели “мировой деревни”, и фантастика кунг-фу вошла в разряд мифологических, визуальных клише Голливуда наряду с Бэтменом и Суперменом. Расширяя завоеванный плацдарм, восточные люди продолжили крупнобюджетную экспансию в Голливуд.

В фильме “Крадущийся тигр, Притаившийся дракон” (2001) натурализовавшегося в западном мире китайца Энга Ли действие сказки про летающих воинов перенесено на родную азиатскую почву, в мир китайских легенд-вукся про великих мастеров кунг-фу, достигших немыслимых высот в искусстве битвы и медитации. Герой Ли Мубай (Чоу Юнфат) оставляет свой меч “Зеленая судьба”, чтобы уйти от мира, но меч попадает в руки недостойных, и потому битвы начинаются снова. Причем цель их — не вернуть меч, не отомстить, не уничтожить противников, но убедить упрямую девчонку Сяо Цянь (Чжан Зии), самостоятельно овладевшую искусством кунг-фу, поступить в ученицы к мастеру. Все кончается плохо: мастер погибает, девушка тоже. И вместе с ними уходит из мира великое искусство летать по воздуху. Несовершенство человеческой природы, захваченной стихией желаний, страстей, корысти и своеволия, не оставляет места для мастерства Просветленных.

Западные зрители не слишком въехали в этот пессимистический сюжет, но были крайне воодушевлены. Немыслимая красота съемок, захватывающие полеты, битвы на вершинах деревьев, ощущение причастности к какой-то глубокой мудрости и поразительно гармоничный экшн — все это принесло “Крадущемуся тигру” четыре “Оскара”, миллионные сборы и славу фильма, чуть ли не перевернувшего всю историю кино. Продолжение должно было следовать неизбежно.

Продолжением стал “Герой” континентального китайца Чжана Имоу. Здесь тот же продюсер — Билли Конг, тот же прославившийся на “Матрице” и “Крадущемся тигре” постановщик батальных балетных сцен на проволоках — Чин Сютун, одну из ролей играет малышка Чжан Зии — своенравная отроковица из фильма Энга Ли, а на главную роль приглашен легендарный Джет Ли, которого Энг Ли мечтал снять в образе Ли Мубая.

Однако “Герой” — это уже не прихотливая сказка-вукся, а политическая притча из времен становления китайской империи. Все происходит за два века до Рождества Христова. Великий император Цинь (Чэнь Даомин) огнем и мечом собирает враждующие китайские царства. У него, естественно, есть враги — могучие воины, имеющие более чем веские основания мстить, и потому Император сидит взаперти, в величественном черном дворце, напоминающем склеп, никого не подпуская к себе ближе чем на сто шагов.

И вот появляется герой по имени Безымянный (Джет Ли) и предъявляет оружие поверженных врагов Императора — сломанное копье воина по имени Туча (Дони Йен) и мечи влюбленных друг в друга героев, которых зовут Меч (Тони Люн) и Снежинка (Мэгги Чун). Приведенный пред светлые (точнее, мрачные) очи Циня, Безымянный должен поведать, как ему удалось убить столь могущественных соперников. Рассказ об этом, излагаемый в трех версиях, и составляет основное действие фильма. Первая версия принадлежит Безымянному, вторая — Императору, третья — “как все было на самом деле”, однако речь не о конфликте объективного и субъективного, правды и лжи. Все три версии — варианты доказательств абстрактной философско-этической теоремы, в условиях которой даны: государственная власть, личные чувства и просветленная мудрость. Сам же ход доказательства каллиграфически выписан на экране посредством совершенных кинематографических иероглифов, составленных из летающих, сражающихся, танцующих тел актеров.

Версия первая. Туча был влюблен в Снежинку, которая предпочла ему Меча. Безымянный убивает Тучу в “шахматном доме” под красиво, замедленно льющимися с крыши потоками дождя. Причем поединок разворачивается в основном в сознании героев. Они просто стоят друг против друга закрыв глаза, и черно-белые кадры схватки мелькают перед их внутренним взором под звуки сямисэна, на котором играет сидящий тут же слепой музыкант. Сюжет боя, равно доступный для всех троих, полностью проигрывается в пространстве невидимого. И когда струны на финальном аккорде рвутся под пальцами музыканта, Безымянный бросается в полет среди эффектно разлетающихся дождевых капель и неотразимым движением меча сносит наконечник знаменитого Тучиного копья и пронзает самого Тучу. Уже здесь становится ясно, что боевое искусство сродни визионерству и музыке и что победа, одержанная “в голове”, полностью определяет все, происходящее в физическом мире.

Поразив Тучу, Герой направляется в некоторое третье царство, где Меч и Снежинка нашли убежище в школе каллиграфии. На город наступают войска императора Циня — чудовищная военная машина, лавина лучников, закованных в броню и выпускающих тучи смертоносных железных стрел. Утонченный Учитель велит ученикам продолжить занятия; они сосредоточенно чертят иероглифы на песке, в то время как Безымянный вместе со Снежинкой, виртуозно вращаясь, отбивают мириады стрел, летящих на город. Меч между тем красной тушью рисует по просьбе героя иероглиф “Меч” (это нужно Безымянному, чтобы проникнуть в тайны его — Меча — боевого искусства. “Проник?” — спрашивает Император. “Нет, тайна от меня ускользнула”, — лукавит Герой). Дальше, по версии Безымянного, он рассказывает Снежинке, что убил любившего ее Тучу, и вызывает воительницу на поединок: не может отказаться от мести. Возревновавший Меч демонстративно и грубо овладевает на глазах у Снежинки своей служанкой по имени Луна (Чжан Зии). Снежинка в порыве ревности убивает Меча, потом сражается с Луной (их поединок разыгрывается в космическом вихре летящих осенних листьев; вообще, все герои, втянутые в эту драму любви и ревности, одеты в красное) и, выйдя на бой с Безымянным в смятенных чувствах, терпит, естественно, поражение.

“Не верю, — говорит Император. — Рассказывая эту историю, ты недооценил одного человека. Меня. Я видел Меча и Снежинку в бою, когда три года назад они напали на мой дворец. Они — великие воины, они неподвластны смятению чувств. Ты лжец. Все было не так: ты уговорил Тучу, Меча и Снежинку, чтобы они согласились пасть от твоей руки. Ты знал, что в благодарность за их устранение я позволю тебе приблизиться ко мне на расстояние десяти шагов. Ты владеешь каким-то неотразимым ударом и хочешь убить меня”. — “Как ты догадался?” — говорит потрясенный Герой. И далее следуют подробности второй версии. (Все участники одеты тут в голубое.)

В библиотеке, в круглой комнате, до потолка заставленной штабелями свитков, Герой демонстрирует свой коронный удар: поставив чернильницу на острие меча, он неуловимым движением пускает оружие в круговой полет; затем ловит чернильницу, жидкость в которой даже не шелохнулась, а штабеля свитков, расположенных в десяти шагах, с грохотом валятся на пол. Снежинка и Меч, увидев такое искусство, соглашаются помочь Герою и погибнуть от его руки. Но Снежинка, чтобы сохранить жизнь возлюбленному, внезапно и неопасно ранит Меча во время прогулки верхом. Сама же выходит на бой (он происходит в расположении армии Циня, в окружении железных воинов, бьющих, как в барабаны, в свои доспехи), поддается Безымянному и погибает. Раненый Меч не может не отомстить за смерть возлюбленной. Поединок его и Безымянного разворачивается над гладью лесного озера, посреди которого в увитой зеленью беседке покоится тело Снежинки. Герои порхают над водой, время от времени задевая озерную гладь острием меча или краем ступни, брызги летят у них из-под ног, и когда одна такая капля падает на прекрасное лицо Снежинки, Меч бросается, чтобы стереть ее, — и погибает.

“Нет. Все было не так, — возражает Герой. — В этой истории ты недооценил одного человека”. — “Кого же?” — спрашивает Император. “Меча. Когда три года назад Снежинка и Меч напали на твой дворец, Меч в последний момент не стал убивать тебя, ибо это противоречило глубоко постигнутому им искусству каллиграфии”. Следует новая эффектнейшая батальная сцена, где влюбленные нападают на дворец Циня. Здесь они одеты в зеленое. Снежинка вихрем разметает сгрудившиеся у входа толпы черно-красных железных воинов Императора, а Меч, проникнув во внутренние покои, стремительными взмахами меча срезает зеленые шелковые завесы, которые с медлительным шорохом падают на пол. Император остается невредим.

Далее, рассказывает Герой, встретившись с Мечом и Снежинкой в школе каллиграфии (тут все герои одеты в белое), он объяснил им, что удар его меча не только быстр, но и точен. Пронзив человека, он может не задеть жизненно важных органов. Туча — жив. И Снежинка, выйдя на бой с Безымянным, остается в живых. Но влюбленные спорят: Снежинка страстно мечтает, что Безымянный поразит Императора, а Меч не хочет убийства. Встретив Безымянного, едущего в повозке к Циню, и отдавая ему свой и Снежинкин мечи, он рисует на песке иероглиф: “Все едино под Небесами”, — который и заставляет Героя задуматься.

В результате Безымянный не убивает Императора. Схваченный челядью (многочисленные придворные одеты в черный шуршащий шелк и напоминают полчища насекомых), он казнен как наемный убийца и похоронен с почестями, как настоящий герой. Снежинка и Меч совершают двойное самоубийство: он поддается ей в бою (последний эффектный поединок разворачивается среди белых песков пустыни), а она пронзает себя тем самым мечом, которым нанесла ему смертельную рану. Судьба Тучи — за рамками фильма. А Император остается один со своим железным воинством и шуршащим, тараканьим сонмом неотличимых друг от друга придворных. Посреди грандиозного черного склепа императорского дворца висит начертанный Мечом иероглиф “Меч”, смысл которого, постигнутый Цинем, гласит: “Воин наносит удар не мечом, а рукой. Воин разит не рукой, а сердцем. Сердце воина отказывается убивать”. Император объединяет царства, прекращает войны и обносит Поднебесную Великой китайской стеной. Только в этой империи уже не осталось великих летающих воинов, не осталось просветленных человеческих лиц и живых глаз, из которых катятся время от времени слезы любви и сострадания; не осталось героев, подчинивших себе стихии природы и постигших глубочайшую мудрость бытия. Они принесли себя в жертву имперской идее, или — напротив — ушли, осознав, что мудрость и сила Просветленных чужды роду человеческому, нуждающемуся для счастья и покоя в крепкой руке, железном единообразии и Великой стене.

В общем, в восточных вариациях захватывающего дух поэтического мифа о воинах, наделенных сверхъестественными возможностями, неизменно присутствует печальное осознание одиночества, жертвенности и обреченности супергероев. История идет мимо них; мир — и физический, и социальный — живет, подчиняясь законам, доступным обычному, среднему человеку.

В западной сказке под названием “Матрица” летающий герой Нео — Избранный, призванный спасти человечество и отвратить катастрофический ход истории. Как ему это удастся, покажет третья часть трилогии братьев Вачовски, которая будет предъявлена зрителям в октябре. Но уже сейчас можно сказать, что обитатели глобальной “мировой деревни” сегодня с равным любопытством готовы внимать и восточным, и западным киносказкам, при том, что в восточных — несравнимо больше медитативной мудрости и утонченной культуры, а в западных — технократического варварства и исторического оптимизма.