“АПН”, “Апология”, “Время новостей”, “Вышгород”, “GlobalRus.ru”,

“Дальний Восток”, “День литературы”, “Завтра”, “Знание — сила”,

“Иностранная литература”, “Искусство кино”, “Книжное обозрение”, “Кремль.ORG”, “Критическая масса”, “Литературная Россия”, “Москва”,

“Наш современник”, “НГ Ex libris”, “Нева”, “Независимая газета”, “Новая газета”, “Новая политика”, “Новый берег”, “Новый Журнал”, “Политический журнал”, “ПОЛИТ.РУ”, “Посев”, “Русский Журнал”, “Спецназ России”, “Топос”,

“Toronto Slavic Quarterly”, “Художественный журнал”

А вместо граждан — огурцы! Беседу вела Елена Кутловская. — “Независимая газета”, 2005, № 110, 3 июня .

Говорит Юрий Арабов: “Даже пирамидон с анальгином решают какие-то проблемы. По крайней мере уменьшают какую-то боль. Искусство — это же анестезия. И оно сильнее, чем анальгетики”.

Ср. с мнением Станислава Лема, что массовая культура — не наркотик, а анальгетик, высказанным им в беседе с Константином Душенко (“Неделя”, 1997, № 44, 1 — 7 декабря).

См. также стихи Юрия Арабова : “Знамя”, 2005, № 6 < http://magazines.russ.ru/znamia>.

Акт о капитуляции как главное произведение Победы. Писатели о Великой Отечественной. Опрашивал Александр Вознесенский. — “НГ Ex libris”, 2005, № 15, 28 апреля .

Говорит Александр Проханов: “Я бы молодому человеку, который позабыл об Отечественной войне, посоветовал прочитать Акт о полной и безоговорочной капитуляции Германии, подписанный Жуковым. Это, по-моему, лучшее произведение о Второй мировой войне. <…> Сейчас роман толстовского толка о войне невозможен. Нет такого художника! Это не значит, что сама эпически огромная тема Победы не может быть включена в корпус великой будущей русской литературы. Но мне кажется, что включена она будет несколько иначе. С тех пор, как мы потеряли эту Победу, с тех пор, как оказались разгромлены и распяты, 1945 год приобретает для нас не историческое, а религиозное, метафизическое значение”.

Говорит Владимир Сорокин: “Я не очень верю в то, что такая форма, как, например, роман, способна адекватно отразить эту войну. Она безусловно не поместится в этот роман! Я не прочитал пока ни одного романа, который внутренне совпал бы с тем чувством, которое возникало, когда мне пересказывали какие-то вещи очевидцы. Вещи, совершенно ускользающие от литературного сознания. Боюсь, что это событие, война, как ни странно, не по плечу литературе. Невозможно написать роман про Аушвиц (хотя они написаны). <…> Можно, конечно, после Аушвица стихи писать, но не про Аушвиц”.

Алгеброй — гармонию. Прагматик Александр Долгин — о культуре. Беседу вела Ольга Кабанова. — “ GlobalRus.ru ”. Информационно-аналитический портал Гражданского клуба. 2005, 2 июня .

Говорит Александр Долгин: “Что лучше — когда много зрителей, а увиденное им не понравилось, или когда людей было мало, но они были в восторге? Действительным мерилом доброкачественности или прогресса в культуре является преумножение качественного личностного времени. А качественность личностного времени определяется очень просто — это время, которое сам человек высоко оценивает. Определение тавтологическое, но зато очень разумное и естественное. Если предположить, что человек способен отличать хорошее время от плохого. <…> Единственная гипотеза, которая лежит в основе моей конструкции, — человек сам себе всегда может сказать, хорошо ему или нет. <…> я могу сказать, что мне скучно в сегодняшней культуре, я лично испытываю острый дефицит произведений, которые сделали бы меня счастливым, которые порождали бы во мне вожделенное качественное время. Это моя частная позиция, я не могу ее доказать и не хочу навязывать. Но что-то мне подсказывает, что я не одинок”.

См. также: Александр Долгин, “Контракт рисовальщика” — “Критическая масса”, 2005, № 1 ; об отношениях заказчика и архитектора.

Ирина Антанасиевич. Птицы в творчестве Введенского. — “ Toronto Slavic Quarterly”, № 12 .

“Тексты Введенского принадлежат редко встречающейся группе герметических текстов, прочтение которых требует нетривиальных усилий: перегруппировки частей вплоть до микро- (слоги, буквы в случае анаграмм и пр.), перекодирования, заполнения лакун etc . Но прежде всего данные тексты можно считать герметичными, поскольку они и по цели, и по функции полисемантичны — ориентированы на загадку, предназначены для круга посвященных или для нового читателя, владеющего новым языком”.

См. также: Омри Ронен, “Иносказания” — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 5 .

Аркадий Бабченко. “Чечня пока не отпускает”. Беседу вел Роман Сенчин. — “Литературная Россия”, 2005, № 23, 10 июня .

“Роман [Захара] Прилепина [„Патологии”] я, к сожалению, не читал, но много о нем слышал, даже из Интернета в свой компьютер скачал. Рано или поздно прочту... Я уже говорил о сайте „ArtOfWar”, и, по-моему, на нем собралась вся наиболее интересная литература об этом. Никого не хочу обидеть, но вот проза Дениса Бутова — замечательная. Он сказал так много и так... В общем, как нужно. Но движения „окопной правды” в том объеме, какое появилось после Второй мировой, еще нет. <…> Но, может быть, в той мере, как это было тогда, произведений о Чечне не появится. Эта война вроде как локальная, она коснулась небольшой части общества...”

См. также беседу Аркадия Бабченко с Натальей Савоськиной (“Инопланетянин из параллельной России” — “Новая газета”, 2005, № 30, 25 апреля ).

См. также: Аркадий Бабченк о, “Взлетка” — “Новый мир”, 2005, № 6.

См. также фрагменты романа Захара Прилепина “Патологии” в журнале “Искусство кино”, 2005, № 2 .

См. также: Валерия Пустовая, “Человек с ружьем: смертник, бунтарь, писатель. О молодой „военной” прозе” — “Новый мир”, 2005, № 5.

Дмитрий Бавильский. Рассказ нетрадиционного содержания. — “Новый берег”, 2005, № 7 .

“Дело в том, что Гавильский дома ключи забыл”.

Ольга Балла. Иносказания огня. — “Знание — сила”, 2005, № 5 .

“„Кремлевская” настольная лампа перенасыщена семантикой…”

Павел Басинский. Шолоховский вопрос. — “Политический журнал”, 2005, № 19, 30 мая .

“Юбилеев, связанных с Шолоховым, в этом году вообще много. 100 лет со дня рождения, 80 лет со времени встречи с А. С. Серафимовичем и начала работы над „Тихим Доном”, 40 лет со времени получения Нобелевской премии, 20 лет проведения Шолоховских дней в станице Вешенская. Но остается, никуда мы от этого не денемся, „шолоховский вопрос”. <…> Лично мне нравится „судебное решение”, вынесенное критиком Аллой Латыниной. „Невероятно, чтобы ‘Тихий Дон‘ написал Шолохов. Но еще более невероятно, чтобы его написал кто-то другой”. <…> Вот здесь-то и начинается настоящая проблема. Шолохов, а не просто таинственный автор „Тихого Дона” — это высшее оправдание советской литературы в ее патриотическом ключе. Если автором „Тихого Дона” был не некий погибший казак (а это, если мы исключаем Шолохова, мог быть только казак и только погибший), а М. А., то советская литература оправдана навеки как эпохальная культура, способная порождать гениальные мировые произведения. Не просто талантливые, крепко сделанные и т. д., но именно гениальные, вечные, да еще и в мировом масштабе. Здесь рядом с автором „Тихого Дона” некого поставить. Очень хотелось бы Платонова. Но Платонов никогда не будет признан мировым автором. Платонов наш „домашний” гений, как, впрочем, и Пушкин... Вот отчего вокруг имени Шолохова идет такая драка, и драка серьезная. Это — вопрос мирового культурного развития. Способна была коммунистическая культура породить такого писателя или нет? (Фашистская оказалась не способна, как, впрочем, и антифашистская в отличие от нашей антикоммунистической, породившей Солженицына.) И как жаль, что этой-то главной проблемы мы никогда не решим”.

Cм. также: Владимир Березин, “Слово и Дело Тихого Дона” — “Книжное обозрение”, 2005, № 21 .

Роман Белов. “Фашизм” Путина. — “Новая политика”, 2005, 24 июня .

“Чтобы самим не попасть под гипноз западных определений новой геополитической реальности, где объективная логика полностью отсутствует, будем называть вещи своими именами. По сути, речь идет о перегруппировавшейся и усилившейся идеологии национал-социализма, который уже был использован в качестве тарана против России. Только на этот раз в роли Третьего рейха выступают страны „золотого миллиарда”. За всем этим стоит расистско-нацистская идеология, в рамках которой далеко неочевидно — каждый ли человек на планете достоин того, чтобы быть личностью, иметь достойные условия для жизни и даже просто жить. В контексте этой идеологии, где в качестве оправдания используются „объективные” обстоятельства вроде нехватки ресурсов или недостаточности финансов, происходит фактический приговор значительной части человечества, которая обречена быть объектом утилизации, уничтожения и вычеркивания из истории. Теперь становится понятным, что так раздражает Запад в Путине и России. Все, что свидетельствует о восстановлении России как самобытной страны и самостоятельного фактора в международной политике, способной сформулировать иную перспективу развития человечества, вызывает нервную, противоречащую здравому смыслу реакцию западных геополитических кругов. В этом смысле все соответствующие эпитеты в адрес Владимира Путина следует воспринимать как фактор, свидетельствующий исключительно в его пользу. Например, такой пассаж, опубликованный в одном из крупнейших американских СМИ („The New York Times”): „Главное заключается в том, что Запад обманывался насчет Путина. Он вовсе не трезвая версия Бориса Ельцина. Он скорее русифицированный Пиночет или Франко. И он ведет Россию отнюдь не в направлении демократии и свободного рынка, а в направлении фашизма”. Россия, что бы с ней ни происходило, остается главной преградой на пути новых идеологов „драг нах остен”. В ином качестве Запад уже не склонен нас воспринимать. В самом факте нашего существования на карте мира, надо полагать, и заключается весь наш фашизм. <…>

— Вы фашисты?

— Нет, мы русские…”

См. также: Александр Елисеев , “В ожидании Четвертого рейха. Новый европейский фашизм: основные параметры” — “Русский Журнал”, 2005, 16 марта < http://www.russ.ru/culture >; “Фашизм как Сверх-Модерн” — “АПН”, 2005, 13 апреля .

Владимир Богомолов. Козочка. — “Новая газета”, 2005, № 43, 20 июня .

Неизвестный (очень маленький) рассказ из архива известного писателя.

Владимир Бондаренко. Мой “бест”иарий. — “День литературы”, 2005, № 6, июнь .

“Конечно, реалии жизни Сергей Шаргунов смело и широко берет из собственного опыта, ничего не придумывая и не приукрашивая. Чувствует, что новая реальность для литературы будет ценнее и звучнее любой виртуальной придумки, любой постмодернистской фантазии. Очевидно, это и есть тот самый „новый реализм”, о котором заговорили задолго до его появления в литературе. „Новый реализм” с новыми реалиями и быта, и бытия. По-настоящему „новый реализм” и появился с поколением нынешних молодых. До них еще господствовала советская и постсоветская разрушающаяся действительность. Разрушающаяся тотально, становящаяся, как признал в конце концов Путин, „крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века”. Страшно было не крушение уже изрядно подгнившей идеологии, а крушение самой реальности жизни. И быта, и бытия. От сожженных элеваторов до взрывающихся электрических подстанций. От крушения института семьи до крушения любой системы моральных ценностей. Это крушение жизни всерьез в литературе так и не зафиксировано. Но новыми по-настоящему молодыми писателями уже начинает прощупываться новая реальность России”.

Cм. также: Сергей Шаргунов, “Ре-во-лю-ция!” — “День литературы”, 2005, № 1, январь .

См. также: Сергей Шаргунов, “Как меня зовут?” — “Новый мир”, 2005, № 5.

Владимир Бондаренко. Славянский подвой к тюркскому дичку. — “Литературная Россия”, 2005, № 21, 27 мая.

“Впрочем, и я сам был в свои юношеские годы таким же, как Равиль Бухараев, яблоком, привязанным к ветке. Еще не обретя почву, но уже погрузившись в изысканную книжность посреди букинистических лавок Петербурга. И когда в 1977 году я написал в „Литературной России”, в которой тогда работал, первую рецензию на первую тоненькую, вышедшую в Казани книжку Равиля, в ней я тоже восхищался этими книжными прикосновениями молодого поэта к незнаемому еще и только открываемому миру великой поэзии ХХ века. С тех пор изменились и он, и я, и вот спустя почти тридцать лет я пишу уже о подлинном возвышенном, но трагичном мире поэзии своего давнего друга, занесенного ныне судьбой в вечно прохладный и холодноватый Лондон”.

Леонид Бородин. Справа — гора Казбек. Рассказ. — “Москва”, 2005, № 5 .

“Итак, более шести десятков лет назад в одиннадцати километрах от станции Залари, что в Иркутской области, в отдалении от населенных пунктов еще до войны был организован, то есть отстроен и, как положено, забором обнесен, детский дом для сирот по судьбе, для сирот по суду (детки врагов народа) и просто брошенных детишек, а с первых месяцев войны — для „военных сирот”…”

Александр Бродский. “У меня нет идеи построить небоскреб”. Беседу вела Екатерина Мень. — “Критическая масса”, 2005, № 1 .

“В отличие от Петербурга — города-музея, — в Москве большей части старого города уже нет. И ясно, что снесут все. Здесь ничего не останется в ближайшие 10 — 15 лет. Что касается Москвы, то все разговоры о том, что хорошо и что плохо, не имеют никакого смысла. Все, что здесь делается, чудовищно. Пройдет несколько лет, и от этого города не останется ничего. Будет только современная архитектура. Останутся Кремль, Мавзолей и храм Христа Спасителя. <…> В Москве нет критериев помимо денег. <…> Строительство — это своего рода нефтяное поле, огромное, из которого все, кто только могут, качают все, что могут, и больше ничего здесь не происходит. Пока все не будет выкачано без остатка, пока это поле не перестанет приносить доход, до тех пор его будут перекапывать, бурить и т. д. В какой-то момент бурить станет негде. Все будет использовано. Смешно говорить в контексте Москвы о каком-то восстановлении. <…> Мне жалко всего. Мне жалко конкретные сооружения, дома и общий дух Москвы, вид, который я любил всегда, к которому я привык. От Москвы осталась лишь кожура”. Александр Бродский — архитектор, художник, лауреат многих международных и российских конкурсов архитектуры.

Об этом номере “Критической массы” см.: Алина Зазелова , “Кэрри и Ролан теперь вместе. „Критическая масса” держит стиль и ищет смыслы” — “GlobalRus.ru”. Информационно-аналитический портал Гражданского клуба. 2005, 25 июня < http://www.globalrus.ru review >.

Ярослав Бутаков. “Контрреформация” vs консервативная революция. — “АПН”. Проект Института национальной стратегии. 2005, 7 июня .

“Первой русской консервативной революцией следовало бы, наверное, считать крещение Руси — беспрецедентный акт государственной воли и принуждения . Доказывать его благие последствия, очевидно, нет необходимости. То, что по форме это было модернизацией — уподоблением цивилизованному миру (православной Византии), — также очевидно”.

Ярослав Бутаков. Советский консерватизм: шансы на будущее. — “АПН”, 2005, 21 июня .

“<…> реакция и модернистская революция как две крайние формы отрицания существующего соединяются в противостоянии позитивному развитию на почве достигнутого. Но это позитивное эволюционное развитие как раз и есть не что иное, как консерватизм”.

Дмитрий Быков. “Вся наша жизнь — отбор”. Беседовал Андрей Мирошкин. — “Книжное обозрение”, 2005, № 21.

“Вообще, это чистой воды психотерапия. Это был месяц такой конкретной паники. <…> Надо было быстро принимать меры, а таблеток я не пью (из принципа), алкоголя не переношу, и единственное, чем я мог себе помочь, — это быстро-быстро написать роман [„Эвакуатор”]. Что я и сделал”.

См. также: “Подборка статей Дмитрия Быкова (некоторые знакомы по отдельным публикациям в „ранних редакциях”) выпущена издательством „Вагриус” в виде романа „Эвакуатор”…” — иронизирует Андрей Немзер (“Главное — чтоб в номер. Еще один аттракцион Дмитрия Быкова” — “Время новостей”, 2005, № 97, 3 июня ).

Ср.: “Книжная полка Михаила Эдельштейна” — “Новый мир”, 2005, № 7.

Batia Valdman. Мессианские надежды в русско-еврейской периодике конца 19 — начала 20 в. — “Toronto Slavic Quarterly”, № 12 .

“В конце 19 — начале 20 в. в еврейских периодических изданиях на русском языке (в этот период они были сосредоточены главным образом в Петербурге) появились художественные тексты о Мессии, мессианских надеждах. Таких произведений было немного, но они стали заметным явлением русско-еврейских изданий, в которых публиковались. Это были не только оригинальные произведения русско-еврейских писателей, но и переводы с иврита и идиша, немецкого, английского и др.”.

Анатолий Вишевский (Гриннел, Айова). Значение наряда. — “Критическая масса”, 2005, № 1.

“Обсуждение вопроса об образе денди Фандорина следует начать с роли моды в романах [Акунина]. <…> В чем же основное отличие Фандорина от „лондонского денди”? Настоящий денди создает моду, и как только в подражание ему начинают одеваться другие, денди меняет свой стиль одежды. Денди неповторим, он использует свои поведение и костюм для афронта. Фандорин же буржуазен, он надевает свой костюм и использует свои безупречные манеры, чтобы слиться с лучшим обществом, раствориться в нем. Денди отрицает порядок и правила, Фандорин не может без них жить. В своих книгах Акунин часто пускает читателя по ложному следу. Не является ли представление Фандорина в качестве денди всего лишь отвлекающим маневром? Действительно ли герой попадает в парадигму „лишних людей” — Чацкого, Онегина и Печорина, этих российских Чайльд-Гарольдов? Не старается ли Акунин отвлечь внимание читателя от другой парадигмы и от другого героя? Герой этот боится мира и прячется от него за своим костюмом, как за доспехами. Одеждой и правилами старается он создать себе безопасный кокон, в котором находит и свое место во враждебном ему мире Хаоса, и свой покой. Герой этот, конечно, чеховский „человек в футляре””.

Александр Воронель (Тель-Авив). Незакрытый счет. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 5 .

“После всего, что произошло в середине XX века, да и под общим влиянием русской культуры хочется и вправду представлять себе Германию мрачной и подавляющей („сумрачный германский гений”), чуждой добра и красоты, похожей на пугающие своей безвкусицей театральные декорации опер Вагнера: „Он жил в Германии туманной…” Но она — солнечная, полная красок и душевного здоровья. И, боюсь, скорее должна нравиться. Может быть даже, так было всегда… Лет двадцать назад я был на приеме в германском посольстве по случаю подписания какого-то соглашения о научном сотрудничестве. Германский министр науки произносил горячую речь о своем глубочайшем уважении к евреям вообще и к израильским ученым в частности. Рядом со мной стоял бежавший из Германии в молодые годы израильтянин-йеки. Я поделился с ним своим впечатлением от речи министра: „Не правда ли, как мило? Не то что в годы, когда вам пришлось оттуда бежать!” Он мрачно ответил: „Вы не понимаете главного в этой трагедии — они и тогда были так же милы!” Ездить в Германию опасно. Вы рискуете стать циником и разувериться в существовании справедливости. Безнаказанные преступления вопиют к небу. Добродетель жертв не вознаграждается. Немцы, в изобилии населяющие эту страну, включая отсидевших в тюрьмах военных преступников, во многом (и хорошем, и плохом) похожи на всех других людей”.

Ольга Глазунова. Стихотворение Бродского “На смерть Жукова”. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 5.

“Стихотворение „На смерть Жукова” не самое трудное для анализа. Чувства и мысли поэта выражены в нем ясно — пожалуй, даже слишком ясно, что, вероятно, и вызывало раздражение у некоторых читателей и критиков. Повлияло ли это на творчество поэта? Ни в коей степени. <…> Находясь в эмиграции, являясь гражданином другого государства, Бродский сохранил свою внутреннюю позицию, оценивая происходящие события с „российской” точки зрения”.

Александр Гогун. Из огня да в полымя. Особенности украинского партизанского движения. — “Вышгород”, Таллинн, 2005, № 1-2.

“Пользуясь доступным исследователю комплексом документов, рассмотрим репрессивно-карательную функцию [советских] партизан на примере ситуации в Украине”. Факты и документы интересные, подбор — односторонний, доктринальный: “Поскольку красные партизаны являлись инструментом тоталитарного режима, находящегося в критической ситуации — состоянии войны, то их деятельность стала продолжением политики сталинской диктатуры, хотя и на территории, где коммунистической власти временно не было”.

См. также: Александр Гогун , “1943: украинско-польская трагедия” — “Посев”, 2003, № 9 .

Владимир Гончаров. Клонирование человека — это неизбежно. — “Независимая газета”, 2005, № 124, 22 июня.

“Эту тенденцию не может нарушить даже негативная резолюция о запрете всех форм клонирования человека, принятая на Генеральной Ассамблее ООН в марте этого года. Ее поддержали более 80 государств, в том числе и Россия, 34 — голосовали против, а 36 — воздержались. Резолюция носит рекомендательный характер и необязательна к исполнению. <…> Человечество в своем развитии подошло к такому рубежу, когда его дальнейшее существование становится все более проблематичным. Чтобы жить дальше, необходимо либо находить условия, аналогичные земным, и переселяться туда, либо коренным образом меняться самому, и чем быстрее, тем лучше. Оба эти пути вполне реальны. Но второй кажется более универсальным и перспективным. <…> Проблема коренного физического, биологического, социального преобразования человека через изменение человеческого генома и искусственное воспроизводство людей приобретает в настоящее время первостепенное значение и носит общечеловеческий характер. Все остальные становятся подчиненными ей. Решим ее положительно — человечество будет жить дальше, не решим — значит, неизбежно погибнем. Другого не дано. В результате ее положительного решения человечество в конечном счете перейдет к иному виду живого, к принципиально иному физически, биологически, социально человеку”. Автор статьи — доктор философских наук, профессор.

Иеромонах Григорий (В. М. Лурье). Осторожно, дети! Перспективы молодежных политических движений в современной России. — “Русский Журнал”, 2005, 6 июня .

“<…> будущее России в перспективе ближайших 20 лет радикально зависит от того, вырастет ли у нас поколение политиков со столь редким ныне сочетанием качеств: государственно понятый патриотизм, жертвенность и политическая опытность. Эта стратегическая задача нерешаема без тактической: успеть воспитать таких политиков можно лишь в том случае, если прямо сейчас начать заниматься с двадцатилетними. В свете вышесказанного должно быть понятно, почему основное внимание, как мне кажется, нужно уделять молодежным политическим движениям оппозиционного ряда. <…> Поэтому, если мы начинаем воспринимать молодежные движения через их лозунги, мы делаем такую ошибку, которую никогда не должен совершать врач или психолог, выслушивающий пациента. Врач не станет на его точку зрения не только тогда, когда пациент скажет, что его проблема со здоровьем вызвана зелеными крокодильчиками, но и тогда, когда он пожалуется на отношения с женой. Или с правительством. Проблема пациента определяется на основании его слов, но она никогда не бывает тождественна с тем, что он обозначил как проблему сам для себя”. Среди прочего: “<…> Евразийский союз молодежи, недавно созданный А. Дугиным. О политических или религиозно-идеологических компонентах этого движения меня говорить не тянет точно так же, как и относительно молодежного „Яблока” или НБП, но, как ясно из вышесказанного, дело не в этом. Если это движение молодежное, то его реальная идеология будет определяться только в деле: с кем оно будет работать и будет ли вообще. Но что в этом движении такого привлекательного, чтобы говорить о нем уже сейчас, когда оно едва лишь успело объявить о своем создании, поругало власти и заодно НБП, а сделать ничего не сделало? Потому что, мне кажется, это движение такое, что его дело будет состоять как раз в том, чтобы ничего не делать. Это движение прежде всего не политическое, идеологическое или религиозное, а возвышенно-эстетическое. Возможно, это будет среда для формирования той художественной культуры, которая уже послужила воспитанию нашей патриотически и жертвенно настроенной молодежи. Та молодежь, которая совершает различные политические действия, нуждается в другой молодежи — которая формирует ее эстетически. Которая споет ей и про Родину, и про смерть, и про мистику — и вообще про все то, что нужно человеку героического настроя. Про все то, о чем поют „Гражданская оборона”, „Кооператив Ништяк” и душевно родственные им группы, которые нередко называют „сибирским панком” (это название сложилось исторически и уже не отражает географических реалий). И эта художественно мыслящая молодежь тоже нуждается в каких-то своих формах организации. Когда-то вместо таких форм было рок-движение, в 90-е годы безуспешно пытавшееся слиться с какими-то из политических партий. Но любые политические партии будут для такого движения чужими по определению. И поэтому ему нужно находить новые и (на мой взгляд) как можно менее политизированные формы общественной организации”.

Борис Гройс: глобализация и теологизация политики. Беседу вел Виктор Мизиано. Материал подготовил Владимир Шевченко. — “Художественный журнал”, № 56 (2004, № 4) .

Говорит Борис Гройс: “Мне кажется, что если говорить о художнике в контексте XX века, то проблема заключается в том, каким образом индивидуальное творчество соотносится с массовым контекстом. Ведь в этот период мы получили культуру, которая в первую очередь обращается к массам, а обращение индивидуума к массовой аудитории имеет другой характер, нежели обращение индивидуума к индивидууму. Можно уточнить, что отношение к массам следовало у художников двум основным моделям. Первая из них — критическая, когда художник либо сознательно создает культуру, непонятную массе, либо иронически деконструирует массовую культуру. Вторая же модель, восходя к марксизму середины XIX века, предполагала использование интеллектуалами массовой культуры для переустройства мира. Таким образом, эта модель хоть и относилась к массовой культуре не критично, а аффирмативно, но ее аффирмативность состояла не в принятии этой культуры, а в ее аналитическом осознании и использовании в своих целях. Советская культура принадлежала как раз к этой второй модели и представляла собой попытку авангардистского захвата власти над массовой культурой и ее использования в некоммерческих целях. Эксперимент этот безусловно уникален. <…> Искусство всегда базировалось на представлении, что успех художника измеряется публикой. Это мнение было поставлено под вопрос авангардом — мифом о Ван Гоге. Но сейчас время действия этого мифа кончилось, художник снова становится хорош только тогда, когда он популярен у публики. Последними, для кого сделали исключение, были русские, потому что считалось, что в советскую эпоху русская публика не имела доступа к произведениям современных художников. Теперь, когда русская публика уже увидела своих художников, время действия этого исключения закончилось”.

Александр Грудинкин. Память, где сила твоя? — “Знание — сила”, 2005, № 6.

Говорит нидерландский психолог Доуве Драайсма: “Нет, у нас достаточно нейронов, чтобы запомнить все. Я думаю, что мозг оценивает и сортирует информацию потому, что все мы… рассказчики. Мы запоминаем происходящее в виде связных историй. И истории эти меняются в зависимости от того, часто ли мы их рассказываем, кому мы их рассказываем и что после этого происходит. Вот так вновь и вновь меняются сами воспоминания”.

Рядом с этой беседой читаем: “Наша память, пишет [немецкий психолог Рольф] Деген, вовсе не напоминает „видеокассету, на которой в неизбывной точности хранится все, что когда-то с нами произошло”. На самом деле внутри нас “словно замурован невидимый сценарист, который коротает время, выдумывая одну историю за другой. Материалом его фантазий служат случившиеся с нами события, но их канву этот выдумщик и враль расцвечивает такими небывалыми узорами, что под их наплывом тускнеет и меркнет явь”. Хвастовство, стыд, сомнение, домысел, а то и „влияние искусства” — бульварного чтива, модного кино или чужого сказа — превращают факт в фантазию или фантасмагорию, „где найдется место любой самой грубой манипуляции”” (“Фантазия на тему фактов”).

Игорь Джадан. “ Homo њconomicus ” vs . “ Homo sapiens ”. Почему в науке невозможны экономические чудеса. — “Русский Журнал”, 2005, 8 июня .

“<…> с точки зрения чистой экономики, гораздо выгоднее продавать суеверия, чем научные теории. Ни одна научная теория не сравнится по „экономической полезности” для своего автора с мифом, всучить который неискушенному потребителю гораздо легче”.

Геннадий Зюганов. Строитель Державы. — “Наш современник”, 2005, № 6 .

“В вопросе о Сталине плодотворен только диалектический метод”.

Николай Каверин. Православная мифология конца XX века. — “Москва”, 2005, № 5.

“Одним из главнейших постулатов возникшей у нас за последние 10 — 15 лет ереси царебожия является лжеучение о „царе-искупителе” ” . Также — о “православных” мифах о Великой Отечественной войне.

Контрреформация. Доклад Консервативного совещания. — “Кремль. ORG ”. Политическая экспертная сеть. 2005, 31 мая .

“В качестве единственной альтернативы реформистскому кошмару нам навязывается „революция” . О ней сегодня говорят и все, кто хоть сколько-нибудь озабочен будущим России. <…> То обстоятельство, что мы сегодня поставлены перед выбором между сохранением существующего режима (проводящего антинациональные реформы) и революцией (которая неизбежно приведет к власти еще более радикальных реформаторов), свидетельствует о потере Россией последних остатков политической субъектности. У нынешней Российской Федерации теперь не только навязанная извне идентичность („исторический выбор 90-х”) и идеология („встраивание в мировую цивилизацию”), но и ложные, навязанные извне внутриполитические альтернативы. Задача настоящего доклада в том, чтобы указать на некоторые методы и подходы к преодолению ложной дихотомии между реформами и революцией, являющимися, на наш взгляд, двумя формами одного и того же процесса разрушительных перемен, ведущих к утрате Россией собственной цивилизационной идентичности и государственного суверенитета. Мы исходим из того, что:

— Революции как технологии десуверенизации России, запуску нового этапа нынешней русской Смуты, должно быть оказано сопротивление .

— При этом бессмысленно сопротивляться революции в условиях, когда действующая власть декларирует свою готовность „и впредь идти по пути реформ”, которые и подталкивают общество к этой революции. Чтобы остановить революцию, необходим отказ от политики реформ.

— Отказ от „реформ” возможен лишь при наличии принципиально нереформистского подхода к социальным изменениям . Этот подход не должен иметь ничего общего со ставшим недоброй „традицией” российским реформизмом, но при этом обеспечивать социальную динамику общества. Более того, он должен действительно решать те задачи, на мнимом решении которых и паразитирует реформизм.

<…> Никогда еще западнические элиты не впадали в такое интеллектуальное, концептуальное и культурное ничтожество. Западнические проекты теряют всякую творческую силу, и реальная интеллектуальная конкуренция идет исключительно между различными консервативными проектами национального развития ”.

Доклад подписали члены Консервативного Совещания: Виталий Аверьянов, Армен Асриян, Илья Бражников, Михаил Голованов, Владимир Голышев, Павел Данилин, Андрей Кобяков, Константин Крылов, Аркадий Малер, Борис Межуев, Михаил Ремизов, Павел Святенков, Кирилл Фролов, Егор Холмогоров, Виктор Милитарев.

Наум Коржавин (Бостон). Вечность и мировая халтура. — “НГ Ex libris”, 2005, № 20, 9 июня.

“А теперь человек не имеет права называть себя эмигрантом, потому что если он имеет возможность вернуться в Россию, то какая же это эмиграция?! <…> Я иногда пишу. В основном эссе, всякие мысли. Воспоминания хочу издать, у меня написана большая книга воспоминаний (до 1958 года), которая называется „В соблазнах кровавой эпохи”. Там я пишу именно о соблазнах, о заблуждениях, а не о страхах. Теперь я что-то понимаю… Еще мне надо напечатать пьесы — трилогию с общим названием „Драмы о революции”. Пока была издана только одна часть — „Однажды в двадцатом” (по-польски и по-венгерски). Но есть еще „Однажды в двадцатом: жить хочется” и „Голодомор” (про тридцатые годы). <…> Последние несколько лет стихи я почти не писал. <…> Я люблю многих поэтов. Многих… Больше всех люблю Олега Чухонцева… Римму Казакову — тоже”.

Леонид Костюков. Звуки и буквы. Счастье чтения вслух. — “НГ Ex libris”, 2005, № 19, 2 июня.

“Звучание стиха не создает новый объект, а интонирует тот же. При этом есть визуальные стихи, где очень многое зависит от расположения букв на бумаге (где, иначе говоря, белые участки листа — тоже знаки). Озвучить такие стихи почти невозможно, разве что обильно жестикулируя. Пример — Всеволод Некрасов. А есть намеренно звучащие, где надо то шептать, бормотать, то — НАЖИМАТЬ речью. Их, наоборот, трудно записать, приходится играть шрифтами, курсивами, кеглями. Пример — тот же Всеволод Некрасов, но другие его стихи”.

“В каком-то смысле поэт не все знает о собственном стихотворении, пока не прочитает его перед залом”.

Здесь же: Андрей Кротков, “Поэты, агитаторы, горланы и главари. Умение писать стихи редко совпадает с умением их читать”; тут среди прочего — воспоминание о поэтических чтениях в Большом зале ЦДЛ в начале 70-х: “Юрий Кузнецов — высокий, бледный, с зачесанными назад темными волосами — держался особняком и был молчалив. На трибуне стоял, опершись на локоть левой руки и откинувшись назад; правой медленно перебирал машинописные листки со стихами, несколько нарочито поигрывал длинными пальцами. Читал медленно, громко, протяжно, немодулированным низким голосом, не глядя в зал, не реагируя на аплодисменты; закончив чтение, ушел без поклона. В его сдержанном поведении все же чувствовалась напряженная манерность. <…> После сереньких стихотворцев, которые что-то пробубнили и скрылись под жидкие хлопки, на трибуну поднялся Арсений Тарковский. Он прочел всего одно стихотворение — „Первые свидания”. Несмотря на невыразительную манеру — монотонный высокий голос с придыханиями, — в зале стояла тишина. Едва прозвучали финальные строки („Когда судьба по следу шла за нами, / Как сумасшедший с бритвою в руке”), аплодисменты перешли в скандирование. Как раз тогда интеллигентская Москва прорывалась на сеансы опального фильма Андрея Тарковского „Зеркало”, шедшего всего в двух (!) кинотеатрах. Связь фильма и звучавшего в нем именно этого стихотворения была настолько живой, что происходящее попахивало фрондерством”.

См. также: Владимир Губайловский, “Голос поэта” — “Новый мир”, 2004, № 10.

Петр Краснов. Новомир. Повесть. — “Москва”, 2005, № 5.

“Поменьше среднего собачьего размера, с примесью каких-то болоночьих кровей и заросший до носа длинной шерстью, некогда белой, а теперь отвратно грязной, сбившейся в колтуны, в сосульки и лепехи слипшиеся, волочившиеся по земле, Юрок был типичным бичеваном и по характеру тоже. <…> Угрызений совести он никаких, конечно, и никогда не испытывал, точь-в-точь как хозяин его, в стариковский возраст вошедший Еремин, которого и в глаза уж по прозвищу звали, Еремой, хотя каким-то воспитателем детдомовским — „в дурака-мать его!” — наречен был ни много ни мало Новомиром... Лишь при получении паспорта, где-то в начале шестидесятых, переменил имя, Николаем записался от стыда подальше; а наколка на разлапистой, раздавленной прошлыми всякими трудами пятерне так и осталась, вместе с расплывшимся таким же якорьком. На выпивку Ерема всегда готов был тоже если не украсть, так уворовать, не брезговал ничем и на все смотрел, как и Юрок, ясными и понимающими всю эту мировую мутотень глазами”.

Андрей Краснящих. Играем в кино. Персонажи культового кино в детских играх и анекдотах. — “Искусство кино”, 2005, № 2.

“Каковы непременные условия анекдотизации киногероя? Во-первых, киногерой должен как следует надоесть телезрителю, примелькаться. <…> Во-вторых, киногерой должен быть — как бы это сказать? — нечеловеком”.

Константин Крылов. Абсолютное право. — “Спецназ России”, 2005, № 5, май.

“Если отбросить политкорректность, то следует признать: мы воевали не только и не столько с „фашистской Германией”, сколько с традиционной Европой. Которая на протяжении столетий стремилась к уничтожению славян и захвату их земель. И которая, разумеется, ничуть не изменилась и сейчас. Что мы видим сейчас? Европа стала единой. Главной европейской страной стала Германия, состоящая в теснейшем союзе с Францией, так что можно уже говорить о едином франко-германском государстве. Расширение на восток официально провозглашено стратегической целью альянса. Россия находится в том положении, о котором мечтал Гитлер”.

См. также: “Все, что делается интересного в российской философии, имеет чисто мемуарное значение. Так прибираются в доме перед (или даже после) смерти хозяев”, — говорит Константин Крылов (“Философия и власть. Круглый стол” — “Русский Журнал”, 2005, 15 июня ).

Борис Крячко. Диверсанты. Неоконченная повесть и черновики. — “Вышгород”, Таллинн, 2005, № 1-2.

1943 год, Средняя Азия, мост через Амударью. “Товарищ капитан! Группа немецко-фашистских диверсантов в количестве трех человек прибыла в ваше распоряжение для сдачи в плен и задержания…” См. также — из архива прозаика: Борис Крячко , “Подайте Шекспиру. Вневременное происшествие” — “Вышгород”, Таллинн, 2004, № 3-4.

Михаил Кураев. Блокадные весы. Документальное повествование. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 5.

“Служащим, иждивенцам и детям с 19 ноября по 24 декабря 1941 года устанавливалась норма выдачи хлеба — 125 грамм. С 25 декабря — 200 грамм. С 24 января 1942 года — 250 грамм. Для сотен тысяч ленинградцев в этих цифрах приговор. Но без этих 125, 200, 250 грамм хлеба в день к февралю город бы попросту вымер. Для меня, старшего брата и мамы это было спасение. Бабушку и младшего брата они спасти не смогли…”

Виталий Куренной. Работа над ошибками. — “Апология”. Ежемесячный гуманитарный журнал. 2005, № 3, май.

“Голливудский боевик — это жанр, задающий социальный образец поведения рядового члена западного (или американского — как западного по преимуществу) общества. Это отнюдь не компенсаторная проекция обывателя, в акте просмотра боевика разряжающего свои агрессивные эмоции через сопереживание действиям героя. Боевик в буквальном смысле есть инструкция, норма социального действия, которая выражена с наибольшей ясностью в моделируемой фильмом экстремальной ситуации. В принципе, она и задает норму поведения для рядового члена общества, но только в определенных условиях. Перечень этих условий совершенно четко указывается в самом боевике”. Далее — более подробный анализ жанра, а также критический разбор российского фильма “Личный номер”.

Ян Левченко. Горький лимон, или Снова о “русском”.— “Критическая масса”, 2005, № 1.

“Как-то раз известный писатель и ученый Игорь П. Смирнов опорожнил бутылку тоника „ Bitter Lemon” и принялся задумчиво разглядывать этикетку. „Обратите внимание, — произнес он наконец, — в этом названии сконцентрировалась история русской литературы XX века”. Соблазнительная трактовка. „От Горького до Лимонова”…”

Здесь же: Александр Скидан, “Лимонов. Противительный союз”.

См. также: Вероника Зусева, “Вроде апологии. О поэзии Эдуарда Лимонова” — “Арион”, 2005, № 2 .

См. также: Дмитрий Ромендик , “Довлатов и Лимонов” — “Топос”, 2005, 22 июня .

Владимир Личутин. Душа неизъяснимая. — “Завтра”, 2005, № 23 .

“Порою мы оказывались рядом, но никогда меж нами не вспыхивало приязни (так мне казалось), мы оставались чужими, „остроугольными” людьми из разных миров, и если с какой-то сухой, лаконичной мыслью Кожинов обращался ко мне, то и ответ мой был столь же лаконичен, порою даже холоден, словно мы однажды зальдились сердцем друг к другу и не могли оттаять. Но эта манера отношений меня не задевала и никогда не обижала. И сейчас, по истечении лет, если что-то заметно изменилось во мне к Кожинову, то лишь благодаря последним трудам его о путях России. Его любовность, безусловная преданность „низкому”, земляному народу позволили мне шире взглянуть на этого незаурядного человека, прежде освещавшего своим духом (как мне казалось тогда) только избранных. Но оказалось, что этого света достало для многих. <…> Удивительно, но Кожинов прожил жизнь, ничего не зная, кроме книг, так мне думается, и ни разу не запнулся больно об острые углы жизни; это стены, воздвигнутые из книг, охраняли его от житейских знобящих ветров, что уносили в небытие и более мужественных, талантливых людей. Мало чего умеющий делать практически, он тем не менее обладал удивительным даром проникновения в суть предмета, словно бы сам Бог руководил им, водил его рукою <…>”.

Юрий Лотман. Лучшее лекарство от страха. Фронтовые странички из “Не-мемуаров”. — “Вышгород”, Таллинн, 2005, № 1-2.

“Военный язык отличается прежде всего тем, что сдвигает семантику слов. Употреблять слова в их обычном значении противоречит фронтовому языковому щегольству. <…> Определяющее слово 41-го — лета 42-го года было „пикировать”. Этим словом можно было обозначать почти все. <…> Прямые же значения слов табуировались. Так, например, существовало устойчивое табу на слово „украсть”. Оно казалось отнесенным к другой — гражданской и мирной — и оскорбительной семантике”.

Курцио Малапарте. Шкура. История и рассказ. Вступление Марио Корти. Перевел с итальянского Г. Федоров. — “Иностранная литература”, 2005, № 5 < http://magazines.russ.ru/inostran>.

“Судьба удостоила неаполитанский люд чести быть освобожденным одним из первых среди народов Европы, и, чтобы отпраздновать такую заслуженную награду, мои бедные неаполитанцы, после трех лет голода, эпидемий и жестоких бомбардировок, из любви к родине охотно приняли на себя бремя завидной славы исполнить роль побежденного народа: плясать, петь, хлопать в ладоши и прыгать от радости среди развалин своих домов, размахивать иностранными, еще вчера вражескими, флагами и осыпать из окон цветами победителей. Но, несмотря на всеобщий и искренний энтузиазм, ни один неаполитанец во всем Неаполе не чувствовал себя побежденным. Я даже не могу себе представить, чтобы такое странное чувство могло зародиться в душе этого народа. Вне всяких сомнений, Италия, а посему и Неаполь вместе с ней проиграли войну. Но совершенно очевидно, что войну труднее проиграть, чем выиграть. Выиграть войну все горазды, но не каждый способен ее проиграть. И недостаточно проиграть войну, чтоб иметь право почувствовать себя побежденным народом. И в своей древней мудрости, вскормленной многовековым горьким опытом, в своей непритворной скромности мои бедные неаполитанцы вовсе не посягали на право быть народом побежденным. Это, конечно же, было большой бестактностью с их стороны. Но могли ли союзники претендовать на то, чтобы освобожденные ими народы были еще и обязаны чувствовать себя побежденными? Либо освобожденные, либо побежденные. И было бы несправедливо обвинять неаполитанцев, если они не чувствовали себя ни теми, ни другими”. Первая публикация — во Франции, 1949 год.

Владимир Малявин. Уроки “Матрицы”. Часть первая. — “Русский Журнал”, 2005, 14 июня .

“Между тем творимая современной цивилизацией технологическая пустыня не может удостоверять ничего иного, кроме... нереальности показываемого. И чем настойчивее насаждается такое единообразие, тем более иллюзорным оно предстает. В „оцифрованном” мире это противоречие уже вырывается наружу. Нам представлен мир, творимый абсолютной скоростью светового сигнала в бинарном коде компьютерных устройств. Мчась со скоростью света, мы нигде не находимся и ничего не видим. Все созерцаемое нами будет иллюзией, соотносимой лишь с нашим внутренним состоянием. Это означает помимо прочего, что в виртуальном мире электроники сила дана в собственном рассеивании, в самопотере, в своем отсутствии. Здесь политика перестает быть публичным действием и становится манипуляцией и пропагандой. На смену железной поступи модерна приходит развязный постмодерн с его „симулякрами” — развязный потому, что решать уже нечего и некому. Власть либеральничает, но ее свободолюбие маскирует не просто нежелание, но и прямо невозможность реального делания. А поскольку избавиться от внешнего мира все-таки никак невозможно, последний вытесняется в область чего-то постороннего и неподвластного разумению, а потому низменного: животной чувственности или даже физиологических отправлений организма. Зря люди компьютерного века смеются над писателями сорокиными. Над собой они смеются”.

Игорь Манцов. Клоны и мутанты. — “Русский Журнал”, 2005, 14 июня .

“Несмываемая вина укрепившейся в 90-е элиты даже не в том, что элита стремительно обогатилась, а в том, что не смогла предложить никакого социокультурного обоснования внезапно легализовавшейся идеологии неравенства . Неравенство — обыкновенное дело, было оно и в СССР. На Западе, на Тайване, в Китае неравенство обеспечено реальными смыслами, у нас — нет. <…> У элиты было достаточно времени, чтобы социокультурно обосновать свою особость. В 90-е, даже негодуя, я все-таки помалкивал: а вдруг докажут? А ну как действительно — другие?! Сроки вышли: ничего подобного. Ни единого доказательства. Лексика, аргументы, стиль мышления, культурка — совковые, типовые, позорные. Но хуже всего в результате их недоработок приходится таким, как я. В ситуации неразличения смыслов все мои попытки выскочить за пределы своей родовой ниши обречены на провал. Парадокс: идеология неравенства жизненно необходима мне и вовсе не нужна нашей элите, которая успешно отделяется самым архаичным образом: посредством денег, охранников и заборов”.

См. также: “Пресловутые „90-е” — условность, поле символических битв . Нынешних и грядущих. Реально никаких таких отдельных от истории страны „90-х”, конечно, не было. В 1991—1992-м годах ничего революционного не произошло. Ну не было скачка — была эволюция! <…> 90-е замечательны тем, что подспудные процессы пошли публично, прилюдно. Легализовавшиеся лавочники волюнтаристски поменяли одни цивилизационные ценности на другие, оскорбив тем самым десятки миллионов архаистов, людей старой закваски. Те, в свою очередь, смертельно испугались даже не бедности, а бесцеремонности, мировоззренческого произвола и в отместку принялись мочить родственников и соседей. <…> Если даже все остальное население признает 90-е благом, я своей беды и своего унижения не переименую. Люди живут не идеями — идеями живы книжки. Люди живут не деньгами — деньгами живы банки. Люди живут аффектами. Основная масса населения чувствует себя не столько бедной, сколько оскорбленной . Почувствуйте разницу”, — пишет Игорь Манцов (“Понижающий трансформатор” — “Русский Журнал”, 2005, 17 июня ).

Андрей Морозов. Прощание с Победой. — “Спецназ России”, 2005, № 5, май.

“Базой для такой изысканной травли и, главное, для ее успеха является одно из фундаментальных свойств русского — то, что русского в общем случае очень просто застыдить”.

“Посмотрим, как подана гибель американцев во время японского налета в известном фильме „Пёрл-Харбор”, снятого в лучших советских традициях, и как подано поведение командования. Итак, внезапный налет японцев. Большие потери, настоящая катастрофа. Командование делает все возможное, чтобы предотвратить, но не успевает. Люди трагически гибнут за правое дело по причине того, что враг коварен и вероломен, ему удался один его коварный замысел, но в его коварстве заложено зерно поражения — от такой наглости весь американский народ поднялся на борьбу, и теперь ничто уже не спасет коварного врага. Словом, ни люди, ни командование не виноваты, виноват враг. Разбор современными пропагандистами любого аналогичного события применительно к русским дает ровно противоположный результат”.

Захар Мухин. Жизнь как есть. Беседа с отцом Иоанном, в прошлом — кинорежиссером и сценаристом Иваном Охлобыстиным. — “Топос”, 2005, 7 июня < http://www.topos.ru>.

Говорит отец Иоанн (Иван Охлобыстин): “Петербург — город умирающий. Тут чего ни делай, вот даже все эти президентские фейерверки, это всего лишь показуха. Потому что, вот, сколько у нас в Москве старых домов? Триста, ну пятьсот максимум. Для того чтобы их сохранить, нужно из фасада вынуть всю начинку, заменить начинку примерно в историческом соответствии, подбелить фасад. Вот эта операция стоит все равно, что построить три новых дома. В Петербурге так построен весь город. Десятки тысяч зданий построены по одному принципу — вот эти вот глинобитные сваи… Я, к сожалению, не могу сейчас эту технологию точно описать, но, в общем, полые внутри стены, деревянные перекрытия, их нужно все доставать. Представляете, какие это деньги? Проще весь город сломать, взорвать и заново построить. Либо весь мировой рынок должен сейчас закрыться, чтобы дать кредит только Петербургу, чтобы тот восстановился.

— Значит, наш город обречен?

— Да. Как и Венеция. Все самое красивое на свете обречено. Сетовать не имеет смысла. Все, что представляет интерес для человечества, обречено на гибель. Нет ничего вечного на земле. Есть даже радость в том, что земная красота временна.

<…>

[Диакон Андрей] Кураев правильно сказал, такое впечатление, что христианство — уже религия избранных. Это уже религия городская, приват-класса. <…> Так не должно быть! Христианство — религия для всех! Не мог Бог спускаться только для буржуинов. Но получается, что сейчас — да. Рабочему классу это не надо, он не понимает, он абсолютно озверен. Состоятельные и воспитанные люди уже имеют религиозные воззрения. Вы посмотрите, редкий состоятельный человек не имеет религиозных воззрений. Они уже решили. И они в большинстве НЕ христиане.

<…>

— Правда ли, что когда вы играете в компьютерную игру „цивилизация”, ваше любимое оружие — атомная бомба?

— Да, это единственный щит, который сдерживает масонов. Ха-ха-ха!”.

Виталий Найшуль. О перспективах России. — “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 10 июня .

“Мы — страна успешных и безуспешных заимствований. Бесплодными оказались, например, попытки насаждения парламентаризма и многого другого, противоречащего основаниям русской культуры. Но есть у нас и многочисленные примеры успешных заимствований! Православие, заимствованное из Византии, уже в следующем поколении дало Русской Земле любимых народом святых страстотерпцев князей Бориса и Глеба. А позже наша страна стала одним из вселенских центров Православия. Заимствованные западноевропейские литературные идеи были использованы русскими учеными и писателями от Ломоносова до Пушкина для создания великого и могучего русского литературного языка, породившего великую русскую классическую литературу, являющуюся одной из вершин мировой литературы всех времен и народов. Разобрав и собрав немецкую ракету „ФАУ-2”, летавшую на несколько сот километров, наши ученые и конструкторы вслед за тем создали первую в мире межконтинентальную баллистическую ракету, летавшую в любую точку земного шара, и открыли космическую эру в истории человечества. Мы умеем взять совершенное чужое и сделать из него совершенное свое! Тут уместно добавить несколько слов о русском перфекционизме: тяге русской культуры к совершенству. Русская культура стремится как можно дальше развести правду и неправду, чистое и нечистое, совершенное и несовершенное. У нас не осуждают посредственное, как раз наоборот, у нас его очень много, но у нас не любят посредственное, рядящееся в высокое, и нарочно норовят унизить его. Многие заимствования отторгаются даже не потому, что они чужие, а потому, что они не могут пройти через это испытание”.

“Что же может оказать положительное воздействие на нашу демографическую ситуацию? Что может нам помочь? Ответ суров — отмена пенсий! Если вступающие во взрослую жизнь с самого начала будут знать, что пенсий они не получат, то станут заботиться о своем будущем двумя возможными способами: рожать детей и делать сбережения на старость. Оба эти способа чрезвычайно полезны для страны. Первый дает ей приток человеческого капитала, второй — финансового. И действительно, страны, не имеющие всеобщего пенсионного обеспечения, отличаются более высокой рождаемостью и нормой накопления, а также низкими налогами, что чрезвычайно полезно для бизнеса, а значит, для экономического процветания. Заметим также, что в политическом отношении отмена пенсий означает шаг от тоталитаризма к свободе: ликвидируется грубое вмешательство власти во внутрисемейные отношения. Еще более оздоровляющей является отмена пенсий для общественной морали. Дети воспитываются более ответственно — не для потехи родителей, а как будущие кормильцы, укрепляются межпоколенческие отношения, семья из института легальных сексуальных утех превращается в институт продолжения рода человеческого. Не вызывает сомнения активная поддержка таких действий всеми без исключения традиционными религиями. Ведь для всех них твердые семейные устои являются основой правильной религиозной жизни. В случае односторонних действий светских властей реформа воспринималась бы как очередной наезд на имущественные права граждан ради экономии бюджетных средств. С подачи религиозных сообществ она становится возвращением к Божьим заповедям и традициям отцов, за что можно и нужно пострадать и потрудиться. Ну а русская норма рождаемости изложена в пословице: первый сын Богу, второй царю, третий себе на пропитание . Кстати, общенациональные пенсии оказались одним из самых разрушительных изобретений человечества. Впервые их ввел Бисмарк в Германии в 1889 г. До этого люди успешно жили без них. А сейчас все цивилизованные страны испытывают огромные трудности и с рождаемостью, и с избыточной налоговой нагрузкой, падающей на работников”.

Андрей Немзер. ...И судьбы русской интеллигенции. Михаил Шишкин опубликовал новый роман. — “Время новостей”, 2005, № 102, 10 июня .

“Если коллекция наших премий пополнится еще одной — „Литературный шармер”, — ее первым лауреатом должен стать Михаил Шишкин. Он умеет нравиться — причем весьма несхожим и мало в чем другом согласным экспертам. <…> Незаурядный имитаторский дар Шишкина (куда Владимиру Сорокину!) очаровательно приправлен его детской наивностью. Он изобретает велосипеды с таким упоением, что и читатель готов принять их за какие-нибудь межгалактические „тирьямпампаны”. Он преисполнен такой любви к себе — нежному и удивительному — и такой радостью от красиво подобранных (и не менее красиво рассыпанных по разным фрагментам текста) словечек, что и читатель проникается теми же чувствами. Он так верит в свой “интеллектуализм”, что никому в голову не придет в оном усомниться. Приятно ведь осознать себя „умным”, угадав, как складывается из тысячи кусочков в меру замысловатый паззл. На котором, как на глазуновских шедеврах, есть место и Первой мировой, и коррумпированным ментам, и обрюзгшим училкам, и лагерным „петухам”, и прекрасному далеку, и новому Гоголю, временами сильно смахивающему на того любителя изъясняться пятистопными ямбами, что никак не мог оставить в покое бывшую жену и судьбы русской интеллигенции”.

См. также еще более суровую рецензию Никиты Елисеева в настоящем номере “Нового мира”.

См.: Михаил Шишкин , “Венерин волос” — “Знамя”, 2005, № 4, 5, 6 .

Юрий Нерсесов. Вторая Крымская война. — “Спецназ России”, 2005, № 5, май.

“Весной 1940 года Великобритании и Франции дважды не хватало нескольких дней, чтобы начать боевые действия против СССР. Точно так же, как и во времена обороны Севастополя, союзники планировали нанести удар одновременно с нескольких сторон, атакуя русского медведя через Босфор, Белое море, Кольский полуостров и Кавказ”.

Юрий Павлов. Блок и его “Возмездие”. — “День литературы”, 2005, № 6, июнь.

“<…> страсть, по Блоку, показатель подлинности чувства, события, явления. Поэтому свои самые духовно ущербные творения, „Кармен” или „Двенадцать”, он оценивает как вершинные”.

Глеб Павловский. Проект Европы без России: новая редакция. — “Русский Журнал”, 2005, 16 июня .

Предисловие к книге “Европа без России: договор, учреждающий Конституцию для Европы, от 20 октября 2004 года” (М., “Европа”, 2005).

“Только одна европейская страна исключена наперед из состава Европы — Россия, нации которой отказано в европейской идентичности. Нам следует твердо уяснить для себя обстоятельства и риски, вытекающие из этого факта”.

“В России недооценивают то обстоятельство, что две отечественные войны, 1812-го и 1941-го года, она вела именно с объединителями Европы. Насильники-унификаторы вторгались в Россию именем европейского единства. Еще Наполеон грезил, что его Кодекс станет конституцией для Европы, объединенной под знаменем, расшитым золотыми пчелами. И он не был последним: „Слабость Европы — в чрезмерном количестве таможенных барьеров, тарифов и валют, в чрезмерном национализме и акценте на национальный суверенитет. Эти причины для ненависти и неэффективной экономики должны быть устранены. Европейская империя примет форму конфедерации свободных государств... Они будут иметь единую европейскую валюту и единую администрацию, занимающуюся вопросами внешней политики, полиции и армии, в которой нации будут представлены национальными формированиями. Торговые отношения будут определяться особыми договорами...” Эти слова принадлежат — Адольфу Гитлеру. Когда фюрер „объединил” Европу, кого силой, кого добровольно, двум европейским державам, отказавшимся от унификации и сохранившим суверенитет, Англии и Советской России, довелось освобождать Старый Свет”.

“На границах России складывается сверхгосударство — единственное в современном мире уклоняющееся от вопроса, где пройдет его окончательная граница. Его авангард — бюрократия, представитель которой — чиновник-моралист. Новый стиль европеизма соединяет дидактику с инквизицией, опять же наследуя худшие стороны позднесоветского стиля”.

“Россия определяет себя как европейское государство, одновременно являющееся цивилизацией — носителем своей версии абсолютных ценностей. Центральным событием формирования этой концепции признается сегодня Отечественная война — как акт выбора антифашистской и освободительной, следовательно — европейской идентичности в борьбе насмерть с противоположной концепцией Европы — тоталитарной унификацией”.

Павел Пепперштейн. Посткосмос. — “Художественный журнал”, № 56 (2004, № 4).

“Слово „посткоммунистический” звучит странно, так как коммунизм всегда располагался где-то в будущем, его никогда не было в наличии. Таким образом, „после коммунизма” — это как „после будущего”. Это нередко и имеют в виду, говоря о „посткоммунизме”, и подразумевают, что это была утопия, некая иллюзия, на смену которой пришла пусть и жестокая, но реальность. Но и капитализм обладает собственной утопической программой, он невозможен без сновидения, без галлюцинации, без кинофильма, без рекламы, без каскада иллюзий, с помощью коих капитализм непрестанно продает и покупает сам себя”.

“Итак, капитализму противостоит среда — все животные, все растения, все насекомые, весь воздух, вся вода... И некий гипотетический разум среды, который, возможно, есть и обладает собственным инстинктом самосохранения. В арсенале среды прежде всего болезни, а также цунами, торнадо, землетрясения и прочие подобные вещи. Но в первую очередь вирусы — новые и новые штаммы, новые бактерии, новые вирусы... Давно уже Земля охвачена войной — это война капитализма и среды, и среда в этой войне не бездействует. Разум Среды давно уже „понял”, что люди, грубо говоря, по-хорошему не понимают, их можно только очень сильно напугать, напугать так страшно, чтобы капитализм рухнул, чтобы изменилась глубинная программа человечества, а лучше уничтожить людей всех до единого, чтобы потом спокойно экспериментировать с возможностями развития других видов. И Среда неторопливо подбирает ключи к тому сейфу, к тому кащееву яйцу, где сохраняется жизнь человечества. Коровье бешенство, куриный грипп... Почти каждый сезон приносит новинку. Среда кое-чему научилась от людей, она знает теперь, что значит „ускорение темпов развития”. Среда работает над проблемой. Война миров обретает при капитализме окончательный, отчетливый статус. И сюжет о войне миров является центральным повествованием капиталистического мира”.

“Но кроме капитализма как среды, конкурирующей с природной средой, есть еще и капитализм как персонаж — некая идеальная символическая фигура, „дух” или „демон” капитализма. Что же это за персонаж? Этот персонаж — вампир. Вампир — это труп, который стал машиной — машиной, демонстрирующей свою зависимость от энергоресурсов (кровь, нефть). Важно, что деятельность классического вампира разворачивается не в контексте войны, а в контексте любви. Акт вампиризма совершается в то время и в том месте, что предназначено для акта любви. Вампир-мужчина входит в спальню прекрасной девушки, наклоняется к ней — словно для поцелуя. Поцелуй переходит в укус. Девушка-вампир впивается в шею своего возлюбленного. Они поступают так не из злобы, они не могут иначе, что подчеркивает их механическую природу. Вампир — не убийца, он лишь обессиливает свои жертвы, но, в общем, заинтересован в их сохранении. В противном случае они тоже становятся вампирами: связь вампира с сексом не случайна, он занят размножением — размножением субъектов и объектов вампиризма: таким вот образом вампир удачно олицетворяет экстенсивные экономические процессы”.

См. также: Павел Пепперштейн, “Посткосмос” — “Зеркало”, Тель-Авив, 2004, № 23.

Правда жизни в ее полноте. Беседовал Евгений Лесин. — “НГ Ex libris”, 2005, № 19, 2 июня.

Говорит Мирослав Немиров: “Ну вот, прочитал я книжку [Дмитрия] Бавильского про Кулика — понравилось. Интересно мне стало — подписался я на ЖЖ [Живой Журнал] Бавильского — paslen. Почитал. И вот что скажу. Напрасно он так на всякую „художественность” в своих буквах напирает. „Художественность” сейчас, в условиях современного момента времени, — да еще густая, жирная, — это, в общем, очень сильно является тем, что называется по-заграничному poshlost . Исчерпана „художественность”! „Ты дело говори!” — вот что становится главным лозунгом. Но! Маяковский В. В. к стихам про „Ищем речи точной и нагой...” добавлял: „Но поэзия — пресволочнейшая штуковина! / Существует — и ни в зуб ногой”. И это чистая правда. И отсюда мораль: художественность все-таки нужна. Но не густым слоем, когда 600 страниц одной художественности, а — на ходу, мельком, в процессе этой самой речи точной и нагой — раз, и иногда выдать эту самую художественность. Метафора там или безумная рифма... Для правды жизни! Потому что правда жизни должна быть полностью правдивой!”

Призывая ангелов. Интервью с Юзом Алешковским. — “Новый берег”, 2005, № 7.

Говорит Юз Алешковский — в апреле 2004 года в беседе с Сергеем Юрьененом для радио “Свобода” (передача так и не вышла в эфир): “Я не считаю себя знатоком новой литературы. Скажем, к Пелевину, если он относится к новым писателям, а его книги — к новой литературе, у меня очень хорошее отношение. Не ко всему его творчеству, а к двум-трем романам. Мне чрезвычайно нравятся некоторые поэты. Я даже после многолетнего неприятия Льва Рубинштейна как-то превозмог свое консервативное отношение к такого рода явлениям, прочитал его тексты, они мне чрезвычайно понравились. Я обнаружил в них и поэзию, и юмор, и ум, что чрезвычайно важно для такого рода творчества. <…> Селин — дорогой мне писатель. Я отбрасываю в сторону все размышления о нем как о коллаборационисте, об антисемите — намеренно отбрасываю. Я ценю его прозу, особенно два романа — „Путешествие на край ночи” и „Смерть в кредит”. Там масса интересного, не говоря о том, что сам он в личной жизни был добряк и врач, любитель животных, и это воплощено в тканях романов. Что касается знаков препинания, даже можно сказать, что я его последователь”. А также: “Я, например, автор двух анекдотов о Чапаеве”.

Принцип секс-шопа как основной источник катарсиса. Беседовал Ян Шенкман. — “НГ Ex libris”, 2005, № 21, 16 июня.

Говорит поэт и издатель Михаил Сапего в связи с десятилетием питерского издательства “Красный матрос”: “Я очень люблю радикальное творчество, но оно не должно издаваться массовым тиражом. Радикализм — своеобразный клапан, через который общество выпускает пары. Катарсис — отличная штука, но в состоянии катарсиса нельзя и не нужно жить всему обществу. И еще: маленький тираж увеличивает ценность продукта. И для покупателя, и для продавца. Трудности, с которыми я сталкиваюсь, на самом деле мне дороги”.

“…против Эстляндии не пойду”. Переписка генерала Юденича с Верховным главнокомандующим вооруженными силами Эстонии генералом Лайдонером (1919). Публикация, справочный материал и комментарии Виктора Бойкова. — “Вышгород”, Таллинн, 2005, № 1-2.

Документы из Эстонского государственного архива. Н. Н. Юденич — И. Я. Лайдонеру, 22 мая 1919 года, Гельсингфорс: “<…> продвижение к Петрограду русско-эстонских войск изменило общую обстановку, и я считаю своевременным поделиться с Вами некоторыми соображениями:

1. Силы для занятия Петрограда и поддержания в нем порядка требуются большие, тысяч двадцать, не меньше, чернь все еще многочисленна, разнуздана и развращена, только суровый большевисский (так! — А. В .) режим держит ее в повиновении. С малыми силами, с нахрапу, может быть, и удастся захватить Петроград, но порядка в нем не водворить, город будет разграблен, интеллигенция вырезана остальными красными войсками и чернью. Будет великий соблазн и для войск, ворвавшихся в Петроград, которые, при их малочисленности, в нем распылятся. <…>

2. Петроград хотя и плохо, но кормится, с юга продовольствие подвозят; с занятием Петрограда белыми подвоз продовольствия с юга прекратится, это обстоятельство должно иметь в виду, решаясь на поход на Петроград, а потому, не разрешив вопроса о продовольствии, брать Петроград нельзя.

3. Город совершенно заражен, медикаментов и дезинфекционных средств нет никаких. <…>”

Борис Пушкарев. Три лика войны 1941 — 1945 гг. — “Посев”, 2005, № 5 < http://posev.ru>.

Так называемая вторая гражданская: “Не в немецких штабах возникли идеи Русской освободительной армии и русского независимого правительства — а в русском гражданском управлении на оккупированной территории и среди русских офицеров в лагерях военнопленных”.

Также в этом номере, посвященном 60-летию окончания Второй мировой войны, много перепечаток по теме — из номеров “Посева” за разные годы.

Пушкиниана 2004 года. Составитель Олег Трунов. — “Книжное обозрение”, 2005, № 23-24.

В списке — 202 позиции.

Игорь Пыхалов. Торговля перед битвой. — “Спецназ России”, 2005, № 5, май.

“Июнь 1941 года стал рекордным по объему немецких поставок. За три предвоенные июньские недели из Германии в СССР прибыло больше товаров, чем за весь 1935 год. Если же брать апрель — июнь 1941 года, то немецкие поставки за эти месяцы составили 151,3 млн. марок, в то время как советские — 130,8 млн. марок. И это не случайно. В первых числах февраля 1941 года Гитлер распорядился, что обязательства Германии по хозяйственному соглашению с СССР „безусловно должны быть выполнены”. Было решено, что они будут осуществляться даже за счет снабжения немецких войск”.

Пятый главный герой. Стелла Бруцци и Памела Ч. Гибсон о функциях стиля в сериале “Секс в Большом Городе”. Перевод с английского Алены Бочаровой. — “Критическая масса”, 2005, № 1.

“В „Сексе в Большом Городе” сосуществуют два параллельных, но отсылающих друг к другу подхода. Во-первых, с помощью костюма разграничиваются и развиваются образы четырех главных героинь сериала. Во-вторых, само понятие стиля, или fashion ’a, становится отдельной единицей в рамках сюжетной линии сериала. Эти подходы находятся в довольно сложных взаимоотношениях, ведь традиционно именно через стиль и внешний вид зрители воспринимают героинь и наделяют их личностными особенностями. <…> В „Сексе в Большом Городе” еще чувствуются пережитки веры в неизменную идентичность персонажа. Они с трудом уживаются с противоположной концепцией, наделяющей стиль некой автономностью. Сама Сара Джессика Паркер называет fashion „пятым героем сериала”. Данный текст посвящен этим двум борющимся между собой принципам и их отношениям с женственностью”. Публикуемый текст Стеллы Бруцци и Памелы Ч. Гибсон — это глава из сборника “Reading Sex and the City”, полностью русский перевод сборника будет опубликован в издательстве “Ad Marginem”.

Михаил Рыклин. Речь немцев. — “Топос”, 2005, 3 июня .

“Берлин — не просто город, повернутый к востоку Европы, восток составляет его существенную часть. Поэтому именно он имеет все шансы стать со временем центром Большой Европы, которая будет включать в себя Россию <…>”. Здесь же — о Набокове в Берлине и о Беньямине в Москве. А также: “В этом [берлинском] зоопарке в Фридрихсфельде мы с женой видели в декабре 1997 года редкое явление — эрекцию слона. Его розовый двухметровый отросток, волочившийся по земле, был похож на ствол березы — на нем четко прорисовывались черные пятна. Сердобольные немки уговаривали слона убрать член, иначе в такой холод (было около нуля) он может простудиться”.

Владимир Семенко. Ночной позор. — “Москва”, 2005, № 5.

“Поэтому прежде чем приступить к краткому разбору такого новейшего продукта образованщины, как собравший рекордные кассовые сборы „Ночной дозор”, позволим себе очень краткий обзор тех идейных истоков, которые, как нам представляется, сыграли особую, знаковую роль в российской культуре XX в. с точки зрения генезиса массового сознания образованщины. Первое такое знаковое явление — это, конечно, самая культовая книга, так сказать, „Библия” шестидесятнического и последующих поколений образованщины — „Мастер и Маргарита” М. А. Булгакова. В отличие от своих эпигонов и „популяризаторов” последующих лет, Булгаков, конечно — гений, великий художник, сохранявший все еще слишком тесную связь с русской литературной традицией, но все же именно с него явно началась характерная для образованщины перверсия, перетолковывание христианской традиции, христианского понимания добра и зла на либерально-гуманистический лад”.

“Вторым важнейшим источником современных либерально-интеллигентских штампов в мировоззрении является наследие известного литературоведа М. М. Бахтина, менее всего, кстати сказать, повинного в столь замысловато-искаженной интерпретации этого наследия. Образованщина 60 — 70-х годов XX в., уже начисто лишенная, в отличие от своих учителей, какой-либо связи с Традицией и реального, живого ощущения присутствия Божия в жизни и в истории и иерархии ценностей, с восторгом приняла, во-первых, теперь уже более чем хрестоматийное учение Бахтина о карнавале . <…> Другое учение Бахтина, с восторгом принятое образованщиной (и искаженное прямо до противоположного смысла), — это, разумеется, учение о полифонии ”.

“Если Булгаков, при всех гностических влияниях, в своем понимании жизни и истории отталкивался все же в первую очередь от христианской традиции, осмысляя и трансформируя ее в искаженном свете, то для Лукьяненко христианство не существует вовсе ” .

“В конечном счете в третьей части трилогии выясняется, что противопоставление обычных людей и вообще всех „иных” гораздо важнее изначального противостояния „светлых” и „темных”. Что парадоксальным образом оказывается верным, поскольку христианская традиция, как известно, в принципе не признает деление магии на „белую” и „черную”, считая его выдумкой самих оккультистов или, во всяком случае, внутренним различием между ними, принципиально не существенным для истинной, христианской оценки магии как соработничества с бесами”.

“На наш взгляд, важнейшей чертой художественной онтологии трилогии о дозорах, в свете ее христианской оценки, является то, что в ней напрочь отсутствует иной мир, как он понимается в христианстве”.

“Если для Лукьяненко христианская традиция как религиозный и культурно-исторический феномен просто не существует, он не знает и не хочет знать ее, то для создателей фильма христианство есть враг, подлежащий уничтожению , на которого нацелен главный удар. Прежде всего (и это главное) даже Лукьяненко не столь примитивен, чтобы давать прямую апологию антихриста (да ему, с его оккультным гуманизмом, это и не нужно), а в фильме это, по существу, главная идея”.

“В этом смысле „Ночной дозор” является логическим завершением огромного течения в современной и постсовременной культуре, которое наиболее адекватно выражает ее антихристианский и постхристианский характер. Российская либеральная образованщина (и конкретно — те ее представители, которые являются теневыми авторами данного проекта) может по праву гордиться тем, что в войне со Христом и Его Церковью, в войне с делом спасения, ведущейся апостасийными силами всего мира (и прежде всего давно уже отрекшимся от Христа Западом), она является признанным и несомненным лидером”.

Игорь П. Смирнов (Констанц). Общество без ностальгии. — “Критическая масса”, 2005, № 1.

“Кажется, сейчас впервые в истории культуры наступило время, которому чужда тяга в прошлое”.

“Реакция (на недавно случившееся) возобладала над акционизмом — над большим историческим творчеством, неизбежно демиургическим по ориентации, вершащимся со стратегической оглядкой на грандиозные прецеденты”.

“Помимо ностальгии и — шире — самоотчетного мышления post festum, мы незаметны для себя, растворены в объектах, в контексте. Новое, не думающее о воскрешении старого, вошло в историю без манифеста, без программы, очерчивающей будущее. То, что хочет быть эфемерным, не преследуя долгосрочных целей, наверняка и будет таковым, ибо история — это поле исполнения всех намерений человека”.

Тайное время. Людмила Улицкая отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского. — “Топос”, 2005, 30 и 31 мая, 1 июня .

“Я категорически не хочу быть буржуазной. По истории жизни и душевному складу я из породы левых... <…> Для меня образец свободной, артистической жизни значительно более мил, чем образец жизни буржуазной. Возможно, такой подход — это тоже наследие моей юности...”

“У меня есть идея о том, что каждый человек имеет постоянный возраст. Я придумала ее достаточно рано, когда моя мама, сугубо психологически, сообразно своему настоящему возрасту, была гораздо моложе меня. Это стало очевидно к моим 15 годам, когда сложилась ситуация, в которой это мама у меня (а не я у нее) спрашивала — как ты считаешь... что ты думаешь по этому поводу... Маме было 38, а мне 15, но уже тогда наши отношения оказались как бы перевернутыми. Проходили годы, но я все время казалась себе старшей среди своих подруг. Затем наступил момент, когда очень многие люди вокруг меня стали старше. Так и появилась моя теория о том, что каждый человек доживает до своего тайного, внутреннего возраста и в нем очень хорошо себя чувствует, а потом в нем и остается: уже не может расти дальше. <…> Я свой возраст определяю в 33 — 35. Сейчас мне перевалило за 60, но я ощущаю себя где-то там. Когда моей маме исполнялось 50 лет (ушла она рано, в 53), я спросила ее — вот ответь мне честно на один вопрос — как ты ощущаешь эту круглую цифру? И мама ответила, что юбилей не имеет к ней никакого отношения. А на сколько ты себя ощущаешь? Между 18 и 21 годом”.

“Нынешняя цивилизация (одна из ее характерных черт) заключается в том, что она подростковая”.

Юло Туулик. Выше собственного страдания. Лекция о творчестве Яана Кросса. Авторский (устный) перевод с эстонского. — “Вышгород”, Таллинн, 2005, № 1-2.

“Нынешним молодым трудно понять, что в 50-е годы вопрос о том, как писать, верлибром или классическим стихом, был вопросом политическим, а не творческим”.

Здесь же — Рейн Вейдеманн , “Человек из Генуи. О поэзии Яана Кросса” и подборка стихотворений Яана Кросса.

Андрей Убогий. Путешествие к Пугачеву. — “Наш современник”, 2005, № 6.

Урал. Казаки. Бунт. “Есенинский Пугачев — это третий из Пугачевых, явившихся в русской литературе (два первых принадлежат, как мы помним, Пушкину)”.

Борис Хазанов. Смысл и оправдание литературы. Выступление в мюнхенском Русском литературном кружке. — “Новый Журнал”, Нью-Йорк, 2005, № 239 .

“Вернемся к морали: что же все-таки стряслось с „идеалами”? А ничего — их попросту больше нет. Они исчезли. Литература отгрызла их, как волк — лапу, защемленную в капкане. Осталось другое — и я не думаю, что оно противоречит нашему представлению о литературе как о высокой игре. После дурно пахнущего натурализма, после гнилостного эстетизма, после проституированного соцреализма, после всяческого хулиганства и раздрызга мы возвращаемся в пустующую башню слоновой кости, на которой висит объявление „Сдается внаем”, и с удивлением замечаем, что с тех пор, как ее покинули последние квартиранты, кое-что переменилось. Тысячу раз осмеянная башня стала не чем иным, как одиноким прибежищем человечности. Подумайте над этим. Читайте хороших стилистов. Что такое стиль? В самом общем смысле — преодоление хаоса. Ничто так не очищает душу, как чтение хороших стилистов. Потому что тот, кто хорошо пишет, отстаивает честь нашего языка, другими словами — отстаивает достоинство человека”.

Егор Холмогоров. Стратегия Победы. — “Спецназ России”, 2005, № 5, май.

“Война — высшая форма существования человеческого общества. Это не означает, что люди трудятся, творят и рожают детей только ради войны и что война „лучше” мира. Просто война была и остается мерой всех человеческих вещей, она всему устанавливает подлинную цену и все проверяет на прочность. Человек и плоды его деятельности существуют для того, чтобы пройти испытание войной, и то, что его не прошло, является в каком-то смысле ненастоящим, а может, и прямо фальшивым. Поэтому заклинание „лишь бы не было войны” — это декларация трусости, демонстративный отказ от проверки себя на подлинность. Государство, принимающее идеологию „мира любой ценой”, обязательно оказывается дешевой подделкой. <…> Сегодняшняя Россия, боюсь, войны не выдержит. Потому, что в ней нечему выдерживать эту войну, нашими же руками был разрушен тот цивилизационный стержень, который давал смысл жизни нашему народу долгие десятилетия. А в отсутствии этого стержня мы обречены на поражение скорое и бесславное и в лучшем случае на долгое партизанское сопротивление. Но пока еще мир, пока идут, быть может, последние годы, месяцы мира, мы должны вернуть своей цивилизации, своему общему существованию смысл и будущее. И тогда любая самая страшная война послужит лишь к нашей славе”.

Александр Храмчихин. Российская армия: что есть, что надо и что будет. — “Апология”, 2005, № 3, май.

“А надо было создавать армию с нуля еще тринадцать лет тому назад”. Главный враг — не НАТО, а Китай.

См. также: Анатолий Цыганок, “Российская армия 2040 года” — “Русский Журнал”, 2005, 3 мая .

См. также: Александр Храмчихин , “Вторая мировая: сослагательное наклонение” — “Знамя”, 2005, № 5 .

Павел Хюлле. Касторп. Роман. Перевела с польского К. Старосельская. — “Иностранная литература”, 2005, № 6.

“В знаменитой многостраничной „Волшебной горе” Томаса Манна есть одна-единственная фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием „Касторп”; эта фраза — „Позади остались четыре семестра, проведенные им [Касторпом] в Данцигском политехникуме…” — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг), этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по собственному признанию писателя, он „сочинял” события, произошедшие у него на родине с героем „Волшебной горы”. <…> Авторитетный критик Михал Табачинский увидел в осуществленном Хюлле замысле нечто среднее между „авторской гордыней (могу не хуже Манна) и смиренностью (подражание как форма преклонения — вещь известная, а преклонение требует смирения)” и заключил: „Смиренность выказана по отношению к достойному образцу, а гордыня безусловно оправданна”” (от редакции).

Тамара Церетели. Бесценный урок унижения. — “Иностранная литература”, 2005, № 6.

“Характерно, что русские писатели в Америке осознавали себя эмигрантами — именно так их называли на родине, и так они продолжали себя именовать по прошествии многих лет. Слово „иммигранты”, каковыми они были с точки зрения Америки, в их среде так и не прижилось. Они чувствовали себя именно уехавшими, изгнанными (а многие из них и были изгнаны в прямом смысле слова), но не „въехавшими” в США”.

Вероника Чернышева. Проводы феномена. — “Независимая газета”, 2005, № 124, 22 июня.

В Ростовском государственном университете прошла международная научная конференция “Университеты и интеллигенция в России (конец XIX — начало XXI в.)”. Говорит участник конференции профессор Варшавского университета, глава Восточно-центральноевропейской школы гуманитарных исследований Варшавского университета Ежи Аксер: “В нем [интеллигенте] всегда должен быть элемент антисистемности, анархизма. <…> Интеллигент — это ментальная болезнь. Мы не можем говорить о полуинтеллигентах, четвертьинтеллигентах, хотя в Польше есть такие понятия, мы их употребляем в шутку. Мне понравилась точка зрения одного из докладчиков, что интеллигент — это тот, кто всегда находится между рынком и властью, он всегда занят тем, что невыгодно”. В качестве позитивных примеров настоящих, классических интеллигентов Ежи Акслер называет Дмитрия Лихачева и Юрия Лотмана. “Вряд ли кто-то из близко знавших Юрия Лотмана поспорит, что он по всем параметрам подходил под любое определение интеллигента, в какой бы системе знаний мы ни рассуждали об интеллигенции. Кстати, его притчу про старушку, которая каждый день ходила к морю с факелом и, не обращая внимания на упреки и насмешки, верила, что рано или поздно с божьей помощью море загорится, я бы назвал аллегорией миссии интеллигенции в обществе”.

Да зачем же море-то зажи…?!. Профессор, кажется, сам не понял, что сказал, но попал — в самую точку.

См. также: “Итак, интеллигенции — тем, кто себя причисляет к таковой не по долгу службы, предстоит отрефлексировать собственную неуместность. Что не означает, что она когда бы то ни было вся вообще уместна и востребована. Всегда и везде востребованы хлеб и зрелища. А публичная мысль об Общем Благе... не востребована, но — более или менее . Теперь она оказывается намного более не востребована, чем сравнительно недавно”, — пишет Игорь Немец (“Уходим. Интеллигенты под консенсусом” — “Русский Журнал”, 2005, 10 июня ).

Вадим Шефнер. Последний суд. Рассказ. Вступительное слово И. Кузьмичева. Публикация Д. Шефнера. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2005, № 5.

“В шефнеровском архиве сохранился план неосуществленного прозаического сборника, где значатся рассказы, так никогда и не увидевшие свет. Открывает тот сборник рассказ „Последний суд” („Сутяга”), принадлежащий к военному циклу” (И. Кузьмичев).

Составитель Андрей Василевский.

 

“Вопросы истории”, “Гипертекст”, “Город”, “Дети Ра”, “Звезда”, “Знамя”,

“Молодость”, “Футурум Арт”

Михаил Айзенберг. Признаки тихого наводнения. — “Знамя”, 2005, № 6 < http://magazines.russ.ru/znamia>.

И кричит на людей кащей:

почему вода не становится горячей?

и нельзя согреться теплых среди вещей?

Теплые вещи становятся холодней,

дни короче, ночи длинней, длинней.

С этим нельзя смириться.

Ближние клетки сознанья стоят пусты.

Только шакалы воют, поджав хвосты,

в дальних углах умственного зверинца.

Очень цельная у М. А. подборка — сильных, страшных, лирических стихов, которые держат друг друга, как ребра — грудную клетку. Прочитал, и поплыли ассоциации, но автор написал от себя — под отбивкой, — что у него крепкое алиби: они написаны летом и ранней осенью 2004 года. Посмотрите.

Юрий Арабов. Попытка плача. — “Знамя”, 2005, № 6.

Не бывает хороших журналов,

не бывает хорошим кино,

а бывает хорошим журавель,

и бывает хорошим вино.

Не бывает плохой земляники,

даже если кругом темный лес.

А в Москве только Ваня Великий

знает точно, что Плотник воскрес.

Мы свою умертвили свободу

и отправили лес в сухостой,

мы, вино превращавшие в воду,

чтоб веселье кипело рекой.

Что ж ты кашляешь кровью, как Чехов?

Что ты воешь, как зверь, человек?

Не бывает хорошего века,

а бывает коротким лишь век.

Ким Бакши. Одиночество мудреца. — “Дружба народов”, 2005, № 6 .

Специалист по древней и современной культуре Армении — о великом ученом, специалисте по космосу, предсказателе и подвижнике академике Григоре Гурзадяне. Нет пророка в своем отечестве. Григор ушел из Армении, как Толстой из Ясной Поляны. Тем временем по книгам этого астрофизика в Америке (там их издают в престижнейших издательствах) защищают диссертации и проводят семинары. Академик прав: со стороны, увы, виднее…

Ефим Бершин. Маски Духа. (Роман-с из жизни осколоков). — “Дружба народов”, 2005, № 6.

Полифоническое, лоскутное (или, если хотите, постмодернистское) произведение сердито-романтического автора яростных и нежных стихов, журналиста, солдата, издателя, бездомного писателя и немолодого отца пришлось мне всем, кроме одного: некоторой избыточности приема. Очень уж крутой замес: даже по названию видно — две заглавных буквы в двух словах (пусть и мистически нагруженных), подзаголовок с реверансом…

Но все-таки читать очень интересно. В центре повествования — лирический герой Ефим (сиречь сам Фима Бершин) и его самый родной друг Женька (надо полагать, Евг. Блажеевский; Ефим не очень-то позаботился, чтобы мы это поняли сразу). Далее: отношения с четой Синявских и полуреальным Абрашкой Терцем; города Одесса и Париж, Юрий Левитанский, Виталий Дмитриев, Бахыт Кенжеев, Пушкин, Рейн (не река), Приднестровье, выстрелы и смерти, летающая на метле Инна Лиснянская… — Бог знает что! Осколочная, местами более чем сюрреалистическая субстанция пронизана к тому же очень тщательными и пронзительными философскими и лирическими отступлениями. Это и реквием, и заклинание, дорогие тени и признания в любви, трогательные мемуары, запеченные в анекдоте, и анекдот, спровоцированный мемуаром. И — главное — не очень-то глубоко спрятанное печальное одиночество пожившего и повидавшего на своем веку поэта, пусть и свалившего все на Пикассо (осколки), его душевная вымотанность и теплящиеся надежды. “И тут же бесконечная усталость сковала тело. Словно обреченное бегство последних лет, расстрелянные города, гибель друзей, взорванные кладбища и сиротливые церкви спрессовались в единый миг, сковав тяжелым свинцом почти бесполезное тело. Но даже не в этом была трагедия. Трагедия была в том, что маска жизни все еще светилась на лице — смеющаяся маска, украденная когда-то со стены пропитанного лицедейством театра. И ее любили. В этом и заключалась главная трагедия — еще любили. В этом и жила последняя надежда — любили. Хотя меня уже почти не было”.

Отдельное спасибо, Ефим, за точное и живое поминание Бориса Викторова: мы были к нему привязаны, как и вы.

Петр Вайль. Лосев: шестая книга. — “Знамя”, 2005, № 6.

Публикуется как текст краткого доклада по случаю присуждения малой премии Аполлона Григорьева (два других лауреата — прозаики Александр Кабаков и Анатолий Королев).

“<…> Позднее зрелое начало Лосева отмечает каждый пишущий о нем — и правильно отмечает: вряд ли еще найдется поэт такого калибра, публикующий первую подборку в 42 года и первую книгу в 48 лет. Позднейшим исследователям трудно придется без ювеналии. <…> Лосев в жизни остро смыслит и остро чувствует. В одном из лучших стихотворений книги „Как я сказал” — „Стансы” — детское послевоенное воспоминание звучит так просто, доходчиво и трагично, как умеет Лосев, а еще уж не знаю кто:

Седьмой десяток лет на этом свете.

При мне посередине площадей

живых за шею вешали людей,

пускай плохих, но там же были дети!”

Простите, но читательская — опять-таки! — ассоциативная память работает как прилив. Лосевская интонация напомнила мне сорокапятилетней давности стихи Коржавина “Дети в Освенциме”: “Я жив. Дышу. Люблю людей, / Но жизнь бывает мне постыла, / Как только вспомню: это было. / Мужчины мучили детей”.

Генрих Габай. О доблестях, о подвигах, о славе… — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 5 .

Г. Габай (1923 — 2004) последние годы жил в Нью-Йорке, а эта маленькая проза — о войне, о радисте Гоге, которому мама присылала в письмах огрызки карандашей (в самолетах они вечно терялись, выпадали в разные отверстия, нечем было записывать радиограммы), — могла бы войти в любую хрестоматию по теме . Хорошая и свежая.

Татьяна Гоголевич. Красные яблоки в холодных садах. — “Город”, Ставрополь-на-Волге/Тольятти, 2004, № 10.

Из трех милых, уютных рассказов мне более других полюбился последний — “Речные раковины”, посвященный Вовке Пьянкову . Пионерлагерная история о дружбе героини с мальчиком Колей, который научил печь в костре — вкуснейшие! — речные ракушки, действительно растрогала вашего обозревателя. Потом я вспомнил, как читал сто лет назад раннего Крапивина, воскресил в памяти свои п/лагеря “Орленок” и “Юность” — и ностальгически утер нос.

А “городской литературный журнал” (последний по времени выхода) сделан добросовестными, любящими свое дело людьми и структурно прост (четыре рубрики). Однако потолще нашего-то будет. Проза в нем разнообразна, все как в хорошем меню: есть и сиротски-болезненная ( Марина Шляпина — “Записки на обратной стороне холста”), и депрессивно-чернушная ( Юрий Клавдиев — “После кота”).

И с кухни тянет то Сорокиным, то Мамлеевым.

Но подают, как видим, и вегетарианское, нежное (см. Т. Гоголевич).

Стихов с переводами — чуть не двадцать позиций. Позиционеры посвящают свое, незаемное друг другу в отдельности и всем нам вместе, разом: “Все мы люди. И все мы умрем. / Эту дрожь я (цитата) приемлю. / Снова солнце глядит упырем / На вечернюю, тихую землю” — это из стихов главреда Владимира Мисюка. Кстати, следующее его стихотворение посвящено памяти Ю. П. Кузнецова.

…А вот автор по имени Айвенго (в конце номера расшифрован как Андрей Стеценко. — П. К. ), кажется, не успел добежать до футуристических “Детей Ра” (“Сон креэйтора”, “На мотив „Привет с Юго-востока”” и т. д.). Зато в номере имеется и теплая классическая лирика (цикл “The Poetry” Елены Каревой ), и лирико-саркастические вещи такого, например, порядка: “Кормите поэтов, / Имущие власть, / Хотя бы котлетой, / Не надо уж всласть. // Обуйте, оденьте, / Они ж — генофонд, / И при президенте / Откройте их фонд. // Пусть деньги и быстро / Сдают в этот фонд / Бандиты, министры / И прочий бомонд. // Поэты опишут / Их путь непростой. / В истории ниши / Не будет пустой” (Валентин Рябов).

…О, Bella, chao!

Полная библиография журнала тольяттинской писательской организации, поддерживаемого департаментом культуры мэрии означенного града, закрывает юбилейный номер.

Гость номера. Интервью Алексея Цветкова — Анастасии Дорониной. — “Молодость”, 2005, пилотный выпуск.

Новый литературно-художественный журнал — детище программы “Молодые писатели России” (продолжение интернет-журнала “Пролог”), патронируемое поэтом и педагогом Кириллом Ковальджи.

Цветковская беседа уже выходила в “НГ Ex libris”, сюда вошло невошедшее, в частности такое:

“<…> как Вы — не как поэт, а как человек — воспринимаете Бога? Что он для Вас?

— Я ощущаю, что его нет.

— А когда люди говорят, что есть нечто высшее?

— Это плод естественной борьбы для нормального человека. Ничего не стоит атеизм, который человек получил от кого-то, как и не стоит ничего такая же полученная вера. Вот лучшие примеры… Я знаю трех человек по крайней мере, которые шли по этому пути. Это Кьеркегор, это Достоевский и это Камю. Разные люди. Кьеркегор, скорее всего, верующий человек. Камю явный атеист, а Достоевский посередине, его напрасно тянут в православные, он человек, боровшийся за веру, и непонятно, веровавший или нет. Поэтому я думаю, что этот путь неизбежен. Когда пишут стихи с православными реалиями, как это сейчас принято, и бьют поклоны, от этого меня тошнит, потому что это не борьба, это сдача. Я сейчас говорю, кстати, не о мировоззрении, а о стихах, поэтому прошу меня, так сказать, не ловить полностью на слове… Но если брать меня только в стихах, то я боролся-боролся с этим богом, а потом понял, что я боролся с пустотой. Я бы очень хотел, чтобы он был, потому что тогда б я знал, кому въехать в рыло… Въехать в рыло, скажем так, чтоб он заметил. Так мы и завершим эту тему. Он наделал массу неприятностей… Был такой философ Витгенштейн, который, умирая, сказал: „Передайте им, что жизнь была замечательна”. Вот это я могу сказать, да, хотя я и не умираю пока что…”

Прочитал я рассуждения любимого мной поэта Цветкова и подумал вот что: а все-таки стоит объявить мораторий на постановку определенных вопросов в беседах-интервью. И что интересно: А. Доронина ведь читала и последние стихи А. Ц. (после почти двадцатилетнего перерыва Цветков вернулся к стихам), и его давний (уже) “Эдем”. И с ним самим в добрых, что называется, товарищеских отношениях. Очевидно, подмывало. Зря, по-моему, зря. И никого не надо спрашивать. Читайте стихи. Впрочем, если бы А. Ц. не захотел отвечать на такие вопросы, то и не стал бы…

В. Г. Егоров. Кооперативное движение в дореволюционной России (новый взгляд). — “Вопросы истории”, 2005, № 6.

В исследованиях, оказывается, не учитывался тот факт, что неуклонная “пролетаризация внутреннего содержания артелей и товариществ вела к утрате кооперативным строительством его первозданной сути”. К тому же “неверно было бы переносить закономерности обобществления мелкотоварного уклада на такие организации, как союзы потребителей, которые развивались исключительно в русле закономерностей, свойственных общественным движениям”. Иными словами, щи отдельно, мухи отдельно. В результате щи кончились, а мухи расплодились до невозможности.

Анатолий Казаков. На той давнишней войне. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 5.

Поразительные автобиографические записки питерского доктора геолого-минералогических наук (род. в 1921). Эти вещи “Звезда” делает на ять: уж не знаю, сами ли авторы пишут, или журнал выделяет помощников, но подобного публикуется много. И многое — качественней, сильней и достоверней любой литературы . 60 страниц непридуманного, а уместилась вся война — от абсурда 1941-го, окружения, работы на оккупированной территории, бегства в партизаны до возвращения в действующую армию и европейского финала. Отдельные куски просто-таки платоновской силы. Но это не работа слова, а “работа жизни”. Отличная память, кстати. И кажется: не надо никаких знаменитых писателей и романов, которым, впрочем, автор признателен и благодарен за факт существования (в преамбуле его записок).

Валентин Лебедев. Космос в отражениях Земли. — “Дружба народов”, 2005, № 6.

Публицистика, принадлежащая перу летчика-космонавта. Злая и точная.

Маурицио Массимо. Некоторые соображения о музыкальности и образности в ранних циклах Генриха Сапгира. — “Футурум Арт”, 2005, № 1 (9).

Много цитат и тене-на-плетений (неологизм мой! — П. К. ) вроде того, что “первые два сапгировских цикла — самые репрезентативные по отношению к дискурсу о несостоятельности словесной коммуникации, ее бессмысленности в современном мире, но они же представляют собой и первый этап того процесса, который приводит автора к применению невербальных элементов как носителей смысла для целого произведения”. Это “эсперанто” я все-таки сумел перевести на нормальный русский язык, — попробуйте и вы.

Массимо (род. в 1976) — из Турина, учился филологии в Милане. Говорят, у Маурицио есть интересная работа о поэзии Инны Лиснянской...

Евгений же Степанов здесь пишет о скрытой социальной и несоциальной рекламе, а заодно ругает сегодняшних Еременко с Ждановым (что, мол, исписались, по его мнению).

А. Г. Каминская. О завещании А. А. Ахматовой. Ответ А. Г. Наймана. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 5.

Долгое — с бумагами, сопоставлениями, почти мистическими полунамеками и комментариями — повествование дочери покойной Ирины Пуниной, посвященное ахматовской отмене своего завещания 1955 года. Отмена была в 1965-м, в пользу сына, и, по мнению Анны Генриховны, была, мягко говоря, странной.

Ответ Наймана — несколько строк. Финал: “Автору статьи не следовало ворошить это дело: в проигранной партии нет хороших ходов”.

Все меньше остается людей, помнящих, о ком и о чем идет речь. Но кое-кто еще жив. Склад этой фразы мне, кстати, памятен по коллективному письму в защиту Анатолия Генриховича Наймана после клеветнической статьи о нем в “Советской России”, в начале перестройки (среди подписавших была и Л. К. Чуковская).

Найман прав: ворошить не стоило, а то можно доворошиться и до обратного бреда: сопоставить, например, тот факт, что у Наймана и Каминской одинаковые отчества, а учитывая фамилию злополучного нотариуса (Крючков), фигурировавшего в 1965 году, обвинить и меня в реакции на эту публикацию.

Читателей, впрочем, искренне жаль.

Николай Панченко. Жизнь, как боль воспоминанья. Стихи. — “Дружба народов”, 2005, № 6.

Имел и врага настоящего,

И “лучшего друга” имел,

В крылатом дюралевом ящике

Младыми костями гремел.

Спасался — увы! — без спасения,

Как нищий, в чужом шалаше.

И собственный смысл воскресения

По собственной знаю душе.

Чего еще жаждать? Да нечего!

Пока превращает судьба

Бездушье раба человечьего

В бесстрашие Божья раба…

Сильный и смелый талант этого пожилого поэта вызывает в памяти имена Чичибабина, Слуцкого и Коржавина. Во всяком случае, какая-то энергетическая преемственность тут есть. И — “детского” поэта Берестова, который написал однажды: “<...> и мудрый, родной и любимый / входил в наши песни и сны… / И пели мы, как херувимы, / на празднестве у сатаны <...>”.

Очень хорошее здесь стихотворение “Она жила с немецким офицером…”.

Писатель — читателю. Интервью с Дмитрием Горчевым. — “Гипертекст”, Уфа, 2005, № 2.

О знаменитом Горчеве см. у Дмитрия Быкова — “Новый мир”, 2003, № 5.

“ — Ваш сетевой дневник livejournal.com/users/dimkin является одним из самых читаемых в Рунете, да и вообще входит в десятку самых популярных ЖЖ, уступая только аналогичной страничке модного сейчас Лукьяненко. Кроме того, вы довольно активный пользователь ЖЖ, часто добавляете новые записи. Что лично вам дает это изобретение Фицпатрика?

— Удобный формат, именно для меня удобный, потому что я не умею писать длинно. Возможность поделиться раздражением или изумлением по тем поводам, про которые завтра уже забудут. Возможность просто написать х…ню. Последней возможности не предоставляет ни одно печатное издание” (ошибаетесь, любезный, еще как предоставляет, и не одно. Только это называется иначе: “стихи”, “проза”, “эссе” и пр. и др. — П. К. ).

<…>

— В „Плане спасения” и некоторых высказываниях вы предлагаете довольно радикальные идеи переустройства мира. Вы не боитесь оказаться ответственным, если однажды найдется некто, кто начнет воплощать это в жизнь?

— Я вовсе не являюсь автором всех этих идей — они неоднократно уже воплощались в жизнь самыми разнообразными людьми, только им не хватало для их воплощения наличия Идеального Мира. Ближе всех к осуществлению этого плана был товарищ Сталин, но если уж у него ничего не получилось, то, видимо, уже ни у кого не получится, так что можно особенно и не переживать”.

И вместе с тем “Гипертекст” — журнал архиполезный. Половина текстов — толковые советы, как писать статьи, выступления для ТВ, оформлять “материалы”, пользоваться Интернетом, авторскими правами. Тут есть рецензии на фильмы и обсуждения книг, и ничего, что на стр. 5 текст об “Уфимском хэппенинге” неожиданно обрывается на знаке переноса (“а почему бы не сопровождать чем-то подобным выход каж-…”) — в конце листа, ничего.

Огорчила меня задняя сторона обложки с четырьмя наложенными друг на друга снимками полуразрушенных домов (внутри и снаружи) и надписью: “Уфа. Трущобы”. Под названием — лаконично: “Идея: Василий Лебедев [с имейлом родителя идеи]. Фото: Дмитрий Мухаметкулов”. Надо бы так: “Гениальная идея…” — и далее по тексту.

Александр Стесин. Стихи. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 5.

Критики правы: сложилась-таки генерация молодых людей, приехавших на запад детьми и ставших там стихотворцами, причем именно в неожиданно-традиционном, не футуристическом, но лирическом ключе. В дети ра их, пожалуй, не возьмут, да они и сами, думаю, не пойдут. Недавно мы говорили об этом со старшим поэтом — Андреем Грицманом, автором успешного журнала “Интерпоэзия”.

Стихотворение, открывающее подборку — “Дед прошел до Берлина войну…”, — яркий тому пример. Стесину — 27 лет, и он заслуживает внимания.

................................................

Знать, не время встречать, дежа-вю начинать,

а пора, до развилки дожив,

как бутылку письмом, будний день начинять

длинным перечнем станций чужих.

( “Просыпается страх, и глаза велики…” )

Удмуртия на карте генеральной. — “Дети Ра”, 2005, № 2 (6).

Тематический блок , заявленный редактором Евгением Степановым.

…В разделе поэзии Алексей Сомов (род. в 1976) обещает освобожденно припасть к изъеденным экземой рукам какой-то девочки, которая “умрет при тяжких родах” (“Стрижи хвостами режут синеву…”), однако полновесную наготу любимой — “льном и творогом (? — П. К. )” — несет в ладонях (“Старость”). Он же в разделе прозы — “немолодой человек в поисках маленького счастья, в костюме ценой в полторы зарплаты, с привычной ложью на губах и грустью на дне зрачков” — думает о том, что “у каждого из нас на самом деле две души, и одна чуть короче другой, и вот мы припадаем на эту короткую душу при ходьбе”. Незадолго до этих размышлений “пена с губ” местного дурачка летит и летит ему в лицо (рассказ “Саша умный”)…

Автор книги “На то и уши, чтобы улыбаться”, поэт и прозаик Сергей Герман (род. в 1965), в ироничных заметках пишет о том, как один день и девять месяцев он провел в Москве, рассказывает о друзьях писателях, каламбурит, шутит, подбирает эпиграфы и складывает афоризмы. “Давайте жить так, чтобы каждый из вас, дорогие читатели, каким бы именем он ни назывался, мог сказать: „Да, вот это четверостишие — про меня: „Скажи-ка, Сергуха, / Дела твои как? / — Приятности, пруха, / Сплошной удобняк!?””

После удмуртской темы идет обычное, будничное, футур-ристическое. Дмитрий Ру из Питера просыпается в более или менее продолговатых стихах: “<…> Я люблю и верю в светлое, / Я такой же, как и ты, / Из одной и той же слеплены / Высоты” (“Утро”), а москвич Николай Грицанчук, напротив, истово “молится” моностихами: “Господи спаси себя” (“Молитва”).

Похоже, Евгению Реутову не приходилось читать изысканной подробно-нарциссической прозы Дмитрия Савицкого (то-то бы он удивился!), а о романе-пьесе К. Кедрова , “номинанта на Нобелевскую премию”, я скажу лишь, что она называется “Голоса”. Непрошено советую превратить это дело в долговременный проект, ежемесячно собирать с читателей по персонажу с репликами. И — любовно — в общий котел.

Кстати, в младшем брате “Детей”, выходящем уже пять лет журнальчике “Футурум Арт”, помещен листовертень Дмитрия Авалиани (1938 — 2003) “Кедров/Любовь”… Но это надо видеть.

Иногда мне кажется, что нас кто-то разыгрывает.

Иногда, что я погружаюсь в этимологию слова “отстой”.

Только что-то наивно-не/чистое в этом тумане клубится.

Скажите, Степанов, откуда вы деньги берете?!

О. Л. Шахназаров. Роль христианства в политической жизни Западной Европы и России. — “Вопросы истории”, 2005, № 6.

Исследование директора Компании социальных технологий и экспертизы (СОТЭКО) начинается с фразы: “Святая Русь и Советская Россия — мечта и ее воплощение”. Далее идет довольно поразительный “супертеократический” дайджест, посвященный 250 годам “явного и тайного, кровавого и бескровного, идеологического, экономического и политического противоборства двух идеологических течений в русском православии”. Здесь же внакладку анализируется тайный и явный параллелизм старообрядчества и протестантизма. Разнесенность времен не мешает, а лишь прилежно работает на теорию общего пути . Тут, к слову, и Последние времена присутствуют, и рифмовка Ленин — Христос, и Третий рейх (Третье царство), и Романовы, и староверы из Политбюро ЦК КПСС Суслов с Ильичевым, и Кальвин с Бубером. И. конечно, свидетели Иеговы. Временами рот разинешь, как убедительно. Вывод: “переустройщики” всегда жили по Библии, пусть и не веря — ни во что, кроме конечной цели.

А программа “500 дней”?!

…Итак, Дима Быков просто обязан написать новый роман. История рассудит, когда за нами/ними придут.

Составитель Павел Крючков.

.

АЛИБИ: “Редакция, главный редактор, журналист не несут ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан и организаций, либо ущемляющих права и законные интересы граждан, либо представляющих собой злоупотребление свободой массовой информации и (или) правами журналиста: <…> если они являются дословным воспроизведением сообщений и материалов или их фрагментов, распространенных другим средством массовой информации, которое может быть установлено и привлечено к ответственности за данное нарушение законодательства Российской Федерации о средствах массовой информации” (статья 57 “Закона РФ о СМИ”).

.

ДАТЫ: 20 августа (1 сентября) исполняется 150 лет со дня рождения Иннокентия Анненского; 23 сентября (5 октября) исполняется 130 лет со дня рождения Михаила Алексеевича Кузмина (1875 — 1936).

 

ИЗ ЛЕТОПИСИ “НОВОГО МИРА”

Сентябрь

20 лет назад — в № 9 за 1985 год напечатан рассказ Виктора Астафьева “Жизнь прожить”.

30 лет назад — в № 9 за 1975 год напечатана повесть Чингиза Айтматова “Ранние журавли”.

40 лет назад — в № 9 за 1965 год напечатаны повесть Дж. Д. Сэлинджера “Выше стропила, плотники!” и его рассказ “Хорошо ловится рыбка-бананка...” в переводе Р. Райт-Ковалевой.

50 лет назад в № 9 за 1955 год напечатана повесть В. Пановой “Сережа”.

60 лет назад — в № 9 за 1940 год напечатана поэма Михаила Пришвина “Фацелия”.

70 лет назад — в № 9, 10, 11, 12 за 1935 год напечатан роман Леонида Леонова “Дорога на Океан”.