Дракон Его Величества

Новик Наоми

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

 

Глава первая

Палуба французского корабля стала скользкой от крови. Волнение было сильным, и каждый удар мог свалить с ног как противника, так и того, кто этот удар наносил. В пылу боя Лоуренсу некогда было удивляться силе вражеского сопротивления, но страдание на лице французского капитана он видел даже сквозь мелькающие клинки и пороховой дым.

Это выражение не исчезло и тогда, когда француз скрепя сердце вручил ему свою шпагу. Лоуренс, убедившись, что неприятельский флаг спущен, принял шпагу с поклоном; сам он по-французски не говорил, и для официальной капитуляции требовалось присутствие третьего лейтенанта, который пока был занят на пушечной палубе. Все французы, оставшиеся в живых, побросали оружие. Их было меньше, чем Лоуренс мог ожидать от команды тридцатишестипушечного фрегата, и все они имели больной, изнуренный вид.

Палубу покрывали тела мертвых и умирающих. Лоуренс, покачав головой, бросил неприязненный взгляд на французского капитана. С какой стати было ему вступать в бой? Помимо того что «Надежный» в любом случае превосходил «Амитье» по числу людей и орудий, французская команда явно пострадала от какого-то бедствия, голода или повальной болезни. И снасти у них перепутаны после утреннего шторма — бой тут ни при чем. Французы сумели дать один-единственный бортовой залп, прежде чем «Надежный» взял их на абордаж. Видно, что капитан удручен поражением, но он ведь не мальчик, чтобы идти на поводу у настроений. Подумал бы о своих людях, прежде чем бросать их в эту безнадежную схватку.

— Мистер Райли, — окликнул Лоуренс второго помощника, — распорядитесь перенести раненых вниз. — Французскую шпагу он пристегнул к поясу. При других обстоятельствах он вернул бы ее побежденному, но этот человек, по его мнению, не заслуживал такой чести. — И пошлите за мистером Уэллсом.

— Есть, сэр, — ответил Райли.

Лоуренс подошел к борту взглянуть, сильно ли поврежден корпус. Особого ущерба захваченный корабль не претерпел: английский капитан заранее наказал своим канонирам ниже ватерлинии не стрелять и теперь с удовлетворением отметил, что доставить трофей в порт не составит труда.

Пряди, выбившиеся из короткого хвоста на затылке, упали ему на глаза. Лоуренс выпрямился и нетерпеливо смахнул их, запачкав кровью лоб и выгоревшие на солнце волосы. Из-за этого он — широкоплечий, с суровым лицом — утратил обычную мягкую задумчивость и стал казаться крайне свирепым.

Вызванный им Уэллс поднялся наверх.

— Виноват, сэр, — обратился он к капитану, — но лейтенант Гиббс обнаружил в трюме нечто странное.

— Вот как? Пойду взгляну. Скажите этому джентльмену, — Лоуренс показал на французского капитана, — что он должен дать мне честное слово за себя и своих людей, иначе они все будут взяты под стражу.

Француз помолчал, оглядывая свою команду с самым несчастным видом. Им было бы гораздо лучше остаться на нижней палубе, и отбить судно у англичан не представлялось возможным, однако он все еще колебался.

— Je me rends, — промолвил он наконец, совершенно убитый.

— Он может вернуться в свою каюту, — с коротким кивком сказал Лоуренс и направился к трапу. — Вы идете, Том? Хорошо.

Первый лейтенант ждал их внизу. Круглое потное лицо Гиббса так и сияло. Трофей в порт поведет он, а поскольку это фрегат, его почти наверняка произведут в капитаны. Лоуренс разделял его ликование в весьма умеренной степени: Гиббса ему навязало Адмиралтейство, и хотя тот неплохо справлялся со своими обязанностями, капитан предпочел бы видеть на месте первого лейтенанта Райли. Будь так, повышение сейчас получил бы друг Лоуренса. Капитан не держал на Гиббса зла, но радовался бы куда больше, окажись счастливцем Райли, а не другой.

— Ну, что тут у вас такое? — Находившиеся в трюме люди, вместо того чтобы заниматься описью груза, столпились у непонятно зачем поставленной кормовой переборки.

— Прошу сюда. Эй, ребята, посторонись! — Переборку, в которой была прорезана дверь, построили совсем недавно — на это указывали доски, значительно свежее остальной древесины в трюме.

Пригнувшись под низкой притолокой, капитан оказался в отделении с железными крепями на стенах, придававшими кораблю ненужную тяжесть. Пол застлан старой парусиной, в углу печка, ныне бездействующая. Единственным грузом, хранившимся здесь, был большой ящик, высотой по пояс человеку и такой же ширины, приделанный к полу и стенкам толстыми тросами, продетыми в железные кольца.

После недолгой борьбы Лоуренс уступил любопытству.

— Посмотрим-ка, что там внутри, мистер Гиббс. — Он отошел в сторону. Крышку, приколоченную гвоздями, мигом отодрали, верхний слой упаковки сняли и сгрудились вокруг ящика, вытягивая шеи.

Среди общего молчания Лоуренс увидел торчащую из соломы блестящую верхушку яйца.

— Пошлите за мистером Поллитом, — проговорил он, не веря своим глазам. — Мистер Райли, убедитесь, пожалуйста, в прочности этих распорок.

Райли, с трудом оторвавшись от невиданного зрелища, выпалил «да, сэр» и стал проверять крепления.

Лоуренс вряд ли мог сомневаться в том, чье это яйцо, хотя сам видел такое впервые. Оправившись от первого потрясения, он потрогал гладкую твердую скорлупу и тут же отдернул руку, боясь что-нибудь повредить.

Мистер Поллит неуклюже слез в трюм, держась обеими руками за края трапа и оставляя на них кровавые отпечатки. Корабельным врачом он стал в солидном тридцатилетнем возрасте, отчего-то разочаровавшись в сухопутной карьере, и был совсем не моряк. Команда, однако, любила добродушного доктора, хотя оперировал он не всегда твердой рукой.

— Да, сэр? — И тут Поллит увидел яйцо. — Боже правый!

— Драконье, не так ли? — спросил Лоуренс, стараясь не слишком выказывать свое торжество.

— Безусловно, капитан. Это по одной только величине видно. — Врач вытер руки о фартук и снял сверху еще немного соломы. — Смотрите, оно совсем твердое. Не знаю, что они себе думали, находясь так далеко от земли.

Эти слова не внушали особой бодрости.

— Твердое? — резко повторил Лоуренс. — Что это значит?

— Да то, что детеныш вот-вот вылупится. Для пущей уверенности мне надо заглянуть в книги, но в «Бестиарии» Бадка, насколько я помню, сказано: когда скорлупа затвердеет полностью, выхода следует ждать примерно через неделю. Великолепный экземпляр! Пойду принесу свою мерную ленту.

Он поспешил прочь, а Лоуренс, став вплотную к Гиббсу и Райли, проговорил тихо, чтобы никто другой не услышал:

— До Мадейры нам даже с попутным ветром идти три недели, так?

— В лучшем случае, сэр, — кивнул Гиббс.

— Ума не приложу, как их занесло сюда с таким грузом, — сказал Райли. — Что вы намерены предпринять, сэр?

Первоначальная радость Лоуренса постепенно переходила в испуг. Он тупо смотрел на яйцо, которое даже при тусклом свете фонаря излучало теплое мраморное сияние.

— Будь я проклят, Том, если знаю. Для начала, пожалуй, верну шпагу французскому капитану: теперь я понимаю, за что он так дрался.

Впрочем, Лоуренс, конечно же, знал, что делать. Сложившаяся ситуация позволяла принять только одно, хотя и малоприятное решение. Он наблюдал за переносом ящика на «Надежный» — единственный мрачный человек среди общего веселья, не считая французских офицеров. Он позволил им свободно передвигаться по шканцам, и французы следили за процедурой оттуда. Все англичане, не занятые делом, многозначительно ухмылялись и подталкивали друг друга, давая бесчисленные советы потным носильщикам.

Яйцо благополучно переместили на палубу английского корабля, и Лоуренс простился с Гиббсом.

— Пленных я оставляю с вами, чтобы не натворили глупостей, пытаясь отбить яйцо. Старайтесь по возможности не отставать от нас. Если все-таки придется расстаться, встретимся на Мадейре. От всего сердца поздравляю вас, капитан. — Лоуренс потряс руку первому лейтенанту.

— Благодарю вас, сэр. Я стольким обязан… — Но красноречие, которое никогда не было сильной стороной Гиббса, изменило ему окончательно — он только и мог, что улыбаться Лоуренсу и всему остальному миру, столь щедро его одарившему.

Корабли стояли рядом, и Лоуренсу не пришлось брать шлюпку — он просто перескочил с борта на борт, воспользовавшись накатившей волной. Райли и другие офицеры уже проделали этот маневр. Дав приказ ставить паруса, Лоуренс тут же сошел вниз, чтобы в одиночку сразиться с трудной задачей.

За ночь он так ничего больше и не придумал, и утром, смирившись с неизбежностью, собрал в своей каюте всех лейтенантов и мичманов. Они явились, отмытые дочиста и взволнованные: такого собрания на корабле еще не случалось, и каюта всех едва-едва вмещала. Те, кто знал за собой ту или иную провинность, смотрели с беспокойством, прочие — с любопытством. Один только Райли, подозревавший, как намерен поступить капитан, был встревожен по-настоящему.

Лоуренс откашлялся. Он велел убрать письменный стол со стулом, чтобы очистить место, но оставил на полке под бортовыми окнами чернильницу, перо и бумагу.

— Джентльмены, — начал он, стоя, — вы все уже слышали о найденном на трофейном корабле драконьем яйце. Мистер Поллит подтвердил, что оно драконье.

За этим последовали новые тычки и улыбки, а маленький мичман Баттерси произнес своим звонким дискантом:

— Поздравляю, сэр! — Остальные поддержали его веселыми возгласами.

Лоуренс нахмурился. Он хорошо понимал их и чувствовал бы то же самое, будь обстоятельства хоть немного иными. Такое яйцо стоило в тысячу раз больше, чем на вес золота; если его благополучно доставят на берег, свою долю получит каждый, а самый большой пай достанется капитану.

Судовой журнал «Амитье» французы выбросили за борт, но матросы вели себя менее сдержанно, чем офицеры. Их жалобы помогли Уэллсу понять, отчего фрегат так задержался в пути. Команда страдала от лихорадки, корабль больше чем полмесяца болтался в штилевой полосе, течь в трюме с пресной водой заставила ввести водяной паек. Наконец налетел шторм, с которым пришлось встретиться и «Надежному». Словом, «Амитье» сильно не повезло, и Лоуренс не сомневался, что его собственные суеверные матросы сочтут причиной всех бед яйцо, перенесенное теперь на борт «Надежного».

Поэтому следует приложить все старания, чтобы скрыть от них печальную историю французского корабля.

— К несчастью, — продолжил он, когда тишина снова восстановилась, — французов в этом рейсе постигла крупная неудача. «Амитье» должна была прийти в порт еще месяц назад, если не раньше, и задержка оказалась фатальной. — Видя вокруг недоуменные взгляды и растущее беспокойство, Лоуренс завершил: — Короче говоря, джентльмены, детеныш вылупится из яйца в ближайшее время.

Возобновившийся ропот говорил о разочаровании. Слышались даже тихие стоны. В другое время Лоуренс пожурил бы виновных, но теперь решил — пусть их. Скоро они еще и не так застонут. Это им пока еще невдомек — пока они просто прикидывают в уме стоимость яйца против куда более низкой стоимости дикого новорожденного дракона.

— Возможно, не все из вас сознают, — сказал он, усмирив ропщущих взглядом, — в каком плачевном положении находятся воздушные силы Англии. По части выучки мы, разумеется, превосходим все нации мира, но численность у Франции вдвое больше, и нельзя отрицать, что породы у них намного разнообразнее. Хорошо оснащенный дракон равен примерно сотне орудий, будь то даже обычный желтый жнец или трехтонный винчестер, а наш, как полагает мистер Поллит по величине и цвету яйца, относится к одной из редких крупных пород.

— Ой! — пискнул в ужасе мичман Карвер, поняв, к чему ведет капитан. Все взгляды устремились на него, и он, побагровев, прикусил язык.

Лоуренс пропустил эту реплику мимо ушей. Райли и сам догадается оставить мичмана на неделю без грога. Карвер принес даже некоторую пользу, подготовив других.

— Мы должны хотя бы попытаться приручить этого зверя, — продолжал капитан. — Я верю, джентльмены, что вы все как один готовы исполнить свой долг перед Англией. Нас, конечно, не готовили для службы в воздушных силах, но флотская служба тоже не сахар, и тяжкий ратный труд для вас не пустой звук.

— Сэр, — подал голос лейтенант Фэншо — юноша знатного рода, сын графа, — вы хотите сказать, что мы все…

Он сделал ударение на слове «все», и эта эгоистическая нота вызвала гневную краску на лице Лоуренса.

— Да, мистер Фэншо, все, если только среди нас не окажется труса. В таком случае упомянутый джентльмен будет держать ответ перед трибуналом, когда мы придем на Мадейру. — Он сердито обвел глазами каюту. Протестовать или хотя бы ответить ему прямым взглядом больше никто не решился.

Лоуренс понимал их чувства и сам эти чувства разделял, что бесило его еще больше. Ни один человек, которого к этому не готовили, не испытает восторга от внезапной перспективы стать авиатором. Лоуренс, вынужденный просить об этом своих офицеров, внутренне так и кипел. Это вам не мореплавание, где можно вернуть свой корабль флоту и сойти на берег (часто, кстати, вопреки собственному желанию).

Дракона даже в мирное время в сухой док не поставишь и на волю не выпустишь; чтобы помешать взрослому зверю весом девяти-десяти тонн делать что ему вздумается, авиатор и его помощники должны все время быть начеку. Силой тут ничего не добьешься: некоторые драконы, даже новорожденные, вовсе не подчиняются руководству, а после первой кормежки ни один не позволит собой помыкать. Дикого дракона можно удержать на специально отведенном участке, обеспечивая его удобным помещением, пищей и самками, но управлять им нельзя, и с человеком он разговаривать не желает.

Поэтому, если только что вылупившийся детеныш позволит надеть на себя сбрую, долг свяжет вас с ним вечными узами. Семья и дружеское общение авиатору заказаны. Он изгой, стоящий за гранью закона: нельзя наказать авиатора, не потеряв при этом его дракона. В дни мира авиаторы ведут буйную, разгульную жизнь в небольших анклавах, в самых Дальних и негостеприимных уголках Британии, где драконы могут пользоваться хотя бы некоторой свободой. Воздушных рыцарей почитают за их мужество и преданность долгу, но всякому джентльмену, воспитанному в порядочном обществе, претит мысль о вхождении в их ряды.

Между тем все авиаторы — сыновья джентльменов. Они поступают на обучение с семи лет и всякие попытки приручения драконов за пределами Воздушного Корпуса считают тяжким для себя оскорблением. Если уж идти на такой риск, то всем. Карвера, если бы Фэншо не сунулся со своим вопросом, Лоуренс охотно бы исключил: у мальчика боязнь высоты, а значит, и авиатор из него никудышный. Но теперь делать нечего — капитан не может оказывать предпочтения кому бы то ни было.

Лоуренс, все еще охваченный гневом, перевел дух и заговорил снова:

— Никто здесь этому не обучен, и единственный честный способ выбрать опекуна — это жребий. Семейные, само собой разумеется, не участвуют. Вас, мистер Поллит, — сказал капитан врачу, имевшему жену и четырех детей в Дербишире, — я попрошу вынуть жребий для кого-то из нас. Остальные джентльмены пусть бросят записки со своими именами вот в этот мешочек. — Лоуренс взял перо и бумагу, оставленные на полке, и подал пример своим офицерам.

Следующим подошел Райли, за ним потянулись все прочие. Фэншо, краснея под холодным взглядом капитана, нацарапал свое имя дрожащей рукой. Карвер побледнел, но держался храбро. Баттерси оторвал от листа самый большой клочок и шепнул потихоньку Карверу:

— Недурственно было бы полетать на драконе!

Юность безрассудна, покачал головой Лоуренс, но лучше бы жребий действительно выпал кому-то из молодых. Им легче приспособиться к новой жизни. Любым из этих мальчиков, конечно, трудно будет пожертвовать, а их семьи придут в неистовство. Но ведь то же самое относится к каждому из присутствующих, считая и капитана.

Он очень старался не смотреть на последствия с эгоистической точки зрения, но теперь, на грани рокового момента, не мог отделаться от собственных личных страхов. Ничтожный клочок бумаги может стоить ему карьеры, изменить всю его жизнь, опозорить его в отцовских глазах. Нужно подумать и об Эдит Гелмен… но если исключить всех офицеров, имеющих даму сердца, не останется никого. Будь у него даже самая уважительная причина уклониться, он промолчал бы о ней. Невозможно требовать от подчиненных того, в чем не участвуешь сам.

Он вручил мешок Поллиту и принял небрежную позу, заложив руки за спину. Врач дважды тряхнул мешок, сунул туда руку не глядя и вынул сложенную записку. Лоуренс, к стыду своему, испытал глубокое облегчение: он свою бумажку свернул по-другому.

— Джонатан Карвер, — миг спустя прочитал Поллит. Фэншо шумно вздохнул, Баттерси огорчился, Лоуренс еще раз мысленно проклял Фэншо. Юный мичман много обещал на море, но к воздушной службе скорее всего окажется непригоден.

— Ну что ж, дело сделано, — сказал капитан. — Мистер Карвер, вы освобождаетесь от служебных обязанностей до появления дракона на свет. Проконсультируйтесь с мистером Поллитом относительно будущей процедуры.

— Да, сэр, — едва слышно ответил юноша.

— Вы свободны, джентльмены. Мистер Фэншо, на два слова. Вас, мистер Райли, прошу заступить на вахту.

Райли, коснувшись полей шляпы, вышел, остальные за ним. Фэншо стоял бледный и напряженный, кадык у него дергался вверх и вниз. Лоуренс заставил его попотеть, пока стюард не вернул в каюту вынесенную мебель, а после занял свое должностное место перед кормовыми окнами, грозно глядя на лейтенанта.

— Теперь объясните, что вы, собственно, хотели сказать, мистер Шэншо.

— Ничего такого, сэр, — но об авиаторах говорят, что они… — Взгляд капитана, все более воинственный, заставил лейтенанта замолчать.

— Мне наплевать, что о них говорят, мистер Фэншо. Наши авиаторы — воздушный щит Англии, так же как флот — морской. Критиковать их имеет право лишь тот, кому хотя бы наполовину доступно самое скромное из их достижений. Будете стоять вахты за мистера Карвера и исполнять его обязанности наряду со своими, и уведомьте квартирмейстера, что я лишаю вас грога впредь до дальнейшего распоряжения. Можете идти.

Когда Шэншо вышел, капитан еще долго мерил шагами каюту. Он не жалел о проявленной суровости: мальчишка не должен был выскакивать и тем более намекать, что знатное происхождение дает ему право на какие-то льготы. Но лицо принесенного в жертву Карвера продолжало стоять перед ним, и совесть корила его за чувство облегчения, не прошедшее до сих пор. Он обрек мальчика на участь, которой не желал для себя.

Он утешал себя тем, что дракон скорее всего отнесется к неопытному Карверу с презрением и откажется надеть сбрую. В этом случае капитана упрекнуть будет не в чем, и он сдаст свой трофей государству с легкой душой. Дракон даже в качестве производителя принесет большую пользу Англии — одну только реквизицию его у французов можно считать победой. Лоуренса вполне устроил бы такой вариант, хотя долг обязывал его сделать все, чтобы добиться иного.

* * *

Следующая неделя прошла неспокойно. Нельзя было не замечать тревоги, снедающей Карвера — особенно к концу срока, когда сбруя в руках оружейника стала приобретать узнаваемые черты. Уныние его друзей и канониров его команды тоже бросалось в глаза: Карвер пользовался на корабле популярностью, и его нелюбовь к высоте ни для кого не была секретом.

Одного мистера Поллита не покидало хорошее настроение. Его мало заботило состояние умов на борту, зато крайне интересовала драконья упряжь. Он то и дело осматривал яйцо, даже спал и ел у ящика, поставленного на батарее. Ночевавшие в том же помещении офицеры были недовольны его соседством, поскольку там и так было тесно, а лекарь сильно храпел. Он же, не имея об этом понятия, продолжал бдить и однажды утром весело — вопреки общей подавленности — объявил, что на скорлупе показались первые трещины.

Лоуренс тут же распорядился достать яйцо из ящика и поднять на палубу. На пару скрепленных вместе рундуков положили подушку из набитой соломой парусины, а сверху водрузили яйцо. Мистер Рэбсон, оружейник, принес сбрую, сшитую из кожаных ремней с многочисленными пряжками: он слабо разбирался в драконьих пропорциях, и точности от него требовать не приходилось. Оружейник стал в стороне, а Карвер — прямо перед яйцом. Лоуренс приказал матросам не толпиться вокруг, и они наблюдали за происходящим с вант или с крыши кормовой рубки.

Тепло и свет ясного дня, вероятно, оказали свое действие на детеныша, и по скорлупе сразу же побежали новые трещины. Наверху ерзали и перешептывались. Лоуренс решил не замечать этого и не стал пресекать сдавленных ахов, когда из разлома высунулось когтистое крылышко.

Вслед за этим скорлупа развалилась надвое, точно ее обитатель вышел из терпения. Маленький дракон энергично отряхивался на подушке среди осколков. Еще не обсохший от слизи, он блестел на солнце, черный от носа до хвоста. У команды вырвался дружный вздох, когда он раскрыл словно веер свои крылья с шестью перепонками; по их нижнему краю тянулась кайма из серых и темно-синих овалов.

Это и на Лоуренса произвело впечатление. Он никогда еще не видел, как дракон рождается из яйца, хотя присутствовал при нескольких воздушных атаках с участием взрослых особей. В породах он тоже не разбирался, но детеныш явно относился к одной из редких. Черного дракона капитан не встречал ни на своей, ни на чужой стороне, а этот, кроме того, был необычайно велик, так что действовать следовало еще быстрее.

— Мистер Карвер, прошу вас, — сказал капитан. Карвер, очень бледный, шагнул вперед и протянул к дракону заметно дрожащую руку.

— Хороший дракоша. — Это прозвучало у него с вопросительной интонацией. — Славный.

Дракончик, не обращая на него никакого внимания, обирал с себя прилипшие куски скорлупы. Величиной он не превышал большую собаку, но когти, по пяти на каждой лапе, были длиной в целый дюйм. Карвер, нервно поглядывая на них, безмолвно замер на месте. Дракон продолжал его игнорировать. Мичман с мольбой во взгляде оглянулся на Лоуренса и мистера Поллита.

— Может, еще раз к нему обратиться? — неуверенно произнес доктор.

— Повторите, мистер Карвер, — сказал капитан.

Мичман повернулся назад, но тут дракон соскочил с подушки на палубу. Карвер устремился за ним, не успев опустить вытянутую руку, с почти комическим удивлением на лице. Другие офицеры, в волнении подошедшие совсем близко, мигом отступили назад.

— По местам стоять, — скомандовал Лоуренс. — Перекройте трюм, мистер Райли. — Тот, кивнув, встал перед люком, чтобы не дать дракону ускользнуть вниз.

Дракончик, однако, решил исследовать палубу и двинулся по ней, трогая раздвоенным язычком все, что ему попадалось, и разглядывая предметы умными, любознательными глазами. Все попытки Карвера заговорить с ним он по-прежнему оставлял без внимания и прочими офицерами тоже не интересовался. Он, правда, вставал иногда перед кем-нибудь на задние лапы и заглядывал в лицо, но то же самое он проделывал со шкивами, а висячие песочные часы даже пощупал.

У Лоуренса упало сердце. Никто не мог его упрекнуть за то, что дракон не послушался неопытного укротителя, но оставлять редкого, взятого в скорлупе зверя неприрученным было обидно. Они руководствовались обрывками знаний, выдержками из книг Поллита, неточными воспоминаниями самого доктора о детеныше, которого тот имел случай наблюдать. Лоуренс боялся, что они упустили нечто первостепенно важное. Не странно ли, что дракон наделен умением говорить с самого момента рождения? В книгах ни словом не упоминалось о приемах, которыми его можно вызвать на разговор, но если ничего не получится, виноват будет Лоуренс, капитан.

Офицеры и матросы, чувствуя, что момент уходит, начали тихо переговариваться. Вскоре придется отказаться от приручения и подумать, как запереть зверя, чтобы тот не улетел сразу после кормежки. Дракон, продолжая свой обход, присел и вопросительно посмотрел на Лоуренса. Капитан ответил ему откровенно горестным и растерянным взглядом.

Дракон поморгал синими, с узкими прорезями зрачков глазами и спросил:

— Ты почему такой хмурый?

На палубе воцарилась глубокая тишина. Карвер, получивший отсрочку, замер с открытым ртом, испуганно глядя на капитана — но миг спустя собрал все свое мужество, чтобы еще раз воззвать к дракону.

Лоуренс, посмотрев на обоих, глубоко вздохнул и сказал:

— Прости, я не хотел показаться таким. Меня зовут Уилл Лоуренс, а тебя?

Никакая дисциплина не могла бы сдержать прокатившегося по палубе изумленного ропота. Дракончик, однако, этого не заметил: он задумался над капитанским вопросом и с недовольным видом ответил:

— Меня никак не зовут.

Лоуренс, внимательно проштудировавший книги Поллита, тут же задал следующий по протоколу вопрос:

— Могу я дать тебе имя?

Дракон — он, видимо, был самец, поскольку говорил мужским голосом — подумал еще немного, зачем-то почесал себе спину и сказал:

— Будь так любезен.

Лоуренс оказался в тупике. Он ничего не обдумывал заранее — лишь собирался сделать все от него зависящее, чтобы приручение состоялось. Какие имена обычно дают драконам? По прошествии жуткого панического мгновения он вспомнил благородный дредноут, при спуске которого однажды присутствовал, и выпалил:

— Отчаянный. — Тот корабль тоже двигался красиво и плавно.

Лоуренс мысленно выругал себя за то, что так плохо подготовился. Теперь сетовать поздно: слово сказано. По крайней мере это почетное имя. Кому, как не офицеру морского флота, пристало назвать так… Тут Лоуренс остановился в своих размышлениях и с растущим ужасом уставился на дракона. Он больше не морской офицер. Он перестанет им быть, как только дракон примет сбрую из его рук.

— Отчаянный? — повторил дракон, явно не догадываясь о чувствах человека, давшего ему имя. — Да. Мое имя — Отчаянный. — Он кивнул (из-за длинной шеи это получилось у него очень забавно) и заявил: — Я хочу есть.

Новорожденный дракон улетает сразу после кормления; лишь добровольно надетая упряжь делает его в какой-то степени управляемым и пригодным для боя. Рэбсон, ошарашенный, прирос к месту — пришлось его подзывать. Вспотевшими руками оружейник подал капитану скользящую в пальцах упряжь. Лоуренс, держа ее крепко и не забыв назвать дракона по имени, произнес:

— Ты позволишь, Отчаянный, надень это на тебя? Тогда мы сможем привязать тебя здесь, на палубе, и дадим тебе поесть.

Отчаянный осмотрел сбрую, потрогал ее языком и сказал:

— Хорошо.

Лоуренс заставил себя не думать ни о чем, кроме предстоящей задачи. Он опустился на колени и стал опутывать ремнями гладкое теплое тело, стараясь не задеть крыльев.

Самая широкая шлея охватывала дракона посередине, сразу за передними лапами, и застегивалась под брюхом. Два пришитых к ней толстых ремня шли вдоль боков, скрещивались на могучей груди, а затем протягивались обратно позади задних лап, под хвостом. Другие лямки, поменьше, обвивали лапы, шею и хвост, удерживая сбрую на месте. Самые узкие и тонкие пересекали спину.

Столь сложная конструкция требовала внимания, и Лоуренс только радовался, что может уйти в это занятие полностью. Работая, он примечал поразительную мягкость чешуек — как бы железные пряжки их не натерли.

— Мистер Рэбсон, будьте добры, принесите еще парусины — обмотать пряжки, — сказал он через плечо.

Вскоре он завершил процедуру. Ремни с белыми вкраплениями безобразили черную шкуру и сидели не очень-то ловко, но дракон не жаловался. Он остался спокойным, даже когда сбрую пристегнули цепью к пиллерсу, и жадно вытянул шею, когда наверх вынесли лохань с дымящимся красным мясом только что забитой козы.

Ел он неаккуратно: отрывал и заглатывал целиком большие куски, брызгал на палубу кровью и мясными ошметками. Внутренности, похоже, ему особенно нравились. Лоуренса, стоящего в стороне и с легкой тошнотой наблюдающего за этим, отвлек неуверенный вопрос Райли:

— Я могу отпустить офицеров, сэр?

Лоуренс посмотрел на своего лейтенанта, на испуганных, вытаращивших глаза мичманов. Ни один из них не шевельнулся и не вымолвил ни слова с тех пор, как дракон вылупился — что, как внезапно осознал Лоуренс, произошло меньше получаса назад: песок еще не до конца вытек из верхней колбы часов. В это трудно было поверить; еще труднее укладывалось в голове, что дракон уже одет в сбрую, но с фактами, несмотря на трудности, приходилось считаться. Лоуренсу, видимо, следует остаться на своем посту до прихода в порт: прецедентов для таких ситуаций пока не существовало. Но если он поступит таким образом, на Мадейре вместо него сразу назначат нового капитана, а Райли так и останется в лейтенантах. Лоуренс впоследствии ничем уже не сумеет ему помочь.

— Ситуация сложилась, безусловно, неловкая, мистер Райли. — Лоуренс принял решение не губить карьеру друга посредством трусливого умолчания. — Но думаю, я должен сразу передать корабль в ваши руки — ради его же блага. Отныне я много времени буду посвящать Отчаянному и успевать повсюду попросту не смогу.

— Сэр! — с несчастным видом воскликнул Райли, однако возражать не стал: та же мысль, как видно, пришла в голову и ему. Его сожаление, впрочем, казалось вполне искренним: он долго плавал под началом у Лоуренса, став за это время лейтенантом из простого мичмана, и отношения командира и подчиненного не мешали их дружбе.

— Не будем роптать на судьбу, Том, — сказал Лоуренс тише и менее официально, покосившись на продолжавшего обжираться Отчаянного. Разум дракона остается загадкой даже для тех, кто всю жизнь посвятил этой отрасли знания; Лоуренс понятия не имел, многое ли дракон способен слышать и понимать. Лучше соблюдать осторожность, не рискуя его оскорбить. И Лоуренс чуть громче добавил: — Уверен, вы превосходно справитесь, капитан.

Глубоко вздохнув, он снял с себя золотые эполеты. Держались они крепко, но Лоуренс еще во времена своего производства, будучи стеснен в средствах, наловчился переносить их со старого мундира на новый, Он поступал, возможно, не совсем правильно, передавая Райли знак различия без утверждения Адмиралтейства, но чувствовал необходимость отметить передачу власти на корабле каким-то наглядным способом. Левый эполет он спрятал в карман, правый закрепил на плече Райли: оба, даже в качестве капитана, бывший лейтенант получит право носить лишь после трехлетней выслуги. Веснушчатое лицо Райли без утайки показывало все его чувства: он не мог скрыть своего счастья, хотя его повышению способствовали весьма мрачные обстоятельства. Покраснев до ушей, он явно хотел сказать что-то, но не находил слов.

— Мистер Уэллс, — намекнул Лоуренс.

Все должно идти как положено, коли уж началось.

Третий лейтенант, вздрогнув, не слишком бодро скомандовал:

— Ура капитану Райли! — «Ура» поначалу тоже прозвучало не очень уверенно, но после третьего раза окрепло. Всех, конечно, ошарашил такой оборот событий, но Райли был достойный офицер и пользовался всеобщей любовью.

Когда приветственный хор умолк, Райли, оправившись от смущения, предложил:

— А теперь ура в честь Отчаянного, ребята! — На этот раз все вопили вовсю, хотя не сказать, чтобы весело. Лоуренс завершил церемонию, пожав Райли руку.

Отчаянный к этому времени доел и влез на рундук у борта, расправляя крылья и вновь складывая на солнце. Услышав, как выкликают его имя, он завертел головой. Лоуренс подошел к дракончику. Это был хороший повод, чтобы позволить Райли вступить в новую должность и навести порядок на корабле.

— Зачем они подняли такой шум? — Отчаянный, не дожидаясь ответа, загремел цепью. — Может, снимешь ее? Мне хотелось бы полетать.

Лоуренс колебался. В книге мистера Поллита не уточнялось, что делать после того, как наденешь на дракона сбрую и поговоришь с ним. Лоуренс предполагал, что дракон без дальнейших дискуссий просто останется там, где его привяжут.

— Чуть позже, если не возражаешь. До земли нам далековато, и ты, если улетишь, можешь не найти дорогу назад.

— А, вот как. — Отчаянный свесил голову за борт. «Надежный», вспенивая воду, делал около восьми узлов при свежем западном ветре. — Где это мы?

— В море. — Лоуренс присел на рундук рядом с ним. — В Атлантике, и до суши нам недели две ходу. Мастерсон, — окликнул он ничем не занятого, откровенно глазеющего матроса, — принесите мне, пожалуйста, ведро с водой и какой-нибудь ветоши.

Тот исполнил просьбу, и Лоуренс стал смывать с блестящего черного туловища остатки драконьей трапезы. Отчаянный, получивший от этого заметное удовольствие, потерся головой о его рукав. Лоуренс с невольной улыбкой принялся гладить теплый бочок, и Отчаянный скоро уснул, положив голову ему на колени.

— Сэр, — тихо подошел к ним Райли, — каюту я оставлю за вами, ведь с ним, — он кивнул на дракона, — по-другому не выйдет. Прислать вам кого-нибудь в помощь — отнести его вниз?

— Нет, Том, спасибо. Пока что мне удобно и здесь, а его, думаю, без особой нужды лучше не трогать. — Сказав это, Лоуренс запоздало сообразил, что присутствие на палубе бывшего капитана стесняет Райли, но беспокоить спящего дракона ему все-таки не хотелось. — Если кто-нибудь принесет мне книгу — возможно, из библиотеки мистера Поллита, — я буду вам очень обязан.

Да, это хорошая мысль. Он займется полезным делом и не даст повода думать, будто следит за своим преемником.

Отчаянный проснулся, лишь когда солнце стало опускаться за горизонт. Лоуренс и сам задремал над книгой, написанной таким языком, что драконы представлялись читателю не интересней коров. Потыкав его в щеку своим тупым носом, Отчаянный заявил:

— Я снова проголодался.

До рождения дракона Лоуренс уже произвел инвентаризацию корабельных припасов. Теперь, глядя, как Отчаянный расправляется с остатками козы и двумя наспех зарезанными курами — которых уминал прямо с костями, — он сознавал необходимость повторной ревизии. Всего за две кормежки дракон съел столько же, сколько весил сам. Он уже как будто немного подрос и глядел по сторонам, явно желая добавки.

Лоуренс тихо посовещался с Райли и коком. В случае нужды, сказали они, надо будет дать сигнал «Амитье» и воспользоваться хранящейся там провизией. Людей у французов после целого ряда катастроф сильно поубавилось, поэтому еды на корабле больше, чем понадобится до Мадейры. Однако последнее время французы сидели на одной солонине, да и на «Надежном» дела ненамного лучше. Это значит, что свежего мяса Отчаянному хватит разве что на неделю, и кто знает, станет ли он есть соленое. Соль ему, возможно, вообще вредна.

— А как насчет рыбы? — осведомился кок. — У меня есть славный тунец, сэр, только утречком выловили. На обед вам хотел приготовить. То есть, это самое… — Он осекся, переводя взгляд со старого капитана на нового.

— Надо непременно попробовать, если вы считаете это правильным, сэр, — сказал Райли как ни в чем не бывало.

— Благодарю, капитан, — ответил Лоуренс. — Пусть он решает сам. Если ему не понравится, он, думаю, так нам и скажет.

Отчаянный посмотрел на рыбу с сомнением, откусил немного и слопал все двенадцать фунтов вместе с головой и хвостом.

— Костей много, но мне понравилось, — сказал он, облизнулся и вдруг громко рыгнул, напугав своих кормильцев и сам испугавшись.

— Ну что ж, уже легче. — Лоуренс снова взялся за тряпку. — Если вы, капитан, отрядите нескольких человек на рыбную ловлю, мы сможем еще на пару дней сохранить бычка.

После он отвел Отчаянного в каюту. У трапа возникли затруднения, и к сбруе пришлось прицепить тали. Отчаянный обследовал письменный стол и высунулся в окно — поглядеть на пенный след за кормой. Подушку, на которой он вылупился, положили в широкую подвесную койку рядом с койкой самого Лоуренса. Дракон прыгнул туда прямо с пола.

Глаза у него тут же сомкнулись в две узкие щелочки. Лоуренс, освобожденный таким образом от своей вахты и от любопытствующей команды, опустился на стул, глядя на спящего дракона, как на орудие рока.

Между ним и отцовским состоянием стояли два брата и трое племянников. Собственный капитал он вложил в государственные бумаги и особенно о нем не заботился; с этим по крайней мере сложностей не возникнет. В бою он много раз падал за борт и мог стоять в шторм на марсе, не испытывая никакой тошноты — значит, и на драконе летать сможет без особых трудностей.

Что же до всего остального… Он джентльмен, сын джентльмена. В море он ушел двенадцати лет, но ему посчастливилось служить на линейных кораблях первого и второго разряда, у состоятельных капитанов, которые держали хороший стол и постоянно принимали у себя своих офицеров. Лоуренс любил общество, любил изысканную беседу, танцы, вист по маленькой. Думая о том, что ему никогда уже не придется бывать в опере, он испытывал сильное желание вышвырнуть койку с детенышем за борт.

Он пытался заглушить в голове отцовский голос, называющий его дураком; пытался не думать о том, что скажет Эдит, когда узнает. Даже написать ей он не имел возможности. Хотя он чувствовал себя связанным определенными обязательствами, до официальной помолвки дело так и не дошло — сперва этому мешало отсутствие у него средств, потом его долгое плаванье.

Призовые деньги помогли разрешить первую проблему, и он скорее всего сделал бы Эдит предложение, если бы хоть раз за последние четыре года ступил на английскую землю. Он уже подумывал испросить короткий отпуск в конце этого похода. Рискованно, правда, высаживаться на берег, не имея твердой надежды на обратный корабль, но еще рискованнее полагаться на полушутливое обещание, которое когда-то дали друг другу тринадцатилетний мальчик и девятилетняя девочка. Как знать, будет ли она ждать его, отказывая другим поклонникам?

Теперь обстоятельства изменились к худшему. Он не имел ни малейшего понятия, где поселится в качестве авиатора и какой дом сможет предложить своей будущей жене. Если не сама Эдит, то ее семья вполне может воспротивиться такой перспективе, противоречащей всему, что от него ожидали. Жена морского офицера поневоле мирится с частым отсутствием мужа — но когда он возвращается, ей не приходится жить с ним в каком-то глухом углу с драконом во дворе, довольствуясь грубым мужским обществом.

Втайне Лоуренс всегда мечтал о собственном доме, в долгие одинокие ночи воображая его себе до мельчайших подробностей. Дом этот, конечно, будет меньше того, где Лоуренс вырос, но это не помешает ему быть уютным. Его хозяйка, на которую можно положиться во всем, будет вести дела мужа и растить детей. Там с любовью примут хозяина, когда он сойдет на берег, а пока он в море, будут с любовью его вспоминать.

Крушение заветной мечты возмущало все его чувства, но теперь он не был даже уверен, следует ли предлагать свою руку девушке, которая, возможно, сочтет себя не вправе ему отказать. Найти вместо Эдит другую? Нет, ни одна здравомыслящая женщина не захочет связать свою судьбу с авиатором — разве что такая, которую устраивает снисходительный, вечно отсутствующий муж, предоставляющий ей тратить деньги на свое усмотрение. Которая согласна жить врозь, даже когда он в Англии. Которая ни в коей мере не устроила бы его самого.

Дракон в гамаке, дергающий хвостом в такт своему драконьему сну, — плохая замена домашнего очага. Лоуренс встал и посмотрел за корму, на освещенный бортовыми огнями пенистый след. Это приятно успокаивало взбудораженные мысли.

Стюард Джайлс принес обед и загремел посудой, держась подальше от драконовой койки. Руки у него тряслись. Лоуренс отпустил его, как только стол был накрыт, и тихонько вздохнул. Он хотел взять Джайлса с собой, предполагая, что даже авиатор может иметь слугу. Видеть рядом знакомое лицо всегда утешительно, но если человек так боится драконов, ничего не поделаешь.

Быстро, в полном одиночестве, он разделался с нехитрой пищей — солониной и бокалом вина. Рыба пошла на обед Отчаянному, да у Лоуренса и не было особого аппетита. После он взялся было за письма, но бросил, одолеваемый черными мыслями. Сказал пришедшему убрать со стола Джайлсу, что ужинать он не будет, и лег в свой гамак. Отчаянный от вечерней прохлады свернулся клубочком, и Лоуренс, преодолев неприязнь, укрыл его поплотнее. Уснул он под мерное дыхание, похожее на работу кузнечных мехов.

 

Глава вторая

Проснувшись утром, Лоуренс обнаружил, что Отчаянный, пытаясь вылезти, запутался в своем гамаке. Пришлось отцеплять койку и распутывать дракона, шипевшего, точно рассерженный кот, а потом долго его успокаивать. Он, естественно, опять хотел есть.

Утро, к счастью, было не слишком раннее, и матросы успели наловить рыбы. Куры, которым подарили еще день жизни, обеспечили Лоуренсу яйца на завтрак, а Отчаянному достался сорокафунтовый тунец. Дракон умудрился слопать его целиком, отяжелел, не смог залезть в койку и плюхнулся прямо на пол, где и заснул.

Примерно так и прошла первая неделя. Отчаянный либо ел, либо спал. Ел он ужасно много и рос ужасно быстро. К концу недели ему пришлось покинуть каюту: Лоуренс боялся, что потом наверх его просто не вытащит. Дракон стал уже тяжелее ездовой лошади и длиннее, чем баркас. Решено было перегрузить всю провизию в носовой трюм, а Отчаянного, как противовес, поместить в кормовой части палубы.

Переезд состоялся как нельзя вовремя. Отчаянный с большим трудом, прижав крылья, протиснулся из каюты. Мистер Поллит, обмерив его, нашел, что за ночь он прибавил в объеме на целый фут. Но на корме дракон не очень мешал — знай себе спал, иногда подергивая хвостом, и не тревожился, даже когда матрос перелезали через него.

Ночью Лоуренс, почитая своим долгом, спал там же, на палубе. Погода держалась хорошая, и особенных жертв это не требовало. Что его беспокоило, так это питание: бычок при самом хорошем улове мог протянуть разве что еще пару дней. С такими темпами Отчаянный, даже согласившись есть солонину, угрожал прикончить все корабельные припасы еще до земли. Лоуренс подозревал что сажать дракона на тощий паек рискованно, да и для команды опасно. Отчаянный, одетый в сбрую, теоретически считался ручным, но дикий дракон, вырвавшись из питомника и не найдя ничего лучшего, вполне мог съесть человека. Такие случаи бывали, и матросы, судя по их виду, об этом помнили.

В середине второй недели Лоуренс проснулся еще до рассвета, ощутив в воздухе какую-то перемену. Огней «Амитье» не было видно: за ночь другой корабль при усиливающемся ветре сильно отстал. Утро занималось ненастное, по парусам стучали первые капли.

Кораблем теперь командовал Райли. Лоуренсу оставалось лишь успокаивать Отчаянного и стараться, чтобы тот не стал слишком большой помехой. Это было трудно: дракон очень заинтересовался падающей с неба водой и все растопыривал крылья, подставлял их под дождь.

Гром и молния не испугали его. Он спросил только, кто это делает, и был разочарован, не добившись от Лоуренса вразумительного ответа.

— Давай слетаем посмотрим, — предложил он и шагнул к борту.

Лоуренсу стало не по себе. С того первого дня Отчаянный больше не пытался взлететь: его сильнее занимала еда, и хотя сбрую на нем расставляли трижды, к ней прикреплялась все та же легкая цепь. Лоуренс видел, как разгибаются ее звенья, а ведь Отчаянный совсем не сильно ее натянул.

— Не сейчас. Будем смотреть отсюда. Видишь, люди работают — мы не должны им мешать. — Лоуренс продел под одну из лямок левую руку. Его вес, запоздало понял он, больше не удержит дракона — но если он взлетят вместе, он, возможно, уговорит Отчаянного вернуться. Мысль о не менее возможном падении он поспешно от себя отогнал.

Но Отчаянный, хотя и с сожалением, снова послушался. «Не попросить ли кого-нибудь принести цепь покрепче?» — подумал Лоуренс. Впрочем, нет. Все заняты, не стоит их отрывать. Да и найдется ли на борту такая, что выдержит? Он внезапно заметил, что плечо Отчаянного торчит на фут выше его головы, а передняя лапа, прежде тонкая, как девичье запястье, стала толще его бедра.

Райли выкрикивал в рупор команды, которые Лоуренс изо всех сил старался не слушать. Вмешиваться он больше не мог — что толку, если он найдет действия капитана ошибочными. Команда уже перенесла один нешуточный шторм и знала, что делать. Ветер, к счастью, был не противный и позволял уходить от бури, а брам-стеньги, как и следовало, убрали прежде всего. Судно, хотя и не совсем точно, держалось восточного курса, но позади, быстро настигая, двигалась плотная завеса дождя.

Еще немного — и она обрушилась на палубу с громом пушечной канонады. Лоуренс, несмотря на клеенчатый плащ и зюйдвестку, мигом промок до нитки. Отчаянный зафырчал, отряхнулся по-собачьи и развернул крылья над головой. Этот живой зонтик укрыл и Лоуренса, прицепленного к драконьему боку. Странно было чувствовать себя таким защищенным в самом сердце ревущего шторма. Он выглянул в щелку между крыльями, и холодные брызги тут же оросили его лицо.

— Человек, который принес мне акулу, в воду упал, — объявил вдруг Отчаянный.

Лоуренс посмотрел в ту же сторону. Румбах в шести по левому борту виднелась красная с белым фуфайка. Ему показалось, что утопающий машет рукой. Гордон, один из назначенных в рыболовы матросов.

— Человек за бортом! — прокричал Лоуренс в сложенные рупором ладони и показал на барахтающуюся в волнах фигуру. Озабоченный Райли лишь мельком взглянул туда. Бросили концы, но утопающего уже отнесло далеко назад, а спустить шлюпку не позволял шторм.

— Веревки не достают, — сказал Отчаянный. — Я слетаю за ним.

Лоуренс, не успев глазом моргнуть, оказался в воздухе. Порванная цепь моталась на шее Отчаянного. Лоуренс ухватил ее и заткнул за лямки, чтобы она не хлестала дракона по боку. Ноги болтались над океаном, грозящим его поглотить.

Инстинкт, поднявший дракона ввысь, плохо служил в полете. Отчаянного сносило к востоку от корабля. Он закувыркался в воздухе, борясь с ветром, и Лоуренс решил, что им обоим пришел конец.

— По ветру! — заревел он во всю мощь своих легких, закалившихся за восемнадцать лет морской службы. — Лети по ветру, черт тебя дери!

Мускулы под его щекой напряглись: Отчаянный повернул на восток. Дождь больше не бил в лицо, но немыслимая скорость полета затрудняла дыхание и вышибала слезы из глаз. Лоуренс поневоле зажмурился. По сравнению с этим стоять на марсе при десяти узлах хода было все равно, что гулять по полю в безветренный летний денек. Из горла рвался неудержимый мальчишеский смех, мешающий рассуждать здраво.

— По прямой до него не добраться, — прокричал Лоуренс, — только галсами! Лети на север, потом на юг — понимаешь?

Если дракон и ответил что-то, ветер заглушил его голос — но мысль он, видимо, уловил, поскольку снизился и устремился на север. Крылья зачерпнули ветер, и Лоуренса слегка замутило, как в шлюпке при сильной волне. Ветер и дождь продолжали трепать их, но уже не с такой силой. Отчаянный, лавируя с ловкостью хорошего катера, постепенно возвращался на запад.

Ладони Лоуренса, натертые сбруей, горели. Отчаянный поравнялся с кораблем. Гордон, немного умевший плавать, еще держался — волна, несмотря на шторм, была не такой уж высокой. Лоуренс с сомнением разглядывал когти Отчаянного, опасаясь, как бы тот не убил Гордона при спасении. Роль спасателя лучше взять на себя.

— Я достану его из воды, Отчаянный. Как только буду готов, дам тебе знак, а ты спускайся как можно ниже. — Лоуренс, цепляясь за сбрую, сдвинулся пониже и повис под брюхом. Совершая этот маневр, он натерпелся страху, зато теперь туловище Отчаянного хорошо его защищало от непогоды. Зацепившись ногами за широкую поперечную шлею — что было не так-то просто, — он хлопнул дракона по боку. Отчаянный спикировал вниз словно ястреб. Лоуренс, доверившись его меткости, повис вниз головой. Пальцы прочертили по воде и нащупали тонущего. Лоуренс ухватился за его робу, а Гордон вцепился в своего спасителя. Отчаянный поднимался, натужно хлопая крыльями, но теперь им хотя бы не надо было бороться с ветром. Руки, плечи, бедра Лоуренса напрягались, удерживая Гордона на весу. Ноги ниже колен онемели, перетянутые ремнем, вся кровь, сколько ее было в теле, бросилась в голову. Оба человека раскачивались, как маятник, в неузнаваемо перекошенном мире.

На палубу они шмякнулись безо всякого изящества, раскачав корабль. Отчаянный встал на дыбы, пытаясь сложить трепещущие на ветру крылья. Гордон в панике отполз прочь, предоставив Лоуренсу самому выпутываться из сбруи дракона, который мог того и гляди на него рухнуть. Затекшие пальцы не справлялись с пряжкой, но тут подоспел Уэллс с ножом и разрезал ремень.

Ноги Лоуренса тяжело стукнулись о палубу. Кровь снова прихлынула к ним. Отчаянный, избавившись от лишнего груза, хлопнулся на четвереньки так, что дрожь прошла по всему кораблю. Лоуренс лежал на спине и дышал полной грудью, несмотря на хлещущий дождь; мускулы отказывались повиноваться. Жестом отослав мнущегося рядом Уэллса, он попытался встать. Ноги с трудом, но держали. Он заставил их двигаться, и боль от возобновившегося кровообращения начала проходить.

Шторм бушевал по-прежнему, но «Надежный» с зарифленными марселями плавно скользил по волнам, и овладевшее всеми предчувствие катастрофы ослабевало. Обозрев работу Райли со смешанным чувством гордости и сожаления, Лоуренс попросил Отчаянного переместиться обратно на середину кормы, чтобы не создавать крен. Они сделали это в самую пору: Отчаянный, вернувшись на старое место, тут же зевнул и спрятал голову под крыло — даже еды вопреки обыкновению не потребовал. Лоуренс сел на палубу и прислонился к нему. Суставы ломило от перенесенного напряжения, однако он заставил себя выговорить, едва ворочая языком:

— Ты молодчина, Отчаянный. Настоящий храбрец.

Отчаянный высунул голову и распахнул смеженные было глаза.

— Правда?

Лоуренс почувствовал себя слегка виноватым оттого, что еще ни разу не похвалил своего питомца. Это создание перекроило всю его жизнь, пусть так — но благородно ли злиться на животное за то, что оно следует законам природы?

Сейчас он, однако, слишком устал для дальнейших излияний и повторил лишь, поглаживая черный драконий бок:

— Молодец, молодец. — Отчаянному вполне хватило и этого. Он осторожно свернулся вокруг человека, прикрыв его от дождя краем крыла. Живой занавес отгораживал Лоуренса от бури, большое сердце мерно стучало у него под щекой, теплый бок грел, как печка. Убаюканный теплом и уютом, он погрузился в глубокий сон.

— Вы уверены, сэр, что это вполне безопасно? — беспокоился Райли. — Может быть, все-таки соорудим невод?

Лоуренс слегка натянул ремешки, оплетающие его бедра и голени. Они держали хорошо, как и сбруя. Благодаря им он крепко сидел на спине у Отчаянного, как раз позади крыльев.

— Нет, Том, какой уж там невод. Мы не рыбачий баркас, и лишних людей у вас тоже нет. Что, если нам подвернется француз? — Он потрепал Отчаянного по шее, и тот повернул голову, с интересом наблюдая за происходящим.

— Ну что, ты готов? Полетели? — Дракон положил переднюю лапу на поручни. Мускулы уже играли под гладкой кожей, голос выдавал нетерпение.

— В сторону, Том. — Лоуренс отстегнул цепь, взялся за шейную лямку. — Да, Отчаянный, можешь… — Они взвились в воздух одним прыжком, с обеих сторон раскинулись мощные дуги крыльев, длинное тело вытянулось, как летящая в небо стрела. «Надежный» внизу превратился в игрушечный кораблик, одинокий среди безбрежного океана, милях в двадцати восточнее показалась «Амитье». Ветер дул с сокрушительной силой, но крепления не давали упасть, и Лоуренс снова не сумел сдержать блаженной идиотской улыбки.

— Держим на запад, Отчаянный. — Он не хотел подлетать слишком близко к суше, где рисковал нарваться на французское патрульное судно. Отчаянного теперь снабдили ошейником с поводьями для удобства наездника. Сверившись с прикрепленным к ладони компасом, Лоуренс натянул правый повод. Дракон прервал подъем и послушно повернул в нужную сторону. День был ясный, безоблачный, волна умеренная. Отчаянный при ровном полете работал крыльями не столь усиленно, но тем не менее резво отмахивал милю за милей. «Надежный» и «Амитье» уже скрылись из виду.

— Вижу одну! — сказал Отчаянный и с возросшей скоростью ринулся вниз. Лоуренс, вцепившись в поводья, подавил восторженный мальчишеский крик. Выходит, у дракона невероятно острое зрение, раз он углядел добычу с такой высоты? Оглушительный плеск не дал Лоуренсу обдумать эту новую мысль как следует. В когтях Отчаянного бился, разбрызгивая воду, дельфин.

Дракон снова удивил Лоуренса: он завис в воздухе, мерно двигая крыльями, и стал есть. Всадник, которого все время мотало вверх-вниз, чувствовал себя при этом не очень Удобно, зато падающие в океан внутренности приманивали других рыб. Доев дельфина, Отчаянный тут же выловил двух крупных тунцов, по одному на каждую лапу, а следом настал черед громадной меч-рыбы.

Лоуренс, поглубже засунув руку под шейный ремень, смотрел вокруг и ощущал себя хозяином всего океана, на котором не было больше ни одного корабля. Он невольно гордился успехом своего плана, а полет наполнял его душу восторгом. Пока к ликованию не примешивались мысли об отданной за это цене, он был совершенно счастлив.

Отчаянный доел меч-рыбу и выкинул в море зубастые челюсти, предварительно с любопытством их осмотрев.

— Все, я сыт, — объявил он. — Может, полетаем еще?

Это было искушение, но они уже находились в воздухе больше часа, и Лоуренс не знал пока пределов выносливости Отчаянного.

— Вернемся к «Надежному» и полетаем вокруг него, если хочешь.

Теперь они мчались низко, над самой водой. Отчаянный играючи задевал волны, мир Лоуренса расплывался в облаке брызг, и только дракон внизу сохранял свою плотность. Лоуренс глотал соленый воздух, отдаваясь наслаждению без остатка. Он натягивал поводья лишь изредка, чтобы взглянуть на компас, и вскоре они благополучно отыскали «Надежный».

Отчаянный в итоге решил поспать. На этот раз они сели на палубу несколько грациознее, совсем немного погрузив корабль в воду. Лоуренс расстегнул крепления и слез. Он с удивлением обнаружил, что слегка натер себе ляжки — хотя чему тут, собственно, удивляться. Райли спешил к нему с откровенным облегчением на лице.

— Напрасно беспокоились, — сказал ему Лоуренс. — Он все сделал как надо. Теперь можно не волноваться, он сам себя отлично прокормит. — И погладил Отчаянного. Тот, уже задремавший, приоткрыл один глаз, испустил ласковый рокот и заснул окончательно.

— Очень рад — и за него, и за нас, — ответил Райли. — Пока вас не было, мы все-таки порыбачили и теперь сами сможем отведать великолепное тюрбо на обед. Офицеров с батареи я тоже хочу пригласить, если вы не против.

— Сделайте одолжение. — Лоуренс потопал, разминая ноги.

После переезда Отчаянного на палубу он уступил Райли каюту. Тот в конце концов согласился, но, чтобы загладить свою невольную вину, почти каждый вечер приглашал Лоуренса обедать. Шторм прервал это обыкновение, которое они сегодня намеревались возобновить.

Обед удался на славу. Бутылка, обошедшая стол несколько раз, размочила чопорные манеры мичманов. Лоуренс владел даром застольной беседы, и при нем офицерам всегда обедалось весело — тем более что теперь они с Райли могли вести себя как друзья, не придерживаясь чинов и званий.

Столь неофициальная обстановка побудила Карвера, прикончившего свой пудинг несколько раньше других, обратиться к Лоуренсу с вопросом.

— Осмелюсь спросить, сэр: правда ли, что драконы выдыхают огонь?

Лоуренс после сливового пудинга, запитого несколькими бокалами хорошего рислинга, ответил ему весьма благодушно.

— Это зависит от породы, мистер Карвер, но я думаю, что такая способность встречается чрезвычайно редко. Я только раз наблюдал, как турецкий дракон выдохнул огонь в битве на Ниле, и был, скажу вам, чертовски рад, что турки приняли нашу сторону.

Все собравшиеся невольно вздрогнули. Пожар на палубе — одна из самых страшных опасностей, что может грозить кораблю.

— Я тогда был на «Голиафе», — продолжал Лоуренс, — и нас отделяло не более полумили от «Ориента», когда тот вспыхнул подобно факелу. Мы уже расстреляли его палубные орудия и посбивали стрелков с мачт, поэтому дракону ничто не мешало атаковать. — Он помолчал, вспоминая пылающие паруса, клубы черного дыма и оранжево-черное чудовище, изрыгающее огонь раз за разом. Крылья его раздували пламя. Ужасающий рев был заглушён только взрывом, и целый день после этого все прочие звуки казались Лоуренсу непривычно тихими. Мальчиком он побывал в Риме и видел в Ватикане изображенный Микеланджело ад, где грешников поджаривали драконы: гибель «Ориента» имела много общего с этой картиной.

Остальные тоже сидели молча, рисуя в воображении то, что он рассказал.

— А вот способность плеваться ядом или кислотой, — промолвил наконец мистер Поллит, — встречается у них куда чаще. Тоже весьма мощный вид оружия, надо сказать.

— О Боже, да, — подтвердил Уэллс. — Я видел, как такой плевок целиком разъел грот. Но пороховой погреб от этого все-таки не взорвется, и корабль не сгорит у вас под ногами.

— Отчаянный тоже сможет делать такое? — спросил Баттерси с округлившимися от страшных рассказов глазами, и Лоуренс вздрогнул. Он сидел справа от Райли, как будто его пригласили обедать на батарею, и почти забыл, что он только гость в собственной каюте и на собственном корабле.

Мичману, к счастью, ответил Поллит, дав Лоуренсу время спрятать свое замешательство.

— Его порода не упоминается в моих книгах, поэтому с ответом придется подождать до земли. Но даже если порода у него соответствующая, то подобные вещи он сможет продемонстрировать лишь когда полностью вырастет, то есть через несколько месяцев.

— И слава Богу. — Реплика Райли вызвала общий смех. Лоуренс тоже заставил себя улыбнуться и поднял вместе со всеми бокал за здоровье Отчаянного.

Чуть позже он пожелал всем доброй ночи и не совсем твердой походкой отправился на корму, где в одиночестве возлежал Отчаянный. Команда, когда он подрос, старалась обходить его стороной. Заслышав шаги Лоуренса, дракон открыл свой блестящий глаз и предупредительно поднял крыло. Лоуренс, не показывая, что удивлен, подвинул свой тюфяк и нырнул в теплую пещерку, а Отчаянный снова укрыл его крылом от всего мира.

— Как ты думаешь, смогу я выдыхать огонь или плеваться ядом? — спросил дракон. — Я что-то сомневаюсь. Я пробовал, но выдыхается только воздух.

— Ты слышал наш разговор? — встрепенулся Лоуренс. За обедом кормовые окна были открыты, но ему как-то не пришло в голову, что Отчаянный может услышать, о чем говорят в каюте.

— Да. Очень интересно, особенно про сражение. Тебе часто приходилось сражаться?

— Ну… многим досталось куда больше, чем мне. — Это было не совсем так. Лоуренс побывал во многих битвах, получил свое звание в сравнительно юном возрасте и считался на флоте боевым капитаном. — Но тебя, когда ты еще был в яйце, мы нашли как раз на захваченном корабле. — Он показал на кормовые огни «Амитье» в двух румбах по левому борту.

— Так ты завоевал меня в сражении? Я и не знал, — порадовался Отчаянный. — А скоро мы опять вступим в бой? Мне хотелось бы посмотреть. Уверен, что смог бы помочь вам, хотя и не умею пока выдыхать огонь.

Лоуренс улыбнулся такому рвению. Драконы славятся своим боевым духом — это, помимо прочего, и делает их такими ценными на войне.

— До прихода в порт вряд ли, но потом мы с тобой навоюемся вволю. Драконов у Англии не так много, и нас будут часто посылать в бой, когда ты вырастешь.

Отчаянный, приподняв голову, смотрел на море, а у Лоуренса, освободившегося от забот о корме, зарождались новые мысли на его счет. Юный дракон и теперь уже крупнее, чем взрослые особи некоторых пород — и, на неопытный взгляд своего наездника, очень быстро летает. Он станет поистине бесценным приобретением для Воздушного Корпуса и для Англии, с огнем или без огня. В бою он никогда не сробеет, с гордостью думал Лоуренс. Если предстоит опасное дело, лучшего товарища нельзя и желать.

— Расскажи мне еще про битву на Ниле, — попросил Отчаянный. — Там было только два корабля и дракон?

— О нет. С нашей стороны было тринадцать кораблей и восемь драконов из Третьего воздушного дивизиона, да еще четыре турецких. Французы выставили семнадцать кораблей и четырнадцать драконов — больше, чем у нас, — но стратегия адмирала Нельсона поставила их в тупик.

Отчаянный слушал, свернувшись в тугой клубок, светя в темноте глазами. Их разговор затянулся далеко за полночь.

 

Глава третья

Они пришли в Фуншал за день до истечения трех недель, предсказанных Лоуренсом, — шторм несколько ускорил их переход. Отчаянный, сидя на корме, глаз не сводил с возникшего в море острова. На берегу он вызвал нечто вроде сенсации: не часто увидишь дракона, въезжающего в гавань на борту небольшого фрегата. На пристани собралась кучка зевак, но к судну никто не совался.

В порту стоял флагман адмирала Крофта. «Надежный» формально числился под его командованием, и Лоуренс с Райли заранее договорились, что докладывать будут вдвоем. Сигнал «капитану явиться на борт» взвился на «Достойном», как только они бросили якорь, поэтому Лоуренс задержался лишь на миг, чтобы поговорить с Отчаянным.

— Смотри же: пока я не вернусь, оставайся на месте. — Отчаянный еще ни разу не проявлял открытого непослушания, но все новое крайне его волновало, и Лоуренс сомневался, что тот усидит на привязи перед соблазнами неизведанного мира. — Обещаю тебе, что мы потом облетим весь остров, а мистер Уэллс тем временем даст тебе вкусной свежей телятины и барашка — ты такого еще не пробовал.

— Хорошо, только ты поскорей возвращайся, — вздохнул Отчаянный. — Я хочу полететь вон туда, в горы. А съесть я могу вон то, — добавил он, глядя на упряжку ломовых лошадей. Те нервно переступали на месте, как будто слышали и прекрасно понимали его намерения.

— Нет-нет, Отчаянный. Нельзя есть все, что ты видишь на улице, — встревожился Лоуренс. — Уэллс принесет тебе что-нибудь прямо сейчас. — Бросив на третьего лейтенанта взгляд, выражающий всю серьезность ситуации, он спустился по сходням к Райли.

Адмирал, уже прослышавший кое-что о переполохе в порту, дожидался их с нетерпением. Высокий рост, шрам через все лицо и железная рука на месте ампутированной левой кисти делали его заметным везде и повсюду. Руку он потерял вскоре после того, как стал адмиралом, и за это время сильно прибавил в весе. Он не встал навстречу вошедшим, лишь нахмурил брови и сделал им знак садиться.

— Объяснитесь, Лоуренс. Вы привезли с собой дикого дракона, насколько я слышал?

— Отчаянный — не дикий дракон, сэр. Около трех недель назад мы захватили французский корабль «Амитье» и в трюме нашли яйцо. Наш врач, немного понимающий в драконах, сказал, что детеныш скоро вылупится. Когда это произошло, мы надели на него сбрую… то есть, собственно, я надел.

Крофт приподнялся и с прищуром воззрился на Лоуренса и Райли, только сейчас заметив перемену в их знаках различия.

— Как это — вы? Значит… Боже правый, почему вы не поручили это кому-то из мичманов? Долг заставил вас зайти чересчур далеко, Лоуренс. Хорошо придумали, ничего не скажешь — перескочить с корабля в воздушные силы.

— Все мои офицеры, сэр, тянули жребий вместе со мной. — Лоуренс подавил вспышку негодования. Он вовсе не хотел, чтобы его восхваляли за жертву, которую он принес — но получать за то же самое выговор? — Надеюсь, что моя преданность флоту ни у кого не вызывает сомнений; я посчитал, что разделить с ними риск будет только честно с моей стороны. Жребий достался не мне, но вышло так, что я чем-то приглянулся дракону, и следовало опасаться, что он откажется принять сбрую от кого-то другого.

— О, черт! — Адмирал хлопнулся обратно на стул, барабаня пальцами правой руки по железной ладони левой. На протяжении нескольких минут эта легкая дробь была единственным звуком в каюте. Лоуренса осаждали жуткие картины того, что может натворить без него Отчаянный, и беспокоили намерения Крофта относительно Райли и «Надежного».

Адмирал наконец вздрогнул, точно пробудившись от сна, и махнул здоровой рукой.

— Ладно. За прирученного вряд ли выплатят меньше, чем за дикого, так? И французский фрегат — тоже ведь военный корабль, не торговец? Выглядит он неплохо, его вполне могут выкупить для службы в наших рядах. — К адмиралу вернулось хорошее настроение, и Лоуренс со смешанным чувством облегчения и досады понял, что тот попросту подсчитывал в уме свою адмиральскую долю.

— Судно действительно отменное, сэр — тридцать шесть пушек. — Лоуренс охотно добавил бы к учтивой фразе еще пару слов, зная, что ему никогда уже не придется рапортовать этому человеку, если бы не забота о будущем Райли.

— Гм-м. Признаю, что вы поступили как должно, Лоуренс, хотя и жаль вас терять. Думаю, вы теперь захотите стать авиатором. — Тон адмирала показывал, что ни о чем таком он не думал. — Но частей Воздушного Корпуса здесь сейчас нет — даже почтовый курьер прибывает лишь раз в неделю. Вам нужно будет передислоцировать дракона в Гибралтар, полагаю.

— Да, сэр, но с этим придется повременить, пока он еще немного не подрастет. Он держится в воздухе около часа без особых усилий, но отправлять его в долгий полет я бы пока не рискнул, — твердо заявил Лоуренс. — А пока он здесь, его нужно кормить. До сих пор мы промышляли рыбной ловлей, но нельзя же ему охотиться так близко от суши.

— Право же, Лоуренс, к флоту это отношения не имеет. — Тут Крофт понял, что может показаться мелочным, и добавил: — Однако я поговорю с губернатором, и мы как-нибудь это решим. Теперь нам следует подумать о судьбе «Надежного» — и об «Амитье» тоже, само собой.

— Я хотел бы заметить, что мистер Райли командовал «Надежным» со дня приручения дракона, превосходно с этим справлялся и привел корабль в порт, выдержав двухдневный шторм. Кроме того, он проявил недюжинную храбрость при захвате трофея.

— Да, разумеется, разумеется. А на «Амитье» у вас кто?

— Мой первый лейтенант Гиббс.

— Да-да. Впрочем, вы должны понимать, Лоуренс, что продвинуть таким образом сразу двух своих лейтенантов вам вряд ли удастся. На всех фрегатов не напасешься.

Лоуренс с великим трудом сохранил спокойствие, видя, что адмирал ловчится урвать корабль для одного из своих любимчиков.

— Я не совсем понимаю, сэр, — ледяным тоном отрезал он. — Вы, надеюсь, не думаете, что я лично надел на детеныша сбрую лишь для того, чтобы очистить вакансию. Уверяю вас, что мной руководило только желание закрепить за Англией исключительно ценного дракона. Хотелось бы верить, что лорды Адмиралтейства рассмотрят случившееся именно в таком свете.

Он не стал бы так выпячивать свой самоотверженный шаг, не будь ставкой в игре капитанство Райли, но маленькая речь со ссылкой на Адмиралтейство произвела нужный эффект. Крофт пошел на попятный и отпустил их, не лишив Райли его новой должности.

— Я в большом долгу перед вами, сэр, — сказал Райли на обратном пути. — Надеюсь только, что столь решительным заступничеством вы не наживете хлопот себе самому. Говорят, он очень влиятельный человек.

Но Лоуренс уже углядел Отчаянного на палубе, и облегчение вытеснило из него все прочие чувства, хотя палуба в этот момент больше напоминала бойню, а морда самого дракона из черной сделалась красной. Зеваки разбежались все до единого.

— Во всем этом деле есть одна хорошая сторона, Том: мне как авиатору нет больше дела до его связей. Пожалуйста, не волнуйтесь из-за меня. Может, прибавим шагу? Кажется, Отчаянный уже покончил с едой.

Полет успокоил его окончательно. Можно ли сердиться, когда весь остров Мадейра расстилается под тобой, и ветер шевелит твои волосы, и Отчаянный, вне себя от волнения, то и дело указывает на что-нибудь новое: животных, дома, повозки, деревья, скалы. В последнее время дракон приноровился летать со слегка повернутой назад головой, чтобы разговаривать с Лоуренсом. По обоюдному согласию он сел отдохнуть на безлюдной дороге, идущей по краю глубокой долины; на южных зеленых склонах лежали густые гряды облаков, и Отчаянный целиком погрузился в их созерцание.

Лоуренс спешился. Он еще не совсем привык к такого рода езде, и после часа в воздухе ему требовалось разминка. Прохаживаясь и любуясь видом, он решил, что на следующее утро возьмет с собой еду и питье — сандвич, к примеру, и немного вина.

— Я бы съел одного из этих барашков, — вторя его мыслям, сказал Отчаянный. — Они такие вкусные. Можно? Эти даже крупнее того, что мне дали в гавани.

На дальнем склоне мирно щипало траву стадо овечек, белых на зеленой траве.

— Нет, Отчаянный. Это взрослые овцы. Они не такие вкусные и наверняка кому-то принадлежат, поэтому брать их нельзя. Но я, может быть, договорюсь с пастухом, чтобы завтра он оставил одну тебе — если завтра ты захочешь снова сюда вернуться.

— Странно: в море можно брать все что хочешь, а на земле надо обо всем договариваться. Неправильно это. Сами ведь они своих овец не едят, а я голоден.

— О Боже, Отчаянный, не говори так, не то меня арестуют за пропаганду вольнодумства, — засмеялся Лоуренс. — Что за революционные мысли! Подумай вот о чем: барашка тебе на ужин, возможно, предоставит хозяин этого самого стада, и вряд ли он захочет тебя кормить, если мы теперь украдем у него овцу.

— Я бы лучше съел барашка прямо сейчас, — проворчал дракон, но на овец покушаться не стал и вернулся к изучению облаков. — Полетим к ним? Я хочу посмотреть, почему они движутся.

Полет в облака внушал Лоуренсу сомнения, но ему очень не хотелось говорить дракону «нет» без особой необходимости, которая теперь возникала все чаще.

— Хорошо, попробуем, если хочешь, но это довольно рискованно. Мы можем врезаться в гору и упасть с большой высоты.

— Ну, я приземлюсь чуть пониже облаков, а потом мы поднимемся к ним пешком. — Отчаянный пригнулся и опустил шею, чтобы Лоуренс мог сесть на него. — Так даже интересней.

Было несколько странно идти в гору с драконом, опережая его при этом. Десять шагов Лоуренса равнялись одному драконьему, но Отчаянный поднимался не спеша, разглядывая облачный покров и оценивая его равномерность. Ушедший вперед Лоуренс растянулся на склоне, поджидая дракончика. Он чувствовал себя комфортно даже в этом густом тумане благодаря теплой одежде и клеенчатому плащу, который теперь надевал каждый раз, отправляясь в полет.

Отчаянный продолжал свое медленное восхождение, отвлекаясь от облаков ради цветов и камней. Один камешек он выкопал из земли и понес показывать Лоуренсу. В когтях находка по мелкоте своей не держалась, поэтому дракон просто толкал ее вверх.

Лоуренс взвесил камень, с кулак величиной, на ладони. Образец и впрямь любопытный — пирит с кварцевыми вкраплениями.

— Как ты умудрился его найти? — спросил он, счищая с камня налипшую землю.

— Он был наполовину виден и весь блестел. Это золото, да? Мне нравится смотреть на него.

— Нет, просто пирит, но он и вправду очень красивый. Ты у меня, видно, из хранителей кладов. — Лоуренс знал, что многие драконы имеют врожденное влечение к драгоценным камням и благородным металлам. — Боюсь, что здесь от меня мало толку. Я не могу подарить тебе кучу золота, на которой ты мог бы спать.

— Ты лучше, чем куча золота, хотя спать на ней было бы хорошо. Да мне и на палубе тоже неплохо спится.

Отчаянный сказал это между прочим, ничуть не желая польстить, и тут же снова занялся облаками, но его забавное замечание доставило Лоуренсу великую радость. Как если бы «Надежный» в его былой жизни сказал, что ему приятно видеть Лоуренса своим капитаном. Любовь и гордость самой высокой пробы обновили его решимость стать достойным столь лестного о себе мнения.

— Боюсь, что не смогу вам помочь, сэр. — Старик почесал себя за ухом, оторвавшись от толстого фолианта. — У меня тут с десяток книг с описанием драконьих пород, но такого я ни в одной не нашел. Может, его окрас изменится, когда он станет постарше?

Лоуренс помрачнел. За неделю, прошедшую с высадки на Мадейре, он консультировался уже с третьим натуралистом, но породу Отчаянного никто из них определить не сумел.

— Хочу, однако, вас обнадежить, — продолжал книготорговец. — Здесь, на острове, лечится водами сэр Эдвард Хоу из Королевского Общества. На прошлой неделе он ко мне заходил. Живет он, кажется, в Порту-Монише, на северо-западной стороне. Уж ему-то, уверен, под силу узнать, кто таков ваш дракон. Он написал несколько трудов о редких восточных и американских породах.

— Очень вам благодарен, — просиял Лоуренс: он хорошо знал это имя и пару раз встречался с сэром Эдвардом в Лондоне, что избавляло от забот о формальном знакомстве.

На улицу он вышел в хорошем настроении, с подробной картой острова и с пособием по минералогии для Отчаянного. День был на редкость хорош, и дракон после обильной трапезы нежился за городом, на отведенном для него поле.

Губернатор проявил больше предупредительности, чем адмирал Крофт — пребывание постоянно голодного дракона в порту, как видно, устрашило его, и Отчаянный регулярно питался бараниной и говядиной за счет городской казны. Смена диеты ничуть не огорчила дракона. Он продолжал расти, перестал помещаться на корме «Надежного» и обещал в скором времени стать больше самого корабля. Лоуренс снял себе домик у самого поля — дешево, ибо хозяин вдруг возымел желание переехать как можно дальше, — и им славно жилось там вдвоем.

В праздные минуты он жалел о том, что окончательно порвал с корабельной жизнью, но такие минуты выпадали не часто: моцион Отчаянного занимал почти весь его день, а обедать он ходил в город. Там он, помимо Райли и его офицеров, завел знакомство со многими моряками, и коротать вечер в одиночестве ему доводилось редко. Возвращался Лоуренс рано из-за приличного расстояния, но и дома недурно проводил время. Фернау, нанятый им слуга из местных, был неулыбчив и молчалив, зато не боялся дракона и вполне приемлемо готовил завтрак и ужин.

Отчаянный, оставаясь один, в жаркие часы спал и просыпался лишь на закате, а Лоуренс после ужина выносил фонарь и читал ему что-нибудь. Он никогда не был книгочеем, но любовь Отчаянного к чтению передалась и ему. Сейчас он с удовольствием думал о том, как обрадует дракона новая книга о добыче драгоценных камней, хотя его самого этот предмет нисколько не интересовал. Раньше он даже представить себе не мог, что когда-нибудь будет так жить, но пока что столь крутая перемена судьбы не причиняла ему никаких лишений, а общество Отчаянного становилось все занимательней.

Зайдя в кофейню, он написал сэру Эдварду письмецо, где кратко изложил свои обстоятельства и попросил разрешения нанести визит. Письмо он отправил в Порту-Мониш с мальчиком, которому дал полкроны. Перелет, конечно, занял бы куда меньше времени, но спускаться без предупреждения прямо с неба и являться в дом с драконом на поводу было едва ли прилично. Лоуренс особенно не спешил — до прибытия указаний из Гибралтара оставалось не меньше недели.

Зато почтовый курьер ожидался завтра, и это напомнило Лоуренсу об одном неисполненном долге: он так и не написал до сих пор отцу. Не желая, чтобы родители узнали дурную новость из вторых рук или из заметки в «Газетт», он с тяжелым сердцем попросил заварить ему свежий кофейник и принялся за письмо.

Подобрать нужные слова оказалось трудно. Лорд Эллендейл не принадлежал к числу самых нежных отцов и отличался большой щепетильностью. Наиболее подходящим поприщем для небогатого младшего сына он считал церковь — армия и флот годились лишь на худой конец. Воздушный Корпус в его глазах был ничем не лучше коммерции, и Лоуренс знал, что ни сочувствия, ни понимания со стороны отца он не встретит. Они по разному смотрели на то, что такое долг: отец, конечно же, скажет, что долг перед именем обязывал сына держаться от дракона подальше и выбросить из головы всякую мысль о недостойной джентльмена службе. Лоуренса больше волновало, как отнесется к этому мать: она искренне любила его, и он знал, что его несчастье сделает несчастной и ее. Кроме того, она была в дружбе с леди Гелмен, и все написанное им обещало дойти до ушей Эдит. Но он не мог написать им обеим ничего утешительного, не рискуя еще больше разгневать отца. По этой причине он ограничился сухим формальным отчетом без всяких прикрас и жалоб. Так было лучше всего. Лоуренс запечатал письмо и отнес на почту, хотя оно удовлетворяло его лишь постольку поскольку.

Покончив с неприятной обязанностью, он направился в гостиницу, где снимал номер. В этот вечер он пригласил к обеду Райли, Гиббса и еще несколько человек, которые не раз приглашали его самого. В это время, в два часа дня, лавки были еще открыты. Лоуренс шел, разглядывая витрины, думал, как подействует известие о его поступке на семью и близких друзей, — и вдруг остановился перед ломбардом.

В окне лежала золотая цепь, до нелепости толстая, слишком тяжелая для женщины и слишком нарядная для мужчины. С квадратных звеньев попеременно свисали плоские диски и жемчужные слезки. Из-за одного веса золота и жемчужин цепь, должно быть, стоила дорого, несмотря на свое безобразие. Дороже, вероятно, чем он мог себе позволить: теперь, когда премий больше не предвиделось, Лоуренс расходовал свои средства бережно. Однако он все же зашел и справился. Цепь и вправду оказалось чересчур дорогой.

— Может быть, сэр, вам подойдет эта? — спросил хозяин и показал другую — почти такую же, только без дисков и чуть потоньше. Стоила она едва ли не вполовину дешевле, и даже это было дорого. Лоуренс, купив цепь, почувствовал себя несколько глупо.

Вечером он вручил ее Отчаянному и слегка удивился счастью, который его подарок доставил дракону. Отчаянный, схватив цепь, больше с нею не расставался. Рассматривал ее при свече, пока Лоуренс ему читал, вертел ее так и сяк, любовался игрой света на золоте и жемчугах. Заснул он, стиснув цепь когтями, и назавтра Лоуренсу пришлось прикрепить ее к сбруе — без нее Отчаянный отказывался лететь.

Странное поведение дракона сделало особенно приятным ответ сэра Эдварда. Фернау принес письмо прямо на поле, куда они опустились после утреннего полета. Лоуренс прочел Отчаянному вслух, что джентльмен рад будет принять их в любое время и что найти его можно на берегу близ купальных прудов.

— Я совсем не устал, — заявил Отчаянный, которому не меньше Лоуренса хотелось узнать, какой он породы. — Полетим хоть сейчас, если хочешь.

Его выносливость в самом деле росла с каждым днем. Лоуренс решил, что в случае чего они отдохнут по дороге, и снова сел на дракона, не став переодеваться. Отчаянный несся, как вихрь. Всадник припал к его шее, щурясь от ветра.

Не прошло и часа, как они спустились витками на каменистый морской берег, разогнав купальщиков и торговцев. Лоуренса немного ошеломила такая встреча, но не стоило винить себя в том, что глупые люди испугались одетого в сбрую дракона. Он потрепал Отчаянного по шее, отстегнулся и слез.

— Ты побудь здесь, а я пойду поищу сэра Эдварда.

— Хорошо, — ответил дракон рассеянно — его уже заинтересовали устроенные на берегу пруды с очень чистой водой, окруженные каменной россыпью.

Долго искать не пришлось. Не пройдя и четверти мили, Лоуренс увидел одинокую фигуру ученого — тот шел к ним сам, заметив всеобщее бегство. Они обменялись рукопожатием и парой любезных фраз — обоим не терпелось перейти к делу, и Лоуренс тут же повел сэра Эдварда к своему питомцу.

— Необычайное и очень милое имя. — Сердце у Лоуренса невольно екнуло от этих слов сэра Эдварда. — Обычно их называют пышно, на римский манер — но ведь большинство авиаторов получает своих драконов в гораздо более юном возрасте, и им свойственна некоторая высокопарность. Что может быть нелепее двухтонного винчестера, носящего имя Императориус! Но послушайте, Лоуренс, — как вам удалось научить его плавать?

Лоуренс взглянул и замер: Отчаянный без него залез в пруд и плавал там как ни в чем не бывало.

— Боже мой, он никогда раньше этого не делал! Он же мог утонуть! Отчаянный, вылезай сейчас же.

Сэр Эдвард с большим интересом следил, как Отчаянный подплывает к ним и выбирается на берег.

— Удивительно. Думаю, на плаву его держат те же внутренние пузыри, что позволяют драконам летать. Он вырос в открытом море и потому, должно быть, не питает природного страха к водной стихии.

Внутренние пузыри явились для Лоуренса открытием, но дракон уже подошел к ним, и он воздержался от дальнейших вопросов.

— Познакомься, Отчаянный: это сэр Эдвард Хоу.

— Здравствуй. — Отчаянный смотрел на ученого с не меньшим интересом, чем испытывал к нему новый знакомый. — Очень приятно. Можешь сказать, какой я породы?

Сэра Эдварда столь деловой подход ничуть не смутил.

— Надеюсь, что это в моих возможностях, — с поклоном ответил он. — Я попрошу тебя отойти чуть подальше, вон к тому дереву, и расправить крылья, чтобы мы могли лучше судить о твоем экстерьере.

Отчаянный охотно выполнил требуемое.

— Странно, очень странно, — сказал через некоторое время сэр Эдвард, — он держит хвост совершенно нехарактерным образом. Вы говорите, яйцо было найдено в Бразилии, Лоуренс?

— Боюсь, что не могу сказать вам ничего определенного на сей счет. — Сам Лоуренс ничего необычного в хвосте Отчаянного не видел. Правда, и сравнивать ему было не с чем. При ходьбе дракон поднимал хвост вверх и слегка им помахивал. — Мы взяли яйцо с французского корабля, который, судя по маркам на бочках с пресной водой, недавно побывал в Рио — но этим все мои сведения исчерпываются. Судовые журналы они выбросили за борт, а капитан, естественно, отказался сообщить мне, где они взяли яйцо. Думаю, что это место, учитывая длительность морского пути, находится все же не намного дальше Бразилии.

— Как сказать, как сказать. Есть подвиды, которые развиваются в скорлупе более десяти лет, средний же срок — двадцать месяцев. Бог ты мой!

Отчаянный в этот миг распростер крылья, с которых все еще стекала вода.

— Да? — с надеждой произнес Лоуренс.

— Крылья, Лоуренс! Крылья! — И сэр Эдвард бегом устремился к дракону.

Когда недоумевающий Лоуренс сам подбежал к ним, ученый с алчностью во взоре любовно поглаживал одну из спиц, составлявших костяк крыла. Отчаянный склонил к нему голову, но стоял смирно и как будто не возражал.

— Теперь вы узнали, кто он? — спросил Лоуренс осторожно: уж очень разволновался натуралист.

— Узнал? О нет. Я хочу сказать, что никогда не видел воочию представителей этой породы. В Европе едва ли найдутся три человека, которые видели. Один-единственный взгляд на него уже дает мне достаточный повод для обращения в Королевское Общество. Но крылья, а также количество когтей не оставляют сомнений. Это китайский империал — не знаю только, какого рода. Дивный экземпляр, Лоуренс!

Тот опешил. Ему не приходило в голову, что веерообразные крылья и пять когтей на каждой лапе как-то выделяют Отчаянного среди прочих драконов.

— Империал? — повторил Лоуренс, нерешительно улыбаясь. Он даже усомнился на миг, не разыгрывает ли его сэр Эдвард. Китайцы выращивали драконов за тысячи лет до того, как римляне начали одомашнивать дикие породы Европы. Они ревностно хранили свои секреты и даже особей второстепенных пород старались не выпускать из страны. Французы, везущие яйцо империала через Атлантику на тридцатишестипушечном фрегате? Что за бред!

— Это хорошая порода? — осведомился Отчаянный. — Я смогу выдыхать огонь?

— Лучшая из всех существующих, дорогой мой! Реже и ценнее вас только селестиалы. Будь ты из них, китайцы наверняка начали бы войну из-за того, что мы надели на тебя сбрую, — поэтому мы должны только радоваться, что это не так. Но огонь извергать ты вряд ли сможешь, хотя я не исключаю этого полностью. Для китайцев при разведении важнее всего ум и грация — при таком превосходстве в воздухе, как у них, о боевых качествах можно не беспокоиться. Среди восточных пород такие способности гораздо чаще встречаются у японских драконов.

— Вот как, — разочарованно проронил Отчаянный.

— Не глупи, это же великолепная новость! — Лоуренс наконец поверил, что с ним не шутят, но все-таки не удержался и уточнил: — Вы совершенно в этом уверены, сэр?

— О да. — Сэр Эдвард вернулся к осмотру крыльев. — Взгляните только на изящество перепонок, на консистенцию окраса, на гармонию узора и цвета глаз. Я мог бы сразу догадаться, что это порода китайская; в дикой природе он никак не мог зародиться, а европейцам и инкам далеко до подобного мастерства. Этим объясняется и то, что он плавает: китайские драконы, если я верно помню, часто бывают водолюбивыми.

— Империал, — пробормотал Лоуренс, поглаживая Отчаянного. — Просто не верится. Они должны были отрядить для его эскорта половину своего флота. Или прислать ему опекуна, пока он еще не вылупился.

— Возможно, они не знали, каким сокровищем обладают. Яйца китайских драконов, как известно, с виду распознать очень трудно. Единственная отличительная черта — фарфоровое строение скорлупы. Осколки вы, конечно, не сохранили? — без особой надежды спросил сэр Эдвард.

— Думаю, они могут отыскаться у кого-нибудь из матросов. Охотно поищу для вас образчик, ведь я перед вами в долгу.

— Пустяки, это я вам обязан. Подумать только, что мне довелось видеть империала и говорить с ним! — Сэр Эдвард снова отвесил поклон Отчаянному. — В этом я, пожалуй, единственный среди англичан, хотя граф Лаперуз упоминает в своих дневниках, что говорил с таким драконом в Корее, во дворце правителя.

— Я хочу почитать, — сказал Отчаянный. — Лоуренс, ты можешь мне достать эту книгу?

— Постараюсь. Кстати, я буду очень признателен вам, сэр, если вы порекомендуете мне какие-нибудь пособия о поведении драконов этой породы.

— Боюсь, таких источников очень мало. Думаю, что своими знаниями в этой области вы скоро превзойдете всех европейских экспертов. Однако я, конечно, составлю вам список и с радостью одолжу кое-что из своих книг, включая дневники Лаперуза. Если Отчаянный не против подождать здесь немного, мы могли бы зайти за ними ко мне в гостиницу — в деревню его с собой лучше не брать.

— Совсем не против. Пока вы будете ходить, я поплаваю, — сказал Отчаянный.

* * *

Лоуренс попил чаю с сэром Эдвардом, взял у него несколько книг и купил у деревенского пастуха барана, чтобы покормить Отчаянного перед обратной дорогой. Тащить свою покупку на берег ему, однако, пришлось самому, баран же бешено вырывался и блеял, еще и в глаза не видя дракона. В конце концов Лоуренс взял его на руки и понес, а баран в отместку обгадил его напоследок.

Пока Отчаянный насыщался, Лоуренс кое-как отмыл одежду в пруду, положил сушиться на солнце, а потом они вместе выкупались. Сам Лоуренс плавал так себе и на глубине придерживался за Отчаянного, но вскоре, заразившись его восторгом, стал брызгаться и подныривать под дракона.

Вода была восхитительно теплая, а отдыхать они выбирались на гальку. Несколько часов прошли незаметно, и солнце уже садилось. Лоуренс эгоистично радовался тому, что другие купальщики держались от них поодаль: при них бы он постыдился резвиться, как маленький мальчик.

Солнце светило им в спину, когда они, очень довольные, полетели обратно в Фуншал. Драгоценные книги, завернутые в клеенку, приторочили к сбруе.

— Вечером я почитаю тебе дневники этого путешественника, — начал Лоуренс и осекся, услышав впереди громкий трубный зов.

Пораженный дракон замер в воздухе. В следующий миг он — с небывалой для себя робостью — издал сходный звук и снова рванулся вперед, к бледно-серому дракону с белыми узорами на животе и белыми полосками на крыльях, который на фоне облаков был почти невидим.

Он летел много выше Отчаянного, но тут же снизился и поравнялся с ним. Серый уже и теперь был меньше продолжающего расти Отчаянного, но одного взмаха крыльев ему хватало на большее расстояние. Его наездник, одетый в серую кожу под цвет дракона, отстегнул свой плотный капюшон, откинул его и представился, с откровенным любопытством глядя на Лоуренса:

— Капитан Джеймс на Волатилусе, почтовая служба.

Лоуренс не знал, как на это ответить — ведь формально его еще не отчислили с флота и не приняли в воздушные силы.

— Капитан Лоуренс, флот Его Величества, на Отчаянном, — наконец сказал он. — Назначения временно не имею. Вы летите в Фуншал?

— Флот, говорите? — Когда Лоуренс назвался, открытое лицо Джеймса заметно помрачнело. — Да, мы в Фуншал, и вам я тоже советовал бы проследовать туда после такого-то заявления. Сколько вашему дракону и где вы, собственно, его взяли?

— Я вылупился три недели и пять дней назад. Лоуренс взял меня как трофей, — ответил ему Отчаянный, опередив Лоуренса, и спросил другого дракона: — А ты как познакомился с Джеймсом?

— Вылупился! — сказал Волатилус, поморгав большими молочно-голубыми глазами.

— Да? — Отчаянный с недоумением оглянулся на Лоуренса. Тот мотнул головой, призывая его к молчанию, и произнес суховато, задетый начальственным тоном Джеймса:

— Если у вас есть вопросы, предпочитаю ответить вам на земле. Мы с Отчаянным разместились за городом; решайте, куда будем садиться — на наше поле или на ваше.

Джеймс, которого Отчаянный удивил своей речью, ответил слегка теплее:

— Летим на ваше. На моем меня тут же начнут осаждать отправители посылок, и нам не удастся поговорить.

— Прекрасно. Наше к юго-западу от города. Показывай дорогу, Отчаянный.

Серый дракон держался вровень, хотя Отчаянный, не подавая виду, старался его обогнать — эта порода, видимо, славилась своей резвостью. Английские заводчики умели добиваться неплохих результатов даже с ограниченным поголовьем, но тут скорость явно была достигнута за счет умственных способностей.

Они приземлились вместе, всполошив предназначенных для Отчаянного коров.

— Будь с ним помягче, Отчаянный, — тихо попросил Лоуренс. — Некоторые драконы, как и некоторые люди, соображают хуже других. Помнишь Билла Суоллоу на «Надежном»?

— Да, хорошо. Я понял, — ответил Отчаянный, тоже тихо. — Может, одну корову ему отдать, как ты думаешь?

— Он у вас, вероятно, голоден? — спросил Лоуренс Джеймса, когда они оба спешились. — Отчаянный сегодня уже пообедал и может уступить вам корову.

— Вы очень любезны, — сразу оттаял Джеймс. — Он не откажется — так ведь, ненасытная ты утроба? — И потрепал Волатилуса по шее.

— Корова? — широко распахнув глаза, повторил Волатилус.

— Пошли со мной, — предложил Отчаянный. — Поесть можно вон там. — Он перекинул пару животных из загона на чистую травку, и Волатилус с готовностью потрусил за ним.

— Он очень щедр, и вы тоже, — сказал Джеймс, которого Лоуренс повел в дом. — Я еще ни разу не видел, чтобы большие драконы делились с другими. Что это за порода?

— Сам я не знаток, а он нам достался без родословной, но сегодня сэр Эдвард Хоу опознал в нем империала. — Лоуренс немного смущался. Может показаться, будто он хвастается — но ведь это факт, и скрывать его незачем.

Джеймс, услышав это у входа, споткнулся и чуть не упал на Фернау.

— Вы не… да нет, я вижу, вы не шутите. — Джеймс снял свое кожаное пальто. — Но как вы его нашли и как надели на него сбрую?

Лоуренс на его месте ни за что не стал бы так допрашивать человека, пригласившего его к себе в гости, — но, учитывая обстоятельства, простил Джеймсу его манеры.

— С удовольствием вам расскажу и охотно выслушаю ваш совет, как мне быть дальше. Чаю?

— Если можно, кофе. — Джеймс подвинул кресло к огню и развалился, задрав ногу на подлокотник. — Черт, хорошо-то как! Особенно после семи часов в воздухе.

— Семь часов? Вы, должно быть, совсем разбиты, — поразился Лоуренс. — Не знал, что они могут быть в полете так долго.

— Да Бог с вами, мне и по четырнадцать доводилось летать. Но с вашим такое вряд ли получится. Волли за час делает всего один взмах, если погода хорошая. — Джеймс зевнул во весь рот. — Хотя в воздушных потоках над океаном, конечно, несладко приходится.

Когда Фернау принес чай и кофе, Лоуренс вкратце рассказал Джеймсу, как был найден и приручен Отчаянный. Тот, слушая, выпил пять чашек кофе и опустошил две тарелки с сандвичами.

— Так что я, как видите, в некоторой растерянности. Адмирал Крофт запросил из Гибралтара указания относительно меня. Вы, думаю, его депешу и повезете, но буду благодарен, если вы скажете предварительно, чего мне следует ожидать.

— Боюсь, вы спрашиваете не того человека, — весело сказал Джеймс, осушая шестую чашку. — Я о таком слышу впервые и даже насчет тренировки ничего не могу посоветовать. Меня самого запродали на почтовую службу двенадцатилетним, а на Волли я сел в четырнадцать. Вы со своим красавцем еще намучаетесь. Однако постараюсь долго вас не томить. Сейчас быстренько заберу почту и к завтрашнему утру доставлю депешу вашего адмирала по назначению. Не удивлюсь, если к вам завтра же прибудет инструктор.

— Кто, простите?

Джеймс с увеличением числа выпитых чашек говорил все развязнее.

— Инструктор. — Джеймс вылез из кресла и потянулся. — Летчика из вас будет делать. Все забываю, что вы пока еще не совсем наш.

— Для меня это лестно. — Лоуренса, впрочем, больше бы устроило, если бы Джеймс об этом не забывал. — Но не собираетесь же вы лететь ночью?

— Еще как собираюсь — не хочу здесь засиживаться в такую погоду. Ваш кофе вернул меня к жизни, а Волли, слопав корову, способен прогуляться отсюда до Китая и обратно. Выспимся дома, в Гибралтаре. Все, бегу. — Джеймс, насвистывая, надел в передней пальто, и оторопевший Лоуренс едва успел его проводить.

Волли в два прыжка подскочил к курьеру, восторженно бормоча что-то о коровах и «Оччани» — полностью имени своего нового приятеля он выговорить не мог. Джеймс приласкал дракона и сел на него верхом.

— Еще раз большое спасибо. Если подготовку будете проходить в Гибралтаре, там и увидимся. — Взмахнули серые крылья, и дракон с наездником быстро стали уменьшаться в сумеречном небе.

— Корова ему очень понравилась, — сказал, подойдя, Отчаянный.

Лоуренс посмеялся этой невинной похвальбе и почесал ему шею.

— Жаль, что твое первое знакомство с другим драконом оказалось не очень-то вдохновляющим. Зато они отвезут в Гибралтар письмо адмирала Крофта, и через пару дней у тебя, надеюсь, будет более интересное общество.

Джеймс, очевидно, ничего не преувеличивал. Как только Лоуренс на следующий день пришел в город, на гавань легла огромная тень, и большой красно-золотой дракон проплыл в небе, направляясь к посадочному полю на окраине. Лоуренс тут же повернул к «Достойному» и сделал это как нельзя более вовремя: запыхавшийся мичман, встретивший его на полпути, сообщил, что адмирал Крофт его ищет.

В адмиральской каюте Крофта ждали два авиатора. Капитан Портленд — высокий, худой, с резкими ястребиными чертами — сам походил на дракона. Лейтенант Дейс — лет двадцати от силы, со связанными в длинный хвост светло-рыжими волосами и такими же бровями — смотрел крайне недружелюбно. Оба демонстрировали то самое высокомерие, которое приписывала авиаторам молва и в отличие от Джеймса не проявляли к Лоуренсу ни малейшей симпатии.

— Повезло же вам, Лоуренс! — воскликнул Крофт после чопорной церемонии взаимного представления. — В конце концов мы все-таки возвращаем вас на «Надежный».

— Прошу прощения? — с некоторым запозданием произнес Лоуренс, все еще старавшийся разгадать характер и намерения двух авиаторов.

Портленд, которому ссылка на везение, видимо, показалась бестактной и даже оскорбительной, метнул на Крофта презрительный взгляд и сказал Лоуренсу:

— Вы действительно оказали большую услугу Воздушному Корпусу, но необходимости в дальнейших жертвах, я надеюсь, не будет. Лейтенант Дейс прибыл, чтобы вас заменить.

Лоуренс растерянно уставился на Дейса, который ответил ему воинственным взглядом, и заговорил медленно, собираясь с мыслями:

— Я полагал, сэр, что опекун, присутствовавший при появлении дракона на свет, замене не подлежит. Возможно, я ошибаюсь?

— При обычных обстоятельствах это верно и, безусловно, желательно, — ответил Портленд. — Но более чем в половине случаев гибели авиатора нам удавалось уговорить дракона принять нового опекуна. С Отчаянным это должно получиться без затруднений, — имя дракона Портленд выговорил с легким неодобрением, — поскольку он совсем еще юн.

— Понимаю, — только и смог выговорить Лоуренс. Три недели назад это известие доставило бы ему бурную радость, теперь он не ощутил ничего.

— Мы вам, естественно, благодарны, — расщедрился Портленд, — но дракону будет гораздо лучше с опытным авиатором, а флот, уверен, не захочет отдать нам столь заслуженного своего офицера.

— Вы очень любезны, сэр, — поклонился Лоуренс. Комплимент авиатора прозвучал несколько натянуто, но все остальное, несомненно, имело смысл. Отчаянному, разумеется, будет лучше с опытным наставником, как и кораблю было бы лучше в руках настоящего моряка. Дракон достался ему по воле случая, и теперь, в свете недавних открытии, стало особенно ясно, что столь незаурядному существу и партнер нужен незаурядный. — Вполне понятно, что вы хотите видеть на этом месте хорошо подготовленного человека, и я только счастлив, что принес вам какую-то пользу. Следует ли мне проводить мистера Дейса к Отчаянному?

— Нет! — отрезал Дейс.

Портленд взглядом заставил его умолкнуть и ответил более вежливо:

— Благодарю, капитан, не нужно. Мы, напротив, предпочитаем действовать так, будто прежний опекун умер. Это позволит решить ситуацию проверенным ранее способом. Лучше всего будет, если вы никогда больше не увидите дракона.

Это был удар. Лоуренсу захотелось возразить, но он сдержался и ограничился новым поклоном. Если для Отчаянного так легче, его долг — устраниться.

Но как горько, что он никогда больше не увидит Отчаянного, не простится с ним, не скажет напоследок что-нибудь ласковое! Лоуренс чувствовал себя дезертиром. Горе, придавившее его, как при уходе с «Достойного», не рассеялось и к вечеру. В общей зале гостиницы, где ему предстоял обед с Райли и Уэллсом, он с большим трудом выдавил из себя улыбку.

— Похоже, джентльмены, что вы так от меня и не избавитесь.

Когда он объяснил, в чем дело, они с жаром принялись его поздравлять и пить за его освобождение.

— Лучшая новость за две недели, — заверил Райли, поднимая бокал. — Ваше здоровье, сэр! — Он говорил искрение, хотя на повышение мог теперь не рассчитывать.

Лоуренс был тронут, и столь преданная дружба сделала его печаль чуть менее тяжкой. Ответный тост он произнес почти что в прежней своей манере.

— Но подошли они к этому делу несколько странно, — хмуро заметил Уэллс, выслушав рассказ Лоуренса о беседе у адмирала. — То, что морской офицер для них недостаточно хорош, оскорбительно для флота.

— Ничего подобного, — возразил Лоуренс, хотя и его втайне посещала та же мысль. — Я уверен, что они заботятся не только о своем Корпусе, но и о благе Отчаянного; их так же мало мог порадовать профан на спине столь ценного существа, как нас — армейский офицер на мостике перворазрядного линейного корабля.

Он верил в то, что говорил, но это не слишком его утешало. Вечер шел своим чередом, и боль разлуки мучила Лоуренса все сильнее, несмотря на вкусную еду и приятное общество. Он уже привык читать на ночь Отчаянному, беседовать с ним, засыпать с ним рядом. Озабоченные взгляды Уэллса и Райли, их усилия не допускать в разговоре пауз говорили о том, что он скрывает свои чувства не слишком удачно — но не мог же он для их успокоения притвориться, что счастлив.

Подали пудинг. Он попытался съесть хоть немного, но тут прибежал мальчик с запиской от капитана Портленда. Лоуренса срочно требовали в его загородный дом. Он встал из-за стола, объяснив все сотрапезникам в двух словах, и выскочил на улицу без плаща. На Мадейре ночи теплые, особенно если идти быстрым шагом. Подходя к дому, он охотно снял бы и галстук.

Внутри горел свет; Лоуренс предоставил домик в распоряжение Портленда. Фернау отворил дверь. Дейс сидел у стола, опустив голову на руки, окруженный другими молодыми людьми в летных мундирах. Портленд стоял у огня, глядя на них жестко и неприязненно.

— Что-нибудь случилось? — спросил Лоуренс. — Отчаянный нездоров?

— Здоров, — кратко ответил Портленд, — но от замены отказывается.

Дейс вскочил и подступил к Лоуренсу:

— Это просто невыносимо! Империал во власти какого-то флотского болвана.

Друзья поспешили утихомирить его, но и сказанного было вполне достаточно. Лоуренс схватился за шпагу.

— Вы ответите за свои слова, сэр!

— Прекратите. В Корпусе не бывает дуэлей, — вмешался Портленд. — Эндрюс, Бога ради, уложите его в постель и дайте ему лауданума.

Юноша, державший Дейса за левую руку, кивнул и вместе с тремя другими вывел упирающегося лейтенанта из комнаты. Фернау, как деревянный, стоял в углу, держа на подносе графин с портвейном.

— Нельзя требовать, чтобы джентльмен терпел подобные замечания, — заявил Лоуренс Портленду.

— Авиатор не распоряжается своей жизнью и не должен швыряться ею без всякого смысла, — ровно ответил тот. — У нас в Корпусе нет дуэлей.

Повторенные дважды слова имели силу закона. Лоуренс, признавая их справедливость, слегка разжал пальцы, но гневный румянец с его лица не сошел.

— В таком случае, сэр, он должен принести извинения как мне, так и флоту. То, что он сказал, возмутительно.

— Вам никогда не доводилось слышать замечаний такого же рода в адрес авиаторов или Воздушного Корпуса?

Лоуренс умолк, уловив горечь в голосе Портленда. Раньше ему не приходило в голову, как такие фразы должны возмущать авиаторов, но сейчас он от души посочувствовал людям, которым служебный устав воспрещает ответить на оскорбление должным образом.

— Капитан, — сказал он гораздо спокойнее, — если при мне когда-либо и высказывались подобные вещи, сам я ничего такого не произносил и со всей возможной строгостью останавливал других. Я не допускаю презрительных высказываний ни об одном военном подразделении Его Величества и впредь не намерен их допускать.

На сей раз замолчал Портленд.

— Я обвинил вас несправедливо и прошу меня извинить, — наконец сказал он, хотя и неохотно. — Надеюсь, что и Дейс извинится, когда немного придет в себя. Он ни за что бы этого не сказал, если бы не пережитое им горькое разочарование.

— Из ваших слов я понял, что здесь есть определенный риск. Он, конечно, надеялся справиться с детенышем, но не следовало питать слишком больших надежд.

— Он пошел на этот риск и лишился надежды на повышение. Шанс на следующую попытку он может заслужить только в бою, что весьма маловероятно.

Выходит, Дейс оказался в том же положении, что и Райли, даже в худшем, ибо в Англии драконы — большая редкость. Лоуренс все еще не мог простить ему оскорбления, но стал лучше понимать его чувства и испытал невольную жалость к этому человеку, в сущности, еще мальчику.

— Я охотно приму его извинения. — На большее Лоуренс пока не был способен.

— Рад слышать, — с видимым облегчением произнес Портленд. — А теперь вам, пожалуй, лучше пойти и поговорить с Отчаянным. Он, наверное, уже соскучился, а предложение взять замену ему не понравилось. Наш разговор мы, надеюсь, возобновим завтра. Вашу спальню мы не тронули, так что переселяться вам нет нужды.

Лоуренс с готовностью вышел и зашагал к полю. При свете ущербной луны он еще издали различил Отчаянного. Дракон свернулся в тугой комок и лежал смирно, перебирая в когтях золотую цепь.

— Отчаянный, — позвал Лоуренс от ворот, и тот сразу же вскинул свою гордую голову.

— Лоуренс, ты? — Больно было слышать неуверенность в его голосе.

— Я, милый, я. — Лоуренс шел быстро, почти бежал.

Когда он оказался рядом, Отчаянный с басистым воркующим звуком обнял его передними лапами, окутал крыльями, ткнулся мордой. Лоуренс погладил мокрый холодный нос.

— Он сказал, что ты не любишь драконов и хочешь вернуться на свой корабль. Сказал, что ты летал со мной только из чувства долга.

У Лоуренса дух захватило от ярости. Будь Дейс сейчас здесь, он измолотил бы его кулаками.

— Он сказал неправду, Отчаянный, — с трудом преодолевая спазм, выдавил Лоуренс.

— Я так и подумал, но слышать такие слова неприятно. Еще он хотел отобрать мою цепь. Я очень из-за этого рассердился, а он все не уходил, пока я его не выставил. А тебя все нет и нет. Я подумал, что это он тебя не пускает, но не знал, где тебя искать.

Лоуренс прижался щекой к теплому мягкому боку.

— Прости меня, я виноват. Они уговорили меня уйти и дать ему попробовать — ради твоей будто бы пользы. Мне сразу следовало понять, что это за субъект.

— На корабле я уже, наверно, не помещусь? — помолчав немного, спросил Отчаянный.

— Нет, разве что на специальном, для перевозки драконов, — удивленно ответил Лоуренс.

— Если ты так хочешь снова получить свой корабль, я позволю, чтобы на меня сел кто-то другой. Только не этот, потому что он говорит неправду. Я не хочу тебя принуждать.

Лоуренс постоял неподвижно, овеваемый теплым драконьим дыханием, и сказал тихо, от всего сердца:

— Нет, голубчик. Ты мне дороже любого корабля во всем королевском флоте.