— Лоуренс, будьте милым, принесите вина. — Роланд упала на стул рядом с ним, ничуть не заботясь о сохранности своих юбок. — Двух танцев для меня более чем достаточно, больше я с места не поднимусь.

— Не хотите ли уйти прямо сейчас? Я с удовольствием провожу вас.

— По-вашему, я так неуклюжа, что в платье не в состоянии пройти и четверти мили? Скажите прямо, и я стукну вас по голове этим очаровательным ридикюлем, — засмеялась она. — Я не для того наряжалась, чтобы убегать в столь ранний час. Мы с Эксидиумом возвращаемся в Дувр через неделю, и одному Богу известно, когда мне еще доведется побывать на балу, к тому же устроенном в нашу честь.

— Я с вами, Лоуренс, — вызвался Чинери. — Раз тут кормят одними французскими финтифлюшками, надо хоть запасти их побольше.

— Слушайте, слушайте! — возгласил Беркли. — Тащите целое блюдо!

У столов их разделила толпа. Народу все прибывало: лондонское общество не уставало ликовать по поводу побед при Трафальгаре и Дувре, и авиаторы, дотоле презираемые, вдруг сделались героями дня. Все с улыбками расступались перед нашивками Лоуренса. Без особых трудов разжившись бокалом вина, он с сожалением отказался от мысли прихватить еще и сигару: было бы верхом невежливости наслаждаться ею при Роланд и Харкорт, лишенных такой возможности. Вместо сигары он взял второй бокал, полагая, что в желающих недостатка не будет.

Услышав свое имя, он вполне оправданно ограничился легким поклоном — ведь обе руки у него были заняты.

— Капитан Лоуренс! — Мисс Монтегю улыбалась ему гораздо приветливее, чем в доме его родителей, и была явно разочарована тем, что не может подать ему руку. — Очень рада видеть вас снова. Так много времени прошло с нашей встречи в Воллатон-холле! Как поживает наш славный Отчаянный? У меня чуть сердце не остановилось, когда я услышала о сражении. Я предчувствовала, что вы окажетесь в самой гуще — так и случилось.

— У него все хорошо, благодарю вас. — Лоуренс едва сдерживался: «наш славный Отчаянный» было явным перебором с ее стороны, но он не хотел быть грубым с дамой, которую встретил в родительском доме. Отец не поддался всеобщему поветрию любви к авиаторам: обидеть мисс Монтегю значило усугубить их размолвку и, возможно, еще больше осложнить положение матери.

— Могу я представить вас лорду Уинсдейлу? — Она повернулась к своему спутнику и очень тихо произнесла: — Это капитан Лоуренс — помните, сын лорда Эллендейла?

— Как же, как же! — Свой легкий кивок Уинсдейл, видимо, расценивал как величайшую милость. — Молодцом, Лоуренс. Достойны всемерных похвал. Мы все должны почитать себя счастливыми оттого, что вы сумели добыть для Англии такое животное.

— Вы слишком добры, Уинсдейл, — тем же тоном ответил Лоуренс. — Прошу меня извинить — не хочу, чтобы вино согрелось больше, чем следует.

Мисс Монтегю, кажется, рассердилась, но тут же прощебетала:

— О, разумеется. Быть может, вы увидитесь с мисс Гелмен и передадите ей привет от меня? Ах, я снова все перепутала. Она теперь миссис Уолви, и в Лондоне ее нет, ведь правда?

Эта злючка умудрилась что-то разнюхать, подумал Лоуренс.

— Да, сейчас они с мужем, кажется, путешествуют по озерному краю, — ответил он и поклонился, очень довольный, что новость не застала его врасплох.

Мать написала ему о помолвке Эдит вскоре после сражения, и он получил письмо еще в Дувре. «Надеюсь, это не слишком тебя огорчит, — говорилось в письме. — Я знаю, ты всегда восхищался ею, и сама находила ее очаровательной, но не могу одобрить решение, которое она приняла».

Лоуренс к этому времени уже оправился от удара, который получил прошедшей зимой. Он знал, что Эдит когда-нибудь станет женой другого, и мог с чистой совестью успокоить мать. Эдит, по чести, было не за что упрекнуть: их брак обернулся бы катастрофой для обеих сторон. Последние девять месяцев он не нашел бы времени даже подумать о ней. Лоуренс не видел причин, по которым Уолви не мог бы стать для Эдит превосходным мужем, и при встрече искренне пожелал бы ей счастья.

Но шпилька, которую подпустила мисс Монтегю, видимо, не прошла даром.

— Как вы долго, — сказала Роланд, взяв у него бокалы. — Вам кто-нибудь докучал? Не обращайте внимания, лучше прогуляйтесь и взгляните, как там Отчаянный. Это исправит вам настроение.

Ее идея пришлась по душе Лоуренсу.

— Так я, пожалуй, и сделаю, если вы меня извините.

— Проведайте заодно и Максимуса — вдруг он хочет добавки, — попросил Беркли.

— И Лили! — воскликнула Харкорт, но тут же спохватилась, боясь, что ее услышат за соседними столиками. Общество не могло знать, что сопровождающие авиаторов женщины — такие же капитаны, как и мужчины. Предполагалось, что это жены. Роланд со своим шрамом вызывала, правда, некоторое замешательство, но ей это было глубоко безразлично.

Лоуренс покинул своих веселых сотрапезников и вышел наружу. Старый запасник близ Лондона давно уже вошел в черту города. Теперь им пользовались только курьеры, но по случаю празднества на его северной окраине воздвигли большой павильон.

Музыкантов по просьбе авиаторов посадили в самом торце, чтобы и драконы могли послушать. Поначалу музыканты побаивались, но драконы оказались столь благодарной публикой, что их беспокойство совершенно прошло. Первая скрипка вовсе покинула зал и просвещала крылатых слушателей, исполняя отрывки из разных произведений.

Максимус и Лили внимали как зачарованные и задавали скрипачу множество вопросов, но Отчаянный, к удивлению Лоуренса, свернулся клубком отдельно от всех остальных и беседовал с кем-то, кого капитану не было видно.

Лоуренс подошел поближе и тихо окликнул Отчаянного. Человек обернулся, и Лоуренс с радостью узнал в нем сэра Эдварда Хоу.

— Счастлив вас видеть, сэр! — воскликнул он, пожимая руку ученому. — Я не слышал, что вы возвратились в Лондон, хотя специально наводил справки сразу, как мы прилетели.

— Новости застигли меня в Ирландии, я только-только приехал. — Лоуренс, услышав это, заметил, что сэр Эдвард одет по-дорожному и сапоги у него в пыли. — Надеюсь, вы не поставите мне в вину, что я, полагаясь на наше знакомство, не стал дожидаться формального приглашения. Мне хотелось поговорить с вами незамедлительно, но внутри такая давка, что я решил не разыскивать вас, а побыть с Отчаянным, пока вы не появитесь.

— Мне совестно, что мы доставили вам столько хлопот. Я сам стремился поговорить с вами с тех самых пор, как Отчаянный проявил такие способности. Думаю, известие о них и привело вас сюда. Он говорит, что всякий раз, издавая рев, испытывает такие же ощущения — вот и все. Мы не можем понять, как простой звук может произвести подобное действие, и никто из нас ни о чем похожем не слышал.

— Вы и не могли слышать. — Сэр Эдвард посмотрел на толпу драконов у павильона. — Быть может, поищем более уединенное место?

— Можно перелететь на мою лужайку, — предложил Отчаянный. — Я с удовольствием перенесу вас обоих. Минута — и мы там.

— Это пожалуй, будет лучше всего, если вы не против, — сказал сэр Эдвард. Отчаянный бережно обхватил их когтями и мгновение спустя поставил на пустую лужайку. — Извините, что порчу вам такой вечер, — добавил ученый.

— Уверяю вас, я только счастлив улизнуть оттуда на время.

Лоуренсу не терпелось услышать, что скажет сэр Эдвард. Опасения, что Наполеон подошлет своего агента к Отчаянному, после победы только усилились.

— Хорошо. Не буду больше держать вас в неведении. Я не претендую на то, будто мне понятна механика действий Отчаянного, но в литературе такие случаи упоминаются. У китайцев и японцев это явление называется «божественный ветер». Боюсь, это ничего не добавит к тому, что вы уже знаете, но важно другое. Таким свойством обладает только одна порода, а именно селестиалы.

Воцарилось молчание. Лоуренс не знал, что и думать, Отчаянный переводил взгляд с капитана на сэра Эдварда.

— Разве они так сильно отличаются от империалов? — спросил он наконец. — Ведь обе эти породы китайские?

— Разница очень велика, — заверил его сэр Эдвард. — Империалы тоже встречаются достаточно редко, но селестиалами владеют только императоры или их ближайшие родственники.

— Императоры, — медленно, начиная понимать, повторил Лоуренс. — Незадолго до сражения, сэр, в Дуврском запаснике разоблачили французского шпиона. И он сказал, что яйцо с будущим Отчаянным было подарено не Франции, а лично самому Бонапарту.

— Это меня не удивляет, — кивнул сэр Эдвард. — Сенат вручил Бонапарту корону в мае прошлого года. Время вашей встречи с французским фрегатом показывает, что китайцы послали яйцо ему в дар, как только узнали об этом. Не могу понять, что побудило их сделать столь щедрый подарок. Никаких других попыток заключить союз с Францией они не предпринимали, но совпадение во времени не допускает иных толкований.

— И если они хотя бы приблизительно знали, когда должен вылупиться дракон, мне понятно, почему они выбрали такой транспорт, — подхватил Лоуренс. — Пройти за семь месяцев из Китая во Францию вокруг мыса Горн может только быстроходный фрегат, вот они и рискнули.

— Лоуренс, — сокрушенно промолвил сэр Эдвард, — я ввел вас в заблуждение и покорнейше прошу меня простить. Хотел бы сослаться на незнание, но и этого не могу. Я читал описания селестиалов, видел их на рисунках. Мне попросту в голову не пришло, что жабо и усики отрастают у них только с наступлением зрелости. По строению тела и крыльев они очень схожи с империалами.

— Прошу вас, не огорчайтесь так, сэр. Ни о какой вашей вине даже речи быть не может. Эта маленькая неточность вряд ли могла повредить его обучению, и свой талант он в любом случае проявил как нельзя более вовремя. — Лоуренс улыбнулся Отчаянному и погладил его стройную переднюю ногу, а дракон весло зафырчал, соглашаясь. — Стало быть, ты селестиал, голубчик, и если подумать, то удивляться тут нечему. Понятно теперь, почему Бонапарт пришел в такой раж, потеряв тебя.

— Думаю, он не скоро еще перестанет гневаться, — заметил сэр Эдвард. — Хуже того, он натравит на нас китайцев. Те весьма щекотливы во всем, что касается императорской фамилии, и будут, несомненно, сильно задеты, что их сокровище досталось простому британскому офицеру.

— Не вижу, как это может затрагивать их или Наполеона, — возмутился Отчаянный. — Из яйца я давно вышел, и мне все равно, император Лоуренс или нет. Наполеон вот император, а мы его победили и обратили в бегство. Не понимаю, что такого хорошего в этом титуле.

— Не волнуйся, голубчик, им не к чему будет придраться. Мы взяли тебя не с китайского судна, а с французского военного корабля. Китай сам решил отдать яйцо нашим врагам, и ты вполне законный военный трофей.

— Рад это слышать, — сказал сэр Эдвард, хотя сомнение еще звучало в его голосе. — Но они все-таки могут затеять ссору. Законы других государств их мало заботят и вовсе утрачивают значение, когда идут вразрез с их собственными понятиями. Вы не знаете, как они сейчас настроены по отношению к нам?

— Шум они, пожалуй, поднять могут, — призадумался Лоуренс. — Военного флота у них практически нет, зато драконы славятся по всему миру. Расскажу обо всем адмиралу Лентону — он понимает в политических разногласиях больше меня.

Над головой зашумели крылья, земля содрогнулась — это Максимус сел на свою лужайку неподалеку от них. За деревьями мелькала его красная с золотом шкура. Другие драконы тоже разлетались на отдых. Бал, видимо, подходил к концу, и Лоуренс видел по догорающим фонарям, что час уже поздний.

— Вы, должно быть, устали с дороги, — сказал он сэру Эдварду. — Своим рассказом, сэр, вы снова оказали мне великое одолжение. Могу ли я просить еще об одном — отобедать завтра со мной? Не хочу держать вас на холоде, но вопросов у меня, признаться, изрядное множество. Очень хочется узнать о селестиалах побольше.

— С большим удовольствием. — Сэр Эдвард поклонился им обоим. — Нет, благодарю, я и сам прекрасно найду дорогу, — сказал он, когда Лоуренс собрался его проводить. — Я вырос в Лондоне и мальчишкой часто сюда забегал. Это место, смею сказать, мне знакомо лучше, чем вам.

Они условились о встрече и простились до завтра.

Лоуренс предполагал остановиться на ночь в соседней гостинице, где сняла комнату Роланд, но ощутил вдруг нежелание расставаться с Отчаянным. Он отыскал на конюшне одеяла, которыми пользовалась наземная команда, и свил себе довольно пыльное гнездо в драконьих объятиях, приспособив вместо подушки парадный мундир. «Извинюсь утром, — решил он. — Роланд меня поймет».

— Лоуренс, а какой он, Китай? — спросил Отчаянный, укрывшись крыльями от зимнего холода.

— Я бывал только в Индии, голубчик, а там нет. Но думаю, это страна чудес. Китай — древнейшее государство мира, древнее Рима. И драконы там, конечно, самые лучшие, — с улыбкой добавил Лоуренс, зная, что Отчаянному это будет приятно.

— Ну что ж, мы ведь можем слетать туда, когда победим в этой войне. Я хотел бы познакомиться с другими селестиалами. А что до отправки меня Наполеону, так это вздор. Я никому не позволю нас разлучить.

— Я тоже не позволю, голубчик. — Лоуренс улыбался, хотя и понимал, что вмешательство Китая может сильно осложнить их судьбу. Разделяя в глубине души простые взгляды Отчаянного, он уснул под мерное драконье дыхание, так напоминавшее непрестанный шум моря.