— Я дам тебе меч, чтобы ты смог на него упасть, если ты настаиваешь на самоубийстве, — ответил Дракон. — Наименее болезненно для всех будет, если ты воспользуешься своим.

Плечи принца напряглись. Было отчетливо видно, как свело мускулы вокруг шеи. Он отпустил Касину руку и шагнул на возвышение. Лицо Дракона оставалось невозмутимо ледяным и непроницаемым. Я думала, что принц охотно его стукнет, но с кресла подскочил Сокол.

— Прошу прощения, ваше высочество, но в этом нет необходимости. Если вы помните то заклинание, которое я использовал, когда мы захватили лагерь генерала Ничкова в Киве. Оно прекрасно нам сгодится и здесь. Это поможет нам увидеть, как было выполнено заклинание. — Он улыбнулся Дракону одними губами. — Думаю даже Саркан признает, что ему не скрыть от меня подобные вещи.

Дракон не стал ничего отрицать:

— Если ты позволишь втянуть себя в это идиотское предприятие, я признаю, что ты куда более экстравагантный дурак, чем я о тебе думал.

— Я бы не назвал экстравагантной любую разумную попытку спасти королеву, — парировал Сокол. — До сего момента мы все преклоняли голову перед твоим благоразумием, Саркан. Действительно, не было никакого смысла рисковать, чтобы доставить королеву и сразу же ее казнить. А теперь, — он взмахнул рукой в Касину сторону, — перед нами есть очевидное доказательство иного варианта. Почему ты так долго это скрывал?

Вот так запросто, Сокол перескочил с позиции ярого противника любой возможности избавления от скверны и обвинения Дракона в том, что он вообще сохранил Касе жизнь! Я вытаращилась на него, но волшебник ничуть не смутился такой кардинальной перемены своего мнения.

— Если существует любая возможность спасти королеву, — добавил Сокол. — Должно быть сделано все возможное.

Дракон хмыкнул:

— Тобой?

Даже я должна была признать, что это была худшая попытка заставить Сокола засомневаться. Он сощурил глаза, холодно повернулся к принцу и сказал:

— Я покидаю вас, ваше высочество. Мне нужно восстановить силы прежде, чем смогу утром использовать заклинания.

Принц Марек отпустил его движением руки. К своему беспокойству, пока я следила за словесной перепалкой, я проглядела, как принц о чем-то беседует с Касей, держа ее руки в своих. Ее лицо по-прежнему было неестественно неподвижно, но я уже научилась его читать, и видела, что она обеспокоена.

Я было собралась ее спасать, как он отпустил ее руку и быстро ушел из зала наверх, прогремев каблуками по лестнице. Кася подошла ко мне и я поймала ее руку. Дракон мрачно смотрел на лестницу, беспокойно постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

— Он может это сделать? — спросила я у него. — Сумеет увидеть, как было выполнено заклинание?

«Тук-тук-тук», — отбили его пальцы.

— Не сможет, пока не найдет путь в гробницу, — наконец ответил Дракон. Спустя мгновение он неохотно добавил: — В чем он вполне может преуспеть. У него есть способность к магии поиска. И все же ему еще нужно найти в нее вход. Думаю, это займет у него пару недель, чего будет достаточно, чтобы я успел отправить сообщение королю, и, надеюсь, предотвратить эту глупость.

Он взмахнул рукой, прогоняя меня, и я была рада сбежать, утащив наверх за собой Касю, осторожно проверяя наш путь. На втором этаже прежде, чем тащить через весь коридор Касю, я выглянула, чтобы убедиться, что по близости нет ни Сокола, ни принца. А когда мы добрались до моей комнаты, я попросила ее подождать снаружи, и заглянула внутрь: пусто. Я завела ее внутрь, потом закрыла и забаррикадировала дверь, и еще прислонила спинку стула к дверной ручке. Я бы с удовольствием заперла ее с помощью волшебства, но Дракон строго предупредил меня не пользоваться заклинаниями, и как бы сильно мне не хотелось избежать повторного визита принца Марека, еще меньше я хотела напоминать ему о том, что на самом деле случилось в его прошлый визит. Я не была уверена, сумеет ли Сокол обнаружить мое крохотное заклятьице замка здесь в комнате наверху, однако я чувствовала его работу из кухни, так что не хотела испытывать судьбу.

Я повернулась к Касе. Она тяжело села на кровать с прямой спиной — теперь она так держалась постоянно — сложив руки на коленях, и наклонив голову вперед.

— Что он тебе сказал? — спросила я у нее, чувствуя, как в моем животе бурлит ярость, но Кася в ответ покачала головой.

— Просил помочь, — ответила она. — Сказал, что поговорит со мной снова завтра, — она подняла голову и посмотрела на меня: — Нешка, ты ведь спасла меня… ты можешь спасти королеву Анну?

На мгновение я снова очутилась в Чаще, под плотным переплетением ветвей, на меня обрушилась тяжесть ее ненависти и с каждым вздохом в меня вползали тени. Страх сдавил мое горло. Но я вспомнила о заклинании «fulmia», тихо рокотавшем как гром в моем животе, Касино лицо и другое дерево, выросшее высоко-высоко и в его коре лицо, его расплывшиеся и стёршиеся за двадцать лет черты под наросшей корой словно у статуи под струями воды.

Дракон находился в библиотеке в раздраженном состоянии духа и что-то писал, и мой приход с вопросами не прибавил ему настроения:

— Тебе и так не занимать безрассудства, не следует одалживать его у других, — сказал он. — Ты что до сих пор не видишь очевидной ловушки? Именно этого и ждет Чаща.

— Ты думаешь, что Чаша заполучила… принца Марека? — удивилась я, считая, что этим можно было бы все объяснить. Если именно благодаря этому он собирался…

— Нет, этого еще не случилось, — ответил Дракон. — Но он готов преподнести ей себя вместе с волшебником на блюде: чудесный обмен за одну деревенскую девушку, и будет еще лучше, если в западне очутишься и ты! Чаща посадит в вас с Солей очаговые деревья, и за неделю проглотит всю долину целиком. Вот почему она ее отпустила.

Но я помнила отчаянное сопротивление.

— Она ее не отпускала! — сказала я. — Она не позволяла мне даже приблизиться к ней…

— До определенного момента, — ответил он. — Чаща старалась сделать все возможное, чтобы спасти очаговое дерево, так же как генерал спасает крепость. Но если дерево было уже не спасти… а все действительно зашло так далеко, не взирая на то, выживет или умрет девушка… тогда, разумеется, она постаралась повернуть свой проигрыш к лучшему.

Мы обсудили все взад и поперек. Я не считала, что он неправ. Все казалось именно настолько коварным, как обычно действовала Чаща, превращая любовь в оружие. Но, на мой взгляд, это не означало, что не стоит попытаться. Освобождение королевы могло положить конец войне с Росией, могло укрепить оба государства, а если попутно мы уничтожим еще одно очаговое дерево, то, возможно, нам удастся надолго подорвать силы Чащи.

— Да, а если с неба спустятся десяток ангелов с огненными мечами, — сказал он, — и порубят всю Чащу в капусту, ситуация тоже исправится в лучшую сторону.

Я раздраженно фыркнула в ответ, притащила огромный журнал наблюдений, положила его на стол между нами и открыла его на последних страницах, испещренных его тщательным аккуратным почерком. Положив поверх руку, я сказала:

— Она уже побеждает, несмотря на все, что ты делаешь, не так ли? Мы не можем хранить этот секрет запертым здесь в Башне, пока не будем идеально готовы. Если Чаща собирается ударить, мы должны ударить первыми и скорее.

— Есть огромная разница между поиском совершенства и непоправимой поспешностью, — ответил волшебник. — То, что ты хочешь на самом деле, наслушавшись слащавых баллад о несчастной потерянной королеве и убитом горем короле, считая, что живешь в одной из них, это оказаться одной из героинь. Что, как ты думаешь, от нее осталось за двадцать лет пожирания ее деревом?

— Больше, чем останется через двадцать один год! — парировала я.

— А если еще достаточно, чтобы понимать, что происходит, когда Чаща подселит к ней в дерево ее собственного ребенка? — парировал он в ответ, и ужас от подобной мысли заставил меня замолчать.

— А это уже моя забота, а не ваша, — раздался голос принца Марека. Мы нервно обернулись за столом. Он молча стоял в дверях в ночной рубашке и босиком. Принц посмотрел на меня, и я заметила, как трещит по швам заклятье фальшивой памяти. Он вспомнил меня, и внезапно я тоже вспомнила, как переменилось его лицо, когда я прямо перед ним использовала колдовскую силу, его голос: «Ты ведьма». С самого начала он искал кого-то, кто может ему помочь.

— Это ты сделала, не так ли? — спросил он у меня с горящими глазами. — Мне бы следовало сразу догадаться, что этот высохший старый змей ни за что бы не подставил свою шею даже за такие чудесные прелести. Это ты спасла девушку.

— Мы… — заикнулась было я, отчаянно взглянув на Дракона, но Марек лишь фыркнул в ответ.

Он вошел внутрь и прошел прямо ко мне. Я заметила еле заметный шрам у него на голове на линии волос, куда я безумно лупила его тяжелым подносом. В моем животе словно поселился волшебный тигр, готовый разразиться рыком, но моя грудь по-прежнему была стянута объятьем страха. Когда он подошел вплотную, у меня участилось дыхание: если он подойдет еще ближе, если он дотронется до меня, я закричу… какое-нибудь проклятье — в моей голове светлячками вертелось с десяток наимерзейших заклинаний Яги, так и ждущих чтобы сорваться с языка.

Но принц остановился на расстоянии вытянутой руки и только слегка наклонился ко мне со словами:

— Эта девушка, знаешь ли, обречена, — глядя мне в лицо, заявил он: — Король критически смотрит на все заявления волшебников о том, что они умеют исцелять скверну. Слишком многие из них сами вскоре пали перед ней. Закон гласит, что ее следует предать смерти, и Сокол определенно не станет свидетельствовать в ее пользу.

Я выдала себя и знала это, но не могла больше увиливать.

— Помоги мне спасти королеву, — добавил он тихо и тепло, — и я в обмен спасу девушку. Когда король получит назад мою мать, ему не останется ничего иного, как пощадить обеих.

Я прекрасно понимала, что это никакая не сделка, а угроза. Он прямо говорит, что приговорит Касю к смерти, если я не соглашусь. Я и ненавидела его еще больше, и вместе с тем, прожив три ужасных месяца с этой скребущей раной отчаяния в душе, не могла полностью его ненавидеть. А он жил с такой раной с самого детства, без матери, которую у него отобрали, сказав, что она пропала и хуже, чем мертва, и навсегда останется вне пределов его досягаемости. Я не жалела его, но могла понять.

— А когда мир перевернется вверх ногами, солнце точно взойдет на западе, — рявкнул Дракон. — Единственное, чего ты добьешься, это дашь убить себя, и ее в придачу.

Принц повернулся к нему лицом и грохнул кулаком об стол, заставив подскочить книги и свечи.

— А ты будешь спасать бесполезных крестьянок, бросив королеву Польни гнить? — прорычал принц, его маска спокойствия дала трещину. Он замолчал и втянул в себя воздух, натянуто улыбнувшись кривыми губами. — Ты слишком далеко зашел, Дракон. После этого даже мой брат перестанет прислушиваться к твоим тихим советам. Годами ты кормил нас историями о Чаще…

— Если ты мне не веришь, бери своих людей и ступай туда. Проверь сам, — прошипел в ответ Дракон.

— Так и сделаю, — ответил принц. — И заберу эту ведьму с собой, и твою симпатичную крестьянку тоже.

— Ты не возьмешь никого, кто не захочет с тобой идти, — ответил Дракон. — Ты с детства воображал себя героем из легенд…

— Лучше уж так, чем быть отъявленным трусом, — сказал принц, улыбнувшись всеми зубами. Между ними словно живое существо начала обретать форму враждебность, и прежде чем Дракон успел что-то ответить, я вмешалась:

— А вдруг мы сумеем немного ослабить Чащу перед нашим походом? — они отвели взгляды и удивленно посмотрели на меня.

* * *

Увидев за моей спиной большую толпу мужчин в доспехах, бьющих копытами лошадей, а также волшебников, уставшее лицо Кристины вытянулось и застыло. Я шепнула ей:

— Мы пришли за Иржи. — Она нервно кивнула, не глядя на меня, и попятилась внутрь, впуская меня в дом.

На кресле-качалке лежало вязание, а у очага стояла колыбель, в которой спал ребеночек: довольно крупный, здоровый, краснолицый. В одной ручке малыш сжимал погрызенную деревянную погремушку. Конечно я подошла взглянуть на малыша. Кася зашла за мной следом и заглянула через мое плечо в колыбельку. Я уже была готова ее позвать, но она повернулась, держась в тени, и я промолчала. Кристине больше нечего было бояться. Она забилась со мной в угол, бросая взгляды на вошедшего Дракона, и еле слышным шепотом сообщила, что назвала ребенка Анатолем. Она умолкла, когда в дом, нагнувшись, зашли принц Марек с Соколом в белоснежном плаще без единого пятнышка грязи. Никто из них не обратил ни малейшей внимания ни на ребенка, ни на саму Кристину.

— Ну, и где же оскверненный мужчина, — спросил принц.

Кристина шепнула мне:

— Он в амбаре. Мы его перетащили… я хотела освободить комнату, но мы не… я не хотела ничего дурного…

Ей не нужно было объяснять, почему ей не хотелось оставаться каждую ночь в одном доме с таким лицом.

— Все хорошо, Кристина, Иржи может… то, что мы попробуем, может не… это поможет. Но Иржи может от этого умереть.

Она сжала край колыбельки, но слегка кивнула. Думаю, для нее он уже был мертв, словно он пал в проигранной битве, а она лишь ждала подтверждение об его гибели.

Мы вышли наружу. Из новенького загона рядом с домом на наших лошадей с любопытством смотрели семеро маленьких повизгивающих поросят с толстобрюхой мамашей. Жерди изгороди даже не успели еще потемнеть, оставаясь светло-коричневыми. Мы объехали вокруг этого одинокого домика и спустились по узкой почти заросшей деревьями тропинке к небольшому серому амбару. Здание стояло на лугу, заросшем высокой травой и густой молодой порослью деревьев. Соломенная крыша зияла дырами там, где птицы растащили материал себе на гнезда. Поперек дверей был положен засов, успевший заржаветь в петлях. Складывалось ощущение давно заброшенного места.

— Открой-ка, Михай, — приказал капитан гвардии принца, и один из солдат спешился и продрался ко входу сквозь травяные заросли. Михай был молодым человеком, и, как и многие солдаты, носил длинные волосы, длинные усы и бороду, заплетенными в косички как на картинках в книгах Дракона о прежних временах основания Польни, и был силен, как молодой дуб — даже среди остальных солдат выделяясь ростом и плечами. Он отодвинул засов одной рукой и отворил обе двери легким толчком, впустив в амбар вечерний свет.

Солдат заглянул внутрь и тут же, вскрикнув, отпрянул, потянувшись к рукояти меча, и едва не упал, запутавшись в собственных ногах. Иржи был прислонен к задней стене, и солнце во всей красе осветило оскал его перекошенного лица. Глаза статуи смотрели прямо на нас.

— Какая отвратительная рожа, — спокойно отметил принц Марек, — Ладно, Янос, — обратился он к капитану своей гвардии, покидая седло: — отправляйтесь с остальными и лошадьми на деревенскую площадь, и найдите, где их укрыть. Не думаю, что твари, едва почуяв чары и вопли, будут сидеть смирно.

— Слушаюсь, ваше высочество, — ответил Янос и махнул головой своим людям.

Не только солдаты, но и лошади были рады оказаться подальше от этого места. Они увели с собой наших верховых, настороженно косясь в сторону амбара. Я заметила, как побледневший Михаль несколько раз оглядывался через плечо.

Никто из них ничегошеньки не знал о Чаще. Они были не из долины… как я упоминала ранее, Дракону не требовалось отправлять рекрутов в королевскую армию… и не жили где-то по соседству. На их щитах был всадник, значит их набрали из северных провинций у Таракая, откуда родом была королева Анна. Все, что они знали про волшебство это разряд молнии на поле боя: чистый и смертельный. Они не имели представления, с чем им придется встретиться.

— Подожди, — сказал Дракон вслед Яносу, который уже повернул коня, чтобы следовать за остальными. — Пока будете в деревне, купите два мешка соли и разделите между собой на кульки, по одному каждому. Потом, найдите шарфы, чтобы можно было завязать поверх носа и рта, и скупите все топоры, которые сможете. — Он оглянулся на принца: — Не будем терять времени зря. Если даже наша задумка сработает, все, что мы получим, это временное преимущество. Может день или два, самое большее, пока Чаща будет оправляться от урона.

Принц кивнул Яносу, подтверждая приказы:

— И проверь, чтобы все по возможности хоть немного отдохнули, — приказал он. — Как только мы здесь закончим, сразу отправимся в Чащу.

— И молитесь, чтобы Королева оказалась не слишком далеко, — спокойно добавил Дракон. Янос бросил на него короткий взгляд, потом обратно на принца, но Марек лишь шлепнул его коня по крупу и, заканчивая разговор, повернулся спиной. Янос отправился догонять ушедший по тропе отряд и скоро скрылся из виду.

Мы впятером остались одни у самого входа в амбар. Сквозь солнечные лучи была видна летевшая пыль, тепло пахло сеном, но с легким душком подгнивающей где-то листвы. Я заметила в стене дыру с торчащими щепками, где в амбар проникли волки, покусавшие и осквернившие коров. Я обхватила себя руками. День начинал клониться к закату. Выехав до рассвета, мы пересекли всю долину прямо до Дверника, делая лишь вынужденные остановки, чтобы дать отдых лошадям. В двери подул ветер и по шее повеяло холодом. Солнце на лице Иржи приобрело оранжевый оттенок, освещая его невидящие каменные глаза. Я помнила холод и чувство покоя, когда сама была каменной. Интересно, видит ли Иржи своими неподвижными глазами, или Чаща держит его глубоко в дебрях.

Дракон повернулся к Соколу и сделал насмешливый широкий приглашающий взмах рукой в сторону Иржи.

— Может быть окажешь любезность и поможешь?

Сокол в ответ слегка поклонился с улыбкой, подошел к статуе и воздел руки вверх. С его языка очень велеречиво слетели слова заклинания снятия заклятия окаменения, и вслед за словами начали чуть подрагивать кончики пальцев Иржи, когда окаменение начало проходить. Его скрюченные руки до сих пор были растопырены в стороны, так что мы надели на них цепи, которые приколотили к амбарной стене. Оскверненный пошевелился и металлические звенья цепи заскрежетали. Сокол по-прежнему улыбаясь немного попятился. Окаменение постепенно отступало: ушло с темени Иржи, он начал вращать глазами и стрелять ими из стороны в сторону. Когда открылись губы из его рта сперва донесся тихий хриплый смешок, а когда от окаменения освободились легкие и смех достиг визгливой ноты, с лица Сокола полностью сошла улыбка.

Кася неловко пододвинулась ко мне, и я схватила ее за руку. Она стояла рядом, окостенев вспоминая, сама похожая на статую. Иржи завывал, хохотал, завывал — снова и снова, словно стараясь потратить все, накопившееся за это время в его груди вопли. Он выл, пока не иссяк воздух, а потом поднял лицо с зеленоватым оттенком кожи и улыбнулся нам почерневшими гнилыми зубами. Принц Марек молча смотрел, положив руку на меч, а Сокол занял место рядом с ним.

— Приветик тебе, принцушка, — хмыкнул Иржи, — соскучился по мамочке? Хочешь послушать ее вопли тоже? Марек! — внезапное отчаянно крикнул Иржи женским высоким голосом. — Спаси меня, Маречек!

Принц пошатнулся, словно что-то ударило его в живот, и успел на целую ладонь вытащить лезвие из ножен, прежде чем спохватился.

— Прекрати это! — рявкнул он. — Заставь эту тварь заткнуться.

Наблюдавший и по-прежнему выглядевший потрясенным Сокол поднял руку и произнес: «Elrekaduht!» Громогласные вопли Иржи стихли, словно доносясь из-за толстых стен, осталось доносившееся лишь еле слышно далекое: Маречек! Маречек!

Сокол повернулся к нам:

— Не может быть, чтобы вы решили будто в состоянии исцелить подобное…

— А! Что, теперь почувствовал брезгливость? — сухо и резко произнес Дракон.

— Посмотри на него! — ответил Сокол. Он повернулся к Иржи и произнес: «Lehleyast palezh!», и взмахнул рукой, словно протирал запотевшее стекло. Я отшатнулась. Кася до боли сжала мою руку, и мы в ужасе уставились на Иржи. Его кожа стала полупрозрачной тоненькой пленкой, похожей на луковую чешуйку, а под ней копошилась, бурлила, кишела сплошная черная масса скверны. Она была похожа на тени, что я видела у себя, только эти разрослись настолько, что заполнили внутри Иржи все, даже на лице. Его зловещие, покрытые желтыми пятнами глаза едва выглядывали из-под копошащихся облаков теней.

— И тем не менее, вы готовы беззаботно лезть в Чащу, — ответил Дракон. Он повернулся. Принц Марек наблюдал за Иржи серый как зеркало. Его губы сжались в бесцветную тонкую линию. — Послушай меня. Вот это, — он указал на Иржи, — еще ничто. Эта скверна приобретена через третьи руки, и благодаря эликсиру окаменения лишь трехдневной давности. Если бы скверна была получена через четвертые руки, я бы сумел исцелить ее простым заклинанием очищения. Королева же пробыла внутри очагового дерева двадцать лет. Даже если мы сумеем ее найти, даже если сумеем привезти ее назад, и сумеем ее очистить от скверны — а каждое из этих «если» под большим вопросом, все равно — она двадцать лет прожила в худшем кошмаре, который могла устроить Чаща. Она не примет тебя. Она тебя даже не знает.

— Сейчас у нас есть прекрасный шанс нанести Чаще ущерб, — продолжил он. — Если мы преуспеем в очищении этого человека, если сумеем уничтожить еще одно очаговое дерево, нам не следует, рискуя всем, использовать предоставленную возможность ради глупого самоубийственного броска в самые дебри Чащи. Нам следует начать с границы и от рассвета до заката прорубить просеку вглубь Чащи насколько сумеем, а перед отходом зажечь эликсиром пекла лес. Тогда бы мы отвоевали у Чащи целых двадцать миль долины и ослабили ее на три поколения.

— И сожгли бы при этом мою мать? — спросил принц Марек, повернувшись к волшебнику.

Дракон кивнул на Иржи:

— Разве тебе понравилось бы жить таким?

— Уж лучше чем сгореть! — ответил Марек. — Нет. — Он тяжело вздохнул, словно его грудь сдавили железные обручи. — Нет.

Дракон заиграл желваками:

— Если бы нам удалось настолько ослабить Чащу, то наши шансы отыскать ее…

— Нет, — еще раз повторил Марек, рубанув рукой. — Мы вернем мою мать, и опустошим Чашу настолько, насколько сможем. А потом, Дракон, когда ты ее очистишь и сожжешь очаговое дерево, в котором ее держат, клянусь, ты получишь всех лесорубов, кого сможет тебе выделить мой отец, и мы не только выжжем Чащу на двадцать миль. Мы испепелим все, вплоть до Росии, и избавимся от нее навсегда.

Почувствовав уверенность, он выпрямился и расправил плечи. Я закусила губу. Я не верила принцу ни на грош, так как он думал только о себе, но не могла не признать, что кое в чем он прав. Если мы опустошим Чащу на двадцать миль, это будет огромное достижение, но временное. Мне хотелось сжечь ее дотла.

Конечно, я всегда ненавидела Чащу, но подспудно. Случались и град перед сбором урожая, и нашествия саранчи, просто Чаща была страшнее — вроде кошмара, только действовавшего по-своему. Сейчас же она превратилась в нечто иное: живое существо изо всех своих злобных сил пытающееся причинить вред мне, всем, кого я любила, угрожающая моей деревне, готовясь проглотить ее как Поросню. Я вовсе не воображала себя великой героиней, в чем обвинил меня Дракон, но я желала вторгнуться в Чащу с огнем и топором. Хотела вырвать королеву из ее хватки, созвать армии из обеих держав и уничтожить Чащу до конца.

Дракон молча покачал головой. Он перестал спорить. Вместо него подал голос Сокол. Волшебник не был уверен настолько, как принц. Его взгляд по-прежнему был прикован к Иржи, и одной рукой он прижимал к лицу полу своего плаща, словно ему было видно нечто, чего не видели мы, и он опасался вдыхать отравленный воздух.

— Надеюсь, вы простите мои сомнения. Возможно, я просто слишком неопытен в подобных вопросах, — произнес он саркастично, что было отчетливо слышно даже сквозь плащ: — но я бы назвал этот случай довольно ярким примером скверны. Его даже небезопасно обезглавливать перед сожжением. Может будет лучше сперва убедиться, что вы сумеете его исцелить, а уж потом строить грандиозные планы, которым не суждено сбыться.

— У нас уговор! — возмущенно воскликнул принц, поворачиваясь к нему.

— Я соглашался, что стоит рискнуть, если Саркан изыскал способ исцелять скверну, — ответил Сокол. — Но нечто подобное…? — Он снова посмотрел на Иржи. — Я отказываюсь, пока не увижу, как он это сделает, и даже после этого еще дважды подумаю. Все, что мы знаем, мы можем сделать вывод, что девушка вообще не была осквернена, и он всего лишь распускает о себе фантастические слухи, чтобы сильнее прославиться.

Дракон презрительно фыркнул и ничего не ответил. Он отвернулся, выдернул клочок соломы из давно упавшего и рассыпавшегося по земле снопа и, быстро переплетая соломинки, принялся бормотать на ними заклинание. Принц схватил Сокола за руку и оттащил в сторону, попутно что-то яростно ему шепча.

Потерявший дар речи Иржи что-то неслышно напевал сам себе. Он принялся биться в цепях, максимально бросаясь вперед, повисая на них, сильно отводя руки назад, тянулся, далеко вытягивал шею, щелкая зубами в воздухе, покачивался и закатывал глаза. Его язык свисал набок словно раздувшееся почерневшее, похожее на слизняка существо, забравшееся ему в рот.

Дракон не обращал на него внимания. В его руках солома утолщилась и превратилась в небольшой, кривоногий столик всего в фут шириной, потом волшебник взял кожаную сумку, которую принес с собой и открыл. Он осторожно извлек оттуда «Призывание», блеснув закатным лучом по золоченному шрифту, и положил книгу на столик.

— Итак, — произнес он, поворачиваясь ко мне, — приступаем.

До сего момента, я совсем не думала о том, как на глазах у всех, у принца с Соколом, которые крутились вокруг нас, возьму Дракона за руку и объединю с ним наши чары. При этой мысли мой желудок скукожился как высохшая слива. Я бросила взгляд на Дракона, но он стоял с невозмутимым выражением на лице, словно его мало беспокоило то, чем мы занимались.

Я покорно встала рядом. Взгляд Сокола сосредоточился на мне, и я была уверена, что он смотрит не только обычным хищным и пронзительным взглядом. Мне претила сама мысль настолько открываться перед ним, перед принцем. И хуже всего мне было оттого, что здесь была отлично меня знавшая Кася. Я почти ничего не рассказывала ей о той самой ночи, как и прошлом разе, когда мы с Драконом пытались работать сообща. Мне не удалось облечь это в слова, и не хотелось даже думать на эту тему. Но, не могла отказаться помочь Иржи, который выплясывал между цепями как смешной игрушечный акробат между двух палочек, которого давным-давно мне сделал отец.

Я проглотила ком в горле, положила руку на обложку Призывания, и открыла книгу. Мы с Драконом начали читать.

Стоя рядом мы были скованны и неуклюжи, но наше волшебство соединилось, словно оно и без нас, знало, что делать. Мои плечи расслабились, и голова просветлела. Я с удовольствием вдохнула воздух, и ничего не могла с этим поделать — мне было плевать, даже если весь мир на меня смотрит. Призывание разлилось вокруг нас словно река. Голос волшебника звучал рябью на ее поверхности, которую я наполняла перекатами и всплесками рыб, блеском яркой и чистой воды как окружающий нас закат.

Из глаз Иржи выглянула Чаща и в беззвучной злобе оскалилась на нас.

— Работает? — поинтересовался у Сокола принц за моей спиной. Я не слышала ответ. Иржи тоже заблудился в Чаще, но в отличие от Каси он сдался. Он одиноко сидел с отвисшей челюстью, скорчившись у ствола дерева, вытянув перед собой окровавленные ноги и бессмысленно уставившись на сложенные на коленях руки. Когда я позвала его по имени, он не пошевелился. «Иржи!» — позвала я его. Он отрешенно поднял голову, взглянул на меня и снова уронил ее.

— Я вижу… создался канал, — произнес Сокол. Когда я обернулась к нему, он вновь был в своей повязке с оком. С его лба взирал тот самый странный расширенный птичий зрачок. — Вот как скверна проходит из Чащи. Саркан, если я прямо сейчас воспользуюсь им и произнесу очищающее заклинание, то…

— Нет! — быстро ответила я. — Иржи умрет. — Сокол бросил на меня уничижительный взгляд. Ему не было дела, выживет или умрет Иржи. Но Кася выбежала из амбара и умчалась по тропинке. Через некоторое время она вернулась в сопровождении настороженной Кристины, которая принесла на руках младенца. Увидев волшебство, она попыталась сбежать, но Кася что-то настойчиво ей шепнула. Кристина крепче сжала в руках младенца и медленно подошла ближе на шаг, потом еще на один, пока не оказалась совсем рядом с Иржи. Она тоже переменилась в лице.

— Иржи! — крикнула она. — Иржи! — и протянула к нему руку. Касе удалось оттянуть ее назад до того, как она прикоснулась к его лицу, но там, в глубине Чащи я заметила, как он снова поднял голову, и потом медленно поднялся на ноги.

Свет Призывания больше не щадил Иржи. Теперь это чувствовалось словно на расстоянии, будто меня это не касалось, но для всех для нас он был весь словно на ладони: переполняющий его гнев, крохотные могилки детей, расстроенное лицо Кристины, посасывание голода в желудке, кислый привкус от вида корзин с подачками, которые он предпочитал не замечать в углу комнаты, прекрасно зная, что она ходила побираться. Сильная волна отчаяния при виде оскверненных коров, ускользнувшая нить надежды вырваться из нищеты. Он почти хотел, чтобы чудовища его убили.

Лицо Кристины сверкало собственным отчаянием, беспомощными темными мыслями. Ее мать, которая предупреждала не выходить замуж за бедняка, ее сестра, живущая в Радомско замужем за ткачом и родившая четверых детей. Дети ее сестры выжили все, они не знали ни холода, ни голода.

Рот Иржи широко вытянулся от стыда, губы задрожали, он сжал зубы. Но Кристина, лишь раз всхлипнув, вновь протянула к нему руку, ребенок проснулся и заплакал. Это был ужасный звук, и вместе с тем совершенно чудесный, такой обычный и не замысловатый, состоящий лишь из чистой необходимости. Иржи сделал первый шаг.

И вдруг все пошло куда проще. Дракон был прав: несмотря на его жуткий вид, скверна была слабее, чем в Касином случае. Иржи не так сильно углубился в Чащу, как она. Как только он пошел, он быстро стал выходить навстречу к нам, и, хотя ветви пытались преградить ему дорогу, это были лишь тоненькие прутики. Он вытянул перед собой руки, отводя ветки в сторону, и побежал к нам.

— Прими заклинание, — сказал мне Дракон, когда мы почти довели дело до конца. Я сжала зубы и перехватила заклинание, пока он высвобождал свою силу. — Приступай, как только он приблизится, — сказал он Соколу, и когда Иржи почти полностью показался из собственного лица, они одновременно произнесли: «Ulozishtus sovjenta!»

Проходя сквозь очищающее пламя Иржи закричал, но все же проскочил. Из уголков его глаз и ноздрей просочилось несколько пахнущих смолой капель и, задымившись, упали на землю. Его тело повалилось, извиваясь в цепях.

Кася быстро закидала упавшие капли землей. Дракон подошел, поднял лицо Иржи за подбородок, и держал, пока я не закончила читать заклинание.

— Давай, — сказал он Соколу.

Сокол взял лицо Иржи в свои руки и принялся читать похожее на стрелу заклинание. Оно выстрелило из него с последней наиярчайшей вспышкой Призывания. На стене между цепями над головой Иржи отворилось окно, и мы на мгновение увидели в нем высокое старое очаговое дерево вдвое шире в обхвате чем то, в котором оказалась Кася. Его ветви дико метались, охваченные потрескивающим пламенем.