Она не ответила. Марек ждал, сцепив руки, пристально вглядываясь в ее лицо, но ответа не было.

Мы стояли молчаливые и угнетенные, вдыхая дым сгоревшего очагового дерева, опаленных трупов павших людей и тварей из Чащи. Наконец Сокол взял себя в руки и, прихрамывая, вышел вперед. Он протянул руки к ее лицу, мгновение колебался, но королева даже не обратила на него внимания. Чародей обхватил ее лицо руками и повернул к себе. Он вгляделся в ее глаза, его зрачки последовательно то расширялись, то сужались, меняя форму. Цвет глаз изменился с зеленого через желтый на черный. Сокол хрипло констатировал:

— Ничего. Я совершенно не вижу в ней скверны, — и опустил руки.

Однако очевидно, что в ней не было и чего-то еще. Она почти не смотрела на нас, а когда делала это, то становилось еще хуже — ее широко распахнутые глаза не видели лиц. Марек стоял, тяжело дыша, не сводя с нее глаз:

— Матушка. Это я Марек. Я пришел, чтобы забрать тебя домой.

В ее лице ничего не дрогнуло. Первый нахлынувший на нее ужас прошел. Теперь она просто равнодушно и опустошенно смотрела.

— Как только мы выберемся из Чащи… — начала было я, но мой голос застрял в горле. Было странно и нелепо. Как вообще можно выбраться из Чаши, пробыв там двадцать лет?

Но Марек уцепился за эти слова.

— Куда идти? — деловито спросил он, убирая меч в ножны.

Я стерла рукавом сажу со щеки, и посмотрела на свои обожженные и исцарапанные руки в пятнах засохшей крови. Частица целого. «Loytalal, — шепнула я своей крови. — Верни меня домой».

* * *

Я вела нас из Чащи самым быстрым путем. Не знаю, что бы мы предприняли, если бы нам повстречался еще один ходок, тем более богомол. Как отличался наш караван от того великолепного отряда, который въехал в Чащу всего лишь этим утром! Мысленно я представляла нас охотниками, крадущимися по вечернему лесу, стараясь не вспугнуть даже мелкую пташку. Я очень внимательно выбирала путь среди деревьев. У нас не было никакой надежды запутать следы и избежать погони, поэтому мы держались оленьих троп и зарослей пожиже.

Мы выбрались из Чащи за полчаса до заката. Я шла, спотыкаясь, следуя за свечением моего заклинания, снова и снова мысленно повторяя, как считалочку: «домой, домой, домой». Светящаяся линия, изгибаясь, стремилась на запад и юг — к Двернику. Мои ноги продолжали нести меня через выжженную полосу к заборчику из высокой травы, который оказался настолько плотным, что сумел наконец остановить меня. Когда я подняла голову, то поверх травы я увидела вдали вставшую стеной горную цепь, казавшуюся размытой коричневой полосой под заходящим солнцем.

Северные горы. Мы вышли неподалеку от перевала на границе с Росией. Это имело смысл, раз Василий с королевой бежали в Росию, и были выманены отсюда с дороги в Чащу. Но это так же означало, что мы были на много миль дальше от Заточек.

За мной из Чащи вышел принц Марек. Он брел повесив голову и поникнув плечами, словно нес на себе тяжелый груз. За ним следом плелись двое выживших солдат. Они скинули свои кольчуги и бросили их где-то по пути в Чаще. Пояса тоже. Только принц оставался в доспехах, но едва он добрел до травы, как рухнул на колени и неподвижно застыл. Солдаты повалились на землю по обе стороны от своего господина с опустошенными лицами, словно все это время он тянул их за собой.

Кася положила на землю Дракона рядом со мной, немного утрамбовав ногами траву, чтобы расчистить место. Волшебник лежал неподвижно, молча, с закрытыми глазами. Вся правая сторона его тела была обожжена и покрыта нарывами, багровыми и жутковато поблескивающими. Его одежда была разодрана и местами сгорела до кожи. Мне еще не приходилось видеть столь страшных ожогов.

Сокол повалился на землю рядом с ним. В его руке был зажат конец цепи, прикованной к ярму вокруг шеи королевы. Цепь натянулась, и королева тоже остановилась как вкопанная посредине выжженной земли у границы Чащи. Ее лицо было почти столь же нечеловечески спокойным как Касино, только хуже, потому что в глазах не было души. Все равно, что за вами по пятам ходит марионетка. Когда цепь тянули, она через силу шла, переваливаясь из стороны в сторону словно полностью забыла, как пользоваться ногами и руками, и они не сгибались больше как следует.

— Нам нужно отойти подальше от Чащи, — сказала Кася. Никто ей не ответил и даже не пошевелился. Даже мне казалось, что она говорит откуда-то издалека. Она аккуратно взяла меня за плечо и встряхнула:

— Нешка, — позвала она. Я не отозвалась. Небо сумеречно потемнело и вокруг нас взвились ранние весенние комары, назойливо пища над ухом. Я была не в состоянии поднять руку, чтобы прихлопнуть даже самого крупного, севшего прямо на мою ладонь.

Моя подруга выпрямилась и неуверенно оглядела нас. Не думаю, что ей хотелось бросать нас здесь одних, в подобном состоянии, но особого выбора не было. Она прикусила губу, присела передо мной и заглянула в мое лицо:

— Я отправляюсь в Камик. Думаю, он ближе, чем Заточек. Буду бежать всю дорогу. Вы тут держитесь, Нешка. Я вернусь сразу же, как только кого-нибудь найду.

Я лишь смотрела в ответ. Она помедлила, пошарила в моем кармане на юбке, нашла книжечку Яги и силой впихнула мне в руки. Я сжала пальцы, но больше не пошевелилась. Кася повернулась и скрылась в траве, пробивая себе дорогу вслед за лучами заходящего солнца.

Я сидела в траве словно мышь-полевка без малейшей мысли в голове. Шелест уходящей сквозь высокие заросли Каси затих. Я бездумно смотрела на книжку, ощупывая стежки на обложке, складки на мягком переплете. Дракон неподвижно лежал рядом. Состояние его ожогов стало хуже, по всей коже налились прозрачные волдыри. Медленно я открыла книгу и начала листать. «Средство от ожогов, лучше всего действует вместе с утренней паутиной и каплей молока», — лаконично гласила страница с одной из заметок на память.

У меня не было под рукой ни паутины, ни молока, но чуть-чуть пошарив рукой вокруг по помятым стеблям травы, я выдавила на палец немного зеленого травяного сока. Смочив им пальцы, я пропела: «Iruch, iruch», — громче и тише, словно колыбельную ребенку, и начала легонько поочередно прикасаться указательным пальцем к худшим волдырям. Один за другим они дергались и начинали постепенно сдуваться. Сильное покраснение спало.

Работа дала пусть и не полное, но прояснение мыслей, словно я полила рану водой, поэтому я продолжила напевать снова и снова.

— Прекрати шуметь, — наконец произнес Сокол, приподняв голову.

Я взяла его за руку:

— Заклинание Грошо от ожогов, — назвала я одно из тех заклинаний, которым пытался научить меня Дракон, когда думал сделать из меня целительницу.

Сокол помолчал, потом хрипло начал:

— Oyideh viruch, — начиналось заклинание, а я продолжила напевать свое: «Iruch, iruch», — ощущая его работу как хрупкое колесо прялки вместо дерева сделанное из соломы, и я навила свое волшебство на него. Он оборвал заклинание. Я продержала нашу общую работу достаточно долго, чтобы он продолжил.

Это и близко не было похоже на работу с Драконом. Все равно, что пытаться надеть сбрую на старого и упрямого осла, который мне абсолютно не нравится, и который все время норовит больно укусить. Я все время старалась отстраниться от Сокола, даже управляя заклинанием. Но едва он уловил суть, как работа задалась. Ожоги начали быстро исчезать с кожи Дракона, затягиваясь новой кожей, кроме ужасного яркого шрама, огибающего середину его руки и с боку, где были самые сильные волдыри.

Голос Сокола окреп, и моя голова тоже прояснилась. Сквозь нас лилась сила, ее обновляющий поток освежал, и он потряс головой, моргая. Волшебник согнул руку, поймав мое запястье, и потянулся сильнее за моей силой. Я инстинктивно вырвалась, и мы разорвали нить нашего заклинания. Но Дракон уже перевернулся, опираясь на руки, тяжело вдохнул воздух и его стошнило. Он изверг из своих легких темную массу влажной сажи. Когда спазмы спали, он устало опустился на корточки, вытер рот и поднял голову. Королева неподвижно стояла светлой колонной посредине выжженной земли.

Дракон прижал запястья к глазам:

— Это было самое глупое предприятие из всех, — прохрипел он так сильно, что я едва его поняла, и уронил руки вниз. Он протянул мне руку, и я помогла ему подняться на ноги. Мы стояли посредине моря остывающей травы. — Нам нужно в Заточек, — произнес он, потянув за собой. — Там все наши запасы.

Я устало уставилась на него в ответ. С окончанием заклинания меня оставили последние силы. Сокол уже снова лежал на земле. Солдаты начинали дрожать и озираться, словно их глаза видели то, что-то невидимое для нас. Даже Марек впал в оцепенение. Между нами глыбой повисла тишина:

— Кася отправилась за подмогой, — наконец выдавила я.

Он огляделся, переведя взгляд на принца, солдат, королеву, обратно на нас с Соколом и, наконец, вниз на собственные испражнения.

— Ладно, — сказал он. — Помоги мне уложить их на спину. Луна вот-вот взойдет.

Мы заставили принца Марека и солдат улечься на землю. Все трое слепо уставились в небо. К тому времени, когда мы вяло утаптывали вокруг них траву, лунный свет уже высветил их лица. Дракон поставил меня между собой и Соколом. У нас не осталось сил на полное очищение: Дракон с Соколом лишь прочли несколько раз защитное заклинание, использованное утром, а я без слов пропела свое короткое очищающее: «Puhas, puhas, kai puhas». Кажется в их лица начали возвращаться краски.

Кася вернулась менее чем через час на телеге дровосека, с каменным выражением лица.

— Прошу прощения за задержку, — коротко сказала она. Я не стала спрашивать, откуда телега. Знаю, что могли подумать люди, видя, что она пришла со стороны Чащи и еще в подобном виде.

Мы пытались ей помочь, но она справилась практически в одиночку. Она затащила на телегу принца Марека, двоих солдат, а потом затолкала в нее и нас троих. Мы расселись, свесив ноги по сторонам телеги. Потом Кася сходила за королевой, заслонив собой Чащу, тем самым прервав ее созерцание. Но королева смотрела на нее все с тем же равнодушием.

— Ты больше не там, — сказала она ей. — Ты свободна. Мы свободны.

Но и на эти слова королева ничего не ответила.

* * *

Мы провели в Заточке в амбаре на его окраине на неделю, валяясь на матрацах. Я ничего не помню с того момента, как уснула на телеге, и проснулась три дня спустя в теплом и уютно пахнущем сеном пространстве с Касей рядом, которая вытирала мое лицо влажной тряпицей. В моем горле жгло от приторного запаха очищающего эликсира Дракона. Когда чуть позже тем же утром я набралась достаточно сил, чтобы подняться с моего ложа, он провел надо мной еще одно очищение, и потом заставил меня сделать тоже самое с ним.

— Что с королевой? — спросила я у него, когда мы после этого, обессилев, сидели на скамье снаружи.

Он ткнул вперед подбородком, и я ее увидела: она тихо сидела на ивовом пеньке в тенечке на другой стороне поляны. На ней по-прежнему было надето магическое ярмо, но кто-то нарядил ее в белое платье. На нем не было ни пятен, ни разводов: даже подол оставался белоснежным, словно она вообще не сходила с места с тех пор, как ее туда усадили. Ее лицо оставалось пустым, как ненаписанная книга.

— Что ж, теперь она свободна, — произнес Дракон. — Но стоило ли это жизни тридцати людей?

Он произнес это так свирепо, что я обняла себя руками. Мне вовсе не хотелось вспоминать о том кошмаре, об этой бойне.

— А что с выжившими солдатами? — прошептала я.

— Выживут, — ответил он, — как и наш прекрасный принц, хотя и заслуживает иного. Хватка Чащи на нем была не так уж велика. — Он через силу поднялся. — Идем. Я очищаю их последовательно. Пора следующего этапа.

Два дня спустя принц Марек снова стал самим собой — это случилось с такой скоростью, что я почувствовала тоску и черную зависть. Всего утром он поднялся с постели, а уже на ужин слопал целого жаренного цыпленка и принялся разминаться. Я же едва сумела впихнуть в себя пару кусочков хлеба. Наблюдая, как он подтягивается на суку, я ощущала себя простыней, которую сперва хорошенько выстирали, а потом несколько раз отжали. Томаш с Олегом — двое солдат — тоже очнулись. К этому времени я уже знала их по именам, к своему стыду так и не узнав тех, что так и не вернулись.

Марек даже пытался накормить королеву. Но та лишь сидела, уставившись в тарелку, которую он держал перед ней, и не жевала вкладываемые ей в рот ломтики мяса. Потом он пробовал кашу. Она и не отказывалась, но и помощи от нее не было никакой. Ему пришлось запихивать ей в рот ложку как матери, обучающей младенца есть. Принц пытался ее накормить с мрачным упорством, но спустя час, когда ему едва удалось впихнуть в нее полдюжины ложек, он сдался и разбил миску с ложкой о камень. Осколки вперемешку с брызгами каши разлетелись в разные стороны. Принц как буря унесся прочь. Королева и на это даже глазом не моргнула.

Я стояла в дверях амбара, наблюдая и давясь от тошноты. Мне было не жалко ее вытащить из Чаши. По крайней мере, для нее закончилась эта пытка, быть погребенной заживо. Но это… такая мерзкая полу-жизнь, которая ей осталась была хуже смерти. Она не была больна и не бредила, как было с Касей в первые дни после очищения. Просто казалось в ней не осталось ничего, что могло бы чувствовать или мыслить.

На следующее утро Марек подловил меня, когда я несла в амбар воду из колодца и схватил за руку. От неожиданности я подпрыгнула и, пытаясь освободиться, облила нас обоих водой. Принц совершенно не обратил внимания на воду и мои попытки вырваться, наорав на меня:

— Довольно! Они солдаты. С ними все будет хорошо. Уже было бы хорошо, если бы Дракон не пичкал постоянно их своими снадобьями. Почему бы вам не сделать что-нибудь для нее?

— И что по твоему мнению, здесь можно сделать? — спросил Дракон, выходя из амбара.

Марек повернулся к нему:

— Ее нужно лечить! Вы ведь даже не напоили ее ни разу, хотя тратите эликсиры…

— Если бы в ней было что очищать, мы бы очистили, — ответил Дракон. — Но нельзя вылечить отсутствие. Считай, что тебе повезло, что она не сгорела с очаговым деревом. Если только можно назвать это везением, а не сожалением.

— Жаль, что ты сам не сгорел, раз даешь такие советы, — ответил Марек.

Я видела, что в глазах Дракона светится с десяток едких ответов, но он сжал губы и промолчал. Марек скрипнул зубами, и схватившая меня рука дрожала, будто нервная лошадь, хотя на той ужасной лесной поляне в самой гуще опасности он был спокоен как скала.

— В ней не осталось ни следа скверны. Что касается остального, поможет лишь время и лечение. Как только я закончу очищение твоих людей и им будет безопасно появляться среди людей, мы доставим ее в Башню. Я подумаю, что еще можно предпринять. А пока, будь с ней, разговаривай на знакомые темы.

— Разговаривать? — переспросил Марек. Он отпустил мою руку, и ушел, а я снова облила ноги водой.

Дракон забрал у меня ведро, и я пошла за ним в амбар.

— Чем мы можем ей помочь? — спросила я.

— Что можно сделать с чистой доской? — спросил он. — Дай ей время и она сможет на ней написать что-нибудь новое. А что до того, чтобы вернуть того, кем она когда-то была… — он покачал головой.

Весь оставшийся день Марек провел, сидя рядом с королевой. Я несколько раз по пути в амбар замечала выражение его жесткого, недовольного лица. Но по крайней мере кажется теперь он смирился с тем, что чудо внезапно не случится. Вечером он собрался и ушел в Заточек поговорить со старостой. На следующий день Томаш с Олегом уже самостоятельно смогли дойти до колодца и назад, принц крепко обнял их за плечи и сказал:

— Завтра утром на деревенской площади в честь остальных мы разожжем поминальный костер.

* * *

Из Заточка явились люди, которые привели для нас лошадей. Крестьяне были настороже, и я не могу их винить. Дракон заранее объявил, что мы вернемся из Чаши, и предупредил, что следует следить за любыми признаками скверны, и все равно, я бы не удивилась, если бы они вместо этого явились с факелами, чтобы сжечь нас вместе с амбаром. Правда, если бы Чаща все-таки добралась до нас, то, скорее всего, мы не стали бы тихо сидеть в амбаре целую неделю.

Марек сам помог Томашу с Олегом взобраться в седла, потом посадил королеву на смирную рыжую кобылу около десяти лет. Королева сидела в седле скованно, не сгибаясь. Принцу пришлось по очереди вдеть ее ноги в стремена. Потом он задержался, глядя на нее снизу вверх. Поводья остались зажаты в ее руке, как он их вложил.

— Матушка, — вновь попробовал он. Но она не посмотрела на него. Спустя мгновение он заиграл желваками. Взяв веревку, он соорудил удлиненный повод от ее кобылы и привязал его к собственному седлу.

Мы поехали следом за ним на площадь, где обнаружили высокий костер из сухого дерева — уже сложенный, ждущий только нас. На дальнем краю собрались все жители деревни, бросив все дела. В руках они держали факелы. Я не очень хорошо знала жителей Заточек, но мы встречались от случая к случаю во время весенней ярмарки. Я стояла рядом с принцем и волшебниками, а из толпы на другой стороне, будто призраки из прошлого, сквозь легкую сероватую дымку на меня смотрело с десяток смутно знакомых лиц.

Марек лично взял факел. Он встал рядом с костром, высоко поднял факел и назвал поименно каждого, кого мы потеряли, последним назвав имя Яноса. Принц сделал знак Томашу с Олегом, и они втроем вышли вперед и опустили факелы к сложенному костру. Глаза и полу-зажившее горло тут же защипало от дыма. Жар был невыносимым. Дракон следил за распространением огня с недрогнувшим лицом, а потом повернулся. Я знала, он не очень оценил жест принц, решившего почтить тех, кого сам же отправил на смерть. Но услышав их имена, внутри меня что-то расслабилось.

Костер горел долго. Крестьяне вынесли еду и пиво, все что у них было, и угостили нас. Мы с Касей прокрались к краю, и я выпила слишком много пива, смывая с языка вкус очистительного эликсира, страданий и дыма, пока, наконец, мы не прижались друг к другу и тихонько расплакались. Мне пришлось держаться за нее, поскольку она боялась сильно меня обнимать.

От выпитого мне стало одновременно и легче, и тяжелее, голова раскалывалась. Я хлюпала, закрывшись рукавом. На другой стороне площади принц Марек о чем-то беседовал со старостой и молодым большеглазым возницей. Они стояли у симпатичного свежеокрашенного зеленого фургона, запряженного четверкой лошадей. В их гривы и хвосты неуклюже были вплетены зеленые ленты. Королева уже сидела на полу фургона, засыпанном соломой, закутанная в шерстяной плащ. Поверх ее рубашки в солнечных лучах поблескивали позолоченные звенья волшебного ярма.

Пока я некоторое время следила за солнечными зайчиками, и до меня постепенно доходил смысл того, что я вижу, Дракон уже шел через площадь со словами:

— Что ты задумал?

Я поднялась и направилась к ним.

Принц повернулся как раз, когда я подходила:

— Договариваюсь о проезде, чтобы доставить королеву домой, — вежливо ответил Марек.

— Не говори чепухи. Она нуждается в лечении…

— Которое она в равной степени может получить в столице, — ответил Марек. — Я не собираюсь позволять, Дракон, запереть мою мать в башне, пока ты не решишь, что стоит ее снова выпустить. Не думай, что я забыл, насколько неохотно ты отправился с нами.

— Зато, кажется, с готовностью позабыл о многом другом, — парировал Дракон. — Например, о своей клятве в случае успеха вырубить Чащу до самой Росии.

— Ничего я не забыл, — ответил Марек. — Но сейчас у меня нет с собой людей, чтобы тебе помочь. А как еще мне добыть людей, если не вернуться ко двору и попросить их у отца?

— Единственное, что ты в состоянии сделать при дворе, это показать там пустоголовую куклу и назваться героем, — сказал Дракон. — Вызови людей отсюда! Или ты считаешь, что Чаща не ответит на то, что мы сделали, когда мы уедем и оставим долину беззащитной?

Марек натянуто улыбался, но его губы дрожали, а рука сжимала и разжимала рукоять меча. Сокол аккуратно протиснулся между ними, положил руку на предплечье принца и сказал:

— Ваше высочество, несмотря на возмутительный тон Саркана, нельзя сказать, что он ошибается.

На мгновение мне показалось, что он понял. Что Сокол на себе почувствовал всю глубину злобы Чащи, чтобы осознать угрозу. Застигнутая врасплох, я посмотрела на Дракона с надеждой, но еще до того, как Сокол повернулся к нему с грациозным наклоном головы, его лицо окаменело:

— Думаю, Саркан признает, что несмотря на его таланты, Ива превосходит его в целительском искусстве, и если есть на свете средство, она сумеет помочь королеве. А сдерживать Чащу — его прямой священный долг перед короной. Он не может оставить долину.

— Очень хорошо, — немедленно сказал Марек, хотя и говорил сквозь сжатые зубы. Это был отрепетированный ответ. С растущим гневом я поняла, они все тщательно спланировали.

Потом Сокол добавил:

— В свою очередь, Саркан, принц Марек не может позволить тебе просто оставить здесь королеву Анну и твою крестьянку, — он указал на подошедшую ко мне Касю. — Разумеется их обеих немедленно следует отвести в столицу, и предъявить суду за скверну.

* * *

— Какой умный ход, — позднее сказал мне Дракон, — и какой эффективный. Он прав: я не имею права бросать долину без королевского дозволения, и строго говоря, по закону, их обеих следует предъявить суду.

— Но не обязательно же делать это немедленно! — ответила я, метнув взгляд на королеву. Та смирно и тихо сидела в фургоне, пока крестьяне загружали его, раскладывая вокруг нее чрезмерное количество съестных припасов и одеял, которого хватило бы на три путешествия в столицу и обратно без остановок. — А что если нам просто забрать их с собой в Башню, и ее и Касю? Король-то уж разберется…

Дракон фыркнул:

— Король разумный человек. Он бы ни секунды не возражал, если бы я по-тихому увез королеву до выздоровления куда-нибудь подальше, пока никто даже не узнал, что ее спасли. Но теперь? — Он обвел рукой крестьян. Все они широким кольцом на безопасном расстоянии обступили фургон, разглядывали королеву и шептались между собой, обмениваясь подробностями истории. — Нет. Он бы резко возражал против моего открытого нарушения королевского указа на глазах у свидетелей.

Потом он посмотрел на меня:

— И я с ними отправиться не могу. Король бы еще позволил, а Чаща нет.

Я опустошенно уставилась на него в ответ:

— Я не могу позволить им забрать Касю, — почти умоляющим тоном сказала я ему, понимая, что здесь моя жизнь, здесь во мне нуждаются. Но дать им увезти Касю на суд в столицу, где ее по закону могут приговорить к смерти… к тому же я совсем не доверяла принцу Мареку, потому что он поступал лишь так, как выгодно только ему.

— Знаю, — ответил волшебник. — Это даже к лучшему. Без солдат, и большого их количества, мы не сможем нанести новый удар по Чаще. Поэтому ты отправишься попросить их у короля. Что бы ни утверждал Марек, он не думает ни о чем, кроме королевы, а Соля хоть и не злой, но ему нравится делать вид, что он радеет за общее дело.

— Соля? — наконец спросила я: на языке это слово казалось странным, живым как высокая тень кружащейся птицы. Даже произнеся его, я почувствовала укол пронзительного взгляда.

— На языке заклинаний это означает «сокол», — пояснил Дракон. — Тебе тоже дадут имя, перед тем, как внести тебя в реестр чародеев. Не позволяй им отложить это на после суда. В таком случае у тебя не будет права дать показания. И выслушай совет: то, что ты здесь совершила, движет силы иного рода. Не позволяй Соле присвоить себе все заслуги, и не стесняйся этим воспользоваться.

Я не имела ни малейшего понятия, как выполнить все эти инструкции, которыми он забросал меня. И как же мне потребовать у короля солдат? Но Марек уже позвал Томаша с Олегом в седло, и мне не нужен был Дракон, чтобы понять, что мне придется полагаться только на себя. Вместо этого я проглотила ком в горле и кивнула, и потом сказала:

— Спасибо, Саркан.

В его имени чувствовался вкус огня и крыльев, клубящегося дыма, силы и проницательности, и шелестящий шорох чешуи. Он посмотрел на меня и натянуто сказал:

— Что ж, не ударь в грязь лицом, и как бы трудно не было, старайся сохранять приличный вид.