Сказать прямо, я не очень хорошо справилась с его советом.

Мы добирались до столицы целую неделю и еще день. Моя лошадь постоянно дергала головой: шаг раз, два, три и внезапный нервный рывок трензеля, швыряющий руки вперед, вырывая поводья, пока шея и плечи у меня вконец не одеревенели. Я все время плелась позади нашего небольшого каравана, наслаждаясь плотными облаками пыли из-под огромных окованных колес фургона. Так что к своей нервной походке моя лошадь добавила еще и регулярные чихания. Еще не миновав Ольшанки я уже приобрела светло-серый цвет, а под моими ногтями образовалась широкие темные полосы.

В наши последние несколько минут наедине Дракон передал со мной письмо для короля. Это было всего пара строчек, накарябанных впопыхах на дешевой бумаге позаимствованными у сельчан чернилами, в которых говорилось о том, что я ведьма, и о просьбе прислать людей. На сложенную записку волшебник капнул каплей собственной крови из специально порезанного ножом пальца, написав поверх пятна свое имя крупными черными буквами, которые чуть дымились по краям. Когда я проводила по ним пальцем, вынув письмо из кармана, я слышала рядом шипение дыма и хлопки крыльев. Это одновременно успокаивало и расстраивало: с каждой новой милей я удалялась все дальше от места, где была нужнее всего, помогая сдерживать Чащу.

— Почему вы настояли на том, чтобы забрать Касю? — в последний раз попыталась я разговорить принца Марека, когда мы остановились на первый ночлег у самого подножия гор рядом с небольшим быстрым ручейком, который стремился воссоединиться с Веретянницей. На юге была хорошо заметна Башня Дракона, залитая оранжевым светом закатного солнца. — Забирайте королеву, раз вам так хочется, и отпустите нас. Вы же были в Чаще, видели, что она собой представляет…

— Мой отец отправил меня сюда решить вопрос с оскверненной девушкой Саркана, — ответил он, умывая лицо и шею в ручье. — Он ожидает, что я доставлю ее или ее голову. Что предпочитаешь, чтобы я забрал?

— Но он все поймет про Касю, как только увидит королеву.

Марек стряхнул воду и поднял голову. В сгущающихся сумерках королева равнодушно и неподвижно сидела в фургоне, глядя прямо перед собой. Кася сидела рядом с ней. Они обе изменились, стали странными, прямыми как палка и неутомимыми, несмотря на целый день путешествия. Обе лоснились словно полированное дерево, но Кася смотрела назад на Ольшанку и покинутую долину. Ее взгляд и губы выдавали волнение и были живыми.

Мы смотрели на них вместе, потом Марек встал:

— Судьба королевы и ее судьба, — равнодушно сказал он мне и ушел. В полном расстройстве я ударила по поверхности ручья рукой, потом набрала в пригоршню воды и умылась. Между моих пальцев потекли черные ручейки грязи.

— Наверное страшно, — раздался голос Сокола, без какого-либо предупреждения, появившегося у меня за спиной, заставив облиться: — отправиться в Кралевию с принцем в качестве ведьмы и героини. Такая напасть!

Я вытерла лицо краем юбки:

— А тебе-то какой прок в том, что я там окажусь? При дворе есть и другие чародеи. Они и сами смогут убедиться, что королева не осквернена…

Соля покачал головой, словно жалел меня, глупую деревенскую девку, которая ничегошеньки не понимает:

— Думаешь все вот так просто? Закон предельно ясен: любой оскверненный обязательно подлежит сожжению.

— Но король же ее пощадит? — вырвался у меня вопрос.

Соля задумчиво оглядел почти незаметную сейчас королеву, ставшую лишь тенью среди других теней, и ничего не ответил. Потом снова посмотрел на меня:

— Спи спокойно, Агнешка. Нам предстоит долгий путь, — сказал он и отправился к костру Марека составить ему компанию.

После такого я вообще не могла уснуть, ни в эту ночь, ни в последующие.

Слухи летели впереди нас. Проезжая через поселки и города, мы видели выстроившихся в ряд собравшихся поглазеть людей. Но они не смели приближаться и старались держать детей подальше от нас. В конце пути на последнем перекрестке перед огромной королевской столицей нас поджидала большая толпа.

К тому времени все дни и часы у меня смешались. Руки ныли, спина болела, ноги отваливались. Хуже всего гудела голова. Какая-то часть меня стремилась обратно в долину, искажая все знакомые формы и переосмысливая свое местоположение вдали от всего, что я знала. Даже горы, неизменная деталь моего мира, исчезли. Разумеется, я знала, что есть часть страны, в которой нет гор, но я представляла себе, что все равно смогу видеть их вдали, словно луну. Но всякий раз оглядываясь, я видела, как они уменьшаются все сильнее, пока наконец они не пропали совсем с последним вздохом в виде холмов. Куда ни глянь, в каждом направлении, простирались обильные поля с пшеницей — плоские и нетронутые. Вся форма мира странно изменилась. Здесь совсем не было леса.

Мы взобрались на последний холм, и перед нами открылся вид на раскинувшуюся Кралевию. нашу столицу: по берегам сверкающей реки Вандалусы словно полевые цветы росли дома с желтыми стенами и терракотовыми крышами, и в самой середине на торчащем высоком утесе — замок Орла, королевская крепость из красного кирпича. Он был больше любого когда-либо виденного мною здания. Башня Дракона могла сравниться разве что с самой маленькой из его башен, а их, пронзающих небо по кругу стен, было самое малое дюжина.

Сокол обернулся ко мне, видимо, чтобы оценить, какое на меня произвел впечатление вид, но для меня все было таким огромным и странным, что я даже не охнула. Это было похоже на картинку из книги, на что-то ненастоящее, кроме того я так устала, что чувствовала себя живым трупом: в ногах пульсировала постоянная боль, руки подрагивали, а кожу покрывала толстая корка пыли.

На перекрестке нас ожидал отряд солдат, выстроившихся шеренгами вокруг стоявшего по центру помоста. На нем рядом с человеком в самом потрясающем наряде священника, что я только видела, стояло еще с полдюжины священников и монахов. Наряд был темно-пурпурным с золотой окантовкой. Было заметно его длинное суровое лицо казавшееся еще длиннее из-за высокой двойной конической шапки.

Марек остановился, посмотреть на собравшихся, и у меня появилась возможность догнать их с Соколом лошадей.

— Так-так, отец выгнал нам навстречу старого зануду, — произнес Марек. — Он собирается возложить на нее реликвии. Стоит из-за этого ожидать неприятностей?

— Не думаю, — ответил Сокол. — Смею вас заверить, наш дорогой архиепископ может быть слегка утомительным, но его упрямая шея нам только на пользу. Он никогда не допустит подмены реликвии на фальшивку, а настоящие не смогут показать того, чего там нет.

Застигнутая врасплох их нечестивостью — это надо же, назвать архиепископа «старым занудой»! — я упустила возможность переспросить, зачем кому бы то ни было пытаться представлять скверну там, где ее нет? Марек уже направил свою лошадь вперед. Фургон с королевой покатился вниз по склону за ним следом, и толпа зевак, сохраняя на лице страстное любопытство, как волна от берега отхлынула подальше от колес. Я заметила на них небольшие дешевые амулеты от сглаза и многие при нашем прохождении крестились.

Королева сидела, не глядя по сторонам, и даже не ерзая, лишь покачиваясь в такт движению фургона. Кася жалась к ней, лишь бросив в меня взгляд широко-распахнутых глаз, который я ей вернула. Никогда в жизни мы не видели столько людей сразу. Люди напирали со всех сторон, почти касаясь моих ног, не обращая внимания на громадные подкованные копыта моей лошади.

Когда мы подъехали к помосту, солдаты пропустили нас внутрь за свой строй, и сомкнулись за спиной, направив на нас свои пики. Я с тревогой отметила, что посреди помоста стоит столб, под которым сложены дрова и куча сена. Наклонившись вперед, я испуганно поймала Сокола за рукав.

— Перестань казаться испуганным кроликом. Сядь прямо и улыбайся, — прошипел он в ответ. — Сейчас нам меньше всего нужен повод им усомниться в том, что все в порядке.

Марек вел себя так, словно не замечал направленные на него острия пик всего в двух футах от головы. Он спешился, взмахнув накидкой, которую купил в одном из городков, которые мы недавно проезжали, и отправился к фургону, помочь королеве спуститься. Касе пришлось помочь с другой стороны, а следом по нетерпеливому сигналу Марека спустилась сама.

Не догадывалась прежде, но оказывается толпа такого размера создает постоянный гул словно река — он нарастает и стихает без возможности разобрать отдельные голоса. Но сейчас образовалась полная тишина. Марек провел королеву к ступеням, ведущем на помост и поставил ее прямо перед священником в высокой шапке. На королеве по-прежнему оставалось надето волшебное золоченное ярмо.

— Милорд архиепископ, — чистым и звучным голосом обратился Марек к священнику: — несмотря на грозившие опасности, мои товарищи и я освободили королеву Польни из дьявольских лап Чащи. Я поручаю вам тщательнейшим образом изучить и с помощью всех реликвий, а также вашего высокого сана подтвердить, что в ней нет ни малейшего признака скверны, способной распространиться и заразить иные невинные души.

Разумеется именно для этого архиепископ и прибыл сюда, но кажется он не был доволен тем, как Марек представил будто это идея самого принца. Губы священника вытянулись в узкую линию.

— Не сомневайтесь, ваше высочество, так и будет, — холодно ответил он, повернулся и взмахнул рукой. К нему шагнул один из монахов: низенький, нервный человек в простой коричневой рясе. Его каштановые волосы были острижены под горшок, а из-за больших очков в золотой оправе глядели огромные, часто моргающие глаза. В руках у него был длинный деревянный ящичек. Он открыл его, и архиепископ достал из него двумя руками тонкую словно паутина сверкающую сеть из золотых и серебряных нитей. Вся толпа разом одобрительно зашумела словно весенняя листва на ветру.

Архиепископ растянул сеть, долго и громко помолился, потом повернулся и накинул сетку на голову королеве. Сеть мягко опустилась, расправившись до самой земли. Потом к моему удивлению вперед вышел монах, который возложил руки на сеть и произнес: «Yilastus kosmet, yilastus kosmet vestuo palta», — начал он, и с этого места я заметила, как в нити сети хлынула сила заклинания, и они засветились.

Свет наполнил все тело королевы с каждой стороны, озарил ее. Она стояла на помосте над нами, подняв голову, и светилась. Это не было похоже на свечение Призывания. То свечение было чистым холодным светом, резким и болезненным. А этот — все равно, что в середине зимы вернуться домой поздно ночью, и посмотреть в окно на горящую, манящую в дом, лампу. Этот свет был наполнен любовью и теплом. По толпе пробежал вздох. Даже священники обернулись на мгновение, чтобы посмотреть на светящуюся королеву.

Монах не снимал рук с сети, постоянно подпитывая ее силой. Я слегка пришпорила свою лошадь, заставив ее приблизиться к лошади Сокола, и, наклонившись из седла, спросила:

— Это кто?

— Ты говоришь о нашем кротком Филине? — спросил он. — Отец Балло. Он, если так выразиться, благодать для архиепископа. Не часто можно встретить кроткого и покладистого волшебника. — В его словах чувствовалось презрение, но мне монах не казался столь уж кротким, скорее обеспокоенным и недовольным.

— А что это за сеть?

— Ты же, разумеется, слышала о вуали святой Ядвиги, — ответил Сокол так буднично, что я уставилась на него, разинув рот. Это была самая почитаемая реликвия Польни. Я слышала, что ее достают только на коронацию королей, чтобы доказать, что они не подвластны влиянию зла.

Толпа начала напирать, тесня солдат, чтобы подобраться ближе. И даже солдаты были поражены — они позволили себя сдвинуть и приподняли вверх наконечники пик. Священники обходили королеву, изучая ее дюйм за дюймом, наклоняясь, чтобы рассмотреть каждый пальчик на ноге, ощупывая и проверяя каждый пальчик на руке, вглядываясь в волосы. Но нам всем было видно ее сияние полное света. В ней не было ни следа тени. Один за другим священники отходили и качали головой архиепископу. Даже его жесткое лицо смягчилось, проявив на архиепископе чудесное влияние света.

Когда изучение королевы закончилось, отец Балло аккуратно снял с нее вуаль. Священники принесли с собой и другие реликвии, которые теперь опознала и я сама: щиток доспехов святого Казимира, пронзенный до сих пор торчащим из него зубом убитого им дракона из Кралевии; лучевая кость святого Фирана в стеклянном и оправленном в золото ларце; золотая чаша, спасенная святым Яцеком из храма. Марек положил руки королевы по очереди на каждую реликвию, а архиепископ произнес свою молитву.

Все тоже самое они повторили с Касей, но она толпе была совершенно неинтересна. Все люди страстно желали видеть королеву, и когда священники изучали Касю, толпа шумела гораздо сильнее всего, что мне приходилось видеть до этого, несмотря на то, что они находились в присутствии такого большого числа святых предметов, а также самого архиепископа лично.

— Чего еще ждать от кралевской толпы, — в ответ на мое изумление сказал Соля. Здесь даже ходили продавцы булочек, у которого жители расхватывали с лотка свежие рогалики, а еще с лошади мне было видно, как пара предприимчивых людей прямо у дороги торгует с прилавка пивом.

Общая атмосфера стала похожа на выходной, праздничный день. Наконец священники наполнили золотую чашу святого Яцека вином, и отец Балло что-то над ней пошептал: от вина поднялся завиток дымка, и оно стало прозрачным. Королева выпила все до дна, едва ей поднесли его к губам, и не забилась на земле в припадке. Даже выражение ее лица ни капли не изменилось, но не это имело значение. Кто-то в толпе поднял в воздух кружку с плещущимся пивом и выкрикнул: «Слава Богу! Королева спасена!» Люди начали восторженно кричать и напирать на нас. Все страхи были забыты. Было так громко, что я едва смогла расслышать, как архиепископ дает Мареку свое неохотное дозволение ввести королеву в город.

Экстаз толпы был еще хуже леса нацеленных на нас пик. Чтобы подвести фургон к помосту и посетить в него королеву с Касей, Мареку приходилось расталкивать людей с дороги. Принц оставил свою лошадь, и сам уселся на козлы, взяв вожжи. Взмахнув над головами людей кнутом, он заставил их расступиться от упряжки, а нам с Солей пришлось приткнуть своих лошадей вплотную к фургону — толпа сразу же сомкнулась за нашими спинами.

Люди шли следом целых пять миль, оставшихся до города, бежали рядом, за нами, а когда одни уставали, им на смену появлялись новые. Когда мы добрались до моста через Вандалусу, все взрослое население забросило работу и шло следом, а к тому времени, как мы добрались до ворот замка, мы едва могли двигаться сквозь громко приветствующую, напирающую со всех сторон толпу — настоящее живое существо с десятью тысячами все как один весело орущих голосов. Новость о спасении королевы и ее чистоте уже разлетелась. Принц Марек наконец-то спас королеву.

Мы все словно очутились в балладе, именно на это было похоже. Я чувствовала это на себе, несмотря на то, что золотистая голова королевы покачивалась вперед-назад в такт движению фургона без малейшей попытки остановиться, и даже зная, насколько незначительна наша победа и сколькими жизнями она была оплачена. Возле моей лошади бежали веселые ребятишки, и они ни капли надо мной не насмехались, хотя я представляла собой один сплошной клубок спутанных, прокопченных волос и рваной одежды. Но мне было все равно. Я смотрела вниз и тоже улыбалась, позабыв об онемевших ногах и затекших руках.

Марек ехал впереди в приподнятом настроении. Должно быть ему тоже показалось, что его жизнь на глазах превратилась в сказку. Прямо сейчас никто не вспоминал о не вернувшихся назад. Обрубок руки Олега по-прежнему был плотно прибинтован к телу, но он воодушевленно размахивал здоровой рукой, и по пути целовал руку каждой симпатичной девушке. Даже когда мы очутились с другой стороны ворот замка, толпа не пропала. Из казарм высыпали все королевские солдаты, стуча по щитам своими мечами и одобрительно крича, а также пришли дворяне из своих особняков, бросая на дорогу цветы.

Только королеве не было до этого никакого дела. С нее были сняты ярмо и кандалы, но она сидела безучастно почти как резная статуя.

Въезжать во внутренний двор замка через последние ворота нам пришлось по одному. Вблизи замок оказался головокружительно огромным, здание возвышалось ярусами в три этажа. С балконов вниз смотрели и улыбались бесконечные лица. Я ошарашенно смотрела на них в ответ, на развешенные повсюду расшитые знамена самых неописуемых расцветок, на лес башен и колонн. На самом верху лестницы с другой стороны двора стоял король собственной персоной. На его плечах была синяя мантия, застегнутая на шее крупной драгоценной брошью с красным камнем и жемчужинами в золотой оправе.

Из-за стен еще доносились приглушенные радостные крики. Внутри все вокруг смолкли как перед началом спектакля. Принц Марек помог королеве сойти с фургона. Он вывел ее вперед и повел по ступеням к королю. Перед ним словно волны расступались придворные. Я поняла, что стою, затаив дыхание.

— Ваше величество, — начал Марек, — я вернул вам вашу королеву. — Солнце светило ослепительно, и в своих сияющих доспехах, в белом табарде с зеленым плащом он был похож на святого воина. Рядом в простом белом платье стояла высокая напряженная фигура королевы с коротким облаком золотистых волос и с глянцевой изменившейся кожей.

Король, нахмурившись, смотрел на них сверху вниз. Похоже он был обеспокоен куда сильнее триумфатора. Мы все молча ждали. Наконец, он вдохнул воздух, чтобы ответить, и только в этот момент королева пошевелилась. Она медленно подняла голову, чтобы посмотреть в его лицо. Он посмотрел в ответ. Она моргнула один раз, потом легонько вздохнула и медленно мешком осела без чувств. Принцу пришлось поднимать ее за руку, которую он не отпускал, и тащить вверх, иначе она бы скатилась по ступеням.

Король выдохнул, его плечи слегка выпрямились, словно ослабив натяжение тетивы. Через весь двор раздался его сильный голос:

— Отведите ее в Серые палаты, и вызовите к ней Иву. — Слуги немедленно бросились исполнять. Они словно волна унесли от нас королеву внутрь замка.

* * *

На этом месте… спектакль закончился. Во дворе замка поднялись почти столь же громкие крики, как у толпы снаружи, все разом заговорили со всеми на всех трех этажах. Светлое возвышенное ощущение вытекло из меня, словно с меня сняли колпачок и опрокинули как бутылочку. Слишком поздно я спохватилась, что я здесь не ради праздника. Кася сидела в фургоне одна, в своем арестантском белом платье, ожидая своей участи. Саркан находился в сотне лиг отсюда, пытаясь без меня сдержать напор Чащи на Заточек. А я не имела ни малейшего понятия, как со всем этим справиться.

Я высвободила ноги из стремян, перекинула ногу и весьма неэлегантно соскользнула на землю. Когда я выпрямилась, обрушив свой вес на ноги, колени задрожали. Ко мне подскочил конюх, забрать лошадь. Я с некоторой неохотой позволила ему ее увести — хотя это была не самая лучшая лошадь на свете, она была для меня знакомой скалой в океане неизвестности. Принц Марек с Соколом удалились в замок вместе с королем. И я уже потеряла из виду Томаша с Олегом в толпе людей в такой же форме.

Кася выбралась из фургона с другой стороны. Ее ждала небольшая группа слуг. Я протолкнулась через поток придворных и слуг и встала между ней и ими.

— Куда вы собираетесь ее увести? — потребовала я ответа, почувствовав укол тревоги. Для них в своем запыленном крестьянском наряде я должна была выглядеть абсолютным пугалом — словно воробей набрасывается на стаю бродячих котов. Они не могли знать о силе, бурлящей в моей груди и готовой вырваться на волю.

Однако, как бы безобразно я ни выглядела, я была частью праздника, частью отряда спасшего королеву, и они были настроены гуманно. Старший стражник, мужчина с самыми длинными усами, которые я видела в жизни, кончики которых были смазаны воском и завиты, довольно любезно мне ответил:

— Вы ее служанка? Не беспокойтесь, мы отведем ее к королеве в Серую башню. Там за ними присмотрит Ива. Все строго по правилам и согласно закону.

Последнее не сильно утешало: по закону и Касю, и королеву должны были сразу придать смерти. Но Кася шепнула мне: «Все хорошо, Нешечка». Ничего не хорошо, но и поделать ничего было нельзя. Стражники увели ее с собой в замок: четверо шли впереди, четверо сзади.

Секунду я растерянно смотрела, как они уходят, потом вдруг поняла, что ни за что не разыщу ее в этом огромном месте, если не узнаю, куда они ее ведут. Подпрыгнув, я помчалась следом.

— Дальше нельзя, — объявил мне страж у двери, когда я попыталась шмыгнуть следом за конвоем. «Param param», — пробормотала я, словно жужжание крохотной мошки, которую никто не в силах поймать. Страж моргнул и позволил мне пройти.

Я следовала за стражниками, не прекращая своей присказки, как бы заявляя всем, мимо кого я проходила, что я очень маленькая, во мне нет ничего интересного. Это было нетрудно. Я и в самом деле чувствовала себя настолько маленькой и незначительной, как только можно себе представить. Коридор все не прекращался. Повсюду были двери из окованного железом массивного дерева. Из огромных, увешанных гобеленами и набитых резной мебелью, комнат выходили слуги и придворные, и входили обратно. Там были камины больше моей входной двери. С потолков свисали волшебные светильники, а в залах стояли целые ряды белоснежных свечей, которые горели и не думали оплавляться.

Наконец коридор завершился у небольшой железной дверцы под охраной. Стражники кивнули Касиному конвою, и разрешили им, и такой мелкой шушере вроде меня, лишь скользнув по мне взглядом, войти внутрь в узкий лестничный колодец с винтовой лестницей. Мы начали подниматься вверх. Мы поднимались и поднимались, моим уставшим ногам с трудом давался каждый шаг, пока наконец мы не оказались на крохотной круглой площадке. Здесь было дымно и темно, не было ни одного окна, а из освещения в стеновой нише только обычная масляная лампа. Она освещала еще одну невзрачную железную дверцу. На ней был большой круглый дверной молоток в виде головы разъяренного демона. Кольцо молотка было продето сквозь его широко раскрытую пасть. От металла исходил странный холод: мою кожу холодил ледяной ветер, несмотря на то, что я была прижата к стене в угол за спиной высокого стражника.

Старший стражник постучал, и дверь отворилась внутрь:

— Мы привели вторую девушку, миледи.

— Хорошо, — отчетливо ответил женский голос. Стражники расступились, дав Касе пройти. В дверном проеме стояла высокая худая женщина с волосами соломенного цвета, завитыми спиралью в косы под золотым головном убором. На женщине было синее шелковое платье тонко украшенное на шее и груди, с длинным шлейфом, подметающим пол позади нее. Хотя рукава платья были сделаны очень практично со шнуровкой от локтя до запястья. Женщина посторонилась и двойным нетерпеливым взмахом длинной руки, пригласила Касю войти. Я мельком заметила за дверью большую комнату и королеву, напряженно сидящую в кресле с прямой спинкой. Она отстраненно смотрела в окно вниз на сверкающую Вандалусу.

— А это еще что? — спросила дама, поворачиваясь ко мне. Стражники повернулись следом и уставились на меня, заметив. Я замерла.

— Я… — запнулся старший страж, слегка побагровев, и метнул взгляд на двух солдат, шедших в самом хвосте конвоя. Этот взгляд не предвещал им ничего хорошего за то, что они меня проворонили. — Она…

— Я — Агнешка, — ответила я. — Я приехала с Касей и королевой. — Дама окинула меня недоверчивым взглядом, который замечал каждую драную ниточку и каждое пятнышко на моей юбке, даже со стороны спины, не скрывая удивления, что я посмела заговорить. Она снова посмотрела на стражников:

— Эту тоже подозревают в скверне? — поинтересовалась она.

— Нет, миледи. Насколько мне известно, нет, — ответил он.

— Тогда зачем вы привели ее ко мне? У меня и так дел хватает. — Она повернулась к нам спиной, ее шлейф взметнулся следом, и дверь захлопнулась. Меня снова обдало холодной волной, прокатившейся вперед ко мне и назад к алчно оскаленному демону, смывая последние остатки моего скрывающего заклинания. Он впитывает силу, догадалась я. Вот почему они приводят сюда подверженных скверне пленников.

— Как ты сюда попала? — с подозрением спросил старший стражник, и они обступили меня со всех сторон.

Я бы с радостью постаралась снова спрятаться, но в присутствии жадно оскаленной пасти не могла.

— Я ведьма, — ответила я. Их взгляды стали еще подозрительнее. Я вытащила письмо, которое все еще хранила в кармане. Бумага слегка потерлась от ношения, но обуглившиеся буквы печати все еще слегка дымились: — Дракон отправил меня с письмом для короля.