Несмотря на мой наряд, стражи, стоявшие на посту у зала Чаровников меня узнали. Они отворили тяжелые створки деревянных дверей и закрыли следом за мной. Я остановилась, прижавшись к ним спиной, разглядывая позолоту, летящих ангелов и бесконечные ряды книг, идущие от одной стены, ныряя по пути в ниши, и возвращающиеся с другой стороны. За рабочими столами тут и там находилось с десяток юношей и девушек в мантиях, склонившихся над свитками или книгами. Занятые своими делами, они не обратили на меня никакого внимания.

Зал Чаровников был неприветлив, встретив меня куда прохладнее библиотеки Дракона, и не имел индивидуальности, однако это было понятное мне место. Я до сих пор не знала, как мне спасти Касю, но совершенно точно верный способ можно найти не на балах, а тут.

Я взяла ближайшую ко мне лестницу и, под скрип колес, потащила ее к самому началу первого стеллажа. Потом, подоткнув юбки за пояс, я взобралась на самый верх и начала копаться. Это был знакомый мне вид поисков. Обычно, уходя в лес, я не искала что-то определенное. Я просто шла поискать то, что можно найти, и была открыта для любых идей: если я набредала на грибную поляну, то на завтра у нас будет грибной суп, а если находила плоский камень, значит можно будет поправить мостовую у дома. Я решила, здесь должно найтись хотя бы парочка книг, которые заговорят со мной как книжечка Яги. Возможно даже здесь, спрятавшись среди этих красивых томов с золотыми переплетами, есть еще одна ее книжка.

Я делала это так быстро, как могла — оглядывала пыльные книги, в основном те, которыми меньше всего пользовались. Проводила над ними руками, и пробегала глазами заголовки на корешках. И все равно, работа шла медленно, и результат разочаровывал. После того, как я прошла подряд двенадцать широких стеллажей от пола до потолка по тридцать полок на каждом, я начала сомневаться, удастся ли мне вообще что-то найти. Все книги под моими руками вызывали сухой и холодный отклик, не приглашая заглянуть внутрь.

За работой время пробежало допоздна. Те студенты, что здесь были, ушли, и магический свет вдоль всей библиотеки потускнел до едва мерцающего свечения горячих углей, словно лампы уснули. Лишь над моим стеллажом до сих пор горела единственная лампа ярким светлячком, хотя мои спина и лодыжки уже протестовали. Я сидела, скрючившись на лестнице, обвив ногами поручень, чтобы дотягиваться до самых дальних книг. За все время я едва проверила четверть одной стены, хотя старалась действовать быстро и не слишком старательно, задерживаясь едва ли на каждой десятой книге. Саркан бы обязательно пробурчал бы по этому поводу что-нибудь нелицеприятное.

— Что ты ищешь?

Я едва не свалилась с лестницы прямо на голову отцу Балло, но успела ухватиться за поручень, попутно сильно ударившись лодыжкой о стык. Одна из секций стеллажей оказалась отодвинутой, приоткрывая вход внутрь потайной комнаты. Оттуда-то он как раз и вышел. В руках он держал четыре толстенных тома, как я полагаю, намереваясь вернуть их на свои полки, и с подозрением смотрел на меня снизу-вверх.

Внутренне я еще трепетала от неожиданности, поэтому выпалила без задней мысли:

— Ищу Саркана.

Балло в недоумении уставился на стеллажи, которые я шерстила: неужели я в самом деле ищу спрятанного между страницами книг Дракона? Но сказав это ему, я и сама поняла, чего же именно я ищу. Мне был нужен Саркан. Мне было нужно, чтобы он поднял голову от стопки своих книг и рявкнул на меня за произведенный мною беспорядок. Я хотела узнать, чем он занят, и напала ли Чаща. И чтобы он подсказал, как мне добиться от короля освобождения Каси.

— Мне нужно с ним поговорить, — пояснила я. — И увидеться. — Я уже знала, что ничего подобного в книжечки Яги нет, а сам Саркан никогда не показывал мне такого заклинания. — Отец, каким заклинанием вы пользуетесь, если хотите поговорить с кем-либо в другом конце королевства? — Но отец Балло уже качал головой.

— Дальние разговоры — это сказки, что бы там не утверждали разные барды, — сказал он назидательным тоном. — В Венезии изучили искусство накладывать заклинание общения на пару зеркал, изготовленных из одной лужицы ртути. У короля имеется подобное зеркало, второе находится у главнокомандующего на фронте. Но и тут разговор возможен лишь между ними. Дед короля приобрел их в обмен на пять пузырьков пекла, — добавил он, заставив непроизвольно вскрикнуть, услышав непомерную цену. В равной степени можно было купить королевство. — Волшебство способно усилить чувства человека, его зрение и слух. Можно даже усилить голос или спрятать его в орех, чтобы выпустить позже. Но нельзя заставить ваш образ пролететь все расстояние через полкоролевства или донести обратно голос собеседника.

Я выслушала его с разочарованием, хотя в его словах был смысл, иначе зачем Саркану было писать письма и посылать курьера, если бы он мог просто воспользоваться заклинанием? Кроме того, это было вполне разумно — точно так же он мог воспользоваться своим заклинанием перемещения только в пределах своей долины, не в состоянии перепрыгнуть сразу в столицу или обратно.

— А нет ли здесь других книг Яги, которые я могла бы посмотреть? — спросила я, даже зная, что Балло ни в грош ее не ставит.

— Дитя, эта библиотека самое сердце изучения волшебства Польни, — ответил он. — Книги не прыгают на полки по прихоти какого-то составителя, или вопреки придиркам книготорговца. Они оказались здесь не потому, что они дорогие или богато украшены, чтобы порадовать взгляд какого-то дворянина. Каждый добавленный сюда том был тщательно проверен как минимум двумя королевскими волшебниками. Их мнение было подтверждено и проверены как минимум тремя рабочими заклинаниями, и даже при этом, они должны обладать достаточной силой, чтобы оказаться в этом месте. Я сам потратил почти всю мою жизнь на службе, вычищая малозначительные работы, курьезы и забавы прошлых лет. Можно сказать с уверенностью, ничего подобного ты здесь не найдешь.

Я смотрела на него — потратить на это всю жизнь! И наверняка ему попадалось то, что могла бы использовать я. Взявшись за края лестницы, я съехала вниз под его пронзительным неодобрительным взглядом. Полагаю, так бы он смотрел на каждого, кто влез на дерево.

— И вы их сожгли? — без всякой надежды поинтересовалась я.

Он вздрогнул так, словно я предложила сжечь его самого.

— Книге совсем не обязательно быть волшебной, чтобы ее ценили, — сказал он. — Разумеется я бы предпочел, чтобы их передали университетской библиотеке для более тщательного изучения, но Алёша настояла, чтобы они хранились здесь под замком… не могу отрицать, что это разумная предосторожность, поскольку подобные книги часто привлекают худшие элементы низшего общества. Даже случайно проявившейся крохи таланта может быть достаточно, чтобы уличный аптекарь стал опасен, если в его руки попадет неправильная книга. Однако я всецело доверяю архивариусам университетской библиотеки: они люди отлично подготовленные, и при правильном обучении и соответствующей системе контроля им можно было бы доверить хранение малозначимых…

— Где они? — прервала я его.

* * *

Крохотная комнатка, в которую он меня провел, была забита старыми, потрепанными книгами, и в ней не было даже одного узкого оконца для вентиляции. Пришлось оставить дверь приоткрытой. Я была счастлива, что мне не придется расставлять книги по порядку после моих поисков, однако большая часть книг оказалась столь же бесполезна для меня, как и те, что стояли на полках. Я сдвинула в сторону все, что относилось к истории волшебства, и другие томики с простейшими заклятьями… по крайней мере половина из них занимала вдвое больше времени и требовала в пять раз больше усилий, чем бы того хотелось… а так же другие, которые на мой взгляд выглядели совершенно обычными книгами заклинаний, но очевидно не угодили более жестким стандартам отца Болло.

В этой кипе были и странные штуки. Один специфический том выглядел совсем как книга заклинаний, полная загадочных слов и картинок, а так же диаграмм, каких было полным-полно в книгах Дракона, но текст совершено не имел смысла. Потратив десять минут, ломая над этим голову, я медленно поняла, что это сумасшествие. В смысле — ее написал сумасшедший человек, вообразивший себя волшебником или желающий им стать. Ни одно из этих заклинаний не было настоящим — все выдуманы. В этом была какая-то обреченность. Я забросила ее в темный угол.

Наконец мои руки наткнулись на одну тоненькую черную книжечку. Снаружи она была похожа на книжку моей матери с рецептами для праздничного стола, и от нее одновременно исходило тепло и дружелюбие. Бумага оказалась дешевой — пожелтевшей и шероховатой, но в ней записанные аккуратным почерком содержались небольшие, но очень удобные заклинания. Непроизвольно улыбаясь, я пролистала страницы, а потом посмотрела на форзац книги. Тем же аккуратным почерком там было написано: «Мария Ольшанкина, 1267».

Я сидела, разглядывая надпись — удивленная и не удивленная одновременно. Эта ведьма жила в нашей долине более трехсот лет назад. Через некоторое время после того, как долина была заселена. На огромном закладном камне каменной Ольшанской церкви — старейшего здания в долине — был выгравирован год: 1214. «Когда родилась Яга?» — внезапно заинтересовалась я. Она была из России. Может она жила в долине на противоположной стороне Чащи еще до того, как Польня стала заселять ее со своей стороны?

Я знала, книга ничем мне не поможет. От нее в моих руках исходило тепло, но это была дружеская доброта, с который вы сидите с другом у огня, не в силах ничего изменить. В большинстве крупных городов жили ведьмы, способные исцелять незначительные болезни или бороться с болезнями пшеницы. Думаю, Мария была одной из них. На мгновение я ее даже увидела: крупная, добродушная женщина в красном переднике подметает свой двор, где под ногами крутятся куры и детишки, входит внутрь дома, чтобы изготовить сироп от кашля для нервничающего молодого папаши с больным малышом, и наливает его в кружку, попутно выговаривая ему за то, что бегает по городу без шляпы. В ней была какая-то мягкость, озерцо силы, а не бьющий родник, который смыл все обыденное в ее жизни. Я вздохнула, но все равно положила книжечку в свой карман. Мне не хотелось оставлять ее тут — лежать заброшенной и позабытой.

Среди тысяч сваленных в кучу книг я нашла еще две похожих книги и пролистала их: в них оказалось несколько полезных заклинаний и немного отличных советов. В них не было написано, где они были написаны, но каким-то образом я знала — они родом из моей долины. Одна из книг была написана крестьянином, который нашел способ вызывать дождевые облака. На странице он изобразил поле под облачным небом, и в дали знакомая зубастая линия серых гор.

Под этим заклинанием была предупреждающая приписка: «Будьте осторожны, когда небо уже затянуто тучами. Если перестараетесь, без грозы не обойтись». Я провела по короткому и простому заклинанию «kalmoz» пальцем и поняла: я могу вызвать гром и бьющие с неба молнии. Я поежилась и отложила эту книгу в сторону. Воображаю, как бы Соле хотелось помочь мне с подобным заклинанием.

Но нигде не было того, что мне было нужно. Я расчистила вокруг себя пространство и продолжила поиски, склонившись над одной книгой, и нашаривая свободной рукой следующую. Мои пальцы нащупали зазубренный край выдавленной кожи, я отдернула руку и села, неуверенно ее тряся.

Однажды в детстве, когда мне еще не было и двенадцати лет, охотясь зимой, я набрела на странный большой белый мешок, висящий на дереве между корней, засыпанный влажной опавшей листвой. Я потыкала несколько раз в него палкой, а потом сбегала за отцом, который трудился неподалеку и привела его посмотреть на находку. Он срубил несколько соседних деревьев на дрова и сжег и само дерево, и мешок вместе с ним. В золе, которую мы ворошили палками, мы обнаружили скорченный скелет какого-то уродливого растущего существа, который не принадлежал ни одной известной нам твари.

— Держись-ка подальше от этой поляны, Нешка! Ясно? — сказал мне тогда отец.

— Но теперь все в порядке, — я внезапно вспомнила, как заверяла его. Каким-то образом я это знала.

— И все равно, — сказал он, и мы больше не беседовали на эту тему. Матушке мы не рассказали. Нам не хотелось думать о том, что это могло означать, и что я могу находить среди деревьев злое колдовство.

Сейчас память вернулась ко мне во всех красках: легкий влажный запах гниющей листвы, застывающий белый пар от моего дыхания, иней на ветвях и коре, давящая тишина леса. Я искала что-то еще. Я забралась на эту поляну тем утром, ведомая каким-то зудящим чувством. Сейчас я чувствовала тоже самое. Но я ведь находилась в Зале Чаровников, в самом сердце королевского дворца. Откуда бы здесь оказаться Чаще?

Я вытерла пальцы о юбку, взяла себя в руки, и вытянула книгу и кучи. Обложка была раскрашена и выделана в ручную: поднявшаяся на дыбы амфисбена из кожи, каждая чешуйка которой была выкрашена переливающейся голубой краской, а сделаны из красных драгоценных камушков. Вокруг нее раскинулся лес зеленых листьев со свисающим с ветки словом «Бестиарий», золоченные буквы которого были присоединены к ней ножками словно фрукты.

Двумя пальцами я перевернула страницы, удерживая их за самый нижний кончик. Это действительно был бестиарий, странный, полный одних химер и чудовищ. Ни одно из них не было настоящим. Я медленно перевернула еще несколько страниц, бросая только взгляд на слова и картинки. Вдруг со странным, пугающим чувством я начала понимать, что пока я читаю, чудовища ощущаются все реальнее. Я начинала в них верить, и если буду верить в них еще чуть дольше… внезапно я с силой захлопнула книгу, отбросила ее на пол и отскочила от нее подальше. Душная крохотная комнатка вдруг показалась еще меньше, а духота словно в самый жаркий день, воздух под плотной массой листьев, не дававших ветерку пробиться, был горячим и влажным.

Я лихорадочно вытерла руки о юбку, пытаясь избавиться от маслянистого ощущения, оставшегося от страниц, и настороженно следила за книгой. У меня было такое ощущение, что отведи я взгляд, она превратится в какое-нибудь извращенное создание, которое, шипя и царапаясь, тут же набросится на меня. Инстинктивно я начала произносить заклинание вызова огня, чтобы ее сжечь, но уже открыв рот, остановилась, поняв, насколько это глупо: я стою посреди комнаты, битком набитой старыми сухими книгами, а воздух был сух и пропитан пылью настолько, что тяжело дышать. Кроме того, за стеной находилась огромнейшая библиотека. Но в одном я была уверена, оставлять эту книгу здесь было небезопасно ни на секунду, а я даже не могла себе вообразить, что смогу до нее снова дотронуться…

Дверь открылась:

— Я понимаю твою осмотрительность, Алёша, — послышался голос отца Болло, — но не могу представить, какой может быть вред от…

— Стойте! — выкрикнула я, и они с Алёшей застыли в узком дверном проеме, уставившись на меня. Должно быть я выглядела дико, застыв в позе укротителя перед особо опасным зверем, с одной-единственной лежащей у ног книгой.

Отец Балло изумленно уставился на меня, затем перевел взгляд на книгу.

— Что во имя всего на земле…

Но Алёша уже действовала: она осторожно отстранила его и вытащила из ножен длинный кинжал. Она присела на корточки и вытянула во всю длину руку, ткнув ее самым кончиком кинжала. Все лезвие загорелось серебристым светом, а там, где она прикоснулась к обложке, свет шел сквозь зеленоватое облачко скверны. Она убрала кинжал.

— Где ты ее нашла?

— Она была здесь, в этой самой куче, — ответила я. — Она пыталась поймать меня. От нее ощущение как… как от Чащи.

— Но как это возможно… — начал говорить отец Болло, но Алёша исчезла за дверью. Спустя мгновение она вернулась с тяжелой металлической перчаткой. Она подняла книгу двумя пальцами и покачала головой. Мы последовали за ней в основную часть библиотеки. Там, где мы проходили, над нашими головами начали загораться лампы. С одного из столов она смахнула большую кучу книг и положила книгу посредине.

— Как же этот конкретный отвратительный экземпляр проскользнул мимо тебя? — спросила она встревоженного и хмурого отца Балло, который заглядывал через ее плечо.

— Не думаю, что даже заглядывал в нее, — ответил отец Балло чуть оправдываясь. — Да и не нужно было. Я с первого взгляда увидел, что ничего серьезно волшебного в этом тексте нет, и ему нет места в нашей библиотеке. Припоминаю, что даже поспорил об этом с бедолагой Георгом. Он настаивал на том, чтобы оставить ее на полке даже несмотря на то, что ничего волшебного в ней нет.

— Георг? — мрачно переспросила Алёша. — Это случилось как раз накануне его исчезновения?

Отец Балло остановился и кивнул.

— Если бы я продолжила, — сказала я, — то могла она превратиться… в одну из этих штук?

— Думаю, превратила бы тебя, — пугающе ответила Алёша. — У нас был ученик, который пропал пять лет назад. В тот же день из канализации дворца выбралась гидра, которая напала на замок. Мы думали, она его сожрала. Думаю, будет лучше снять голову бедного Георга со стены парадного зала.

— Да, но как она сюда вообще попала? — спросила я, снова глядя на книгу: на пятнистые листья бледного и темно-зеленого цвета, двуглавый змей подмигивающий своими красными глазами.

— О… — Балло помедлил, а потом пошел к стеллажу с томами учетных книг, каждая из которых была почти вполовину его роста. Он прошептал над ними какое-то небольшое замшелое заклинание, проводя по ним пальцем, и одна из страниц засветилась на дальней нижней полке. Он с кряхтением поднял тяжеленую книгу, положил ее на стол, поддерживая ее снизу от недостатка практики, и открыл на подсвеченной странице, где светилась одна строка: — Бестиарий, красиво-оформленный, неизвестного автора, — прочел он. — Подарок, преподнесенный… преподнесенный… росинским посольством. — Его голос оборвался. Он посмотрел на дату, над которой застыл его испачканный в чернилах палец: — Двадцать лет назад, и вместе с этим подарено еще с полдюжины томов, — наконец произнес он. — Должно быть принц Василий привез их со своим посольством.

Злокозненная книга лежала посредине стола. Мы молча стояли вокруг. Двадцать лет назад принц Василий Росинский въехал в Кралевию, а три недели спустя темной ночью он уехал в Росию, забрав с собой королеву Анну. Пытаясь скрыться от погони, они слишком сильно приблизились к границам Чащи. Такова была история. Но возможно, они были пойманы ею задолго до того. Возможно какой-то нерадивый переписчик или переплетчик оказался слишком близко к Чаще и опавшая листва попала на бумагу или сделал чернила из желудей и воды, побывавших в Чаще, и этим вписал скверну в каждое слово, что создало ловушку, которая сумела проникнуть даже в стены королевского дворца.

— Нельзя ли сжечь ее прямо здесь? — спросила я.

— Что-что? — подпрыгнул от негодования отец Балло, словно его дернули за ниточку. Думаю, он был противник сжигания любых книг, что я полностью одобряю, если дело не доходит до подобных экземпляров.

— Балло, — сказала Алёша, и судя по ее выражению лица, я поняла, что она разделяет мои чувства.

— Я попробую очищение, чтобы ее можно было безопасно изучить, — ответил Балло. — Если ничего не получится, тогда мы, разумеется, перейдем к более варварским методам обезвреживания.

— Лучше бы не хранить подобную штуку, вне зависимости от того, будет она очищена или нет, — мрачно произнесла она. — Нам следует перенести ее в кузню. Я раздую пламя до бела, и мы оставим ее в нем, пока от книги не останется один пепел.

— Нельзя ее сжигать вот так запросто, — возразил отец Балло. — Она является доказательством по делу королевы, и король должен быть поставлен в известность.

Доказательство осквернения, слишком поздно поняла я. Если королева прикасалась к книге, то она могла заманить ее в Чащу, следовательно королева была осквернена задолго до того, как оказалась под ее ветвями. Если ее предъявят на суде… я с тревогой посмотрела на Алёшу с отцом Балло. Они пришли сюда не для того, чтобы мне помогать. Они хотели остановить меня, пока я не нашла что-то полезное.

Алёша в ответ посмотрела на меня:

— Я не враг тебе, хотя ты и думаешь обратное.

— Ты желаешь им смерти! — ответила я. — Королеве и Касе…

— Я желаю, — возразила Алёша, — безопасности королевству. Вы же с Мареком беспокоитесь лишь о собственных печалях. Ты слишком молода, чтобы быть настолько сильной и в этом проблема. Ты не теряла людей. Когда за столетие все твои родные тебя покинут, тогда ты обретешь иной смысл.

Я хотела было возразить ей на подобное предположение, но это меня остановило. Я с ужасом уставилась на нее. Может это было и глупо с моей стороны, но до сих пор до меня не доходило, что я буду жить долго, как и Саркан, как и она — сотню лет, две сотни… во сколько примерно умирают ведьмы? Я никогда не состарюсь. Просто буду жить, оставаясь прежней, тогда как все окружающие будут стареть и уходить, как боковые побеги какой-нибудь лозы, ползущей прочь от них все время вверх.

— Не хочу я обретать подобный смысл! — вслух произнесла я, нарушая повисшую в зале тишину. — Не хочу подобного смысла, если это означает перестать кого-то любить. Что в нем такого, кроме людей, ради которых и стоит жить? — Возможно существует способ поделиться частью этой жизни, лихорадочно думала я. Быть может я смогу поделиться со моей семьей, с Касей… если только они захотят принять этот дар. Кто согласится на подобную цену — выпасть из знакомого мира, вырвать себя из жизни.

— Дорогое дитя, ты слишком встревожена, — слабо произнес отец Балло, делая движение, чтобы меня успокоить. Я уставилась на него, и заметила легкие морщинки в уголках глаз, все дни проведенные над пыльными книгами, без любви к иному занятию. И на Алёшу, которая с одинаковой легкостью рассуждала о сожжении книг и людей. Я вспомнила Саркана, сидящего в своей башне, и крадущего девушек нашей долины. Его холодность во время моего первого появления, словно он не мог вспомнить, что думает и чувствует обычный человек.

— Страна это и ее люди, — сказала Алёша. — Больше людей, чем те несколько, кого ты сильнее всех любишь. И Чаща угрожает им всем.

— Я всю свою жизнь прожила в семи милях от Чащи, — ответила я. — Мне не нужно объяснять, что это такое. Если бы я не беспокоилась о том, как остановить Чащу, я бы уже забрала Касю и сбежала вместе с ней, а не оставила бы ее тут, чтобы ее двигали туда-сюда как какую-нибудь пешку, словно она совсем не имеет значения!

Отец Балло издал удивленный возглас, но Алёша лишь нахмурилась:

— И все же, даже отлично все понимая, ты настаиваешь на помиловании кого-то из оскверненных, — сказала она. — Чаща не просто зло, ждущее тех, кто по собственной глупости забредет внутрь, а будучи вытащенным наружу останется невредим. Мы не первый народ, кто столкнулся с ее силой.

— Ты имеешь в виду людей Башни, — медленно произнесла я, размышляя о похороненном короле.

— Значит, ты видела гробницу? — сказала Алёша. — И волшебство, с помощью которого она была сделана, и теперь утрачено навсегда? Это хорошее предупреждение. Те люди не были слабыми и неподготовленными. Но Чаща разрушила их башню, волки и ходоки вели на них охоту, а лес поглотил всю долину. Один или два волшебника послабее из их числа сумели удрать на север, прихватив с собой несколько книг и рассказав свою историю. А что случилось с остальными? — Она обвела рукой книги. — Превратились в кошмары, чудовищ, охотящихся на собственных сородичей. Ничего другого от этого народа Чаща не оставила. В том месте обитает нечто похуже чудовищ: то, что способно создавать их.

— Мне это известно получше вашего! — ответила я. У меня до сих пор чесались руки, а злобная книга по-прежнему лежала посредине стола. Я не могла перестать думать о том мощном, чудовищном создании, которое проглядывало в Касиных глазах, в глазах Иржи, то ощущение преследования под нависшими кронами.

— Правда? — спросила Алёша. — Тогда скажи, если бы я предложила выкорчевать с насиженных мест всех жителей вашей долины и расселить по королевству, чтобы спасти и освободить от Чащи, — вы бы уехали? — Я с открытым ртом уставилась на нее. — И кстати, почему вы еще не переехали? — добавила она. — Почему цепляетесь за жизнь в этом месте, полном тени? В Польне есть места, в которых зло отсутствует.

Я ломала голову, что ответить, и не знала, что сказать. Подобная мысль была мне абсолютно чужда. Кася мечтала уехать, но она была вынуждена. Я же никогда об этом не задумывалась. Я любила Дверник, мягкие густые рощи у дома, длинный искрящийся на солнце поток Веретянницы. Мне нравились окружающие нас укромной стеной горные вершины. В нашей деревне, в долине было покойно. И дело было даже не столько в легком правлении Дракона. Это был дом.

— Дом, в котором какая-нибудь уродливая тварь может ночью выбраться из леса и украсть детей, — сказала Алёша. — Еще до того, как Чаща снова принялась расти, вся долина уже была поражена скверной. В Желтых болотах есть древние легенды, в которых говорится, что задолго до того, как мы пересекли горы и начали вырубать лес, ходоков видели на другой стороне горных перевалов. Но тем не менее людям понадобилась эта долина, они остались в ней и пытаются жить.

— Ты считаешь, что все мы осквернены? — с ужасом спросила я. Может будь ее воля, она бы сожгла всю долину, с нами вместе?

— Не осквернены, — ответила она. — Соблазнены. Ответь, куда течет река?

— Веретянница?

— Да. Все реки впадают в моря, в озера или болота, но никогда не исчезают посреди леса. Так куда она впадает? Ежедневно ее подпитывают тающие снега тысяч гор. Она не просто впитываться в землю. Подумай, — добавила она язвительно, — вместо того, чтобы слепо хотеть. В глубине вашей долины притаилась некая сила, странность за гранью смертного волшебства, которая притягивает людей, пускает в них свои корни… и не только в людях. Чтобы за тварь не обитала в Чаще и не отравляла все своей скверной, оно явилось чтобы жить там и пить эту силу словно из чаши. Она уничтожила людей Башни, и потом дремала тысячи лет, потому что не было ни одного дурака, чтобы ее потревожить. Но потом явились мы, с армиями, с топорами и волшебством, и считаем, что на этот раз победим.

Она покачала головой:

— Плохо уже то, что мы туда явились. И еще хуже было напирать, вырубая деревья, пока мы не пробудили Чащу снова. А теперь, кто знает, чем все закончится? Я была рада, когда Саркан отправился туда, чтобы сдерживать Чащу, но сейчас он ведет себя как дурак.

— Саркан не дурак, — огрызнулась я ответ, — и я тоже. — Я была зла, и сверх того напугана. То, что она рассказала было похоже на правду. Я тосковала по дому так, словно ощущала голод, незаполненную пустоту. Мне ежедневно не хватало долины с тех пор, как мы ее покинули и пересекли горы. Про корни верно. В моем сердце оставались корни, настолько же глубокие, как любая скверна. Я размышляла о Марии Ольшанкиной, о Яге — моих сестрах по странному волшебству, которое, кажется, никто больше не понимал. И внезапно я поняла, почему Дракон выбирал девушек долины. Почему он выбирал оду из нас и отпускал спустя десять лет.

Мы были частью долины. Порождением самой долины, чьи семьи настолько сильно укоренились в ней, что не могли уйти, даже зная, что их дочь могут отнять. Мы росли в долине, пили ту же силу, которой питалась Чаща. Вдруг я вспомнила ту странную картину из моей комнаты, изображавшую течение Веретянницы и всех ее мелких притоков серебристыми линиями, и то неожиданное ощущение, что инстинктивно побудило меня ее спрятать. Мы — канал. Он использовал нас, чтобы получить доступ к силам долины, и держал каждую из нас до тех пор, пока не отмирали корни, и канал пропадал. А потом… она переставала ощущать связь с долиной. Она могла уехать, и именно так и поступала, сбегая от Чащи, как поступил бы любой здравомыслящий человек.

Сейчас я еще сильнее захотела поговорить с Сарканом, накричать на него. Чтобы он оказался передо мною, и я могла трясти его за худые плечи. Вместо этого я накричала на Алёшу:

— Может нам и не следовало туда соваться. Но сейчас уже поздно об этом думать. Даже если бы мы могли уйти, Чаща нас не отпустит. Она не хочет нас выжить из долины, она хочет нас поглотить. Она хочет поглотить все, так что никто не вернется. Нам нужно ее остановить, а не бежать.

— С Чащей нельзя справиться лишь одним желанием, — ответила она.

— Но нет смысла отказываться от попытки, если есть шанс! Мы уже уничтожили три очаговых дерева с помощью Призывания и заклинания очищения. И можем уничтожить еще больше. Если бы король дал нам достаточно солдат, мы с Сарканом начали бы выжигать…

— О чем ты, дитя? — ужаснувшись, спросил отец Балло, прерывая нас. — Ты имеешь в виду Призывание Люта? За последние пятьдесят лет никто не произносил это заклинание…

— Ладно, — сказала Алёша, окидывая меня оценивающим взглядом из-под нахмуренных бровей. — Расскажи мне, как именно вы уничтожили те деревья, и подробно с самого начала. Нам не следовало полагаться на то, что Соля сумел все верно рассказать.

Я сбивчиво рассказала о первом разе, когда мы произнесли Призывание. О длинных лучах того яркого света, который добрался до Каси. О том, как Чаща опутывала ее, и пыталась удержать. О том ужасном завершающем моменте, когда Кася по одному разжимала пальцы с моего горла, зная, что я убью ее, чтобы спасти. Я рассказала и про Иржи тоже. В том числе об увиденной нами странной изнанке Чащи, в которой они оба блуждали.

Отец Балло выглядел полностью потрясенным моим рассказом, разрываясь между сопротивлением и желанием поверить. Порой у него вырывалось едва слышное: «Но я никогда не слышал о…» и «про Призывание никогда не сообщалось ничего о…», — которое прерывалось нетерпеливым взмахом руки Алёши, призывающим его замолчать.

— Что ж, — сказала она, когда я замолчала. — Признаю, вам с Сарканом удалось кое-чего достичь. Вы не полные болваны. — Она не выпускала кинжал из рук, постукивая его кончиком по краю каменной столешницы: «динь, динь, динь». Звонко, словно колокольчик. — Но это не значит, что стоило спасать королеву. Спустя двадцать лет блуждания в том темном месте, о котором ты рассказала, что вы ожидали увидеть?

— А мы ничего и не ожидали, — ответила я. — Конкретно Саркан. Но я была вынуждена…

— Потому что Марек пригрозил, что иначе он казнит твою подругу, — закончила за меня Алёша. — Что б ему пусто было.

Я не чувствовала себя ничем обязанной Мареку, но честно ответила:

— Если бы это была моя мать… я бы тоже попыталась что-то сделать.

— Принялась бы поступать не как принц, а как ребенок. Вместе с Солей. — Она повернулась к отцу Болло. — Нам нужно было хорошенько подумать, когда они сами предложили отправиться за девушкой, которую выручил Саркан. — Она с хмурым видом повернулась ко мне. — Я была слишком занята беспокойством о том, что Чаще наконец удалось запустить свои когти в Саркана. Все, что мы хотели, это быстро покончить с ней, а Саркана притащить сюда под надзор остальных. И я все еще не уверена, не лучше ли так и поступить.

— Кася не осквернена! — сказала я. — И королева тоже.

— Это не значит, что они не могут служить Чаще.

— Вы не можете казнить кого-то лишь потому, что может случиться что-то ужасное, учитывая, что это может быть и не их вина.

— Тут я не могу с ней не согласиться, Алёша, — сказал отец Балло. — Учитывая, что реликвии уже доказали их непорочность…

— Нет можем, если это необходимо для спасения королевства от поглощения Чащей, — строго возразила Алёша, победив нас обоих. — Но это не значит, что мне этого хочется, и менее всего, — добавила она, обращаясь ко мне: — вынудить тебя совершить какую-нибудь глупость. Я начинаю понимать, почему Саркан столько тебе позволяет.

Она снова постучала кончиком кинжала по столешнице, и приняла решение:

— Гидна, — произнесла она.

Я захлопала глазами. Разумеется, я что-то смутно слышала о Гидне: это был крупный океанский порт далеко на севере, откуда привозили китовый жир и зеленое шерстяное сукно. Оттуда была родом супруга наследника.

— Это достаточно далеко от Чащи, а океан невосприимчив ко скверне, — объяснила Алёша. — Если король отправит их обоих туда… это может сработать. У графа есть ведьма Белая ласточка. Приставим ее к ним, а спустя десять лет… или раньше, если сумеем полностью выжечь гнилую Чащу, вот тогда я стану беспокоиться не так сильно.

Отец Балло кивнул. И все же — десять лет! Мне хотелось кричать, возражать. Словно Касю снова забирают. Только тот, кто прожил больше сотни лет может с такой легкостью раскидываться десятью годами. Однако я медлила. Алёша отнюдь не была глупа, и я понимала, что в ее беспокойстве есть смысл. Я снова посмотрела на лежащий на столе оскверненный бестиарий. Чаща снова и снова расставляет одну ловушку за другой. Пытаясь поймать Дракона, она наслала химеру на Желтые болота и белых волков на Дверник. Она захватила Касю, чтобы заманить меня. А когда я обнаружила способ ее спасти, Чаща попыталась воспользоваться Касей, чтобы осквернить нас с Драконом обоих. И когда это не вышло, она позволила ей жить, чтобы снова заманить нас к себе. Мы сумели вырваться и из этой западни, но не может ли где-то быть еще одной, чтобы Чаща все равно каким-то образом сумела обратить все наши победы в поражение?

Я не знала, что предпринять. Согласиться, и объединиться с Алёшей — а станет ли король ее слушать? Написать Саркану, чтобы он ответил, согласен ли он? Она вскинула одну невозмутимую бровь, ожидая ответа, пока я кусала губы в размышлении. Потом она обернулась: двери в зал Чаровников распахнулись. Там стоял Сокол, притягивая свет своей белоснежной мантией: белая фигура в темном проеме. Увидев нас вместе, он прищурил глаза, потом изобразил одну из своих улыбок:

— Вижу, вы заняты, — беспечно сказал он. — А у нас, кстати, прогресс. Вы не против сходить на суд?