— Должно быть он выгреб на юге всех солдат до последнего, — сказал барон Желтых болот, изучая армию Марека. Барон был крупным мужчиной с уютным пузиком, носивший доспехи словно обычную рубашку, и даже в нашей деревенской таверне чувствовал бы себя как дома.

Он едва успел получить приглашение прибыть в столицу на похороны короля, как прибыл новый ускоренный волшебством гонец от Марека, сказавший, что наследный принц тоже погиб, и передавший приказ перейти горы, арестовать Саркана по обвинению в скверне и предательстве, а также устроить мне и детям засаду. Барон согласился, отдал приказ своим людям собираться и дождался отъезда гонца. Потом он перевел своих людей через перевал и направился прямо к Саркану, рассказав, что в столице творится какое-то непотребство с участием скверны.

Они вместе вернулись в Башню, и его солдаты разбили лагерь под ее станами и поспешно принялись возводить защитные укрепления.

— Но против такого мы не продержимся дольше одного дня, — сказал барон, ткнув большим пальцем за спину в сторону спускавшейся по склону армии. — Так что лучше тебе иметь туз в рукаве. Я сказал жене написать Мареку, что я должно быть совсем спятил или осквернен, так что надеюсь он не обезглавит ее с детьми, но я бы и сам не прочь остаться при своей голове.

— Они смогут сломать двери? — спросила я.

— Если будут долго стараться, — ответил Саркан. — И если уж зашла речь, то и стены. — Он указал на пару деревянных телег, на которых по склону горы везли длинные железные стволы. — Даже заклинания не выстоят долго против пушек.

Он отвернулся от окна.

— Ты знаешь, что мы уже проиграли, — без обиняков заявил он. — Каждый, кого мы убьем, каждое заклинание и снадобье, которое мы потратим, все это послужит Чаще. Мы могли бы отвезти детей к родителям ее матери и организовать свежую линию защиты на севере, вокруг Гидны…

Он не сказал ничего нового, даже не догадываясь, что я летела домой как птица к пылающему гнезду.

— Нет, — ответила я.

— Выслушай, — сказал он. — Я знаю, что твое сердце принадлежит этой долине. И знаю, что тебе не легко от нее отказаться…

— Потому что я к ней привязана? — резким тоном спросила я. — А со мной и все остальные девушки, которых ты забирал? — Я ворвалась в его библиотеку с армией на плечах, отбиваясь от десятка окруживших нас солдат, и времени поговорить не было, но я еще не простила его. Мне хотелось остаться с ним наедине и трясти его как грушу, пока не добьюсь от него ответов, а потом для профилактики еще немного. Он замолчал, и я заставила себя сбавить накал гнева. Время было не подходящее.

— Нет не поэтому, — вместо этого сказала я. — Чаща сумела добраться до королевского замка в Кралии, который находится в недели пути отсюда. Думаешь, есть такое место, куда бы мы могли увезти детей и Чаща их не достанет? Здесь, по крайней мере, у нас есть шанс на победу. А вот если мы сбежим, если позволим Чаще захватить всю долину, мы нигде не сможем найти такую армию, чтобы пробиться в ее сердце.

— К сожалению, та, что у нас имеется, — едко заметил он, — в настоящее время направляется в другую сторону.

— Значит, нужно убедить Марека развернуть ее куда следует.

* * *

Мы с Касей отвели детей в подвал, где было самое безопасное место, и соорудили для них постель из соломы и запасных одеял, найденных на полке. Кухонные кладовые были неподвластны времени, и мы настолько проголодались за целый день бегства от погони, что даже нервные потрясения не могли отбить нам аппетит. Я принесла из дальней кладовой кролика и сунула в горшок вместе с морковкой, горстью сухой крупы и залила все водой. Потом произнесла над этим «lirintalem», чтобы сделать из этого что-то съедобное. Мы сообща прикончили получившееся блюдо даже без использования тарелок, после чего обессиленные дети завалились спать, прижавшись друг к другу.

— Я сними останусь, — сказала Кася, присев рядом с лежанкой. Она положила рядом свой обнаженный меч, и погладила рукой голову спящей Мариши. Я замесила в чаше простое тесто, просто муку с солью и понесла наверх в библиотеку.

Снаружи солдаты Марека устанавливали для него белый шатер с двумя высокими столбами перед входом, на которых горели волшебные фонари. Их голубоватый свет придавал белой ткани неземной оттенок, словно шатер прилетел прямиком из рая. Видимо в этом и был смысл. На самой высокой точке развевался королевский стяг, изображавший красного коронованного орла с раскрытыми клювом и растопыренными когтями. Солнце садилось. По долине медленно ползла тень от западных гор.

Между фонарями вышел и встал герольд в официальной белой форме с тяжелой золотой цепью его должности на груди. Еще один образец труда Рагостока: с ее помощью его голос было слышно у стен Башни безо всякого рупора словно трубный рев. Он перечислил все наши преступления: скверна, предательство, убийство короля, убийство принцессы Малгоржаты, убийство отца Балло, сговор с предательницей Алёшей, похищение принца Казимира Станислава Алгирдона и принцессы Регелинды Марии Алгирдон… мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что он имеет в виду Сташека с Маришей… а так же сговор с врагами Польни и так далее.

Перечисление закончилось требованием вернуть детей и немедленно сдаться. После этого герольд сделал паузу — передохнуть и глотнуть воды — потом начал перечислять наши злодейства снова. Люди барона нервно суетились в лагере у подножия Башни и искоса поглядывали на окна.

— Мда, кажется Марек весьма расположен к уговорам, — саркастично сказал Саркан, входя в комнату. На его шее, тыльной стороне ладоней и на лбу поблескивали небольшие мазки масла. Он создавал в лаборатории эликсиры сна и забывчивости. — Что ты собралась с этим делать? Сомневаюсь, что Марек съест отравленный хлеб, если это и есть твой замысел.

Я вывернула тесто на гладкую мраморную столешницу длинного стола. У меня в голове мелькали смутные образы волов и способ, которым я их создала. Верно, они потом развалились — но ведь они были сделаны из обычной глины.

— У тебя есть песок? И еще немного железных опилок? — спросила я его.

Пока герольд надрывался снаружи, я добавила в тесто песок и железо. Саркан уселся напротив меня с пером, делая выписки из своих книг заклинаний иллюзии и смятения. Между нами стояли песочные часы, отмеряющие время, необходимое для приготовления его зельям. Пара недовольных солдат барона стояла в углу комнаты, неловко переминаясь с ноги на ногу, ожидая, пока он закончит. Волшебник отложил перо одновременно с осыпавшимися последними крупинками песка в часах, великолепно выверив время. — Ладно, ступайте за мной, — сказал он солдатам, проводившим его до лаборатории, где он отдал им флаконы, которые они должны были отнести вниз.

Тем временем я работала, в равномерном ритме замешивая и замешивая тесто, и мурлыкала под нос мамину песенку для выпекания. Я размышляла об Алёше, которая снова и снова выковывала один меч, с каждым разом добавляя в него новую крупицу волшебства. Когда мое тесто стало пластичным и гладким, я отделила от него кусочек и скатала из него в руках башню. Ее я поместила в центр, сложив тесто с одной стороны, изображая стену гор у нас за спиной.

Саркан вернулся в комнату и хмуро уставился на мое творение:

— Очаровательная модель, — сказал он. — Уверен, дети будут в восторге.

— Давай-ка помоги мне, — позвала я его. Прищипнув мягкое тесто, я возвела вокруг башни стену и начала ритмично напевать над ней повторяющееся заклинание земли: «fulmedesh, fulmishta». Чуть дальше я изобразила вторую стену, потом третью. Я продолжала едва слышно им напевать. Из-за окна раздался протяжный стон, словно скрип дерева во время сильного ветра, и пол под ногами чуть задрожал: камень и земля проснулись.

Саркан наблюдал сильнее нахмурившись. Я затылком ощущала его взгляд. В моей памяти шевельнулось воспоминание о нашей последней совместной работе в этой самой комнате — растущие между нами во все стороны розы и шипы. Мне хотелось и одновременно не хотелось от него помощи. Мне хотелось еще немного позлиться на него, но сильнее хотелось душевной связи. Хотелось прикоснуться к нему, хотелось почувствовать руками укус его бриллиантово-чистой волшебной силы. Но я продолжала трудиться одна, склонив голову.

Он повернулся и подошел к одному из шкафов. Вернулся он с ящичком, полоненным разнокалиберными осколками серого камня, похожего на тот же гранит, из которого была сложена Башня. Своими длинными пальцами волшебник начал выбирать из ящичка камешки и впечатывать их в выстроенные мною стены, произнося заклинание починки, которое обычно применялось к заделыванию трещин и сколов на камне. Его сила проникла в получившуюся глину, ярко вспыхивая там, где она соприкасалась с моей. Он привнес в заклинание камень, подложив под него глубокою основу, приподнимая вверх меня и мою работу, словно подставив под меня ступени лестницы, чтобы я могла возвести стены еще выше.

Я включила его силу в мою работу, снова и снова проводя руками вдоль стен, мой напев все еще следовал под мелодию его заклинания. Я метнула в него быстрый взгляд. Он сидел, уставившись на тесто, стараясь сохранять хмурый вид. В то же время он был озарен ярким сверхъестественным светом, который он всегда привносил в свою работу: обрадованный и одновременно раздраженный тем, что не может не радоваться.

Солнце снаружи зашло. Над поверхностью моего теста появилось легкое мерцающее голубовато-фиолетовое свечение словно пламя над горящим крепким ликером. Я едва могла разглядеть его в сумраке комнаты. И вдруг волшебство вспыхнуло как хворост. Получился взрыв, прорыв волшебства, но на сей раз Саркан был готов к прорыву дамбы. Даже подхватив заклинание, он резко отстранился от меня. Инстинктивно я сперва потянулась к нему, но потом тоже отпрянула. Мы вернулись в наши собственные тела вместо того, чтобы расплескать нашу силу друг на друга.

Сквозь окно донесся шум как во время ледохода. Раздались крики. Я бросилась мимо Саркана с пунцовым лицом — чтобы отойти от него, а также взглянуть. Волшебные фонари рядом с шатром Марке раскачивались вверх вниз, словно на плывущей по волнам лодке. Поверхность земли колебалась словно вода.

Люди барона быстро пятились к стенам Башни. Собранные ими рогатки, напоминавшие скорее кучи палок, развалились на части. В свете волшебных фонарей я заметила, как из шатра, нагнувшись и сжав кулаки, вышел сам Марек в сияющих доспехах и с золотой цепью, той самой, в которой выходил герольд. Суетящаяся толпа солдат и слуг перед ним брызнула в стороны, разбегаясь с дороги: огромный шатер целиком рушился.

— Зажгите факелы и костры! — неестественно громко крикнул Марек. Повсюду под испуганные голоса земля стонала и грохотала.

Из шатра выбрался Соля с другими людьми. Он выдернул из земли один из волшебных фонарей и поднял, произнеся какое-то отрывистое слово, от которого он вспыхнул ярче. Земля между Башней и лагерем осаждающих поднялась и пошатывалась как какое-нибудь ленивое животное, жалующееся, что приходится вставать на ноги. Камни и земля начали сами-собой формировать три высокие стены вокруг Башни, будто бы сложенные из свежевырубленных в карьере блоков с белыми прожилками и острыми краями. Мареку пришлось отдать приказ солдатам срочно оттаскивать пушку, но поднимающиеся стены выбили землю из-под их ног.

Земля, вздохнув, успокоилась. От Башни, словно волны, прошли несколько последних судорог и стихли. Со стен дождем осыпались земля и щебень. Высвеченное лицо Марека выглядело ошарашенным и гневным. В какой-то момент он посмотрел прямо на меня, задержав взгляд. Я посмотрела в ответ. Саркан оттащил меня от окна.

— Разозлив его сильнее, ты не заставишь Марека себя выслушать, — сказал волшебник, когда я повернулась к нему лицом, забыв укрыться под защиту гнева.

Мы стояли очень близко друг к другу. Он это заметил одновременно со мной и поспешно меня отпустил, шагнув назад. Волшебник отвернулся, стерев каплю пота со лба со словами:

— Лучше нам спуститься и успокоить Владимира, что мы не собираемся низвергнуть его солдат вместе с ним в центр земли.

* * *

— Могли бы заранее предупредить, — сухо заявил нам барон, когда мы вышли за ворота, — но я не жалуюсь. На таких стенах мы сможем дать ему отпор посильнее, чем он рассчитывал… если только сами сможем между ними перемещаться. Наши веревки рвутся на этих камнях. Нужен сквозной проход.

Он попросил нас сделать в стенах два туннеля с противоположных сторон друг от друга, чтобы Мареку пришлось пробивать себе дорогу под стенами к каждому из них. Мы с Сарканом для начала направились к северной части. Солдаты уже выставляли вдоль стены свои копья, блестящие наконечниками при свете факелов, с натянутыми поверх плащами, превращая их в импровизированные палатки. Несколько человек сидело у походных костров, размачивая сушеное мясо в кипятке, помешивая похлебку и засыпая в нее крупу. Заметив нас, они даже без просьб с нашей стороны, в испуге разбежались в разные стороны. Саркан кажется на это не обратил никакого внимания, но я помимо воли чувствовала, что это неправильно, странно и в этом есть моя вина.

Одним из солдат оказался парень приблизительно моего возраста, который виртуозно один за другим точильным камнем затачивал наконечники копий: шесть движений на каждый и готово — с такой скоростью, что двое человек, которые расставляли копья вдоль стены едва успевали вернуться за новыми. Должно быть он долго практиковался, раз навострился делать это настолько хорошо. Он не выглядел недовольным или угрюмым. Сам решил податься в солдаты. Возможно с ним приключилась история, которая начиналась примерно так: бедный дом, мать-вдова и три сестры, которых нужно кормить, девушка, живущая через пару домов от него, которая улыбалась ему через забор, когда он каждое утро выгонял скотину ее отца пастись на луг. Так что он отдал матери запивную деньгу и отправился зарабатывать состояние. Он упорно трудится, и собирается в скорости стать капралом, а потом и сержантом. Потом он отправится домой в форме, отдаст матери накопленное серебро и попросит руки улыбчивой девушки.

А может быть он потеряет ногу, и вернувшись домой горьким и скорбным калекой обнаружит, что она вышла замуж за того, кто может пахать. Или станет пьяницей, чтобы забыть тех, кого ему пришлось убивать, чтобы заработать свое богатство. Были и такие истории. У всех свои. У всех были отцы и матери, сестры или возлюбленные. Они были не одиноки в этом мире, предоставленные сами себе. Было очень плохо обращаться с ними словно с медяками в кошеле. Мне захотелось подойти и побеседовать с этим пареньком, узнать его имя и какова его история. Но потакать своим чувствам было бы нечестно. Я чувствовала, что солдаты прекрасно понимают, что мы специально их не выделяем из массы: таким-то количеством пожертвовать можно, а эдаким — слишком дорого — словно по отдельности они не самостоятельные люди.

Саркан фыркнул:

— Какая польза в расспросах солдат? Чтобы узнать, что кто-то из них родом из Дебны, у того отец портной, а у этого дома трое детей? Пусть лучше защищают возведенные тобой стены от Марека, чтобы он не перебил их утром.

— Уж лучше пусть Марек совсем не начинает, — ответила я раздраженно из-за того, что он не захотел понять. Единственный способ вынудить Марека начать переговоры, это заставить его отказаться платить слишком дорогую цену за приступ или создание бреши в этих стенах. И все равно я злилась за это на него, на барона, на Саркана и на саму себя. — У тебя остались родные? — внезапно спросила я у него.

— Не могу сказать, — ответил волшебник. — Трехлетним оборванцем я едва не сжег Варшу, пытаясь согреться на зимних улицах. Они даже не пытались отыскать мою семью, когда отправили меня в столицу. — Он говорил равнодушно, словно не возражал оборвать связь с остальным миром. — Не стоит строить ради меня печальные рожи, — добавил он. — Это случилось сто пятьдесят лет назад. С тех пор испустили дух пять королей… уже шесть, — поправился он. — Иди сюда и помоги мне найти трещину, чтобы ее расширить.

К этому времени совсем стемнело, и трещины можно было искать только наощупь. Я положила руку на стену и почти сразу же отдернула ее назад. Камень странно шептал под моими пальцами хором глубоких голосов. Я присмотрелась повнимательнее. Мы выдернули из земли не только голые камни и землю: здесь же из почвы торчали сломанные куски резных блоков — основа старой разрушенной башни. На них в разных местах были вырезаны древние письмена, стершиеся и едва заметные, но даже полностью исчезнувшие, их можно было почувствовать. Я отняла руки и потерла ладони. Пальцы казались пыльными и сухими.

— Они давно исчезли, — сказал Саркан, но отголоски не смолкли. Чаща разрушила эту последнюю башню, она поглотила и уничтожила весь этот народ. Быть может с ними случилось нечто подобное. Быть может они были извращены и обращены в орудие друг против друга, пока все не погибли, а корни Чащи могли потихоньку прорасти сквозь их кости.

Я снова положила руки на камень. Саркан нашел в стене узкую трещинку, едва достаточную, чтобы нащупать пальцами. Мы взялись с двух сторон и потянули. «Fulmedesh», — произнесла я, одновременно с его заклинанием для открывания. Щель между нами расширилась со звуком падения тарелок на каменный пол. Изнутри посыпался дождь каменной крошки.

Мы продолжали расширять трещину, а солдаты принялись вычерпывать осыпающиеся обломки шлемами и просто руками в латных рукавицах. Когда мы закончили в получившийся туннель едва мог протиснуться человек в доспехах, и то, пригнувшись. Внутри в темноте тут и там едва заметно горели серебристо-голубые буквы. Я как могла быстрее пробралась сквозь эту мышиную нору, пытаясь не обращать на них внимания. Солдаты начали рыть ров, а мы направились вокруг к южному концу стены, чтобы проделать второй проход.

Когда мы его закончили, солдаты Марека попытались пробить внешнюю стену, но пока не всерьез. Они начали бросать горящее тряпье, вымоченное в лампадном масле и небольшие кусочки металла, с шипами, торчащими в разных направлениях. Но их действия только осчастливили подчиненных барона. Те перестали следить за нами с Сарканом словно за ядовитыми гадами, а начали деловито выкрикивать приказы и занялись осадными приготовлениями, к которым они были привычны.

Нам не нашлось среди них места. Мы только мешались. Все таки я не стала пытаться ни с кем из них заговорить и молча вернулась за Драконом в Башню.

* * *

Он запер за нами огромные двери Башни, засов с грохотом, отразившимся от мраморного пола, опустился на железные скобы. Вход и большой зал не изменились. Вдоль стен все так же стояли узкие неудобные деревянные скамьи, сверху свисали светильники. Все выглядело так же натянуто и официально как в первый день, когда я испуганная и одинокая вошла сюда с подносом для еды. Даже барон предпочел спать снаружи со своими солдатами, благо погода была теплой. Я слышала их голоса сквозь стрельчатые окна, но лишь едва-едва, словно они находились очень далеко. Несколько солдат хором пели песню, скорее всего непристойную, но с задорным ритмом. Я не смогла разобрать ни слова.

— Наконец-то тишина, — произнес Саркан, поворачиваясь ко мне от дверей. Он вытер рукой лоб, оставив чистую полосу поверх толстого слоя серой каменной пыли, покрывавшей его лицо. Его руки были покрыты пятнами зеленого порошка и переливающимися потеками масла, позволявшего светится лампам. Он с отвращением посмотрел на них и на опустившиеся закатанные ранее рукава рабочей рубашки.

На мгновение мы должно быть остались в Башне одни: никаких армий снаружи, прячущихся в подвале королевских детей, и грозящей за дверью Чащи. Я позабыла про свою злость на него. Мне хотелось упасть в его объятья и прижаться лицом к груди, вдохнуть его запах, дым, пепел и смешавшийся с ними пот. Мне хотелось закрыть глаза и заставить его сжать меня в объятьях. Хотелось стереть пальцами с него пыль.

— Саркан, — произнесла я.

— Скорее всего они нападут с первыми лучами солнца, — поспешно сказал он, прерывая меня прежде, чем я успела сказать что-то еще. Его лицо стало похоже на закрытые двери. Он отступил от меня указывая в сторону лестницы: — Самое лучшее из того, что ты можешь сделать, немного поспать.