Писатель Дмитрий Новиков: «Все вокруг жаждут хорошего текста!»

В 20 лет он ушел с пятого курса медицинского факультета, чтобы заняться бизнесом. В 30 с небольшим на пике успешной карьеры бросил все и отправился в никуда — в писательство. К 40 годам написал три книги прозы, изданные солидными тиражами известными издательствами и стал лауреатом нескольких престижных литературных премий. В том числе — Новой Пушкинской премии, учрежденной мэтром русской литературы Андреем Битовым. Он помогает начинающим литераторам, убеждая их, что талант всегда пробьется в жизни, не любит разговоров о деньгах, хотя утверждает, что зарабатывает больше, чем когда был бизнесменом. До сих пор числится «молодым» писателем» и с иронией говорит, что «повзрослеет», когда напишет роман. Свою историю успеха «Столице на Онего» рассказал известный петрозаводский писатель Дмитрий Новиков.

— Новую Пушкинскую премию за вашу последнюю книгу «Вожделение» вы получили в номинации «За новаторское развитие отечественных культурных традиций». Что для вас является традицией и в чем новаторство, за которое вас наградили?

— «Вожделение» — это повесть в рассказах, немножко странный жанр, который сейчас получает развитие в современной прозе. Это небольшие рассказы, составляющие одно целое. В итоге получился, как написали некоторые критики, «слепок русской жизни». Но не в этом новаторство и не в этом традиция. Традиция в том, чтобы по–пушкински «чувства добрые лирой пробуждать», а не идти на поводу у моды, излишне не социализировать прозу. Внимательно, мудро, пробуждать добрые чувства и в народе, и во властителях — в этом традиция русской прозы, которой я стараюсь следовать. А новаторство, возможно, в том, что в на фоне всеобщего постмодернизма, который давно властвует, кичится, пытается трясти руками и ногами, то, что я делаю, представляет собой возврат к реализму, но с какой–то новой его стороны. Это сейчас называют «новым реализмом». Вообще, эту номинацию придумал сам Битов, поэтому его и надо спросить, в чем он увидел «новаторство».

— Может быть все дело в том, что постмодернизм уже давно воспринимается как мейнстрим, а тот, кто пытается от него отойти, считается новатором?

— Может быть и так, но, на самом деле, превратности метода для меня не самое главное. К сожалению те, кого мы называем постмодернистами, увлечены методом и забывают о сути, а для литературы суть важнее метода. Метод, то есть форма, имеет значение, но он рождается в процессе создания произведения, а не искусственно. Он вырастает из содержания. Задачи сделаться «новатором культурных традиций» у меня нет. Просто другим методом читателя не заразить.

— Чем пытаетесь заразить? Сверхзадача существует?

Долго раздумывает:

— Сверхзадачу можно определить так. Жизнь в нашей стране очень сложная, но мы любим здесь жить, любим наших людей безумных, бессмысленных и беспощадных, а ещё на этом фоне есть место душе и Богу. Сложно?

— Насколько трудно стать лауреатом престижной премии? Поделитесь опытом, как никому неизвестный начинающий писатель становится лауреатом, начинает издаваться в престижных издательствах и превращается в классика?

— Кто–то любит говорить, что премии раздаются в результате подковерной борьбы и тому подобного. Наверняка есть такое, но я за свою уже достаточно долгую литературную жизнь с этим не сталкивался ни разу. Когда премия появляется и становится общеизвестной, для нее очень важно держать статус, и скандалы ей ни к чему. Поэтому самое главное — это хороший текст. Если текст состоялся, то он дойдет до читателя, до критика, до жюри, он будет обласкан и напечатан. Слава Богу, ушли времена, когда писатели десятилетиями писали в стол. Сейчас талантливый человек всегда может пробиться. Сейчас такое время, что все вокруг просто жаждут хорошего текста.

— Чтобы получить премию, нужно чтобы произведение сначала было издано и издано хорошим, известным издательством?

— В принципе, да, это важно. Я никогда не посылал свои тексты специально на какие–то конкурсы, просто общаешься, знакомишься с людьми, которые могут номинировать твое произведение, даешь им читать себя, и, если текст мощный, то кто–то в нем обязательно заинтересуется. Два года назад я попал на Варшавскую книжную ярмарку и там на каком–то совещании сидел, пытался теоретизировать по поводу литературы. А в первом ряд сидел Битов, которого я очень уважаю и, даже можно сказать, боюсь, испытываю к нему сильный пиетет. И вот я пять минут говорю какие–то банальные вещи и вдруг вижу, что он зевает, деликатно прикрывая ладошкой рот, потом встает и уходит. Ну, думаю, все понятно! После это прошло два года, мне позвонил сам Битов и сказал «Вы получаете премию». Это было для меня совершенно неожиданно.

— Но можно ведь целенаправленно искать общения с «нужными» людьми, которые имеют доступ к жюри?

— Есть еще такое понятие, как писательское достоинство. Заниматься литературой как видом бизнеса, пиарить этот бизнес, мне противно.

— Вам уже 40 лет, но вы по–прежнему числитесь в списках «молодых писателей». Где проходит водораздел между «молодым» и «зрелым» писателем?

— Обычно считается, что молодой писатель — это до 35 лет. Я все время стараюсь перестать быть молодым писателем, но пока не получается. Я так предполагаю, что если появляется крупная форма, роман, тогда сразу становишься пожилым писателем (смеется). Это конечно шутка, потому что иначе и Бунина надо по прежнему считать молодым писателем. На самом деле все зависит от степени влияния творчества на литературный процесс и общественную жизнь. Пока производишь в мире поверхностные колебания, то значит еще молодой, а когда обретаешь способность копать вглубь, значит наступила «зрелость».

— К вам обращаются за советом, поддержкой начинающие писатели?

— Обращаются постоянно и обращаются не просто так, а с уже готовыми текстами. Есть такой писатель Захар Прилепин, которого я прочитал года четыре назад в журнале «Север». Несмотря на то, что у нас совершенно разные взгляды и на жизнь, и на литературу (он национал–большевик, все время зовет всех делать какую–нибудь революцию), я увидел, что он талантлив и вытащил его на форум молодых писателей, а теперь он раскрутился, получил известность. Так же получилось с Ирой Мамаевой — сейчас она тоже получила известность. Если мне нравятся тексты, то я показываю их людям, которые имеют выход на издательства, на номинацию на премии. Если есть хотя бы один хороший рассказ, уже можно о чем–то говорить.

— Профессиональный совет можете дать, например, по поводу сюжета, композиции и других моментов, связанных не с содержанием, а с формой?

— Конечно, но опять же сначала должен быть хороший текст. Иногда я вижу, что все бесполезно, приходится честно говорить людям, что писательство — не их дело.

— Как–то Андрей Волос сказал, что писательство — опасная профессия, можешь потратить на нее полжизни, а потом понять, что ты ни на что не способен. У вас получилось наоборот. Вы много лет занимались совсем другим делом — бизнесом, а потом, в какой–то момент все бросили и ушли в писательство. Трудно было решиться на этот шаг?

— Да, я занимался лет 10 бизнесом, самым разнообразным, в том числе торговлей алкоголем (помните, была сеть магазинов «Бродвей»), лекарствами (аптеки «Ремедиос»), рыбопродукцией. Я уже тогда пробовал писать, но у меня ничего не получалось. Мне было тяжело совмещать писательство с занятием бизнесом. Там нужно хитрить, а в литературе надо быть абсолютно искренним. И переключаться с одного на другое было мучительно. И вот мне исполнилось тридцать с небольшим — это был 1999-ый год — и я понял, что, если буду продолжать заниматься тем, чем занимаюсь, то через несколько лет буду считать, что жизнь моя не удалась, несмотря на все финансовые приобретения. Я оставил все дела, уехал на неделю на дачу и написал рассказ «Муха в янтаре». С него все и началось. И когда я увидел, что у меня это получилось, и люди, которым я показал рассказ, это подтвердили, я понял, что обратного пути нет. Я ушел из всех своих контор, какие–то из них продал, какие–то ликвидировал, и ушел. Ушел в никуда.

— А чем зарабатывал на жизнь?

— Мы о литературе говорим или о деньгах?

— Это очень важно для тех, кто чувствует в себе талант, но боится сделать шаг, бросить все и заняться делом своей жизни.

— Помните чудесную фразу Довлатова, что к 30-ти годам у писателя должны быть решены все проблемы, кроме того, как писать? У меня оставались определенные накопления, а потом постепенно литература тоже начала меня кормить. Деньги — это лишь показатель активности человека. Если он активен, то заработает их в любой области, в том числе в литературе, а если пассивен, то деньги не придут, чем бы он не занимался. Сейчас мой доход даже выше, чем был, когда я занимался бизнесом.

— Как ваша семья восприняла решение так радикально изменить жизнь?

— Очень тяжело восприняла. Трагически. Тем более, что это был мой не первый уход из профессии. Сначала я ушел с пятого курса медицинского факультета… Когда ушел из бизнеса, близкие много чего говорили мне (смеется). И скандалы устраивали и пытались увещевать, но им пришлось смириться. И я думаю, что сейчас легкая степень понимания уже возникла. Но лишь легкая… Творческий человек всегда остается одиноким… Обычным людям нужна определенная систематичность в жизни. Система моих премий немного успокоила семью. Но я‑то понимаю, что все это может в любой момент кончиться, а я все равно буду вынужден идти по своему пути.

— Вас не пугает эта ответственность?

— У Довлатова есть еще одна хорошая фраза: «Писатель не должен быть глупым». Я почти целиком живу литературным трудом, за счет премий, гонораров с изданных книг. Сейчас меня зовут на три месяца в Южную Корею, где я буду жить на полном обеспечении. Два года назад я так же ездил работать в Швецию. Там существует что–то вроде советских Домов творчества, которые получают финансирование из государственного бюджета, куда приглашают писателей, в основном, своих, но иногда и из других стран и дают им возможность работать.

— Будете стараться «повзрослеть», осваивать крупные формы? Вообще, неужели это действительно так важно для писателя — написать роман, или можно себя чувствовать комфортно и в «малых формах»?

— Я не чувствую себя комфортно, мне всегда хотелось написать роман. Несколько раз пытался, но пока не получалось. Видимо, не дозрел Но сейчас уже есть план, сделана часть работы. Хочется написать сильный роман о русской жизни. На материалах прошлого, настоящего и немножко будущего. Для меня Маркес всегда был идеалом. Роман будет на нашем материале — Беломорье, Русский Север. Я побывал там впервые пять лет назад, и с тех пор ощущаю сильную тягу к тем местам. Если пару раз за год не съезжу туда, то не представляю, как дальше переносить общение с людьми, цивилизацию и вообще всю окружающую жизнь. По большому счету я считаю, что это та Россия, которую мы утратили, которую ищем. Мне кажется, что северные поморские ценности это то, чего нам всем сейчас не хватает. Поморами становились люди любой национальности, которые разделяли определенные духовные ценности. А кто в них не укладывался, тот назывался хорошим русским словом «сбродь». Хочется, чтобы в России стало меньше «сброди». Недавно в архивах нашей академии наук нашли словарь живого поморского языка, составленного Иваном Матвеевичем Дуровым из деревни Сумпосад. Он составлял его в период с начала прошлого века по 1937 год. И там есть семейные фотографии. На одной изображен сам Дуров в младенчестве со своей матерью. У нее поразительно красивое женское лицо, как на иконе. Умный, пронзительный, исполненный достоинства взгляд. И другая фотография — жены Дурова с его ребенком, сделанная через 30 лет. Не побоюсь этого слова — лицо отчаявшегося существа. Две фотографии, если их положить рядом, производят шокирующее впечатление. Вот мне интересно в этом покопаться, работая над романом. Что произошло с Россией и с нашим народом? Это большая задача, взят мощный разбег, осталось посмотреть на высоту прыжка, и превратится ли он в полет.

Интервью подготовил Алексей Укконе