За глухим зеленым забором, в виноградных лозах прятался большой кирпичный дом экскаваторщика Фридриха Клейна, рядом с калиткой лежало толстое бревно, тщательно очищенное от коры и сучьев. Хозяин дома считал, что бревно гораздо красивее обычной лавочки.

Поздним вечером на этом бревне сидели, обнявшись, участковый Иван Потапов и его невеста, дочь Фридриха Клейна Катя.

— Хорошо-то как! — вздохнул Иван, глядя на яркие звезды в небе. — Так бы и сидел с тобой до утра, Катюша.

— И я бы сидела до утра, — мечтательно сказала Катя. — Сентябрь уже, а тепло. Ну, куда ты собираешься, Иван? Вот похолодает скоро, тогда следи за порядком по ночам, а сейчас могли бы еще посидеть.

Иван с грустью посмотрел на стоящий неподалеку мотоцикл, потом перевел взгляд на Катю:

— Когда похолодает, ты станешь моей женой, Катюша. Мы ведь как договорились? В конце сентября.

— В конце сентября, — улыбнулась Катя.

— Ну вот. Я тогда вечерами вообще не буду выходить из дому и даже отходить от тебя не буду.

— А когда я во вторую смену, будешь по вечерам приезжать на завод и сидеть вместе со мной в кабине крана? — Катя рассмеялась.

Иван с восхищением смотрел в ее красивые голубые глаза, легонько поцеловал длинные белокурые пряди.

— Какая же ты у меня красавица, Катюша. Я так люблю тебя, что уже сил нет ждать до конца сентября. — Он крепко прижал ее к себе, жадно поцеловал в пухлые губы.

— Ох, медведь, задушишь, — сказала Катя, и не думая вырываться из объятий Ивана. Лишь склонила голову ему на грудь. — И я люблю тебя, Ваня, хоть завтра стану твоей женой, но ты же знаешь, папа сказал, что нужно подождать, посмотреть… он вообще человек осторожный.

— А мне из-за этого мучиться приходится, — пробурчал Иван.

— И мне тоже. Но ведь недолго уже осталось, а там будем вместе. И стану я милиционершей.

Иван наклонился, снова поцеловал ее в губы. Такую легкость и такую силу чувствовал он в своем теле, что прикажи она поднять это огромное бревно и отнести на другой конец поселка, он бы сделал это шутя. Катя Клейн, гордая, неприступная красавица Катя Клейн скоро станет его женой! С ума сойти! Сколько парней увивались вокруг нее, сколько сил пришлось затратить ему, Ивану Потапову, чтобы отбить охоту у кавалеров провожать Катю до калитки. И зарезать его обещали, и застрелить, да дважды и стреляли, но разве этим испугаешь бывшего десантника? Он даже уголовных дел возбуждать не стал: у обоих «снайперов» отнял ружья, разбил вдребезги о бетонные ступеньки веранды, а парням набил морды так, что неделю на улицу не выходили. И это было гораздо действеннее официального ареста: другие поняли, с кем имеют дело. И конечно, никто не побежал в район жаловаться. Парни-то в милиционера стреляли, спасибо еще, что не посадил дураков.

И вот уже скоро, через две недели, Катя станет его женой. Его милиционершей.

— Катюша, — взмолился Иван, — прогони меня, пожалуйста. Не могу я от тебя уйти, честное слово.

— Боишься, что люди увидят, как суровый наш участковый целуется с девушкой? — кокетливо спросила Катя.

— Но сегодня же среда, танцы. А там наши сорви-головы непременно какую-нибудь бузу устроят. За ними глаз да глаз нужен, сама понимаешь. Твой братец Роман где сейчас?

— Дома его нет, наверное, на танцах:

— Вот балбес растет! — вздохнул Иван. — Не понимаю, почему Федор Петрович потакает ему? Семнадцать лет парню, учиться не хочет — разве это дело? Совсем от рук отобьется.

— Ты прав, Ваня, — с досадой сказала Катя. — Но что я могу поделать? Роман очень похож внешне на нашу покойную маму, и папа в нем души не чает. Хочет отправить в ноябре на курсы экскаваторщиков. А Роман, ты же знаешь, спит и видит, как бы уехать в Германию. Но папа не может ехать без меня, а я — без тебя. А ты, мой суровый милиционер, я знаю, никуда отсюда на поедешь…

— Так я же не немец, — развел руками Иван.

— Это неважно, — возразила Катя. — Хуже, что Роман ничего не желает понимать. Папа говорит, что нужно подождать. Возраст у него такой.

— Занялся бы делом, не было бы дурных мыслей в голове, — пробурчал Иван.

— Ваня, милый мой… — Катя всем телом прижалась к нему. — Мне так не хочется тебя прогонять. Но, если нужно — поезжай. Увидишь там Романа, скажи, чтобы немедленно шел домой. Скажешь?

— Я люблю тебя, Катя…

— И я тебя, Ваня… Скажешь?

— Ну конечно, скажу. — Иван нехотя поднялся. — Да еще и уши надеру. По-родственному, чтобы отца не позорил своими выходками.

— Только не очень, а то наябедничает отцу. — Катя тоже встала, ее гибкие белые руки обвили шею Ивана. — Мне так хорошо с тобой, Ваня…

Танцплощадка находилась за поселковым клубом: асфальтовый круг, обнесенный высоким забором из металлической сетки. Внутри играл магнитофон, подсоединенный к усилителю и двум громкоговорителям на столбах, по краям площадки стояли парни и девчонки, которые приходили сюда не столько для того, чтобы танцевать, сколько чтобы себя показать и на людей посмотреть.

В общем-то, порядок там соблюдался почти всегда. С одной стороны, дружинники, назначенные Иваном, дежурили у входа и не пускали на площадку пьяных, а с другой — все ссоры только начинались внутри, а заканчивались, как правило, за забором, на пустыре неподалеку от танцплощадки. Вот там, в густых сиреневых зарослях, могло случиться все, что угодно.

Туда-то и направлялся Иван Потапов, проклиная службу и хулиганистую молодежь, которая не только пила больше, чем следовало, но и почти открыто курила «план», благо конопли в заброшенных карьерах было много. Ну а потом разгоряченные головы рвались выяснять отношения друг с другом при помощи ножей, самодельных кастетов и всего, что под руку попадется. Такая вот молодежь была в поселке Карьер. А где она лучше?

Иван остановил мотоцикл у входа на танцплощадку. Там, с красной повязкой на рукаве пиджака, стоял на посту Сергей Маринин, сорокалетний слесарь с ЖБИ-7.

— Какие дела? — спросил Иван. — Порядок?

— Здесь — вроде бы да, — мрачно ответил Маринин. — А там, — он махнул рукой в сторону пустыря, — черт его знает. Я туда соваться не собираюсь, стукнут сзади палкой по башке, потом ищи виноватых… И вообще стою я тут и понять не могу: ради чего? У меня что, семьи, детей нету? Дел дома нету? Я, может, отдохнуть хочу после смены, телевизор посмотреть. Так нет, стой здесь, наблюдай, как молодежь бесится.

— Ну, давай закроем танцы, — предложил Иван. — Пусть они бесятся на улицах. Стекла в домах вышибают, огороды вытаптывают, велосипеды и мотоциклы воруют. Ты этого хочешь, Сергей?

— Это твоя работа — следить за порядком. Тебе за это деньги платят. А у меня своих дел по горло. Я тут два часа простоял, посмотрел на ихние выкрутасы — тошно стало.

— Моя работа, — согласился Иван. — Да только один я не справлюсь. Тут на каждую улицу патруль нужен, а где его взять? Негде. Поэтому, чтобы всем нам спокойно жилось, всем и надо за порядком следить, вот так-то, Маринин. Я ведь тоже могу плюнуть на это дело и пойти на завод бригадиром. Получать буду столько же, а работы раза в три поменьше. Не согласен?

— Да ладно тебе, — махнул рукой Маринин. — Если ты уйдешь, тут такое начнется — не дай, не приведи! Тебя-то они хоть знают и боятся. А придет кто другой…

— Значит, не возражаешь против дежурства на танцах?

— Да какие там возражения. Пойми меня правильно: постоял тут пару часов — ни черта понять не могу! Вроде в наше время все по-другому было…

— Все думают, что раньше было по-другому, — усмехнулся Иван. — Ты мне скажи, Романа Клейна не видел?

— Крутился тут. Поддатый или курнул где-то, я не принюхивался, но глаза уже квадратные.

— Домой пошел? — нетерпеливо спросил Иван.

— Похоже, в кусты, там народу много, чем заняты — не знаю.

— Ладно. Присмотри за мотоциклом, чтобы колеса не открутили, а я пойду гляну, что там, потом отпущу тебя домой.

Иван оставил мотоцикл под присмотром Маринина, а сам неторопливо двинулся в сторону пустыря. На тропинке, среди густых кустов сирени, он остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, а нестройный гомон впереди прояснит обстановку. Недолго пришлось ему стоять в засаде: резкие выкрики, треск ломающихся ветвей, пьяные вопли заставали Ивана рвануться вперед.

Он с ходу врезался в толпу воинственных подростков, выбил палку из рук одного и тут же пинком отправил его в кусты. Хлесткими оплеухами свалил с ног еще двоих, краем глаза успел заметить тускло блеснувший нож, летящий в траву. Знают, что если попадешься участковому с ножом в кармане — пощады на жди, потому и выбросили его сразу, как только поняли, кто к ним пожаловал.

— Шуба, пацаны! Потапыч! Атас! — раздались испуганные голоса.

Подростки бросились врассыпную. Однако Иван успел поймать взглядом того, кто был ему нужен, в два прыжка настиг Романа, схватил за плечо.

— Далеко направился, будущий родственничек?

— Да пошел ты!.. — злобно выкрикнул Роман и заскулил. — Ой, ты мне все кости сломаешь… Отпусти, кому сказал? Отпусти!

Иван чуть ослабил железную хватку, развернул парня, подтолкнул его обратно, к танцплощадке, где по-прежнему играла музыка.

— Пошли. Катя разрешила мне надрать тебе уши. И так будет всегда, когда ты вздумаешь дурью маяться. Понял?

— Не понял! — еще больше озлобился Роман. — Кто ты такой, чтобы следить за мной? Мент? Ну вот и занимайся своими делами, а шпионить за людьми кончай! Никто тебя об этом не просил.

— Я же сказал: по-родственному займусь твоим воспитанием. Чтобы ты не испортил себе будущее. И не возражай, я старше тебя, знаю, что делаю.

Они вышли к мотоциклу. Там, в свете фонарей, Иван заметил, что Роман изрядно пострадал в драке: под левым глазом красовался большой синяк, щека поцарапана, на скуле ссадина.

— Ого! — присвистнул стоящий на посту Маринин. — А я, между прочим, знал, что этим дело кончится.

— Все, Сергей, — сказал ему Иван, — топай до дому. Сегодня они навряд ли снова соберутся здесь. Разогнал кодлу, теперь у них есть время остыть, подумать. Иди, привет жене передавай. Счастливо.

— Я тоже пойду, — дернулся Роман, но Потапов крепче сжал его плечо. Ну, что еще? Чего ты ко мне привязался? Проходу не даешь, все выискиваешь, к чему бы придраться!

— Садись в коляску, — строго сказал Иван. — Так уж и быть, подброшу тебя домой.

— С чего ты взял, что я хочу домой?

— С того! — Иван легонько шлепнул парня по затылку. — Пойдешь искать на свою задницу приключений — еще получишь. А на сегодняшний вечер тебе вполне достаточно. Садись, кому сказал!

Роман покосился на участкового и нехотя подчинился. Прежде чем завести мотоцикл, Иван внимательно огляделся — все было спокойно, на площадке звучала музыка, кто-то танцевал, кто-то дурачился, ничто не предвещало возможных происшествий. Иван взялся за руль и направил мотоцикл к дому Кати Клейн.

— Ты мне жить не даешь! — истерически крикнул Роман. — Я все расскажу отцу!

— Не сомневаюсь, что Федор Петрович спасибо мне скажет за то, что вытащил тебя сегодня из этой драки, — невозмутимо сказал Иван.

— Не Федор Петрович, а Фридрих Петро… Питерович!

— Заткнись, Роман, все уже устали от твоих выходок.

— Не Роман, а Рейнгольд!

Иван резко затормозил, внимательно посмотрел на парня.

— Ну, что ты хочешь этим сказать?

— Что ты мне надоел своими выходками, приставаниями к моей сестре! Из-за тебя я… торчу в этой дурацкой стране, в этом дурацком поселке! Отец уже согласился уехать в Германию, собирался визу получить, а Катька его отговорила! Потому что собирается замуж за тебя и не хочет уезжать. Если б не ты, я бы давно уже был в Германии!

— И что бы ты там делал?

— Нашел бы себе занятие!

— Между прочим, там конопля возле заборов не растет. Ты бы оказался безработным. Ты же ничего не умеешь делать и, самое главное, не хочешь ничему учиться.

— Я там на пособие по безработице проживу в тыщу раз лучше, чем здесь! — крикнул Роман. Глаза его злобно блестели.

— Может, и так, — вздохнул Иван. — А как быть с тем, что ты здесь родился, вырос, что отец твой — уважаемый человек в карьероуправлении?

— Плевал я на ваше карьероуправление!

— Ну и дурак, — сказал Иван. Покачал головой и добавил: — Твой отец никогда бы такого не сказал. А ты — просто глупый и невоспитанный пацан. Даже говорить с тобой неинтересно.

— Мне с тобой тоже.

— Почему же, можем и поговорить, раз уж так получается, что скоро станем родственниками. Но сперва хочу тебя предупредить: еще раз скажешь «Катька» или что-то подобное, я из тебя мозги вышибу. Учти. Катя прекрасная девушка, и она для тебя — как мать. А теперь расскажи, чем же тебя прельщает Германия? Почему ты так стремишься уехать? Насколько я понимаю, Федор Петрович и не задумывался об этом, и Катя никогда не собиралась. А ты?

— Не твое дело.

— А все же поделись своими мыслями.

— Там по крайней мере человек может вечером пойти в приличный бар, или казино, и вообще… нормально жить. И никто немца не станет называть фашистом!

— Почему же? Если заслуживает — назовут. Это у нас запрещено. И если кто-то сказал тебе «фашист» — давай фамилию, я его завтра вызову, и, можешь не сомневаться, больше он такого не скажет.

— Я сам с ним разберусь.

— Давай вместе попробуем. Мне самому подобные оскорбления не по душе.

— Чтобы я менту жаловался? Чего ты привязался ко мне? Не лезь, куда тебя не просят! Ну, давай, вези меня домой, если уж захотелось таксистом поработать! — Роман никак не мог успокоиться.

Иван вздохнул. Плохой из него получался воспитатель. Не так он привык разговаривать с нахалами. В принципе научить этого парня хотя бы вежливо разговаривать особого труда не составляло, да нельзя. Все же будущий родственник, любимый сынок будущего тестя. Черт бы его побрал!

— Успокойся, — рявкнул Иван, включая скорость. — Между прочим, не такой уж паршивый у нас поселок. Недавно человек из Краснодара к нам приехал, начальником электроцеха будет работать на ЖБИ. Нравится ему здесь. С высшим образованием человек, понимает что к чему.

— Какой-нибудь двинутый чувак, — хмыкнул Роман.

— Да нет, вполне нормальный, интеллигентный и не старый.

— Ну, вот я его встречу как-нибудь вечерком, пощекочу немного, он быстренько сдернет отсюда. Аж пятки засверкают.

— Нет, — замотал головой Иван. — С тобой действительно невозможно разговаривать! Все! Замолчи, иначе я тебя…

— Попробуй! Ну, давай, давай! Отец тебе этого не простит. Я ему и про сегодняшнее расскажу.

Иван прибавил скорость, чувствуя, что еще пара минут разговора с этим парнем, кончится плохо. Быстрая езда отвлекала от невеселых мыслей о будущем родственника. Черт бы его побрал!

Резко тормознув у зеленого забора, Иван приказал:

— Домой. И не вздумай шляться по поселку. Поймаю — считай, пятнадцать суток тебе обеспечено.

— За что?!

— За драку, за курение «плана», за оскорбление сотрудника милиции и еще много за что. Ну, иди. И помни, что я сказал!