Роман вошел во двор, остановился у окна кухни, закрытого ставнями. Судя по доносившимся голосам, там были и отец, и Евдокия Андреевна, но самое главное — Таня не ушла домой, ждала его. Вернувшись в старый карьер, он натянул мокрые вещи на мокрое тело и побежал домой, стуча зубами от холода.

Все-таки тело зверя — куда совершеннее тела человека. И холода в чужом обличии он не чувствовал, про мощь и скорость и говорить нечего. А еще полная неуязвимость! Раны, полученные в хате Качуры, мгновенно затянулись, только шрамы остались на груди. В лицо (о том, что это была морда и думать не хотелось), кажется, не попали.

Но теперь, в человеческом облике, Роман не хотел показываться на глаза родственникам непонятно в каком виде. Он ведь в зеркало не смотрел, может, кровь где осталась, может, шрамы слишком заметные… Он постучал в ставню, отошел в сторону, дождался, когда из двери выглянул отец.

— Пап, это я, все нормально.

Федор Петрович выскочил во двор, подбежал к сыну.

— Что, Рома? Ты в порядке? А Катя с Иваном?

От него пахло вином и чесноком.

— Все хорошо, я долго бегал, искал Ивана, промок весь… Потом услышал стрельбу в хате стрелочника Качуры, но туда уже не пошел. Ивана и Катю привезли домой на «Волге», я видел. С ними все нормально.

— А ты? Иди скорее в кухню, так ведь и воспаление легких можно получить.

Федор Петрович даже не подумал спросить, как это его сын мог побывать у хаты Качуры и вернуться назад так быстро, семь километров все же…

— Пап, я не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии. Пусть Таня останется, а ты проводи Евдокию Андреевну. Иван и Катя дома, они сами все расскажут. Тане скажи, я переоденусь в хате и приду, ладно?

— С тобой правда все в порядке, Рома?

— Да конечно. У тебя водка есть?

— В холодильнике стоит бутылка, ты иди в дом, конечно, выпей, сейчас тебе просто необходимо, чтобы согреться. Не то заболеешь, Рома…

Федор Петрович пошел в кухню, а Роман метнулся в дом.

— Все нормально, — сказал он дамам, которые с напряжением смотрели на него. — Роман вернулся, Иван и Катя уже дома.

— Я хочу поговорить с ним, — решительно сказала Евдокия Андреевна.

— Нет, Андреевна, он ничего толком не знает, весь мокрый, уставший… Таня, сейчас он переоденется в сухое и придет. А мы с тобой, Андреевна, пойдем-ка поговорим с детьми. Я провожу тебя, да и сам хочу посмотреть на дочку, как она.

За время напряженного ожидания они как-то незаметно сблизились и перешли на «ты».

— Пойдем, Петрович, проводишь меня, — сказала Евдокия Андреевна, посмотрела на Таню, улыбнулась и неожиданно подмигнула ей. Мол, не теряйся, а мы не будем тебе мешать.

Таня машинально кивнула, запоздало понимая, что это ведь завуч, которую они в школе боялись больше, чем директора.

Роман разделся догола, вытерся махровым полотенцем, побежал в комнату сестры, где стоял трельяж, внимательно осмотрел свое зеркальное отражение. Шрамы, конечно, были заметны, но только на тех частях тела, которые скрывала одежда. Уроки двойника не пропали даром. Роман вернулся в свою комнату, оделся во все сухое, мокрую одежду сунул в стиральную машинку. Он слышал, как отец и Евдокия Андреевна прошли к калитке, негромко переговариваясь. Достал из холодильника бутылку водки «Гирей-люкс» (ее делали в соседнем поселке Гирей, где был один из старейших спиртзаводов страны, и водка имела обалденно мягкий и приятный вкус) и пошел в кухню.

Таня стояла у двери и, едва он вошел, обняла его, поцеловала в губы. От нее тоже пахло вином и чесноком, но это был очень приятный запах.

— Рома… где ты был? Волосы совсем мокрые…

— Я весь промок так, что был похож на облезлого кота, — сказал Роман. — Поэтому и не хотел показываться вам на глаза в таком виде.

— Что там было, Рома? Катя в безопасности?

— Все нормально. Только замерз жутко… Отец велел выпить водки, что я и намерен сделать.

— Рома, я, наверное, не смогу пить водку. Мы тут все сидели, и Федор Петрович, и Евдокия Андреевна, переживали. Вино пили… Вместе все ж таки легче.

— Конечно, Таня. Я сам выпью водки. В Гирее делают такую, что куда там Москве! А ты себе вина налей. Ох, как же я замерз! Этот дождь временами в снег переходил…

— Я тебя согрею, Рома… — сказала Таня, опуская глаза. — Хочешь, я сегодня останусь с тобой?

— Танюшка… Я и мечтать не мог об этом!

Роман налил себе стакан водки, Тане — вина, чокнулся с нею, залпом выпил. Посмотрел на Катькины баклажаны, призадумался.

— Ешь, — сказала Таня. — Я уже столько их съела, что вся чесночная стала. Вкусно. Так что давай… соответствуй.

Роман поцеловал ее в губы и впился зубами в сочную мякоть баклажана. Водка приятно согрела желудок, и все тело наполнилось упругой теплотой. Таня села ему на колени, обняла, жадно впилась губами в его губы. Роман взял ее на руки и понес во вторую комнату кухни, где стояла старая деревянная кровать. Отдернул одеяло вместе с покрывалом, бережно уложил Таню на белую простыню. И замер, глядя, как она лежит и улыбается, такая невероятно красивая девчонка! Его ноздри жадно раздувались, чувствуя совсем другой запах, который сводил его с ума уже несколько дней.

Сбросив толстый свитер и джинсы, избавившись от кроссовок и носков, Роман, в одних трусах, лег рядом с Таней, накрылся одеялом, обнял ее, поцеловал и стал расстегивать «молнию» на джинсах девушки. Расстегнул, принялся стаскивать джинсы. Стащил, бросил их на пол. Потом и другая одежда Тани последовала за джинсами.

Она целовала его, гладила теплыми ладонями.

— Ой, Ромка… у тебя тут шрамы какие-то… Прямо один за другим…

— Это я в детстве болел краснухой, сдирал волдыри, потому и остались шрамы, — соврал Роман.

— Как это — в детстве? Когда мы купались, я никаких шрамов не видела у тебя.

— Ты не туда смотрела, Танюшка… И вообще, о чем ты думаешь? Я жутко люблю тебя!

— И я тебя, Рома… Да… Да-а… A-а!.. Да…

Если б она знала, что означает понятие «жутко люблю тебя», может быть, убежала бы домой голой.

Но Таня не знала, и судорожно глотала воздух широко раскрытыми губами, чувствуя боль и наслаждение. Боль отходила на задний план, а наслаждение росло и ширилось, заполняя каждую клеточку ее тела. Так вот оно как бывает! И уже хотелось вопить от восторга, но еще боялась, и казалось, только взмахнет руками и полетит…

— Рома-а, Рома… — хрипло стонала она, выгибаясь навстречу его напряженному телу.

— Танюша… Танюшка… — бормотал Роман. — Ты самая красивая девчонка на свете…

— А теперь я тебе устрою сцену ревности! — сказал Потапов, садясь на постели.

— Ну Ваня, после всего что было… Я устала и хочу спать, — прошептала Катя.

— Нет, устрою. Ты нормально себя чувствуешь?

— Да я ж тебе уже сто раз говорила — они обращались со мной хорошо. Только в погреб посадили, а там жабы прыгают, прямо ужас.

— Хорошо. Вот скажи мне, дорогая жена, как ты могла поверить в то, что я привел к себе домой Ирину? Ты, моя любимая жена, как могла поверить в это? Мы же с тобой столько знакомы, я и всяких там Егоровых пережил. Скажи мне честно — это реально, чтобы я притащил к себе домой жену Варвара?

— Нет, не реально, я это давно уже поняла.

— И тем не менее обиделась и убежала к отцу. Из-за этой глупости случилось вообще черт-те что. Катя, зачем тебе это? Относились хорошо… А ведь могли и убить, и изувечить! Это что, шутки, Катюша?

— Ну Ваня… Я и сама не знала, что делаю… Ты ж понимаешь, в моем положении…

— Именно в твоем положении!

— Я была дурой, ну знаешь… как увидела эту тварь в нашей хате, так прямо затмение какое-то случилось. А она ж еще накануне всю себя тебе показывала, вот я и разозлилась… Хватит об этом, ладно?

— Пожалуйста, Катя, думай не только о своих обидах, но и о ребенке. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо и уютно дома… и на работе тоже. Но и сама думай.

— Да, Ваня. Ты куда собрался?

— На дежурство. Володьки-то нет, придется самому отдуваться, у нас же черт-те что творится. Ты спи, Катя, отдыхай, завтра не ходи на работу, я сам позабочусь об отгуле. А лучше — иди в декретный отпуск.

— Размечтался! У тебя своя работа, у меня своя, и она не мешает мне, наоборот, помогает.

— Хорошо, но завтра — отдохни. Все, спокойной ночи.

— Ваня, береги себя, ладно? Кстати, ты так и не рассказал мне, что же там было, в хате Качуры?

— Бойня жуткая, это не для твоих глаз. Потому и не хотел, чтобы ты видела, Катюша.

Потапов чмокнул жену в щеку, быстро оделся и вышел во двор. Открыл ворота, завел мотоцикл и поехал в поссовет.

Дежурить особой надобности не было — если что случится, придут домой, да и Валентин Загорелов, наверное, уже пригнал «Волгу» начальника и сидел в кабинете. Но хотелось узнать, как чувствует себя Володя… или уже никак не чувствует? Он винил себя в том, что случилось с напарником, хотя видимых причин для этого не было. Держал под прицелом окна… кто же знал, что эти долбаные «умники» пальнут через закрытую дверь? Да, винил… Нужно было придержать парня, не позволить ему бежать к джипу. Да что теперь об этом думать?

Сторож Василий Иванович с удивлением встретил главного милиционера поселка.

— Ваня, а где ж Володька? — спросил он.

— Надеюсь, в больнице, а не в морге, — чересчур жестко ответил Потапов. Еще злился на старика, из-за которого неведомо куда исчезла партия наркотиков из его сейфа.

— Да как же это получилось, Иван?

— Смотри за вверенной тебе территорией и не задавай глупых вопросов, Иваныч, — сказал Потапов.

В кабинете все еще чувствовался резкий запах табачного дыма, накурили ребятки… За столом дремал уставший Загорелов. Иван открыл форточку, сам закурил, а Загорелов поднял голову, с трудом разлепил глаза.

— Вань, я знаю, с Катей все нормально, Володька в больнице. Что там было?

— Звонил в больницу?

— Честно говоря, разморило меня. Устал чертовски. Пока отвез этого козла, пока вернулся, а тут все на нервах… Ну так что за дела?

— Нормально все. Сработали, как надо. Отдыхай, я сам позвоню в больницу.

— Спать хочу, просто жуть. Но ты будешь звонить, народ может помощи требовать… Где бы забыться часа на три-четыре?

— Извини, Валентин, домой тебя не могу отправить, мама уже спит, она тоже сегодня перенервничала… Слушай, иди в КПЗ, там поспишь до утра. Возьми одеяло, под диваном лежит, еще и курткой укроешься, надеюсь, не замерзнешь. Давай.

— Это классная идея, — сказал Загорелов, зевая. — Так хочется вытянуть ноги… Утром толкни меня.

Иван кивнул, а когда Загорелов отправился осваивать КПЗ, сел за стол, набрал номер районной больницы.

— Иван Потапов из Карьера, — сказал, услышав голос дежурной медсестры. — Как там Володя Ледовской?

— Спит.

— В каком смысле?

— В самом прямом.

— Девушка, извините, это мой напарник. Что у него за ранения?

— Если вы напарник, могли бы знать, — девушка на другом конце провода хотела спать, а ее отвлекают какими-то глупыми вопросами!

— Детка, я сейчас позвоню Новоселову, а он — хозяину, и ты — безработная, правильно меня понимаешь? — разозлился Потапов.

— Ледовской… Два ранения в грудь, прооперирован, состояние средней тяжести, жить будет. Вас еще что-то интересует?

— Спасибо, этого достаточно.

Потапов положил трубку на аппарат, затянулся «Нашей маркой», напряженно наморщил лоб. Опять оборотень, но теперь — получается, свой в доску. Это не Катя, она была в погребе. Значит… Роман? Где он был этой ночью? Завтра необходимо выяснить. И чего дальше ждать? И как спасти Романа от этой напасти?

А можно ли вообще спасти от этого? Или конечным результатом действий спецслужб будет труп парня? А ведь он, даже в образе зверя, ничего плохого не сотворил. Убивал бандитов. А за то, что было в хате Качуры, ему вообще орден положен. Спас его, Потапова, спас Дунайцева и Володю Ледовского. Если бы не он, Володя истек бы кровью в бурьяне.

Иван вспомнил зверя. Его ни с кем нельзя спутать, видел в доме Леонида Поликарповича близко, стрелял ему в пасть, да только бестолку. Это был он, та же морда, те же красные, жутко сверкающие глаза, но даже не пытался напасть. И дело тут вовсе не в серебряных пулях, которыми он зарядил свой «ПМ», откуда зверь мог знать об этом?

Он теперь был не врагом, а другом. Но что дальше? Завтра наверняка эксперты доложат Новоселову, что нашли волос, который не поддается идентификации, нашли кровь, которая не является человеческой. И Новоселов потребует ответа на эти вопросы. А что он может сказать? Роман явно не собирается говорить об этом.

И как тут быть? Жить, зная, что в поселке обитает страшный зверь, который может растерзать любого, кто ему не понравится? Терпеть, понимая, что ему самому и его близким ничто не грозит? Так нельзя…

Хорошо, что раны Володьки не смертельные. Иван положил голову на руки и задремал.

В половине седьмого утра его разбудил Василий Иванович.

— Иван, там твой тесть, Федор Клейн. Хочет тебя видеть.

Потапов не сразу понял, кто пришел, а когда понял, вскочил из-за стола и помчался к двери. На улице, у железного забора, окружавшего поссовет, стояла машина тестя, возле нее прохаживался взволнованный Федор Петрович. На заднем сиденье испуганно замерла девушка, обнявшая Романа.

— Что случилось, Федор Петрович?

— Ваня, Роман заболел, у него температура сорок, бредит, я боюсь, это воспаление легких. Уже под утро Таня разбудила меня, сказала, что он…

— Таня? Соколова? Она что, дежурила у постели?

— Нет, она ведь ждала его весь вечер, понимаешь, он вернулся весь мокрый, продрог, она осталась. Я ей очень благодарен, без нее бы и не понял, что Роман заболел.

Потапов совсем запутался. Таня ждала Романа вчера вечером? А где его черти… И вдруг все стало ясно. Иван наклонился, открыл заднюю дверцу машины.

— Привет, Танюша. Ромка бредил? Что говорил?

— Слова из песни Высоцкого… Он же очень любит слушать Высоцкого.

— Я знаю. Из какой песни?

— Ну этой… забыла… Он раз пять повторил «Наши ноги и челюсти быстры…» И другие слова из этой песни.

Лучше б она не говорила этого! Нет, лучше бы он не спрашивал девчонку, идиот! Иван протянул руку, потрогал лоб парня — горячий. Роман, прикрыв глаза, что-то бессвязно бормотал, разобрать его слова было невозможно. Иван посмотрел на Таню.

— Немного отодвинься от него, Танюша. Я все понимаю, но вряд ли Ромка хочет, чтобы ты тоже заболела. Поосторожнее будь, хорошо?

Таня кивнула, Потапов захлопнул дверцу, резко выпрямился.

— А чего ко мне, Федор Петрович? Везите в больницу, я-то чем помочь могу? Я не врач.

— Ваня, уж лучше сразу — в районную, но там наших не очень-то принимают. Ты, пожалуйста, позвони в район, пусть Романа сразу примут, без направления. Это серьезно, я очень прошу тебя, пожалуйста.

— Понял вас, Федор Петрович. Сделаю все, что смогу. Гоните в район, но не слишком, дорога скользкая, а какой у нас асфальт — сами знаете.

— Спасибо, Иван.

— Садитесь за руль — и вперед! Температура и вправду серьезная, Кате я сам обо всем скажу.

Когда машина отъехала от забора, Потапов помчался в свой кабинет, сел на край стола, схватил трубку и, едва не раздавив ее в громадном кулаке, набрал номер районной больницы.

— Девушка, вы меня помните? Это Иван Потапов из Карьера.

— Конечно, помню. Жду не дождусь, когда кончится эта кошмарная смена.

— Я прощаю вам вашу дерзость. Сейчас к вам направляется больной Роман Клейн с подозрением на пневмонию. Он участвовал в серьезной операции, промок и заболел. Мне нужно звонить Новоселову, чтобы вы его приняли как полагается, или сами знаете, что нужно делать?

— А у вас в поселке нет своей больницы?

— Есть, но речь идет о серьезном заболевании. Я не уверен, что наши врачи трезвые и у них машина в порядке, чтобы привезти парня к вам. Если я зря вас побеспокоил я… угощу вас ужином в ресторане. А если я прав и с парнем что-то случится — не обижайтесь!

— Что с тобой делать, Потапов, — устало усмехнулась в трубку девушка. — За тобой в любом случае ужин в ресторане, понял? Я — Рита, так что, готовься.

— Нет проблем, Рита.

— Не будет проблем и с твоим больным, дежурная бригада встретит его.

— Спасибо. Ужин за мной.

— Ну то-то, карьерский супермен!

Иван положил трубку, усмехнулся. Девушки в районной больнице считают его суперменом, да ладно. Пусть считают. Главное, Роман получит квалифицированную помощь и вовремя. Только бы Федор Петрович доехал нормально, что-то неважно он выглядел. Да оно и понятно, вчера вечером пришел изрядно поддатый, что ж тут странного? Переживал за Катю… Но про то, что Роман весь вечер где-то бегал под холодным дождем — не сказал.

А как же быть со своими проблемами? Роман окажется в больнице, тут никаких сомнений нет, с ним не поговоришь серьезно, а Новоселов станет требовать ответы на очень многие вопросы.

Потапов тряхнул головой. Вроде бы, немного поспал, готов к новым действиям. В поселке все тихо и спокойно, значит, можно поехать домой, проводить любимую жену на работу, если она не решилась взять отпуск за свой счет. Вряд ли такое возможно, а хотелось! Ну, значит, просто проводит Катюшу. Он растолкал Загорелова, который неплохо выспался в КПЗ, оставил его на дежурстве и поехал домой.