Ирина посмотрела на часы, кажется, уже в десятый раз за последние пять минут. Скоро девять. Всего лишь девять! Невероятно долгими казались эти вечерние минуты, прямо-таки бесконечными. Аристарх вернется не раньше половины десятого, совсем немного ждать осталось… Скорей бы!

Весь день она не выходила из квартиры, напуганная утренним рассказом Аристарха о том, что могут быть какие угодно провокации, и отрубленные головы в углах, и оружие, из которого убивали людей, и всякое такое, чтобы Аристарха посадить в тюрьму, а ее потом сделать любовницей Степана Петровича.

Прямо ужасы какие-то, где только Аристарх узнал про них? В детективах, что ли, вычитал? Если б он вчера не вытолкал Степана Петровича и Мишу, она бы сама решила все вопросы, объяснила бы Степану Петровичу, что не стоит им больше встречаться, ни здесь, ни где бы то ни было еще, он человек умный, понял бы — и все! Уже ведь и говорила с ним об этом. Но теперь, после вчерашнего, и вправду может что-то нехорошее случиться. Степана Петровича побил, а, бедный Миша вообще сознание потерял, не дай Бог, помрет, тогда уж точно жди неприятностей.

Она пугалась, напряженно прислушиваясь к каждому шороху на лестничной площадке, злилась на Аристарха за его несдержанность, потом снова пугалась, снова злилась — так прошел весь день. Теперь ей больше всего хотелось, чтобы Аристарх поскорее вернулся домой, она ему скажет, что в Гирей не поедет, и прятаться ей незачем, пусть не выдумывает он глупостей. Просто теперь она не станет задерживаться допоздна в училище, а если очень нужно будет, позвонит, он ее встретит у метро.

Убедившись в том, что ей ничего не угрожает, Ирина теперь тревожилась за Аристарха. Вот его-то могут побить за то, что сделал вчера. Подловят где-нибудь в темном углу здоровенные верзилы вроде Миши, попробуй с такими справиться! За окном — темнотища, на Остоженке сейчас народу мало, а про улицу Дмитриевского и говорить нечего — пустыня. Минут двадцать назад он позвонил из своего «Фокуса», сказал, что обо всем договорился с главным и едет домой.

Как же трудно ждать! Самой, что ли, позвонить кому-нибудь, поболтать, пока Аристарх едет домой? Ирина сняла трубку, набрала номер Наташи, кому же, как не школьной подруге, землячке, звонить в такой ситуации. Долго никто не подходил к телефону на том конце провода, а потом Ирина услышала грустный голос Андрея.

— Привет, Андрюша, — сказала Ирина. — Ты чего такой скучный? Все переживаешь за великую русскую литературу?

— А, это ты, Ира? Привет. Я тут сижу, Таню Буланову слушаю. Говорят, тебе она не слишком нравится, предпочитаешь Льва Лещенко… А я теперь без Тани Булановой жить не могу.

— С чем тебя и поздравляю, — сказала Ирина. — Что там Наташка делает, может поговорить с подругой? Или тоже слушает Таню Буланову? Может, вы и подпеваете вдвоем? Дай мне ее, Андрюша.

— Рад бы, Ирочка, да не могу. Наташи здесь нету, — сказал он, делая ударение на слове «нету».

— А где же она?

— Помнишь, песня была такая… Нет, ты, наверное, не помнишь. Вот послушай, я тебе спою куплет:

Конечно, «нету» — это ужасно, но, в общем-то, в этих словах содержится ответ на твой вопрос, где Наташа. «Вот она была — и нету…»

— Я ничего не понимаю, Андрюша. Ты можешь по-человечески объяснить, где Наталья?

— Уш-ла, — по слогам произнес Андрей. — На-всег-да уш-ла от ме-ня. Теперь понятно?

— Ты пьяный, что ли? Куда она ушла? Неужели к Нигилисту?

— Не знаю, может, он и не совсем нигилист, а во что-то верит, кажется, его зовут Сергеем. Наташа собрала чемодан и уехала к нему. Я помог ей донести чемодан до персонального автомобиля, а потом мы трогательно попрощались. Теперь сижу и слушаю Таню Буланову. Знаешь такую песню: «Вспомни меня, вспомни меня, в этот вечер вспомни меня…» Конечно, это поет женщина, но она полностью выражает мое настроение. Хотя не знаю, зачем мне, чтобы Наташа вспоминала меня…

— Господи!.. — с ужасом прошептала Ирина. — Значит, они снова встретились? И что, она вот так взяла и уехала к нему? А ты? Андрей, она жена тебе или нет? Вы же расписаны!

— Открою тебе маленький секрет, Ирочка. Когда мы расписывались, Наташа поставила условие: есть один человек, ради которого она готова на все. Совершать подвиги, терпеть лишения, жить в шалаше, идти пешком в Сибирь на каторгу, бежать впереди паровоза, работать в мартеновском цехе… Ты понимаешь меня? Они расстались навсегда, но если он вдруг… Опять понимаешь, да? То я не должен чинить препятствий. Вот я и не чиню. А знаешь, еще какая песня Тани Булановой мне нравится? «Мой родной, рядом ты стоишь, но тебя уже со мною нет…» Черт побери, именно это я сейчас и чувствую.

— Ты точно пьяный, Андрей! Вместо того, чтобы слушать глупые песенки, подумал бы, как вернуть Наташу!

— Они не глупые, Ира. Они честные, искренние, и в них живет чувство, боль. Просто мы разучились этому верить. А вот древние греки не стеснялись плакать по каждому поводу.

— Так то ж греки! — с возмущением сказала Ирина.

— К тому же и древние, — усмехнулся Андрей. — Не будем спорить, пусть каждый слушает то, что ему хочется. И о Наташе говорить не будем, ты лучше меня знаешь, что ничего тут поделать нельзя…

— Я ничего не знаю, ничего не понимаю. Вы что, оформили уже развод? Ты выписал ее из своей квартиры, или… как это все у вас происходит, объясни мне, Андрюша.

— Происходит так. Я должен взять на себя хлопоты по оформлению развода, я обещал Наташе, что займусь этим, она ведь теперь очень занятой человек. Но, честно тебе признаюсь, я не спешу подавать заявление. Как знать, а вдруг она вернется ко мне? Поэтому никаких официальных действий мы не предпринимали. Теперь ты все знаешь. Но что же мы все о нас, расскажи лучше, как вы живете? Арик уже великий или еще нет?

— Жду, скоро вернется, у него вечером спектакль. — Ирина поняла, что говорить Андрею о своих проблемах вряд ли стоит. У него самого такое на душе творится — не дай Бог! А Наташка… Ну, Наташка! Прямо — Анжелика какая-то! Неделю, ну, может, чуть больше не созванивались, и вот она уже с другим мужчиной. Даже представить себе трудно. — Не грусти, Андрюша, может, она скоро опять прибежит к тебе. Послушай, а ее теперешний номер телефона ты, случаем, не знаешь?

— Нет, Ирочка. Она говорила, но я даже не попытался запомнить его. Зачем?

— Понятно… — растерянно сказала Ирина. Неожиданно резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. — Ой, Андрюша, Арик вернулся, побегу дверь открывать. До свидания, не грусти, мы с Ариком еще позвоним тебе. — Она положила трубку и бросилась к двери. — Кто там? Ты, Арик?

— Ирка… Ирка… — заплетающимся языком пробормотал за дверью Аристарх.

«Что это с ним? — испуганно подумала Ирина. — Напился? Или побили?!»

Она распахнула дверь и оторопела от неожиданности: в комнату стремительно шагнул невысокий черноволосый, коротко стриженный мужчина в черных очках и короткой кожаной куртке. На левой щеке у него белел шрам. Он так резко толкнул Ирину в грудь, что она повалилась на коврик в прихожей, закрыв на мгновенье глаза. А когда открыла их, рядом с первым стоял еще один, тоже в кожаной куртке, но с длинными сальными волосами и в пестрых тренировочных шароварах.

Он не спеша запирал дверь на замок.

Ирина вскочила на ноги, поправляя полы халата.

— Что вам нужно? — дрожащим голосом спросила она. — Кто вы? Зачем пришли?

— Сработало, — ухмыльнулся брюнет со шрамом, засовывая во внутренний карман куртки миниатюрный диктофон. — Ты нам нужна, лапуля, — сказал он Ирине.

— Немедленно убирайтесь! А то я… я в милицию позвоню! — закричала она, уже ни на что не надеясь.

Брюнет в мгновение ока очутился прямо перед нею, выдернул из кармана нож с выскальзывающим лезвием, которое уперлось Ирине в шею.

— Заткнись, дура! — яростно прошипел он. — Еще раз вякнешь, и я проделаю тебе еще одну дырку. И после этого все другие уже не понадобятся тебе. Усекла? Ну?! Что молчишь, сука?

Ирина испуганно закивала. Слезы брызнули из ее глаз. Не зря предупреждал ее Аристарх, Степан Петрович и вправду — страшный человек. Это же он послал бандитов, конечно, он… А где Аристарх? Что с ним? А с нею что будет?

— Не дергайся, ничего плохого тебе не сделаем, — словно угадав ее мысли, развязно сказал брюнет. — Хотя, я бы и не прочь. И дружок мой, Станок, тоже. Да?

Дело было грязное, долгое, и Валет предусмотрительно приказал изменить клички. Шпиндель стал Станком, Керосин — Буфетом, а сам Валет — Королем.

Станок солидно кивнул, мол, о чем речь!

У Ирины подкосились ноги, и она снова оказалась бы на коврике, если б временный Король не подхватил ее на руки. Очнулась Ирина в комнате, на диване. Брюнет стоял рядом, а длинноволосый Станок брызгал ей в лицо водой из чашки.

— Очухалась, Король, — с удовлетворением сказал Станок.

— Чего трясешься, лапуля? — прошипел Король. — Я же сказал, не тронем. Ни один волос не упадет с твоей…

— Вас послал Степан Петрович?

— Нет, мы сами пришли. Как узнали, что в этом доме живет такая лапуля, так и приканали посмотреть, как она в обморок грохается. Давай, собирайся. Но предупреждаю: начнешь выдрючиваться, будет больно. Или так, что потом совсем ничего не будет. Ты уразумела?

— Куда собираться?..

— На Канары, — хмыкнул Станок.

— Значит, Степан Петрович… — Ирина всхлипнула, плечи ее затряслись, но, увидев перед глазами острие ножа, она замерла, глядя на черноволосого бандита.

— Ну, быстро! — скомандовал он. Схватил ее за руку, рывком поставил на ноги. — Чемодан у тебя есть? Станок, посмотри на антресолях, если есть, тащи сюда, нет — найди. Или большую сумку, такие у всех есть. А мы пока письмецо напишем супругу.

— Где Аристарх? — спросила Ирина.

— Да где… балдеет, наверное, со своей Шурой… — Он достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо листок бумаги, развернул его, прочитал. — Ланкиной. Знаешь такую?

— Ты врешь! — с ненавистью сказала Ирина. — Что вы с ним сделали? Отвечай сейчас же.

— Заткнись, дура! Ну когда у баб хоть немного ума появится? Я же тебе русским языком сказал: будем писать письмецо супругу. Значит, он придет сюда и прочитает его. Значит, ни хрена с ним не случилось. Но клянусь тебе: случится и с тобой, и с ним, если ты не сделаешь то, что я скажу. Можешь не сомневаться.

Ирина и не сомневалась.

— Я не хочу на Канары, — сказала она. — Я уже говорила об этом Степану Петровичу.

— И не надо. Ты посидишь какое-то время в Москве, а потом вернешься домой. А твой супруг будет думать, что ты улетела на Канары, и биться головой о стену, проклинать себя за то, что изменял своей жене с Шурой Ланкиной. — Он сунул Ирине телефонную записную книжку, авторучку с журнального столика, приказал: — Будешь писать то, что я продиктую.

— Вот чемодан, — сказал Станок. — Еле отыскал на антресолях среди всякого хлама.

— В гардеробе ее шмотки, трусы, лифчики, костюмы, колготки — все положи в чемодан, — сказал Король. Повернулся к Ирине и заорал так, что она испуганно отпрянула: — Пиши, сука!