Черный кожзаменитель на двери выглядел совсем как новый, значит, дверь была стальной, пуленепробиваемой. Квартиры в городе меняли редко, а вот двери — часто. Три замочные скважины разных калибров — не сразу поймешь, какой ключ от какого замка.

Андрей взвесил на ладони тяжеловатую связку с десятком ключей — не только от квартиры…

Всю дорогу от мэрии к дому Леры он жалел ее. Красивая, умная женщина и, наверное, совсем одинокая. Ни друзей, ни сослуживцев, с которыми можно поделиться своими трудностями, да просто излить душу. Если секретарша откровенно ненавидит ее, что говорить о других? Заместителях, которые считают себя обойденными, начальниках городских служб, которым она устраивает разгоны за промахи?.. А муж? Не случайно ведь говорят: два медведя в одной берлоге не живут. Кто в этой квартире не медведь, ясно. Согласен ли он с такой ролью? Вряд ли…

Поэтому и получилось, что не к кому обратиться за помощью в трудную минуту. Вот и позвонила ему. Да что такое с ней стряслось?!

Но, поднимаясь по лестнице, Андрей поймал себя на других мыслях, прямо противоположных. Ей не нужны друзья, и сильный мужчина рядом — тоже. Она сама способна постоять за себя и вполне довольна тем, что вокруг только подчиненные, зависящие от ее власти люди. Может быть, есть любовник, с которым она чуть более откровенна, чем с остальными. Этого вполне достаточно волевой, жесткой женщине.

Тогда при чем здесь он? Бежал сломя голову, так и не сообразив, что стоит за этим странным звонком? Что-то случилось с нею, да, но почему она позвонила ему? А ответ мог быть очень простым: все ее окружение так или иначе связано с предстоящими выборами. Есть вещи, которые не должны знать приближенные. Тут-то и пригодился далекий от политики человек. Понадобился для какого-то дела. А потом…

Как водится, ни один ключ не попадал сразу в нужную замочную скважину. Андрей злился, перебирая ключи. Да, он поможет ей, что бы там ни было. Пусть это будет всего лишь мгновение, на большее трудно рассчитывать, они ведь стали такими разными, но даже ради мгновения, если она позвала, он придет. Прибежит, приедет…

Наконец он справился с замками и распахнул дверь. В просторной прихожей никого не было.

— Андрей, это ты? — услышал он ее голос. Не такой, как по телефону. Другой. Голос мэра.

— Я. Могла бы и встретить, в этой квартире заблудиться нетрудно.

— Иди прямо, не заблудишься. Видишь дверь, которую подпирает обувная тумба?

— А она действительно обувная?

— Пожалуйста, не ерничай, у меня мало времени.

— Зато у меня — до черта. Ну, подпирает. Тебя что, заперли в комнате? Интересно! Это кто же додумался до такого, муженек или конкуренты?

Теперь Андрей понимал, в чем дело, почему она позвонила именно ему. Если кто-то узнает, что мэр города сидит взаперти, это вряд ли поможет ей в предвыборной кампании!

— Андрей, освободи дверь, но в кабинет не заходи, хорошо?

— Хорошо, дверь освобожу, ключи оставлю на тумбе и уйду, — сердито сказал Андрей. Что это она раскомандовалась?

— Нет! Ни в коем случае!

Андрей оттащил в сторону тяжелую тумбу. Кирпичей в нее напихали, что ли? Подошел к двери.

— Что дальше?

— Пойди на кухню, возьми там нож, — поступило следующее указание.

Андрей пожал плечами и отправился его выполнять. На кухне, в ящике стола, он взял длинный нож, надеясь, что это именно тот, который нужен, и ему не придется разыскивать другой, вернулся к двери. Все это было странно. Мелькнула мысль о том, что в комнате лежит убитый человек и, когда Андрей войдет туда с ножом, ворвется милиция и арестует его. Глупости, конечно…

— Пожалуйста, Андрюша… — теперь это был ее голос. ЕЕ ГОЛОС! — Закрой глаза и войди в комнату. И не открывай их, пока я не скажу, что можно.

— Знаешь, Лера, мне надоели эти загадки! Если ты можешь увольнять людей с закрытыми глазами, то я к таким странным маневрам не привык.

— Я тебя не увольняла!

— Разумеется, я сам себя уволил…

Он распахнул дверь и вошел в кабинет. И замер, не веря глазам своим. Совершенно голая, связанная Лера сидела на диване и смотрела на него огромными зелеными глазами, в которых поблескивали слезы.

— Пожалуйста, не смотри на меня…

Нож выпал из ладони Андрея. Это была она, девушка из его снов! Она, которая одним своим присутствием доставляла неизменную радость ему! Он не мог оторвать взгляда от красивых девичьих грудей, от темного озерца в низу живота, водопадом стекающего в ослепительно-белое ущелье… Господи! Он же точно знал, что никогда-никогда уже не увидит этого!

Андрей шагнул вперед, опустился перед ней на колени, прижался щекой к белым ногам. Она закрыла глаза, слезы потекли по ее щекам.

— Лера… — не помня себя, бормотал Андрей. — Я люблю тебя, я все еще люблю тебя… Я всегда любил тебя. Даже когда ни на что не надеялся, Лера…

— Развяжи меня, прошу тебя, развяжи… — прошептала она.

Андрей поднял голову, посмотрел в мокрые зеленые глаза.

— А ты потом снова станешь важным и неприступным мэром? — потянулся к ней, нежно коснулся губами ее губ.

Она вздрогнула, потом резко отвернула голову в сторону.

— Что ты себе позволяешь? Немедленно развяжи меня' Именно поэтому я и позвонила тебе! Слышишь?

Она уже стала мэром.

Андрей пожал плечами, взял нож, разрезал пластырь на ее запястьях, потом на ногах Она тотчас же, стиснув зубы, вскочила с дивана, охнула, покачнулась. Андрей хотел помочь, поддержать, но она оттолкнула его и. прихрамывая, вышла из кабинета.

— Ты правильно ни на что не надеялся! — крикнула она. — Между нами ничего никогда не будет! Хватит с меня того, что было! Я возмещу тебе расходы и прикажу Осетрову восстановить в должности. И — спасибо.

— Я не нуждаюсь в милостыне, — мрачно сказал Андрей. — Можешь сама занять мою должность… по совместительству. Ты когда-то говорила, что твой отец поклялся не допустить, чтобы его дочь стала женой сына торговки. Теперь я понимаю, что дело было вовсе не в нем.

— Папа был прав, это я, дура неопытная, надеялась, что наша любовь сильнее всего. И обожглась!

Андрей плюхнулся на диван, возмущенно посмотрел на закрытую дверь.

— Это ты обожглась?! Тебя могли убедить в этом родители, в конце концов ты сама поверила в это! Но мне-то в глаза не надо врать, Лера! Я же знаю, что случилось на самом деле!

Она снова появилась в кабинете, на ходу завязывая поясок красивого сине-голубого махрового халата. Остановилась напротив Андрея, уперев кулаки в бока.

— Ах, ты знаешь! Ну и как? Не стыдно тебе за твои знания? Можешь спокойно в глаза мне смотреть, да?

— Ну, это уж слишком! — Андрей вскочил с дивана, покачал головой, удивляясь такому неслыханному нахальству. — Ты кем себя возомнила, Лера? Думаешь, если стала мэром, если другие трясутся, глядя на тебя, слушают всякую чушь и радостно кивают, то и мне можно лапшу на уши вешать, да?!

— Не смей оскорблять меня! Ты забываешься! — она в ярости топнула ногой. — Я больше не намерена слушать человека, который не догадался хотя бы извиниться за свою подлость!

— Ну, давай вместе повспоминаем, кто из нас сделал большую подлость. Я за два месяца службы, с пятнадцатого мая по пятнадцатое июля, написал тебе девятнадцать писем. И — ни на одно не получил ответа! Первые месяцы там, знаешь, какие? Мечтаешь только об одном, как бы до отбоя дотянуть. А я после отбоя тебе письма сочинял! Ну, и что?!

— Девятнадцать! — презрительно усмехнулась Лера. — Сказал бы уж — двадцать, для ровного счета. Не ври, ты ни одного письма не написал мне! Это я тебе написала, целых пять писем.

— Вот ты и попалась! — усмехнулся теперь уж Андрей. — Пять писем, а куда? Как ты адрес узнала, если ни одного моего письма не получила?

— Так и узнала! Попросила Юльку Пронину узнать адрес у твоей матери… — Она не выдержала и всхлипнула. — Я болела, ужасно себя чувствовала. Все ждала, вот-вот получу от тебя хотя бы пару строк… Не могла к вступительным готовиться… Родители в Сочи отправляли — не поехала…

Андрей насторожился. Что-то было не так. Она могла бы сказать: да, получала твои письма, не нужны они были, не читала, рвала их, с другим парнем встречалась… А она вот-вот расплачется, вспоминая, как ждала от него весточку.

Он осторожно присел на диван, удивленно посмотрел на нее.

— Я ничего не понимаю, Лера… Ну, ладно, с письмами какая-то загадочная история случилась. А с телефонным звонком как быть?

— Что ты имеешь в виду?

— Твой звонок командиру части. Он вызывает меня и спрашивает: знаешь такую — Валерию Орешкину? Я испугался, может, что-то случилось с тобой, потому и писем нет? А подполковник говорит: она утром звонила мне, попросила, чтобы командование части приняло меры и оградило ее от потока твоих писем. Сказала, что у нее есть жених, она собирается замуж выходить, а эти письма ставят ее в неловкое положение. Она не желает их получать, и даже разговаривать с тобой не желает, рядовой Истомин. В общем так, успокойся и больше времени уделяй службе. Такое сплошь и рядом бывает, — Андрей испытующе посмотрел на нее. — Как ты объяснишь это?

— Никак, — неуверенно протянула она. Села рядом с ним, положила руки на колени, опустив голову. — Я болела, не могла к вступительным готовиться, а папа сказал, что сам разыщет твой телефон и поговорит с тобою… Потом он сказал, что разговаривал, и ты заявил: я не обязан помнить всех, с кем встречался перед армией, пусть ваша дочь оставит меня в покое и не пишет своих дурацких писем… Ты не говорил ему этого?

— Я?! Я всю ночь не спал, а утром на разводе грохнулся в обморок. Попал в госпиталь, две недели там провалялся. Жить не хотелось… Ничего не хотелось… Не знаю, как выкарабкался…

— А меня после этого заставили сделать аборт. Я долго не соглашалась, думала, пусть тебя со мною нет, так хоть ребеночек будет… А потом согласилась… Теперь у меня нет детей и, наверное, никогда не будет…

— Ребенок?!

Андрей вздрогнул, будто его током ударило. Взглянул на нее и медленно опустил голову. Слезы не красят мужчину, но сдержать их не было сил.

— Так значит, кто-то устроил так, чтобы я ненавидела тебя, а ты меня? — глухо прошептала она, с трудом выговаривая слова.

Андрей лишь кивнул в ответ.

Она прижала его голову к своей горячей груди, приглаживая растрепанные волосы дрожащей ладонью.

— И ты не отказывался от меня, не забывал меня? Как больно, Андрюша! Как страшно, любимый мой… Зачем?.. Неужели папа был способен на такое? Я не верю, не верю!

Андрей поднял влажное от слез лицо, прижался щекой к ее щеке, тоже влажной от слез, простонал:

— Зачем?..

И таким мучительно-искренним был этот стон, этот вскрик, всплеск обманутых надежд, что она инстинктивно взяла его лицо в свои ладони, потянулась к нему дрожащими губами. Их губы соединились — неловко, неуверенно, как бы узнавая друг друга, вспоминая то, что было когда-то, было… И не прошло. И узнали — он и она, — и тела их рванулись навстречу с такой страстью, словно хотели в единый миг наверстать все, что было упущено за шестнадцать долгих лет.

Он торопливо развязал поясок халата, распахнул полы, жадным взглядом впиваясь в ее прекрасное тело. И оно уже казалось другим. Не напряженным, не холодно-отчужденным, а горячим, рвущимся навстречу его взгляду. Она повалилась спиной на диван, увлекая его за собой, суматошно и бестолково помогая ему избавиться от одежды.

Если он отрывал свои губы от ее губ, то лишь для того, чтобы целовать ее шею, плечи, груди, мочки ушей; и она отвечала ему страстными поцелуями. А когда он вошел в нее, тут же почувствовал, что не в силах больше сдерживать нарастающее сумасшедшее блаженство. И оно разорвалось в груди, наполняя каждую клеточку его тела щемящей сладостью. Лера конвульсивно затрепетала, застонала, хрипло закричала:

— Все… все… все!

Казалось, она потеряла сознание, распростершись на диване. Глаза были закрыты, дыхание — резким, порывистым, но уже через мгновенье страстно целовала его, и вместе с поцелуями слетали с ее пересохших губ два слова: «спасибо… любимый…» Потом они молча лежали на диване, обнявшись так крепко, словно боялись, что непредвиденные обстоятельства снова могут разорвать их объятия на долгие-долгие годы. Наконец Лера застеснялась своей наготы, подняла с пола халат, укрыла им себя и Андрея.

— Но ты же мог найти меня, Андрюша, когда вернулся из армии, — горячо зашептала она. — Мог выяснить, в чем дело? Хотя бы спросить: Лера, почему ты не отвечала на мои письма? И тогда мы бы выяснили все давным-давно…

— Не мог, Лера, — он болезненно улыбнулся. — Если б ты знала, как мне нравится это имя, самое прекрасное на свете. Лера… любимая… Мне страшно было. Боль притихла, но если б я снова увидел тебя… Я убеждал себя: она любит другого, наверное, и замуж вышла, ну, чего я буду навязываться? Была б ты из обычной семьи, обязательно пришел бы, спросил, что же случилось. Но когда девушка из такой семьи говорит «нет», выяснять что-то — все равно что со свиным рылом в калашный ряд лезть.

— Ты всегда боялся мою семью, мы даже встречались так, что никто не знал об этом, — она провела пальцем по его губам. — А я знала, что ты вернулся, злилась на тебя — ужас как! И на что-то надеялась… Но сама, конечно же, не могла прийти.

— И не зря боялся. Твоя семья постаралась, чтобы мы никогда не были вместе. И моего ребенка они… — голос его дрогнул.

— Папа так любил меня, был такой добрый, честный, не могу поверить, Андрюша… Он погиб в автокатастрофе в восемьдесят третьем году. Я училась на четвертом курсе… Нет, не верю, — она тряхнула головой. — И мои письма, и твои, и звонки… Не хочу верить, милый… — она всхлипнула.

— Лера, милая, ты забыла, кем он был в Прикубанске, какие возможности имел… — Андрей замолчал, увидев слезы на ее глазах. — Не плачь, моя хорошая, не хочешь верить — и не надо. Не будем вспоминать плохое…

Андрей не спрашивал ее о муже, о том, что здесь случилось до его прихода; и она словно бы забыла о сегодняшнем дне. Оба они были в прошлом, жили прошлым. И любовь их, и страсть, и ласки, и сомнения были продолжением давнишнего ночного свидания на берегу темной реки.

Но вот она вспомнила, спохватилась:

— Андрюша, любимый… мне пора. Ой, я уже опаздываю. Там, наверное, переполох начался: мэра потеряли.

И он вспомнил, где находится — в чужой квартире, голый, на диване… А ведь в любое мгновенье может явиться хозяин, и что тогда будет? Но, не желая мириться с этим, снова обнял ее, поцеловал.

— Лера, я хочу тебя, все так быстро случилось… я хочу тебя по-настоящему, Лера…

— Ох, Андрюшенька, — слабо сопротивлялась она. — Прошу тебя, не надо. Все было чудесно, я никогда, ни с кем так хорошо себя не чувствовала, как это бывало с тобой… и тогда и сейчас… Но мне и вправду пора, милый…

С тяжелым вздохом он разжал свои объятия. Она спрыгнула с дивана, схватила халат и убежала в ванную.

— Мы еще встретимся? — спросил он, когда она снова вошла в кабинет. Спросил и испугался — перед ним стояла мэр города в строгом сером костюме, красивая, но далекая, недоступная, вообще не женщина, а олицетворение власти.

Этот вопрос застал ее врасплох.

— До выборов будет очень сложно, — неуверенно ответила она, на мгновение превращаясь в его Леру.

— А после выборов ты уедешь в Москву, — невесело усмехнулся Андрей.

— Давай отложим этот вопрос на завтра, — попросила она. — Может быть… я даже не знаю… — тряхнула головой, рассыпая по плечам рыжие волосы. — Завтра. Все решим завтра.

Просто поразительной была в ней перемена — от мэра к Лере и обратно, и снова к Лере…

— Записаться на прием?

— Не надо. Скажешь Марине, что пришел, я сразу же тебя приму.

— Спасибо, Лера, — с иронией поклонился Андрей. — А можешь и не принять?

— Могу, если будешь задавать дурацкие вопросы. Держи, это тебе, — она вынула из сумочки узкую открытку с типографским текстом на обратной стороне. — Приглашение на банкет. Я хочу еще потанцевать с тобой.