Муторно было на душе подполковника Чупрова. С утра позвонил Лобанкин, тоже интересовался делом Истомина. Чем он приворожил городское начальство? С дочкой Лобанкина шуры-муры крутил? А почему Агеева так переживает? Хочет побольше очков набрать перед выборами? Она и так первая по всем опросам и прогнозам. Ну, Агеева — это ладно, на нее можно внимания не обращать, скоро выберут, уедет в Москву. А вот Лобанкин — дело серьезное. Юрий Иванович теперь главный, чуть ли не единственный кандидат в мэры. Против него идти — все равно, что плевать против ветра.

Но не отпускать же этого Истомина, черт бы его побрал! Тогда получается, начальник милиции ни хрена не смыслит в сыскном деле. Да и против Вашурина ничего нет, одна надежда — Истомин расколется, подтвердит, что задание получил от Вашурина. А он, подлец, во всем признается, только твердит, что с Вашуриным никогда не встречался, не разговаривал, даже не знает, как тот выглядит. Купил пистолет и сам всех перестрелял. Зачем? Не знает, затмение нашло, очень обиделся на Стригунова.

Идиот!

И Лебеды нет, как сквозь землю провалился, гаденыш! Все выезды из города перекрыты, вокзал, автостанция под контролем, ориентировки разосланы по всей округе до самого Ростова. И нет. Исчез!

Барон очухался, молчит. Только пробурчал, что никакого Истомина не знает, в глаза не видел. Кто стрелял в него и бабу, не помнит. И все! Ни слова больше не сказал. Бугаев еле дышит, вряд ли придет в сознание. Хоть и дежурит там оперативник, надежды мало. Еще две зацепки было, Анжела назвала Сурка и Сивуху, подручных Лебеды, они участвовали в спектакле, который гаденыш устроил на квартире девчонки. И тоже — никакой надежды. Сурка ночью обнаружили в собственной квартире с тремя ножевыми ранами в области сердца, похоже, умер сразу. А Сивуха исчез вместе с Лебедой.

Как же подцепить на крючок сволочугу Вашурина? Да отправить в места не столь отдаленные? Ох как хорошо было бы! Катя свободна, можно встречаться с ней хоть каждый день, можно вместе куда-нибудь к морю махнуть и вообще жить вместе.

Не видать, не слыхать ее, в чем дело — неясно. Сумасшедший дом, а не город!

Еще убийство Платона и Фантомаса висит на плечах подполковника, и не скажешь ведь: получили свое, бандюги! Нет, они же известные в городе предприниматели, уважаемые люди. Общественность потребует найти и наказать преступников!

Она и так уже ропщет, общественность эта чертова, столько громких убийств — и ни одного пойманного преступника. Вчера вечером в городской телевизионной программе народ на улицах спрашивали — почти все признают работу милиции из рук вон плохой и советуют Агеевой поскорее избавиться от… Как его только не называли!

И в такой ситуации — отпустить Истомина?!

А с другой стороны — Лобанкин сказал, что берет под личный контроль ход расследования. Выходит, не доверяет… Оно и понятно, если допустить, что дочка с Истоминым встречалась.

Заколдованный круг!

Чупров выглянул в окно, усмехнулся. Ночью выпал снег, город посветлел, стал чище, красивее. Природа и та понимает, как тревожно и сумрачно в душах людей, старается хоть немного улучшить их настроение! А сами люди?..

В дверь позвонили. Чупров посмотрел на часы — ровно десять. Водитель его служебной машины, как всегда, точен. Сегодня мог бы и опоздать, начальник даже не упрекнул бы за это, не хотелось ехать на службу.

Вовремя приехал… Откуда водителю знать, когда начальник рвется в свое кресло, а когда смотреть на него не может?

Лишь устроившись на переднем сиденье, Чупров понял, куда он сейчас отправится. К Вашурину. Все нити ведут к этому прохвосту, хорошо бы понять, что он сейчас чувствует, на что надеется. Может, дрогнет, когда узнает, что Истомин арестован? Засуетится, почувствовав, что хвост прищемили?

И с Катей можно будет увидеться хотя бы мельком, а если выпадет случай, попросить, чтобы позвонила.

Вашурин не сразу открыл, долго разглядывал Чупрова в дверной «глазок», потом хриплым голосом спросил:

— Чего тебе надо, Дима? Я еще сплю, можно сказать.

— Тебя и надо, — усмехнулся Чупров, поняв, что Вашурин нервничает. Хотелось добавить, что именно надо, но сдержал себя. Еще скажет.

За дверью послышался какой-то шорох, Чупров грохнул в нее носком ботинка, пусть знает, что пришел не для задушевного разговора!

— Ты что, черным подполковником себя возомнил? — зло спросил Вашурин, осторожно приоткрывая дверь. — Может, и ордер на обыск покажешь или санкцию прокурора? А то ведь могу и не пустить тебя в квартиру, имею, так сказать, полное право.

— Имеешь, имеешь, — голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Чупров. — Только не советую тебе выпендриваться, Володя. Как себя чувствуешь, уже депутат, да? Опять в Москве, в Думе?

Чупров говорил наугад, но чувствовал, что попадает в самое уязвимое место хозяина. Вашурин поправил узел пояса длинного махрового халата, метнул в подполковника хмурый взгляд.

— Лера прислала? Совсем задушить меня хочет? Видать, не очень-то уверена в себе, мэрша наша, — процедил он сквозь зубы.

— Лера тут ни при чем. Сам знаешь, что в городе творится.

— Знаю, радио слушаю, телевизор смотрю.

— И тебя, кандидата в депутаты от Прикубанска, совершенно не беспокоит это?

— Разумеется, беспокоит. Но, если ты помнишь, именно об этом я говорил на встрече с общественностью города. Предупреждал, что местная администрация связана круговой порукой с криминальными структурами, и милиция здесь никудышная. — Вашурин с вызовом посмотрел на Чупрова.

— Когда с трибуны упал от собственной смелости?

В комнате справа от Чупрова за закрытой дверью послышался громкий шорох. Лицо Вашурина побледнело.

— Кого ты там прячешь? — спросил Чупров.

— А кого можно прятать в спальне? — пробормотал Вашурин.

— Катю, что ли? Боишься, ненароком выдаст твои секреты?

Вашурин усмехнулся, посмотрел на подполковника смелее.

— Утром она не выходит к гостям, тем более незваным. Надеюсь, такое объяснение тебя устроит?

— Устроит, устроит, — мрачно сказал Чупров. — Ну тогда проводи меня в кабинет, поговорить надо.

— Кто с разговором к нам придет, от разговора и погибнет, — совсем осмелел Вашурин. — Проходи, Дима.

Чупров по-хозяйски уселся в кресло, закинул ногу на ногу, сказал как бы между прочим:

— Истомина знаешь?

— Кто это?

— Журналист с телевидения.

— A-а, вон в чем дело. Может, и видел по телевизору, не помню.

— А он тебя знает, — многозначительно сказал Чупров, пристально глядя на Вашурина.

— Наверное, Паша проболтался, — махнул рукой Вашурин. — Ну и дурак. Его кассета все равно не понадобилась.

— Какая кассета? — нахмурился Чупров.

— Ну та, где Лера сжигает книги. Должен помнить это мистическое действо, присутствовал на нем. Честно тебе признаюсь, Дима, выпросил я кассету у Осетрова, думал, как-нибудь использовать, прищучить Леру, показать народу, какая она фанатичка, на что способна.

— Можно мне взять ее, посмотреть?

— Бери, — великодушно разрешил Вашурин. Он вытащил из ящика стола видеокассету, протянул Чупрову. — Потом отдашь Осетрову, скажешь спасибо от моего имени. Лера теперь и так сошла с дистанции, без кассеты. Упрямая, стерва, но обстоятельства не на ее стороне. Пусть обижается теперь на себя.

Чупров торопливо сунул кассету в «дипломат» и на время забыл даже об Истомине.

— Почему ты так считаешь?

— Тебе, Дима, как давнему знакомому, скажу, — заговорщицки подмигнул Вашурин. — Стригунова-то убил Боря Агеев, На пистолете его отпечатки, верно? Ты напрасно скрываешь эти факты от общественности. Думаешь, если Лера приказала замалчивать преступление мужа, никто об этом не знает?

— Да нет, почему же… Кто-то, выходит, знает. Например, ты, Володя. Да только просчитался, дорогой! — Чупров засмеялся в лицо Вашурину. — Вот ты и выдал себя! Ну надо же! Я и не рассчитывал так быстро расколоть тебя!

— Что значит — расколоть? — нахмурился Вашурин. — Борис Агеев убил Стригунова, мне это точно известно. И ее политической карьере — крышка. Хоть он и застрелился после этого, жена убийцы, вдохновитель его злодеяния, обречена. Ты не меня раскалывай, Дима, о себе подумай. Я пока молчу, но после похорон об этом заговорит весь город, не сомневайся!

— Провалился твой замечательный план! — смеялся Чупров. — С треском провалился!

— Не может быть, — в голосе Вашурина почувствовалась неуверенность.

— Собирайся, — Чупров встал. — Хоть ты и кандидат, а ничего не поделаешь, придется арестовать тебя. Скажи Кате, пусть бельишко соберет.

— На каком основании?

— Боря Агеев провел тебя, Вашурин! — с презрением сказал подполковник. — Погиб, но тебя и твою шайку обманул. Он застрелился на полтора часа раньше, чем был убит Стригунов. А результаты дактилоскопической экспертизы знали только я, Бугаев и сам эксперт. Мы специально ждали, кто же закричит о виновности Бориса! Теперь, сука, я из тебя выбью показания! Кто шантажировал Бориса — в твоих интересах, понятное дело, — кто вложил в его руку пистолет, кстати, его четкие отпечатки лишь на стволе, тебе это не кажется странным? И наконец, кто убил Стригунова. Ты у меня вспомнишь Истомина, Лебеду и всех остальных!

— Не имеешь права! — взвизгнул Вашурин. — То, что я знаю об отпечатках, ни о чем не говорит! Мне могли сказать об этом твои же люди!

— Вот и назовешь тех, кто сказал. Стратег! Убить Стригунова, а вину свалить на мужа Агеевой! Дурак ты, Володя.

— Не дурней тебя! — огрызнулся Вашурин.

— Собирайся! — Чупров грохнул кулаком по столу. — Ты еще плохо меня знаешь, подлец!

— Это ты себя плохо знаешь, — Вашурин трясущимися руками выдвинул верхний ящик стола, вытащил видеокассету. — Посмотри, может, кое-что вспомнишь. Только не волнуйся и не пытайся отнять эту кассету — копия. А оригинал в надежный руках, в Москве. И если ты дернешься, тебя с грязью смешают, подполковник!

Он включил телевизор, видеомагнитофон, отскочил в сторону. Чупров снисходительно усмехнулся: ну-ну, попробуй-ка меня удивить!

Не прошло и минуты, как он действительно удивился. На экране возникло видение, которое не давало подполковнику покоя последние дни, только это был вид со стороны, потому что там был и он со спущенными штанами…

Вашурин злорадно усмехнулся, мол, что ты теперь скажешь, суровый блюститель порядка? Поверит ли кто-то твоим обвинениям после этой сцены?

Чупров не выдержал, ринулся к хозяину квартиры и мощным ударом отправил его в глубокий нокаут.

— Сволочуга! — брызгая слюной, орал подполковник. — Жену не пожалел, тварь! Давить таких надо!

Одной рукой он сграбастал отвороты халата, приподнял Вашурина, а кулак другой всадил в ненавистную морду. Вашурин не сопротивлялся, он вообще не подавал признаков жизни, заливая ковер кровью из разбитого носа.

Чупров отбросил от себя кандидата, сделал несколько глубоких вдохов, присел в кресло. Нужно было успокоиться, продумать ситуацию. Конечно, если эту сцену увидят… Поймал, сволочь, как поймал, а! Понятно, почему Катя не звонила, почему она из спальни не выходит!

Вашурин замотал головой, приподнялся на локте, растирая ладонью кровь по лицу.

— Это копия, Дима, — пробормотал он, поморщился, сплюнул на ковер выбитые зубы. — Как договариваться будем?

— Уезжай в Москву. Сейчас, немедленно. На выборах тебе все равно ни хрена не светит, — мрачно отрезал Чупров. — У тебя кассета, у меня показания свидетелей и уголовное дело. Будем считать, что мы квиты. Я твою жену трахнул. — Чупров внимательно посмотрел на Вашурина — каково ему слышать такое? Как с гуся вода! Вот сука! — А ты об этом хочешь на весь мир растрезвонить. Такие дела никому не нужны. Потому и вали на хрен отсюда!

— Правильно рассуждаешь, — кивнул Вашурин. Он на четвереньках дополз до кресла, с трудом забрался на него. — Теперь — не светит. Сегодня в полдень поезд… я уезжаю. Но и ты не забывай…

— Не забуду, — с ненавистью сказал Чупров. — Но если ты не уедешь, я тебя раздавлю, сука!..

Пошатываясь, Вашурин направился в ванную, открыл холодную воду, сунул голову под кран. Дверь спальни медленно приоткрылась, и оттуда выскользнул Лебеда. Огляделся, прошел в кабинет, осторожно отодвинул в сторону тяжелую бархатную штору. Подполковник Чупров как раз в это мгновенье садился в свою «волгу». Лебеда увидел, как он взял в руки трубку телефона.

— Владимир Александрович! — крикнул Лебеда, врываясь в ванную. — Начальник-то оперов вызывает! Что делать будем?

— Я поеду в Москву. — Вашурин, морщась от боли, промокал полотенцем лицо. — А ты — не знаю. Все провалилось. Хорошо, что он сам заглянул ко мне до того, как мы крик подняли. Было бы дело!

— Лихо он вас, — ухмыльнулся Лебеда. — В Москве никто не узнает. Я чуть было не выскочил, когда понял, что начальник осерчал. Был бы простой опер, пришил бы, суку.

— Хорошо, что не выскочил. Агеев-то застрелился на полтора часа раньше, чем убили Стригунова! Ты не знал об этом, кретин?

— Да откуда? Вот сучий потрох!

— Я тоже припер Чупрова к стенке, деваться некуда, согласился не возникать, если я уеду. В одиннадцать пятьдесят две поезд, надо собираться. Выборы закончены. Ничего, я с этой железной бабой в Москве рассчитаюсь. Она еще пожалеет, что стала депутатом. Пожалеет, стерва!

— А я? Владимир Александрович, вы что, бросаете меня здесь, на съедение этим волкам?

— Уходи.

— Куда? Они обложили все мои хаты. Всех корешей взяли, суки! Да и потом, в Москве я вам нужен буду.

— Теперь у меня сила не та, парень. Да и заботы будут другие. Правила такие, что раз проиграл, будь добр, отчитайся за партийные деньги, остаток верни в кассу. За каждый цент придется отчитываться… Как будто я чеки требовал, когда нужных людей подмазывал, поил-кормил, презенты делал! Работу помощников оплачивал!

— Ну так я помогу. Деньги — не проблема. Дам, сколько нужно будет, если вытащите меня отсюда. Прямо с вами и уеду.

— Каким, интересно, образом? Если тебя увидят рядом со мной, обоим конец, тут уж никакая кассета не спасет.

— А начальник звонил из машины, видать, притащатся проверять, как вы уезжать будете. И на вокзале все ходы-выходы перекрыты, мои фотки у каждого стрелочника там, — ухмыльнулся Лебеда.

— Ну и чего ты ржешь? — Вашурин с недоумением уставился на него. — Как думаешь хотя бы уйти отсюда? Не только на вокзале, во всем городе люди знают тебя.

— Вот и отлично. У вас в спальне я видел здоровенный чемодан. Он мягкий, я запросто помещусь, только надо сделать дырки, чтоб дышать можно было. А по бокам книги положим, с понтом произведения

Маркса и Энгельса, которые не успела сжечь железная баба, спасаете. Менты приедут смотреть, как вы уезжаете, чемоданы проверять не станут. Им же главное, чтоб вы в натуре укатили.

— А я тебя тащить буду, да?

— Зачем? Есть же у нас носильщики, теперь не то, что раньше. Бабки плати и можешь приказывать нести куда угодно, ждать поезда, втаскивать багаж в купе. У меня с собой штука зелеными, отдайте сотню мужикам, они вам и ручку поцелуют в придачу.

Вашурин потрогал пальцами разбитое лицо, напряженно думая, стоит ли решаться на эту авантюру. С одной стороны, Лебеда со своими немалыми деньгами в Москве будет полностью от него зависеть, а с другой…

— Так и будешь до самой Москвы в чемодане сидеть?

— Закажите два места в СВ — и дело сделано. Проводникам скажете, что устали, а я залезу в багажный отсек, прикроюсь чемоданом — и полный атас!

— Еще нужно постоянно узнавать, не опаздывает ли поезд, чтобы не торчать на вокзале, а приехать впритык.

— Я ваш должник, Владимир Александрович.

Лейтенант Васьков демонстративно стоял метрах в десяти от подъезда, наблюдая за тем, как грузчики вытаскивают чемоданы Вашурина, грузят их в «рафик». Напарник Васькова, старшина Кискин сидел в машине, стоящей рядом.

Чемоданов было четыре: два средних, третий небольшой, а четвертый — громадный, с раздутыми боками. Его несли, тяжело отдуваясь, два грузчика.

— Интересно, что у него в этом здоровенном чемодане? — сказал Васьков, наклоняясь к открытому окошку машины.

— Расчлененный труп жены, — хохотнул Кискин.

Из подъезда выбежал Вашурин, быстро забрался в «рафик». Но Васьков успел заметить, как изменилось его лицо по сравнению с тем, что смотрело на прикубанцев с предвыборных плакатов.

— Начальник неплохо поработал кулаками, — Васьков снова наклонился к окошку «жигуленка». — Может еще.

Грузчики забрались в машину, и «рафик» тронулся с места. Васьков сел рядом с Кискиным, усмехнулся, развел руками:

— Все! Задание выполнено.

— Не будем вести до поезда?

— Ты думаешь, он вернется? Запомни, старшина, с такими чемоданами не возвращаются.

— А жены-то с ним нету, — сказал Кискин.

— Так она ж в чемодане! — засмеялся лейтенант. — А если дома осталась, у начальника настроение малость поднимется. Поехали, расскажем.

Подчиненные всегда знают о начальниках больше, чем те предполагают.