Владимир Маяковский

Трагедия (1913)

Обращаясь к толпе, В. Маяковский пытается объяснить, почему он несет свою душу на блюде к обеду идущих лет. Стекая ненужной слезою с небритой щеки площадей, он чувствует себя последним поэтом. Он готов открыть людям их новые души — словами простыми, как мычание.

В. Маяковский участвует в уличном празднике нищих. Ему приносят еду: железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки желтого бархата. Поэт просит заштопать ему душу и собирается танцевать перед собравшимися. На него смотрят Человек без уха, Человек без головы и другие. Тысячелетний старик с кошками призывает собравшихся гладить сухих и черных кошек, чтобы влить электрические вспышки в провода и расшевелить мир. Старик считает вещи врагами людей и спорит с человеком с растянутым липом, который считает, что у вещей другая душа и их надо любить. Включившийся в разговор В. Маяковский говорит, что все люди — лишь бубенцы на колпаке у Бога.

Обыкновенный молодой человек пытается предостеречь собравшихся от необдуманных действий. Он рассказывает о множестве полезных занятий: сам он придумал машинку для рубки котлет, а его знакомый двадцать пять лет работает над капканом для ловли блох.

Чувствуя нарастающую тревогу, обыкновенный молодой человек умоляет людей не лить кровь.

Но тысячи ног ударяют в натянутое брюхо площади. Собравшиеся хотят установить памятник красному мясу на черном граните греха и порока, но вскоре забывают о своем намерении. Человек без глаза и ноги кричит о том, что старуха-время родила огромный криворотый мятеж и все вещи кинулись скидывать лохмотья изношенных имен.

Толпа объявляет В. Маяковского своим князем. Женщины с узлами кланяются ему. Они приносят поэту свои слезки, слезы и слезищи, предлагая использовать их как красивые пряжки для туфель.

Большому и грязному человеку подарили два поцелуя. Он не знал, что с ними делать, — их нельзя было использовать вместо калош, и человек бросил ненужные поцелуи. И вдруг они ожили, стали расти, беситься. Человек повесился. И пока он висел, фабрики мясистыми рычагами шлепающих губ стали миллионами выделывать поцелуи. Поцелуи бегут к поэту, каждый из них приносит по слезе.

В. Маяковский пытается объяснить толпе, как тяжело ему жить с болью. Но толпа требует, чтобы он отнес гору собранных слез своему Богу. Наконец поэт обещает бросить эти слезы темному Богу гроз у истока звериных вер. Он чувствует себя блаженненьким, который дал мыслям нечеловеческий простор. Иногда ему кажется, что он петух голландский или король псковский. А иногда ему больше всего нравится собственная фамилия — Владимир Маяковский.

Т. А. Сотникова

 

Облако в штанах

Тетраптих

Поэма (1914–1915)

Поэт — красивый, двадцатидвухлетний — дразнит обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку — так, чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах!

Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая, Мария, обещала прийти к нему. Ожидая ее, поэт плавит лбом стекло окошечное, душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария — резкая, как «нате!», — и сообщает, что выходит замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре.

Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело они пишутся, как долго — прежде чем начнет петься — барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики умерших слов. Только два слова живут, жирея, — «сволочь» и «борщ». И другие поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню, любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи — студенты, проститутки, подрядчики, — для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя.

Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать красный, как марсельеза, закат.

Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее: зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери — это он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь будут крестить детей.

Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ своей Марии и просит ее тела, как просят христиане — «хлеб наш насущный даждь нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь ее тело, как инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком.

Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо.

Т. А. Сотникова

 

Человек

Поэма (1916–1917)

На голове Маяковского ладонь солнца — священнослужителя мира, отпустителя всех грехов. Земля говорит ему: «Ныне отпущаеши!»

Пусть глупые историки, науськанные современниками, пишут, что поэт жил скучной и неинтересной жизнью. Пусть он знает, что так и будет пить свой утренний кофе в Летнем саду. День его сошествия в мир был абсолютно как все, никаких знаков не горело в небе его Вифлеема. Но как же он может не воспевать себя, если чувствует себя сплошной невидалью, а каждое свое движение — необъяснимым чудом? Его драгоценнейший ум может выдумать новое двуногое или трехногое животное. Чтобы он мог превращать зиму в лето, а воду в вино, под шерстью жилета у него бьется необычайнейший комок.

С его помощью могут совершать чудеса все люди — прачки, булочники, сапожники. И чтобы увидеть Маяковского, это небывалое чудо двадцатого века, паломники оставляют гроб Господень и древнюю Мекку. Банкиры, вельможи и дожи перестают понимать: зачем они нагребли дорогие деньги, если сердце — это все? Им ненавистен поэт. В руки, которыми он хвалился, они дают ружье; язык его оплеван сплетнями. Он вынужден влачить дневное иго, загнанный в земной загон. На его мозгах «Закон», на сердце цепь — «Религия», к ногам приковано ядро земного шара. Поэт теперь навек заключен в бессмысленную повесть.

А посредине золотоворота денег живет Повелитель Всего — неодолимый враг Маяковского. Он одет в франтовские штаны, Его пузо похоже на глобус. Когда кругом гибнут, Он читает роман Локка со счастливым концом, для Него Фидий ваяет из мрамора пышных баб, а Бог — Его проворный повар — готовит мясо фазаново. Его не трогают ни революции, ни смена погонщиков человечьего табуна. К Нему всегда идут толпы людей, к Его руке склоняется самая прекрасная женщина, называя Его волосатые пальцы именами стихов Маяковского.

Видя это, Маяковский приходит к аптекарю за лекарством от ревности и тоски. Тот предлагает ему яд, но поэт знает о своем бессмертии. Происходит вознесение Маяковского в небо. Но хваленое небо кажется ему вблизи всего лишь зализанной гладью. На небесной тверди звучит музыка Верди, важно живут ангелы. Постепенно Маяковский вживается в небесный быт, встречает новых пришельцев, среди которых его приятель Абрам Васильевич. Он показывает вновь прибывшим величественную бутафорию миров. Все здесь находится в страшном порядке, в покое, в чине.

Но через много веков небесной жизни сердце начинает шуметь в поэте. Возникает тоска, ему мерещится какой-то земной облик. Маяковский сверху вглядывается в землю. Рядом с собою он видит старого отца, который вглядывается в очертания Кавказа. Скука охватывает Маяковского! Показывая мирам номера невероятной скорости, он несется на землю.

На земле Маяковского принимают за красильщика, упавшего с крыши. За века, проведенные поэтом на небе, здесь ничего не изменилось. По скату экватора из Чикаг сквозь Тамбовы катятся рубли, утрамбовывая горы, моря, мостовые. Всем руководит тот же враг поэта — то в виде идеи, то похожий на черта, то сияющий Богом за облаком. Маяковский готовится отомстить Ему.

Он стоит над Невой, глядя на бессмысленный город, и вдруг видит любимую, которая лучами идет над домом. Только тогда Маяковский начинает узнавать улицы, дома и все свои земные мучения. Он приветствует возвращение своего любовного сумасшествия! От случайного прохожего он узнает, что улица, где живет любимая, теперь называется именем Маяковского, который тысячи лет назад застрелился под ее окном.

Поэт смотрит в окно на спящую любимую — такую же юную, как тысячи лет назад. Но тут луна становится лысиной его давнего врага; наступает утро. Та, кого поэт принял за любимую, оказывается чужой женщиной, супругой инженера Николаева. Швейцар рассказывает поэту, что возлюбленная Маяковского, согласно старой легенде, выбросилась на тело поэта из окна.

Маяковский стоит на несгорающем костре немыслимой любви и не знает, к какому небу теперь обратиться. Мир под ним затягивает: «Со святыми упокой!»

Т. А. Сотникова

 

Про это

Поэма (1922–1923)

Тема, о которой хочет говорить поэт, перепета много раз. Он и сам кружил в ней поэтической белкой и хочет кружиться опять. Эта тема может даже калеку подтолкнуть к бумаге, и песня его будет строчками рябить в солнце. В этой теме скрыта истина и красота. Эта тема готовится к прыжку в тайниках инстинктов. Заявившись к поэту, эта тема грозой раскидывает людей и дела. Ножом к горлу подступает эта тема, имя которой — любовь!

Поэт рассказывает о себе и любимой в балладе, и лад баллад молодеет, потому что слова поэта болят. «Она» живет в своем доме в Водопьянном переулке, «он» сидит в своем доме у телефона. Невозможность встретиться становится для него тюрьмой. Он звонит любимой, и его звонок пулей летит по проводам, вызывая землетрясение на Мясницкой, у почтамта. Спокойная секундантша-кухарка поднимает трубку и не торопясь идет звать любимую поэта. Весь мир куда-то отодвинут, лишь трубкой целит в него неизвестное. Между ним и любимой, разделенными Мясницкой, лежит вселенная, через которую тонюсенькой ниточкой тянется кабель. Поэт чувствует себя не почтенным сотрудником «Известий», которому летом предстоит ехать в Париж, а медведем на своей подушке-льдине. И если медведи плачут, то именно так, как он.

Поэт вспоминает себя — такого, каким он был семь лет назад, когда была написана поэма «Человек». С тех пор ему не суждено петушком пролезть в быт, в семейное счастье: канатами собственных строк он привязан к мосту над рекой и ждет помощи. Он бежит по ночной Москве — по Петровскому парку, Ходынке, Тверской, Садовой, Пресне. На Пресне, в семейной норке, его ждут родные. Они рады его появлению на Рождество, но удивляются, когда поэт зовет их куда-то за 600 верст, где они должны спасать кого-то, стоящего над рекой на мосту. Они никого не хотят спасать, и поэт понимает, что родные заменяют любовь чаем и штопкой носков. Ему не нужна их цыплячья любовь.

Сквозь пресненские миражи поэт идет с подарками под мышками. Он оказывается в мещанском доме Феклы Давидовны. Здесь ангелочки розовеют от иконного глянца, Иисус любезно кланяется, приподняв тернистый венок, и даже Маркс, впряженный в алую рамку, тащит обывательства лямку. Поэт пытается объяснить обывателям, что пишет для них, а не из-за личной блажи. Они, улыбаясь, слушают именитого скомороха и едят, гремя челюстью о челюсть. Им тоже безразличен какой-то человек, привязанный к мосту над рекой и ожидающий помощи. Слова поэта проходят сквозь обывателей.

Москва напоминает картину Беклина «Остров мертвых». Оказавшись в квартире друзей, поэт слушает, как они со смехом болтают о нем, не переставая танцевать тустеп. Стоя у стенки, он думает об одном: только бы не услышать здесь голос любимой. Ей он не изменил ни в одном своем стихотворении, ее он обходит в проклятиях, которыми громит обыденщины жуть. Ему кажется, что только любимая может спасти его — человека, стоящего на мосту. Но потом поэт понимает: семь лет он стоит на мосту искупителем земной любви, чтобы за всех расплатиться и за всех расплакаться, и если надо, должен стоять и двести лет, не ожидая спасения.

Он видит себя, стоящего над горой Машук. Внизу — толпа обывателей, для которых поэт — не стих и душа, а столетний враг. В него стреляют со всех винтовок, со всех батарей, с каждого маузера и браунинга. На Кремле красным флажком сияют поэтовы клочья.

Он ненавидит все, что вбито в людей ушедшим рабьим, что оседало и осело бытом даже в краснофлагом строе. Но он всей сердечной верою верует в жизнь, в сей мир. Он видит будущую мастерскую человечьих воскрешений и верит, что именно его, не дожившего и не долюбившего свое, захотят воскресить люди будущего. Может быть, его любимая тоже будет воскрешена, и они наверстают недолюбленное звездностью бесчисленных ночей. Он просит о воскрешении хотя бы за то, что был поэтом и ждал любимую, откинув будничную чушь. Он хочет дожить свое в той жизни, где любовь — не служанка замужеств, похоти и хлебов, где любовь идет всей вселенной. Он хочет жить в той жизни, где отцом его будет по крайней мере мир, а матерью — по крайней мере земля.

Т. А. Сотникова

 

Клоп

Феерическая комедия (1929)

Действие пьесы происходит в Тамбове: первых трех картин — в 1929 г., остальных шести картин — в 1979 г.

Бывший рабочий, бывший партиец Иван Присыпкин, переименовавший себя для благозвучия в Пьера Скрипкина, собирается жениться на Эльзевире Давидовне Ренессанс — парикмахерской дочери, кассирше парикмахерской и маникюрше. С будущей тещей Розалией Павловной, которой «нужен в доме профессиональный билет», Пьер Скрипкин разгуливает по площади перед огромным универмагом, закупая у лотошников все, по его мнению, необходимое для будущей семейной жизни: игрушку «танцующие люди из балетных студий», бюстгальтер, принятый им за чепчик для возможной будущей двойни, и т. д. Олег Баян (бывший Бочкин) за пятнадцать рублей и бутылку водки берется организовать Присыпкину настоящее красное трудовое бракосочетание — классовое, возвышенное, изящное и упоительное торжество. Их разговор о будущей свадьбе слышит Зоя Березкина, работница, бывшая возлюбленная Присыпкина. В ответ на недоуменные вопросы Зои Присыпкин объясняет, что он любит другую. Зоя плачет.

Обитатели молодежного рабочего общежития обсуждают женитьбу Присыпкина на парикмахерской дочке и смену им фамилии. Многие его осуждают, но некоторые его понимают — сейчас же не 1919 г., людям для себя пожить хочется. Баян обучает Присыпкина хорошим манерам: как танцевать фокстрот («не шевелите нижним бюстом»), как незаметно почесаться во время танца, — а также дает ему другие полезные советы: не надевайте двух галстуков одновременно, не носите навыпуск крахмальную рубаху и т. д. Внезапно раздается звук выстрела — это застрелилась Зоя Березкина.

На свадьбе Пьера Скрипкина и Эльзевиры Ренессанс Олег Баян произносит торжественную речь, затем играет на рояле, все поют и пьют. Шафер, защищая достоинство новобрачной, затевает ссору за ссорой, завязывается драка, опрокидывается печь, возникает пожар. Прибывшие пожарные недосчитываются одного человека, остальные все погибают в огне.

Спустя пятьдесят лет на глубине семи метров бригада, роющая траншею для фундамента, обнаруживает засыпанную землей замороженную человеческую фигуру. Институт человеческих воскрешений сообщает, что на руках индивидуума обнаружены мозоли, являвшиеся в прошлом признаком трудящихся. Проводится голосование среди всех районов федерации земли, большинством голосов принимается решение: во имя исследования трудовых навыков рабочего человечества индивидуума воскресить. Этим индивидуумом оказывается Присыпкин. Вся мировая пресса с восторгом сообщает о его предстоящем воскрешении. Новость передают корреспонденты «Чукотских известий», «Варшавской комсомольской правды», «Известий чикагского совета», «Римской красной газеты», «Шанхайской бедноты» и других газет. Размораживание проводит профессор, которому ассистирует Зоя Березкина, чья попытка самоубийства пятьдесят лет назад не удалась. Присыпкин просыпается, с его воротника на стену переползает размороженный вместе с ним клоп. Обнаружив, что он попал в 1979 г., Присыпкин падает в обморок.

Репортер рассказывает слушателям о том, что в целях облегчения Присыпкину переходного периода врачами было предписано поить его пивом («смесью, отравляющей в огромных дозах и отвратительной в малых»), и теперь пятьсот двадцать рабочих медицинской лаборатории, хлебнувших этого зелья, лежат в больницах. Среди тех, кто наслушался романсов Присыпкина, исполняемых им под гитару, распространяется эпидемия «влюбленности»: они танцуют, бормочут стихи, вздыхают и проч. В это время толпа во главе с директором зоологического сада ловит убежавшего клопа — редчайший экземпляр вымершего и популярнейшего в начале столетия насекомого.

Под наблюдением врача в чистой комнате на чистейшей кровати лежит грязнейший Присыпкин. Он просит опохмелиться и требует «заморозить его обратно». Зоя Березкина приносит по его просьбе несколько книг, но он не находит себе ничего «для души»: книги теперь только научные и документальные.

Посреди зоологического сада на пьедестале задрапированная клетка, окруженная музыкантами и толпой зрителей. Прибывают иностранные корреспонденты, древние старики и старухи, с песней подходит колонна детей. Директор зоосада в своей речи мягко упрекает профессора, разморозившего Присыпкина, в том, что он, руководствуясь внешними признаками, ошибочно отнес его к «гомо сапиенс» и к его высшему виду — к классу рабочих. На самом же деле размороженное млекопитающее — человекообразный симулянт с почти человеческой внешностью, откликнувшийся на данное директором зоосада объявление: «Исходя из принципов зоосада, ищу живое человечье тело для постоянных обкусываний и для содержания и развития свежеприобретенного насекомого в привычных ему, нормальных условиях». Теперь они помешены в одну клетку — «клопус нормалис» и «обывателиус вульгарно. Присыпкин в клетке напевает. Директор, надев перчатки и вооружившись пистолетами, выводит Присыпкина на трибуну. Тот вдруг видит зрителей, сидящих в зале, и кричит: «Граждане! Братцы! Свои! Родные! Когда ж вас всех разморозили? Чего ж я один в клетке? За что ж я страдаю?» Присыпкина уводят, клетку задергивают.

Н. В. Соболева

 

Баня

Драма в 6 действиях с цирком и фейерверком (1930)

Действие пьесы происходит в СССР в 1930 г. Изобретатель Чудаков собирается включить сконструированную им машину времени. Он объясняет своему приятелю Велосипедкину всю важность этого изобретения: можно остановить секунду счастья и наслаждаться месяц, можно «взвихрить растянутые тягучие годы горя». Велосипедкин предлагает с помощью машины времени сокращать скучные доклады и выращивать кур в инкубаторах. Чудаков обижен практицизмом Велосипедкина. Появляется англичанин Понт Кич, интересующийся изобретением Чудакова, в сопровождении переводчицы Мезальянсовой. Чудаков простодушно объясняет ему устройство машины, Понт Кич записывает что-то в блокнот, затем предлагает изобретателю деньги. Велосипедкин заявляет, что деньги есть, выпроваживает гостя, незаметно вытаскивая у него из кармана блокнот, а недоумевающему Чудакову объясняет, что денег нет, но он их раздобудет во что бы то ни стало. Чудаков включает машину, раздается взрыв. Чудаков выхватывает письмо, написанное «пятьдесят лет тому вперед». В письме сообщается, что завтра к ним прибудет посланец из будущего.

Чудаков и Велосипедкин добиваются приема у Победоносикова — главного начальника по управлению согласованием (главначпупса), стремясь получить деньги на продолжение опыта. Однако секретарь Победоносикова Оптимистенко не пускает их к начальству, предъявляя им готовую резолюцию — отказать. Сам же Победоносиков в это время диктует машинистке речь по случаю открытия новой трамвайной линии; прерванный телефонным звонком, продолжает диктовать фрагмент о «медведице пера» Льве Толстом, прерванный вторично, диктует фразу об «Александре Семеныче Пушкине, непревзойденном авторе как оперы Евгений Онегин, так и пьесы того же названия». К Победоносикову приходит художник Бельведонский, которому он поручил подобрать мебель. Бельведонский, объяснив Победоносикову, что «стили бывают разных Луев», предлагает ему выбрать из трех «Луев». Победоносиков выбирает мебель в стиле Луи XIV, однако советует Бельведонскому «выпрямить ножки, убрать золото и разбросать там и сям советский герб». Затем Бельведонский пишет портрет Победоносикова верхом на лошади.

Победоносиков собирается на отдых, под видом стенографистки прихватив с собой Мезальянсову. Его жена Поля, которую он считает гораздо ниже себя, поднявшегося по «умственной, социальной и квартирной лестнице», хочет ехать с ним, но он ей отказывает.

На площадку перед квартирой Победоносикова Велосипедкин с Чудаковым приносят машину, которая взрывается огнем фейерверка. На ее месте возникает Фосфорическая женщина — делегатка из 2030 г. Она прислана Институтом истории рождения коммунизма, с тем чтобы отобрать лучших представителей этого времени для переброски в коммунистический век. Фосфорическая женщина восхищена увиденным ею при кратком облете страны; она предлагает всем готовиться к переброске в будущее, объясняя, что будущее примет всех, у кого найдется хотя бы одна черта, роднящая его с коллективом коммуны, — радость работать, жажда жертвовать, неутомимость изобретать, выгода отдавать, гордость человечностью. Летящее время сметет и срежет «балласт, отягченный хламом, балласт опустошенных неверием».

Поля рассказывает Фосфорической женщине, что ее муж предпочитает ей других — более образованных и умных. Победоносиков обеспокоен тем, чтобы Поля «не вынесла сор из избы». Фосфорическая женщина разговаривает с машинисткой Ундертон, уволенной Победоносиковым за то, что она красила губы («Кому?» — удивляется Фосфорическая женщина. — «Да себе же!» — отвечает Ундертон. «Если б приходящим за справками красили, тогда б могли сказать — посетители обижаются», — недоумевает гостья из будущего). Победоносиков заявляет Фосфорической женщине, что он собирается отправиться в будущее исключительно по просьбе коллектива, и предлагает ей предоставить ему в будущем должность, соответствующую его теперешнему положению. Тут же он замечает, что прочие — гораздо менее достойные люди: Велосипедкин курит, Чудаков пьет, Поля — мещанка. «Зато работают», — возражает Фосфорическая женщина.

Идут последние приготовления к отправке в будущее. Фосфорическая женщина отдает распоряжения. Чудаков и Велосипедкин с помощниками их выполняют. Звучит Марш времени с рефреном «Вперед, время! / Время, вперед!»; под его звуки на сцену выходят пассажиры. Победоносиков требует себе нижнее место в купе. Фосфорическая женщина объясняет, что всем придется стоять: машина времени еще не вполне оборудована. Победоносиков возмущен. Появляется рабочий, толкающий вагонетку с вещами Победоносикова и Мезальянсовой. Победоносиков объясняет, что в багаже — циркуляры, литеры, копии, тезисы, выписки и прочие документы, которые ему необходимы в будущем.

Победоносиков начинает торжественную речь, посвященную «изобретению в его аппарате аппарата времени», но Чудаков подкручивает его, и Победоносиков, продолжая жестикулировать, становится неслышным. То же происходит и с Оптимистенко. Наконец Фосфорическая женщина командует: «Раз, два, три!» — раздается бенгальский взрыв, затем — темнота. На сцене — Победоносиков, Оптимистенко, Бельведонский, Мезальянсова, Понт Кич, «скинутые и раскиданные чертовым колесом времени».

Н. В. Соболева