Над морем проступал рассвет.

Свет приходил будто из серой безжизненной воды, поднимался, всплывая на поверхность, и рассеивался в необозримом пространстве неба, легко скользил по недвижным дюнам, цепляясь за стебли сухих трав, грани песчинок, и приводил в трепет всю толщу утреннего воздуха. Свет шел по всем измерениям, проникая всюду и насыщая все.

В этот ранний утренний час со стороны моря возникла белая стрела.

Под ней синела вода. А дальше просматривались нити дорог, первородный берег моря, дюны, их гребни, острые, как стальные лезвия, и даль, смутная словно пепел.

Вот уже уплыли назад береговые скалы. Завершался и этот полет. Летчик оглядел небо впереди, край моря, наполняющийся синевой, ленивые гребни волн. Ничтожный миг внимания тому, что было вне самолета. Как всегда в испытательном полете, восприятие внешнего мира было отключено, вселенная ограничивалась колпаком кабины и давала о себе знать лишь циферблатами и стрелками.

Приближался аэродром. Самолет вышел на радиомаяки, нацелился на полосу… Неожиданность возникла, когда стрела уже проскочила дальний приводной маяк…

Сколько раз летчик опережал мгновение, сколько раз достигал земли на тысячной шанса! И только неровная его седина говорила о том, что случалось с ним в небе.

И пока оставалась эта тысячная шанса, он не мог покинуть кабину. Одна лишь мысль владела его сознанием: только бы посадить стрелу, посадить во что бы то ни стало.