Котлован напоминал широкий колодец. На пятнадцатиметровой глубине от земли тянуло холодом, воздух был влажен и тяжел, а синева неба над головой казалась гуще, из нее исчезла привычная прозрачная дымка. Нам предстояло выстроить со дна до самого верха двойную опалубку и заполнить ее бетоном.

Сварщики варили арматуру. А мы поднимались все выше и выше, приколачивая к стойкам доску за доской.

Постепенно котлован начинал походить на арену для мотогонок по вертикальной стене.

Сверху, у ограждения, время от времени стояли любопытные. Часто слышалось:

— Во дают!

И тут же кто-нибудь говорил:

— Петро-ов!..

Никогда я еще не испытывал такого чувства гордости за то, что было сделано мною, за людей, с которыми работал. Это было ощущение причастности к чему-то настоящему. До сих пор мне казалось, что где-то существуют высота, романтика, жизнь, существуют помимо меня для каких-то иных людей, возможно, более удачливых, а может быть, и более стоящих; что я в стороне от настоящих дел; что большое проходит мимо. А тут с пронзительной ясностью понял, что строю завод, поднимаю его своими руками из земли, из сырой глины, что от моей работы сейчас зависит, уложимся ли мы в срок, сдадим ли вовремя первую очередь завода.

Ровно в двенадцать мы выбирались из котлована и тут же, неподалеку, устраивались обедать.

Однажды, когда я, усталый, грязный, сидел на бревне, ко мне подошла Аня.

— Ну, как новая работа? — спросила она.

— Нормально.

— Не жалеешь, что ушел?

— Хонина жалко…

— Почему никогда не приходишь?

Я вскочил. Мы смотрели прямо в глаза друг другу.

— Ты же сама не хотела со мной разговаривать! Помнишь, когда руки у меня… Ну, на больничном я был…

— Сегодня опять была видна часовня, — неожиданно сказала она.

— И снова белая?

— Белая. Я вчера была там.

— Одна? — Не знаю уж, как это у меня вырвалось. В уголках Аниных губ как будто едва наметилась снисходительная улыбка.

— С Хониным.

«Зачем это она?»

— Ну и что?

— Ничего. Он окурок погасил о ее стену. Вот и все. Вот так ввинтил его. — Она показала, как Хонин ввинтил окурок.

У меня как будто разладилось все внутри, я не находил, что сказать. Растерянно смотрел на поношенные, покрытые пылью Анины туфли и уже не мог поднять на нее глаз.

Она чуть коснулась пальцами моей щеки и ушла.

«Нет, не была она у часовни с Хониным. Это она придумала», — решил я.