— Гражданин! Куда вы с бараном?

(Из разговора у входа в городской парк)

— Я его прогуливаю…

— Барана?!

— А почему бы нет? У соседа вон бегемот…

— Ручной?

— Нет, домашний.

— Поразительно! Как это ему удалось сделать?

История одомашнивания животных до сих пор во многом остается тайной за семью печатями. В самом деле, как человеку удалось приручить горного барана — архара, — животное чрезвычайно дикое и своенравное? Почему наши предки рискнули завязать знакомство со свирепым кабаном вепрем и не обратили внимания на благодушного бегемота? Привели в дом кур и прошли мимо страуса?..

Каждая эпоха определяла человека по-разному — главным образом по тому, чего он успел достичь. Аристотель утверждал, что люди — это общественные животные. Бэкон на заре капиталистической эпохи считал, что человек — это животное, научившееся изготавливать и использовать орудия труда. В наше время эти формулировки кажутся уже недостаточными… Впрочем, оставим для философов споры о современном определении человека. Грядущие поколения будут оценивать если не себя, то, по крайней мере, нас по тому, что мы сделали с окружающим миром, во что мы его превратили.

Что же касается мыслителей «доаристотелевской», то есть доисторической, эпохи, то они, вероятно, определяли человека как «одомашненное животное». И не зря…

Дом не просто крупнейшее изобретение в числе таких, как добыча огня, лук и т. п., обретение дома — это переход человека в новое состояние, прекращение вечных скитаний. В немалой степени этому переходу способствовали прирученные человеком растения и животные. Недаром известный советский ученый академик Н. Марр остроумно заметил относительно процесса одомашнивания собаки: «Собака вывела человека в люди».

И действительно, собака была первым животным, присоединившимся к человеку. Причем добровольно присоединившимся. Совместная жизнь, своего рода симбиоз человека и собаки, началась едва ли не сотни тысячелетий тому назад, более или менее одновременно и независимо во многих местах планеты. За пять тысяч лет до наших дней в Древнем Египте насчитывалось уже не менее 15 различных пород собак, начиная от огромных догов и кончая мопсами. Использовали их довольно разнообразно: для охоты, для приведения в движение водяных колес, в целях служения богу Анубису. В последнем случае собак частенько бальзамировали. Это, впрочем, не мешало подавать их на стол. Мясные породы собак вообще не редкость даже в наше время, особенно в юго-восточных районах Азии. А недавно в США и Западной Европе всерьез обсуждался вопрос о разведении собак на мясо.

Место первоначального одомашнивания кошки можно назвать с несколько большей определенностью. Скорее всего это были южный Египет, Судан и Эфиопия, где и сейчас встречается дикая буланая кошка. Пришла она к человеку значительно позже собаки. Возможно, тоже добровольно; и пришла не столько к человеку, сколько в его дом.

В Древнем Египте кошки были единогласно признаны святыми. Посвящали их богине Баст, после смерти хоронили с посильной роскошью, бальзамировали и устанавливали памятники. Среди развалин древнеегипетского города Бубастиса нашли огромное кладбище кошек. Здесь когда-то установили около миллиона изваяний почтенных мурок!

Вполне вероятно, что культ кошки — явление вовсе не мистического, а практического характера. Египет был очень хлебной страной, а где зерно, там и мыши. Химические или хотя бы механические меры борьбы с этими прожорливыми существами в ту пору были не развиты. Единственным средством борьбы с хвостатыми грабителями была кошка. Не случайно поэтому, что за ее убийство суд фараона приговаривал виновного к смертной казни без права апелляции.

Когда кошка попала в Европу, за ней последовал и окружавший ее ореол святости. Правда, за умерщвление кисок голов здесь уже не отрубали, зато штраф платили изрядный — вола или овцу. Существовал также обычай: привязывали убиенное создание за хвост так, чтобы ее морда едва касалась земли, и провинившийся был обязан засыпать свою жертву зерном до тех пор, пока под ним не скроется кончик хвоста. Цена на кошек была очень высока. В актах наследования XIV века германские феодалы обязательно упоминали и фамильных котов. Так что знаменитый «кот в сапогах» вовсе не был таким уж бедным наследством.

Из числа хищников человек, по-видимому, пытался также приручить гиену. Во всяком случае, на древнеегипетских барельефах попадаются изображения целых свор гиен. Использовали их для охоты или нет — неизвестно (скорее всего — да). А вот что на стол они попадали — это совершенно точно: на одном из барельефов изображена связанная гиена, в пасть которой служитель насильно запихивает жареных гусей. По всей вероятности, у знати того времени блюдо из гиены, откормленной таким способом, считалось особо изысканным.

Не исключено, что египтяне пытались одомашнить также и другого хищника — леопарда. Теперь уже трудно судить, насколько эти попытки были удачны: слишком многое из опыта древних безвозвратно утеряно…

— Позвольте, позвольте! Не пора ли, как говорили предки, вернуться к нашим баранам? Конечно, кошка — существо полезное, в особенности если она не избалована и соглашается без принудительных мер ловить мышей. И тем не менее я считаю древних, о которых вы толкуете, людьми непоследовательными. Кошку сочли возможным обожествить, а почему не сделали этого в отношении того же барана или хотя бы козы?

— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Баран тоже обожествлялся, и не раз. А вот с козой дело, действительно, обстояло несколько иначе…

Старая легенда утверждает: однажды главный дьявол — Сатана, уезжая в очередной трудовой отпуск, поручил своему подчиненному — черту заботы о двух любимых козах. Лишь только Сатана возвратился, черт обратился к нему с челобитной, в коей слезно просил дозволить ему в следующий раз пасти десяток лютых тигров, а не коз.

В известной раннесредневековой сельскохозяйственной энциклопедии — составитель ее Исидор Севильский (род. в 570 г. н. э.) — так определял козла: «Hircus, козел, — животное резвое, в гневе страшное, бодливое и всегда жаждущее любви; глаза его от похоти глядят вкось, откуда он и имя получил (hirqui, по Светонию, значит „уголки глаз“). Природа его до того страстна, что только его кровь растворяет алмаз — камень, который не в силах одолеть ни огонь, ни железо».

Несмотря на чудодейственные свойства крови, ни козла, ни козу так и не обожествили: слишком уж они зловредны. Баран — другое дело. Святилища в его честь воздвигались в Грузии в сравнительно недавние времена. Бога-барана здесь называли Квирия, у изваяния, его резали первых ягнят из весеннего приплода, ползали вокруг него на коленях, часто с крупными, булыжниками на головах. Взамен испрашивали приумножения стад и защиты их от хищников. Впрочем, молебны отличались краткостью: кончались торжества тривиальным шампуром в руках усердного богомольца…

Роды Ovis и Capra объединяют в себе и овец, и коз, хотя трудно подозревать родство между столь несхожими по характеру существами. Дикие овцы населяли когда-то громадные пространства Евразийского материка, они и до сих пор встречаются в отдельных малонаселенных местах — горах, на плоскогорьях и даже в степях. Насчитывается их более 20 географических рас: кипрская, сардино-корсиканская, кавказская, пенджабская, таджикская, афганская, алтайская и многие другие. Друг от друга они отличаются значительно меньше, чем домашние породы. Центрами первичного одомашнивания овец считают северо-восточное Присредиземноморье и Переднюю Азию. Скорее всего одомашниванию здесь подвергались сразу несколько подвидов.

Главный продукт овцеводства — шерсть.

Шерстяная одежда диких овец состоит из «верхней» — толстого слоя грубого кроющего волоса, и «нижней» — тонкого пухового подшерстка. Шерстяные ткани могут быть изготовлены как из шерсти, так и из подшерстка. Однако уже за 5–6 тысяч лет до открытия современных универсальных магазинов горожанки Египта и Вавилона ввели моду на костюмы (возможно, брючные) из тонкой шерсти. Это очень стимулировало развитие тонкосуконной промышленности, а пастухам пришлось незамедлительно приступить к выведению новых пород тонкорунных овец с длинным и очень тонким подшерстком. Ко временам Гомера мода на красивые шерстяные костюмы была настолько велика, что организовалась специальная экспедиция к берегам Кавказа, где будто водились бараны с золотым руном. В конце концов овцы с развитым шерстным покровом сумели обогатить целые страны, в числе которых была и Англия. Открывающий заседания английского парламента спикер, как известно, и до сих пор по традиции восседает на мешке с шерстью. В какой-то степени это заменяет вышеописанный ритуал поклонения богу-барану.

Впрочем, предки наши, по-видимому, никогда не забывали пословицы: «На бога надейся, да сам не плошай». Тысячелетнее общение с рогатыми «братьями меньшими» имело еще один результат — не менее важный, чем упомянутый символ богатства британской короны. Речь идет о существенном изменении нрава животных, воспитании совершенно новых, не характерных для их диких предков особенностей характера. Вспомните хотя бы историю, рассказанную Рабле в его бессмертном «Гаргантюа и Пантагрюэле». Пожелав отомстить скупому купцу, один из его героев, Панург, купил за большую цену самого крупного из всего стада барана и выбросил его за борт (дело происходило в открытом море). Стадо немедленно последовало за вожаком, а купец — за стадом. А ведь между тем дикие бараны вовсе не обладают развитым стадным чувством и живут небольшими группами. За тысячелетия совместной жизни с человеком характер их настолько изменился, что и мать родная не узнает. На больших скотобойнях держат специальных крупных козлов — провокаторов. Профессия их состоит в том, чтобы вести очередное баранье стадо на убой. Получается неплохо. Был только один случай, когда на Ашхабадской бойне козел-провокатор объявил забастовку в предчувствии землетрясения…

Гипертрофированное чувство стадности у овец — своеобразная адаптация (приспособление) животных к тем условиям, которые для них создавал человек. В описанном Рабле случае она отразилась на «психике» стада. В других — адаптация привела к изменениям физическим. Например, длительное существование так называемого отгонного животноводства в пустынных и полупустынных районах связано с необходимостью сезонных перегонов животных на большие расстояния по бесплодным местностям. Поэтому некоторые породы овец «решили» вырастить «про запас» специальные курдюки — жировые образования на месте хвоста. Такое приспособление позволяет овце легко переносить кочевья и жить в таких местах, где дикого муфлона ожидает быстрая и неминуемая смерть. Жирные хвосты у домашних овец — очень модное украшение. Римские писатели неоднократно упоминали о существовании «супермодных» баранов, у которых хвосты приходилось возить на специальных тележках.

Среди домашних животных овцы используются, пожалуй, наиболее всесторонне (конкуренцию им могут составить разве что ламы). Утилизируется буквально все, что может дать овца: мясо, шерсть, шкура, кости, молоко. На овцах только что не возят грузов, хотя известен один древнеегипетский барельеф, изображающий плужную запряжку из баранов.

— Такое использование овец, я думаю, было исключением. Вообще с вашим тезисом об универсальности овечьего стада и его незаменимости согласиться трудно.

— Вы можете назвать более полезное животное?

— Я отдал бы первенство лошади. Хотя, правда, шерсти с нее никакой, но ведь зато на ней можно ездить. А желание легче пожить за счет других существ, вероятно, было присуще нашим предкам издревле…

— В этом вы правы, и поэтому «транспортных» животных они начали приручать раньше «мясных». Но, отдавая первенство лошади, вы ошиблись — первым был осел…

В Древнем Египте ослом пользовались и как рабочим скотом на постройках пирамид, и как личным транспортом фараонов. Последняя обязанность сохранялась за ним до тех пор, пока правители страны не познакомились с лошадью.

Удивительно, до чего непостоянен человек в своих привязанностях! С этого момента и до наших дней осел стал транспортом для бедных, аристократу сесть на осла казалось делом прямо-таки позорным. Средневековый историк Григорий Турский, рассказывая о некоем Иоанне, писал: «Он подчинил себя такому воздержанию, что вместо лошади ездил на осле».

Вероятный район одомашнивания лошади с большим трудом может быть назван районом: он охватывает громадные степные пространства Евразийского материка. Здесь еще в плейстоцене жила дикая лошадь Пржевальского. По свидетельству знаменитого путешественника, существо это ничуть не уступало по свирепости тигру. Сесть на него верхом означало оседлать ураганный ветер, приручить — все равно, что взнуздать носорога. Остается только гадать, как удалось человеку проделать все это. Впрочем, в крови современной домашней лошади течет как азиатская, так и европейская кровь. Вероятный источник ее — тарпан, исчезнувший из южноевропейских степей лишь в XIX веке. В Европе он жил в течение многих десятков тысячелетий и являлся объектом усиленной охоты палеолитического человека.

Одновременно с тарпаном жили здесь и довольно высокорослые, так называемые мосбахские лошади, достигавшие высоты в холке до двух метров, и более низкорослые хазарские, и прочие. В XII веке число их было на Руси столь велико, что «Поучение Владимира Мономаха» утверждает, что сей достойный муж «по Руси ездя имал есмь своима руками конех дикие».

Сомнительно, конечно, чтобы князю удавалось поймать означенных «конех» голыми руками. Тарпаны развивали скорость ничуть не меньшую, чем их азиатские родственники. Однако это их не спасло: уничтожили диких коней в Европе значительно раньше, чем в Азии. Еще в XVI веке путешественник Михаил Литвин писал, что под Киевом диких лошадей такое множество, что на них охотятся из-за одной кожи. В 1838 году тарпаны паслись на Херсонщине целыми косяками, а уже в 1866 последних представителей этого рода поместили в Московский зоопарк. Здесь они ничего не ели и не пили… Зато теперь ученые обладают прекрасно сохранившимися скелетами этих диких лошадей.

В 1969–1971 годах группа советских и американских ученых провела совместные исследования по проблеме происхождения домашней лошади. Их результаты показывают, что наиболее вероятным ее предком был тарпан. У современной лошади и лошади Пржевальского оказались разные наборы хромосом. Если этот вывод подтвердится последующими исследованиями, то надо будет признать, что лошадь была одомашнена в южнорусских степях.

Если лошадь рассталась с вольным образом жизни относительно недавно (конечно, в историческом смысле слова), то на верблюда человек сел значительно раньше. Во всяком случае, имя мифического Заратустры переводится с санскрита как «владелец золотых верблюдов». Да и не мудрено, многие сотни и тысячи лет могущество многих великих государств Востока в буквальном смысле слова зависело все от того же верблюжьего горба — только верблюжьим караванам были доступны бескрайние пустыни, отрезавшие их от остального мира.

Обычно верблюда величают «кораблем пустыни». Между тем арабские народы предпочитают называть морские суда «верблюдами моря». Однако верблюд не только транспорт (хотя это и основное его назначение); это и шерсть, и войлок, и молоко. Лучшие верблюдицы дают его до 3 тысяч литров в год при содержании жира выше 5 процентов. Так что это животное одновременно способно заменить барана, лошадь и корову. Верблюжье мясо, конечно, не отличается хорошим вкусом, но и оно идет в ход. Говорят, что фаршированный верблюд — фирменное блюдо бедуинов. Чтобы приготовить его, берут одного верблюда, начиняют его несколькими баранами, в которых укладывают множество кур, фаршированных… ну и т. д.

При всех прочих достоинствах это животное обходится колючим кустарником и чахлой травой. Столь скудный рацион не мешает ему вырастать до 220 сантиметров (в холке) и легко перетягивать любую лошадь.

Семейство верблюжьих насчитывает несколько видов, между которыми есть и горбатые и безгорбые (ламы). Первых разделяют на одно- и двугорбых (дромедары и бактрианы). Двугорбые разводятся на территории Западного Китая, в Монголии, Бурят-Монголии, Средней Азии и в Калмыкии. Дромедары — коренные жители Северной Африки, Аравии, Ирана и Туркменистана. Во многих районах Азии встречаются оба эти вида вместе, а также значительное количество гибридов между ними.

Наиболее древние свидетельства об использовании верблюдов относятся к критской культуре (около 3200 лет до н. э.). К этому же времени относятся рисунки верблюдов на асуанских скалах Египта. В Европу верблюд попал вместе с войсками восточных варваров, сокрушивших Римскую империю. Вообще люди всегда с охотой использовали это животное в военных целях, так как лошади пугаются верблюдов. Историки считают, что именно верблюжьей кавалерии обязаны победами персидский царь Кир, разбивший в 549 году индийского царя Креса Трона, и даже Петр I, использовавший ее в битве со шведами под Псковом. Впрочем, это вполне возможно: рассвирепевший верблюд чрезвычайно опасен, хотя в обычном состоянии это животное отличается терпеливым и спокойным характером.

Каково будущее верблюдов как транспортного средства пустынных областей земного шара? Автомобилизация этим животным грозит не слишком существенно. Судите сами, большинство пустынь на нашей планете увеличивается в размерах. Сахара, например, ежегодно «подрастает» на несколько километров. Специалисты считают, что причиной является уничтожение растительного покрова стадами животных. Если положение не изменится, то при такой скорости примерно через 10 лет половина территории таких стран, как Судан, Алжир, Тунис, Мали и Марокко, могут превратиться в океан песка. Единственное утешение в том, что это печальное обстоятельство заставляет оптимистично смотреть на будущее верблюдов…

— Но я надеюсь, оно будет не настолько блестящим, что нам придется ездить на службу на верблюдах, а не в автобусе…

— Думаю, этого не случится. В 1963 году в Милане умер некто Дж. Питти. Этот синьор был страстным врагом автотранспорта. Все свое состояние он завещал трем последним миланским извозчикам. Наследники моментально обменяли пролетки на автомашины.

— Ничего удивительного не вижу: в наше время ездить на лошадях — такой же анахронизм, как и пахать на волах.

— А вот это уже вопрос…

Известный английский ученый и писатель-фантаст Артур Кларк в своей книге «Черты будущего» считает наилучшим видом личного транспорта будущего… лошадь (при условии коротких расстояний и хорошей погоды): «Она обладает, так сказать, автоматическим управлением, способна к самовоспроизводству, никогда не выходит из моды, и, кроме того, разве только двухэтажный автобус может сравниться с ней по удобству обозрения ландшафтов… Когда-нибудь мы научимся выводить более разумных домашних животных, а то и вообще совершенно новые породы с более высоким уровнем умственного развития, чем существующие ныне.

Когда это произойдет, местный транспорт в значительной части — по крайней мере в сельских местностях — снова станет не механическим, хотя и не обязательно конным. В дальнейшей перспективе лошадь может оказаться отнюдь не наилучшим выбором. Возможно, жители сельской местности предпочтут что-нибудь вроде небольшого слона, потому что слоны очень ловки… Во всяком случае, такое животное должно быть травоядным, плотоядных слишком дорого кормить, а кроме того, им могут прийтись по вкусу седоки.

Я имею в виду животное достаточно крупное, чтобы оно могло с приличной скоростью перевозить на себе человека, и достаточно сообразительное, чтобы пастись самостоятельно, не причиняя излишних хлопот и не забывая дороги к дому. Оно должно являться к человеку для исполнения своих обязанностей в точно установленное время или по вызову посредством системы радиосигналов и уметь выполнять многие простые поручения само, без непосредственного надзора человека».

Как видите, вопрос, о животном как транспортном средстве еще далеко не так ясен, как представляется. Но этого мало: можно было бы поговорить и о других аспектах использования скота, которые считаются давно отошедшими в прошлое…

Если верить статистике, то доля людей, употребляющих в качестве топлива «коровьи лепешки», значительно превышает ту часть человечества, которая использует для этого природный газ. Точно так же обстоит дело и с механизацией земледелия: единственной «механической» силой, обрабатывающей еще огромные земельные пространства, до сих пор остается сила, заключенная в мускулах крупного рогатого скота…

Во многих местах Индии и по сей день корова считается священной. Существует обычай посвящать этих животных богам и отпускать на волю. «Вольноотпущенники» частенько предпочитают городскую жизнь сельской: бродят по улицам, не соблюдая правил уличного движения, кормятся чем бог пошлет и отдыхают на тротуарах.

Культ крупного рогатого скота очень древний. За многие тысячелетия до наших дней в Египте почитался бог Апис в образе крупного быка. Выборные правила для него содержали 29 обязательных пунктов, главным из которых был черный цвет и белый треугольник на лбу. Жил рогатый бог в Мемфисе в специальном дворце с прекрасным парком в свое удовольствие, пользуясь самым лучшим кормом и гаремом отборных коров. После смерти Аписа и приличествующих случаю оплакиваний его мумифицировали и торжественно хоронили. Единственной его обязанностью было проведение «священной борозды» плугом, которым управлял сам фараон.

Надо полагать, весь этот обычай является своего рода компенсацией со стороны человека всему семейству Bos taurus, уже многие тысячелетия влачащему плуги по полям всех континентов…

Вполне вероятно, что крупный рогатый скот был одомашнен первоначально как рабочий скот. На первых порах для обработки земли человек предпочитал использовать даже не быков, а более покладистых коров. На вкусовые качества и питательность молока также было обращено внимание достаточно давно. А вот что касается использования крупного рогатого скота на бифштексы, то это изобретение более позднее, относящееся уже к тому времени, когда охота на их предков — туров — стала «выходить из моды».

В 1200 году до нашей эры ассирийский царь Тиглатпалассар извещал с великой гордостью: «Диких быков, разрушающих, могучих, убивал он (это о себе), стада их уничтожал он».

Уничтожать, правда, хватило надолго: последняя прародительница нашей скромной Буренушки — турица — скончалась (естественной смертью) в 1627 году в Польше. К этому времени она жила уже не на воле, а в «лесном зверинце», прообразе более поздних заповедников.

За 5–6 тысяч лет до наших дней туры населяли огромные степные пространства восточного полушария. Очень любили изображать их на стенах пещер доисторические живописцы: охота на туров доставляла им мясо и шкуру, из костей делали различные бытовые поделки. Несколько тысячелетий спустя люди решили, что туры — слишком большая опасность для их посевов, и объявили их вне закона.

Предполагается, что вероятная дата одомашнивания азиатской ветки тура — восьмое тысячелетие до нашей эры. Обуздание этого неукротимого животного происходило сразу в нескольких районах Азии. В Африке крупный рогатый скот появился значительно позже. Не исключено, однако, что вторым районом одомашнивания тура были степные пространства Восточной Европы. На Руси, во всяком случае, их было очень много, как об этом свидетельствует былина о Георгии Храбром:

Турьи следы видны у нас и по сей день: это о нем мы вспоминаем, когда говорим «турнуть», «вытурить», а на Украине: «У него натура як у тура». Жили туры и в Западной Европе. Сохранился рассказ о том, как Карл Великий устроил для арабских послов охоту на тура, но оказалось, что послы, завидя это страшное животное, обратились в бегство. Тогда Карл бросился на одного из быков и нанес ему удар в затылок. Этого оказалось мало, и рассвирепевший тур поранил ему ногу, отчего властитель и охромел.

К крупному рогатому скоту условно можно отнести также и оленей. Из всех млекопитающих они, по всей вероятности, были одомашнены в самую последнюю очередь. Об этом свидетельствует практическое отсутствие пород домашних оленей и пока еще крайне примитивный способ оленеводства, а также совершенное почти отсутствие признаков, которые отличали бы «культурных» оленей от их диких северных родичей. Скорее всего олень был приручен в более южной полосе по сравнению с той, где в настоящее время развита эта отрасль животноводства. Впоследствии народы, приручившие оленя где-то в районе Алтая и Южной Сибири, продвигались на север вместе со своими стадами. Предполагается, что одомашнивание оленей происходило уже в исторические времена, примерно за 3 тысячи лет до нашей эры.

Нынче, если исключить ездовое или верховое оленеводство, олени содержатся в условиях, мало отличающихся от естественных. В летние периоды они отпускаются на пастбища, иногда даже без присмотра пастухов. В этих условиях нередко происходит скрещивание диких животных с домашними… Лишь последние 10–20 лет на север нашей страны приходит культурное оленеводство, развитие которого имеет огромное значение для северных и восточных районов СССР.

Олень — это корова севера, обеспечивающая население и молоком, и мясом, и шкурой, используется для передвижения по тундре и тайге. Удивительно, однако, почему выбор человека остановился именно на олене и прошел мимо такого животного, как лось. Впрочем, попытки его одомашнивания были: в финском эпосе «Калевала» в некоторых местах упоминается о том, что этих животных использовали как верховых. Да и неудивительно: скорость лося мало уступает скорости лошади: длина шага на бегу у него составляет 6 метров, а при движении рысью он преодолевает расстояние в 1,5 километра всего за 1,5 минуты. При этом самцы лосей достигают роста в холке до 2,2 метра при весе 600 килограммов, а самки дают прекрасное по вкусовым и питательным качествам молоко. В наше время лоси очень сильно распространились от самых северных до южных степных районов. И может быть, мы еще будем свидетелями появления на наших полях больших стад этих самых крупных из всех оленерогих животных…

— Вы вот говорили о ходовых качествах лося, а я по ассоциации вспомнил одну заметку в газете. В ней говорилось о необычайной резвости свиней. Какому-то западногерманскому фермеру удалось, например, выдрессировать свою свинью так, что она легко брала полутораметровые барьеры…

— Я могу добавить к этому, что в прошлом столетии один польский помещик с большим успехом использовал свою свинью в качестве охотничьей собаки, а другой — из Англии — постоянно запрягал четверку свиней в экипаж. Вообще о характере рода Sus у нас сложилось превратное представление. Между тем у древних греков, например, не было буквально ни одного знаменитого героя, который не прославил бы себя убийством какого-нибудь необычайного по силе и величине представителя этого рода. Даже сам Геракл не миновал славы свинопобедителя: один из его 12 подвигов посвящен поимке свиньи Псофиды.

Ближайший родственник домашней свиньи — коренной житель Европы дикий кабан Scrofa. Населял он наш континент задолго до того, как на нем появились наши далекие предки из рода Homo. Нельзя сказать, чтобы на него слишком усердно охотились: существо это было довольно страшное и обладало быстрой реакцией.

Наверное, поэтому первобытные художники не очень любили рисовать его, предпочитая традиционные сюжеты охоты на лошадей, оленей и других более покладистых животных.

Из Европы Scrofa распространился в районы Азии и Африки, где, по-видимому, и был впервые одомашнен. Совсем не исключено, однако, что в жилах современной хавроньи течет и другая кровь, заимствованная у коренных представителей этого рода, живших в Азии. Вероятным предком свиньи по азиатской линии является индийский дикий кабан, прозванный за своеобразную окраску полосатым. Другие подвиды диких кабанов, обитавших в различных районах Южной Азии, так и не удостоились внимания человека и кое-где до сих пор встречаются в древнем «некультурном» виде.

Одомашнили дикую свинью, бесспорно, земледельческие народы. Во всяком случае, историкам не известно ни одно первобытное племя, которое не знало бы земледелия, но разводило свиней. Для одомашнивания свиньи, как, вероятно, и большинства других животных, требовались оседлость и достаточно устроенный быт. Так что все говорит о том, что любовь к свиным колбасам и копченым окорокам возникла все в тех же древнейших центрах цивилизации: в северо-восточной Африке, Месопотамии, Передней Азии, Индии и Китае.

Надо сказать, что в большинстве этих мест свиньи особым почтением не пользовались. В Древнем Египте, в частности, их ценили не слишком высоко и храмов им не воздвигали. Мало того, свинопасов и свиноводов здесь не допускали к богослужениям, ибо считали нечистыми. Не любили и изображать свиней. На барельефах они стали появляться значительно позже ослов и лошадей в эпоху так называемого Нового царства. Не почитали свиней и в Передней Азии. Возможно, причиной является всеобщая убежденность в нечистоплотности этого животного, связанная с его всеядностью. Это привело в конце концов к тому, что у многих народов Востока свинина начала вызывать отвращение, освященное впоследствии религиозными соображениями.

Зато когда свинья попала в страны эгейского, а позднее — греческого и римского мира, то получила там полное признание. В Римском государстве техника разведения и содержания свиней стояла чрезвычайно высоко. Ценилось главным образом сальное направление разведения свиньи. Древнеримскими авторами описан случай, когда одна из свиней настолько ожирела, что не могла двигаться. В этой горе сала мышь будто бы прогрызла нору и вывела мышат. Случай этот, правда, никем не удостоверен. Более правдоподобная история была рассказана другим писателем, утверждавшим, что некоему сенатору Волумпию однажды подарили свинью, у которой «от кожи до кости» было расстояние в 37 сантиметров (в переводе на современные меры измерения).

Не мудрено, что греки и римляне не только ценили, но и чтили этих мясистых, жирных и скороспелых животных. Предполагалось, что боги будто бы тоже были не прочь отведать ветчины. А поэтому олимпийцы частенько получали обильные пожертвования во славу Зевса и Юпитера. Даже греческое название свиньи — «гюс» или «тюс» происходит от глагола «приносить в жертву». От него и произошло латинское слово Sus, которым нарекли свиной род… Но свинья далеко не единственное существо, которое было одомашнено человеком из чисто «столовых» целей. Из них же он исходил и тогда, когда взялся за приручение птиц…

С полсотни лет назад досужие ученые установили, что, несмотря на «куриные мозги», обладающая ими пеструшка вовсе не лишена математических талантов. Во всяком случае, она может считать до четырех. Обнаружено это обстоятельство было следующим образом. Несушке подложили яйца и затем стали последовательно вытаскивать их по одному. Курица оставалась спокойной до тех пор, пока число яиц не снизилось до трех. После этого она принялась неистово кудахтать и продолжала это делать, пока воры с учеными степенями не вернули на место недостающее яйцо…

Разгадка удивительных математических способностей курицы скрывается во тьме веков. Дело в том, что происходит она от одного-единственного вида диких кур — банкивских. Живут они и по сей день в джунглях Бенгалии, Ассама, Бирмы, Малакки и Суматры. Банкивская курочка откладывает всегда не меньше 4, но не более 13 яиц один, иногда два раза в год. Вполне вероятно, что умение считать до четырех объясняется именно этим атавистическим чувством: 3 яйца для курицы из джунглей — явление совершенно ненормальное.

Домашних кур начали разводить совсем недавно — всего 4 тысячи лет назад, когда человек был знаком уже почти со всеми современными домашними животными. За этот сравнительно небольшой промежуток времени банкивская курица сильно изменила своим привычкам: она стала нестись буквально каждый день, причем в немыслимо тяжелых условиях — при содержании в клетках и в отсутствие мужской половины своего семейства.

Таким образом, на нашем птичьем дворе курица — явление довольно позднее. Во всяком случае, христианский Ветхий завет, создававшийся на базе древнесемитских источников, о курах вовсе не упоминает. Нет их изображений и на древнеегипетских барельефах. А ведь между тем египтяне очень любили изображать во всех подробностях свою повседневную жизнь. Так что если бы они разводили несушек, то уж обязательно изобразили бы их. На барельефах же высечено много домашней птицы: гуси, утки и даже… журавли. А кур нет.

Распространение этой отрасли птицеводства — заслуга целиком древних персов. Именно из Персии происходит и культ петуха. Согласно учению Зороастра, собака и петух — священные животные; одна охраняет дом и стада, второй является вестником утра, света и солнца. Почти во всех религиозных преданиях и сказках — от мифов огнепоклонников и до гоголевского «Вия» — петух своим криком прогоняет мрак, дьявольские чары и всяческую нечистую силу.

Европейцы не восприняли культ петуха в полном его объеме. Однако относились они к этой птице всегда достаточно почтительно. Одна из легенд утверждает, что город сибаритов пострадал именно из-за петухов. Жители его, как известно, превыше всего на свете ценили покой, уют, безделье и благодушие. Пение петухов на заре мешало им спать, почему они и изгнали эту птицу за городские стены. В результате сибариты проспали нападение врагов на их город, который и был разрушен, как утверждает легенда, в 510 году до нашей эры.

Несколько позже этого времени в Риме прочно установился обычай гадать на курах. Полководцы не осмеливались начинать битвы, не дав поклевать зерна священным птицам. Если последние проявляли отличный аппетит, войска шли вперед, в противном случае приходилось отступать. Рассказывают, что один из полководцев первой Пунической войны, Публий Клавдий, велел выбросить в море священных кур за то, что они отказались клевать предложенное им зерно. «Если они не хотят есть, — раздраженно воскликнул он, — то пусть хотя бы пьют!» — и был, конечно же, разбит наголову на следующий же день.

В средние века петуха еще продолжали почитать. Кое-где за его преднамеренное убийство даже отрубали головы. Христианская религия оправдывала это тем, что, по мнению апостолов церкви, конец света настанет именно тогда, когда петух не прокричит на рассвете своего традиционного «кукареку». К полному разочарованию этого первого кавалера птичьего двора, в дальнейшем его дела пошли все хуже: к нашему времени от петухов стараются освободиться как можно раньше, ведь яиц-то они не несут… Впрочем, извините: в 1474 году в Базеле состоялся судебный процесс над петухом, который обвинялся в том, что… снес яйцо. Виновник был обезглавлен святой инквизицией…

Куры — самые молодые жители птичника. А вот гуси — самые старые. Происходят они от двух видов диких гусей — серых (Anser cinerius) и так называемых сухоносов (Cygnopsis cygnoides). Первый вид встречается и по сей день во всей Европе (на зиму улетает в Африку), второй живет в Китае (летом — в Восточной Сибири).

За несколько тысячелетий пребывания на птичьем дворе гусь очень сильно изменился; он огруз, утратил страсть к перелетам и вообще сменил привычки «в быту». Дикий гусь всегда однолюб, строго моногамен и без памяти обожает свою единственную суженую. Домашний же гусак — правоверный мусульманин и вообще создание совершенно беспринципное, хотя и заносчивое.

В отличие от петуха большим почтением гусь никогда не пользовался, даже у римлян, несмотря на известную историю о спасении ими Вечного города. Напротив, в больших хенобосхиях (гусиных дворах) этих птиц заставляли принимать пищу насильно. Благодаря этому у них сильно разрасталась печень — предмет вожделений знатных гурманов. На закате Римской империи разведение гусей стимулировалось изобретением пуховых перин и подушек. По этому поводу Плиний сетовал: «Мы дошли теперь до такой степени изнеженности, что даже мужчины не могут положить голову на ложе без этого приспособления». Так падение нравов в Риме способствовало развитию гусеводства.

Утки в Европе были одомашнены буквально «на наших глазах». Процесс их одомашнивания начался в первом тысячелетии до нашей эры в Греции, но еще в VIII–IX веках нашей эры византийская сельскохозяйственная энциклопедия рекомендовала «подстерегать места, где пьют дикие утки», подливать в водопой красного вина и ловить опьяневших птиц в целях приручения. В Китае уток заперли на птичьем дворе значительно раньше. Так что центров одомашнивания этой птицы было два. Скорее даже три: в Южной Америке была одомашнена мускусная утка.

Новый Свет подарил европейцам еще одну домашнюю птицу — индейку. Дикие предки этого заносчивого создания обитали исключительно в умеренной зоне Северной Америки. У древних жителей Мексики — майя — индюки и собаки были единственными домашними животными. Правда, некоторые индейские племена пытались в свое время одомашнить больших черепах, однако из этой затеи ничего не вышло…

— А собственно, почему? По-моему, для приручения тура храбрости нужно было иметь, как у десятка тореадоров, а оптимизма куда больше. Разве не проще было бы попытаться одомашнить мирного бегемота или ту же черепаху?

— Я могу продолжить ваши вопросы… Почему, например, человек одомашнил маленьких банкивских курочек и отказался от огромных африканских страусов? Приручил гусей и «не заметил» журавлей?.. Чем объясняется его выбор?

Мы уже убедились, что для одомашнивания наши предки отбирали далеко не самых покладистых особей. Во всяком случае, на кротость нрава животных они не ориентировались и легких путей в этом трудном деле не искали. Приручали, конечно, тех животных, на которых охотились, причем охотились постоянно и издревле. Для американских индейцев это была лама, для охотников каменного века Европы — лошадь, олень, кабан, тур… Но еще раньше здесь были мамонты, пещерные медведи и гигантские олени. Выбор определялся наличной фауной. Но не только ею.

Огромное значение имел корм. Повсеместное распространение таких животных, как свинья, коза, осел, объясняется прежде всего их всеядностью или неприхотливостью в выборе источников питания. Дикая свинья ест желуди, коренья, семена злаков, мелких животных, насекомых, червей, личинок. Коза съедает буквально все, что растет на поверхности земли, не брезгуя ни стеблями, ни листьями, ни корнями растений. В поисках пищи она демонстрирует недюжинные способности верхолаза, карабкаясь чуть ли не на самые неприступные вершины, оставляя одни голые скалы. Так же неприхотливы осел и верблюд: они с равным аппетитом кушают и сочную траву, и сухие колючки.

Все перечисленные качества животных должны были очень устраивать первобытного скотовода, так как избавляли его от множества хлопот: ведь забот у него хватало и без сенозаготовок. И все же проблема кормопроизводства — это еще не все. Медведь тоже всеядный, как и свинья. Однако дальше обучения его танцам и попрошайничеству на ярмарках человек не пошел.

Огромное значение имело поведение животных. Общая черта наших домашних животных — стадность. Буквально все их дикие предки жили и живут сообществами. Такое сообщество не является аморфной группой, оно обладает вполне четкой структурой, предусматривающей обязательное наличие вожака и распределение обязанностей между «соплеменниками», определенные правила поведения «в быту».

Очень характерно в этом отношении поведение собаки. Если она живет в доме, то, как правило, выбирает себе из членов семьи одного хозяина (чаще главу семьи, хотя и необязательно). Остальных живущих под этой крышей людей она тоже «любит», но частенько чувствует себя с ними «на равных». Зато тот, кто был ею признан, обеспечен до конца дней собачьих удивительной привязанностью. Для собаки хозяин — то же, что вожак стаи.

Возможно, что одомашнивание медведя дало бы определенный экономический эффект. Но пасти стадо медведей — то же самое, что пасти стаю зайцев. Медведь (как и заяц) — существо не слишком компанейское.

Одной стадности и отличного желудка, однако, еще недостаточно. Южноамериканские страусы — тоже стадные птицы. Живут они семьями: папа и от 3 до 5 мам. Но что это за семья!.. Глава ее — самое несчастное существо. Обязанностей у него хоть отбавляй, а прав никаких. Например, строить гнездо для будущих птенцов он должен сам, без помощи супруг. Самостоятельно приходится высиживать яйца. Высиживать надо долго — 37 дней, никуда не отлучаясь. Законные супруги и в этом занятии ему не помогают. Мало того, едва глава семейства усядется в гнезде, как они немедленно всем дружным коллективом спешат заключить новый брак… А теперь представьте себе курятник, в котором петухи насиживают яйца, а куры то и дело заводят бракоразводные процессы…

Огромное значение имела плодовитость животных. Возможно, что при умелом подходе человеку удалось бы одомашнить носорога — и не без пользы для себя. Но вот беда, самка носорога находится «в интересном положении» больше, чем слониха, — 18 месяцев. После родов она год кормит детеныша молоком и потом еще несколько лет не спускает с него глаз. Согласитесь, что все это не слишком способствует разрешению проблемы разведения носорогов.

Другой пример — гиппопотам. Семья этих милых животных — целый мясокомбинат. Взрослый самец весит до 4 тонн, самка — до 3. Мясо у бегемота отличное, совсем нежирное, богатое белками. Живет он 40–50 лет, нравом обладает мирным, за день съедает всего 40 килограммов жесткой травы — это при такой-то туше! И тем не менее африканцы бегемоту предпочли свинью. Почему? А потому, что родина бегемота — река. Он даже рождается в воде, точнее — под водой, вслед за чем сразу же всплывает, как надутый шарик. И конечно, после этого остается до конца дней своих любителем водной стихии…

Таким образом, выбирая объект одомашнивания, человек обращал внимание на множество факторов, делавших затеянный им эксперимент не только удачным, но и экономически выгодным. Иногда, вероятно, случались и ошибки. Но спешить нашему предку было некуда: времени у него хватало.

Процесс одомашнивания шел в течение многих доисторических тысячелетий. В историческую эпоху сделано было совсем немного: в этот период были одомашнены лишь некоторые певчие птицы, прудовые рыбы, фазаны, утки… Пожалуй, это и все.

Стыдного в том, что современный человек столь сильно отстал в данной области по сравнению с первобытным, ничего нет. Во-первых, эпоха, в течение которой сознательно применяются методы селекции животных и растений, всего лишь миг по сравнению с эпохой первобытности. Во-вторых, у доисторического человека, прямо надо сказать, выбор был богаче, чем у современного: слишком уж много видов диких животных исчезло за последнее время с лица Земли. Ну и, наконец, охотник каменного века определенно знал о повадках животных больше, чем современный ученый-этнолог, и пользовался своими знаниями, может быть, не вполне осознанно, но достаточно действенно: ведь от этого зависела его жизнь.

Значит ли это, что в области одомашнивания животных уже сделано все возможное, исчерпан весь исходный материал и, таким образом, одомашнивать больше некого?

Безусловно, нет. За последние десятилетия огромные успехи достигнуты в области пушного звероводства. Современная генетика и селекция, а также содержание многих поколений лис, песцов и других пушных зверей в искусственных условиях постепенно делают свое дело: «дикари» приобретают культурный вид — меняют окраску в соответствии с неустойчивыми законами моды, приобретают вкус к тем кормам, которыми кормит их человек, теряют охотничий инстинкт.

Очень большие работы по одомашниванию зебр, различных видов антилоп, крупного рогатого скота и страусов ведутся в асканийском заповеднике, в северных районах нашей страны появились первые лосиные фермы. В Канаде и США ученые усиленно работают над одомашниванием мускусного быка, в Африке всерьез задумываются над окультуриванием бегемота, в Южной Америке — лангустов.

В Японии и СССР ведутся большие работы по одомашниванию перепелок: для них требуется меньшая площадь содержания, и они способны производить вдвое больше яичной массы на единицу веса, чем куры. Серьезные надежды возлагаются на некоторых морских млекопитающих и рыб. Океанские просторы для современного человека являются пока еще только охотничьими угодьями. Однако охота не самый лучший способ хозяйствования. Богатства океана огромны, но не неисчерпаемы. И несомненно, что уже в самом недалеком будущем человек начнет правильную, культурную эксплуатацию морей и океанов, основанную на разведении наиболее ценных видов морских животных и рыб, их приручении и одомашнивании, применении к ним методов генетики и селекции. Возможно, что первыми здесь окажутся китообразные и прежде всего дельфины.

К сожалению, наступлению эпохи пастушеского океанического хозяйства уже сейчас мешают многочисленные факторы и прежде всего исчезновение многих наиболее ценных видов. Полностью выбита так называемая корова Стеллера (как считают современные специалисты, наиболее пригодная для одомашнивания), под угрозой исчезновения находятся морские выдры — каланы, котики и многие другие животные и ценные породы рыб. Охрана и восстановление их поголовья будут иметь огромное экономическое значение для будущего человечества.

— Одну минутку! Прежде чем мы займемся этим будущим, мне хотелось бы получить ответ на заданный ранее вопрос: как все-таки получилось, что человек из охотника стал скотоводом?

— Другими словами, что заставило человека поменять профессию?

— Вот именно… Чего ему, собственно, не хватало?

Когда каравеллы Колумба достигли берегов нового континента, европейцы с удивлением обнаружили на нем огромные богатые города, мощные государства, развитое земледелие и… почти полное отсутствие скотоводства. При всем богатстве американской фауны индейцам удалось одомашнить всего два-три вида животных. А между тем в центральноамериканских прериях паслись огромные стада бизонов, пригодных для одомашнивания ничуть не меньше европейского тура. Местные же племена упорно предпочитали охоту на них пастушеским заботам. И даже в цивилизованном государстве инков основную массу мясного питания давали дикие животные, охота на которых производилась только в организованном порядке.

Строгие табу, запреты на охоту, охрана охотничьих угодий, бережное отношение к животным — черты, общие для всех охотничьих племен на всех континентах. Бессмысленное убийство миллионов бизонов в Америке, огромных стад антилоп и слонов в Африке — «заслуга» уже «вполне цивилизованного» человека. Первобытный охотник никогда не убьет больше животных, чем он может съесть, запасти впрок или в крайнем случае обменять у соседей на интересующие его предметы. Нужны были совершенно особые условия, которые заставили бы его оставить при себе часть животных живыми для того, чтобы обеспечить себя свежим мясом на длительный промежуток времени. Приручение и одомашнивание животных, таким образом, процесс, вызванный какой-то необходимостью, следствие изменившихся условий жизни, исторический результат развития отношений между человеком и окружающим его миром.

Чукчи-оленеводы любят говорить с гордостью: «Наша еда вокруг нас ходит на ногах, наша еда растет, пока мы спим». Между тем буквально все остальные северные народности — соседи чукчей — уже многие сотни лет никак не могут освоить эту простую и непреложную истину и продолжают охотиться на морского зверя. Что это: привычка, черта характера, действие традиций?

Вопрос этот во многом неясен. Безусловно одно: для перехода от одной формы хозяйственной деятельности к другой мало знать о существовании этой другой, мало даже иметь тысячелетний пример перед глазами. Нужны определенные материальные условия, которые поставили бы человека перед необходимостью поменять форму хозяйства. Только после этого появляются и психологические сдвиги в сознании людей, колеблются и рушатся многовековые традиции.

Уже достаточно давно установлено, что племена охотников и собирателей никогда не были очень большими. Об этом свидетельствуют и археологические данные, и наблюдения этнографов над племенами, находящимися на низкой ступени экономического развития. Подобные племена вовсе не обязательно являются полностью кочевыми. Представление о прошлом человечества как о сплошном цыганском раздолье давно уже устарело. Более того, антропологи, изучающие происхождение человека, утверждают, что он и человеком-то, Homo sapiens’ом, не стал бы, если бы непрерывно бродил. Конечно, и в древнекаменном веке, палеолите, люди перемещались время от времени, иногда постоянно, но лишь в строго определенном, причем достаточно узком районе. Область странствий ограничивалась наличием привычных источников пищи — животных и растительных. Нарушение ее границ было смертельно опасным: техника добывания средств существования была очень низкой, и Природа могла и не подать вовремя на стол желаемые блюда.

Однако техника охотничьего промысла не стояла на месте. В палеолите орудия производства были очень грубыми, примитивными и тяжелыми. Человек обходился крупными осколками камней и дубинами. При наличии всего двух ног угнаться за такими спринтерами, каковыми являются почти все мелкие животные, в особенности копытные, было трудно. Поэтому, как это ни парадоксально, охотился палеолитический человек на самых крупных и страшных, но зато и самых медленных на ходу зверей: мамонтов, южных слонов, гигантских оленей и даже на пещерных медведей.

С течением времени положение изменилось. То ли человек переусердствовал и начисто повыбивал крупного зверя, то ли изменились климатические условия — факт остается фактом: в период средне- и новокаменного веков (мезолит и неолит) изменяется и состав фауны, и характер орудий производства. Зверь измельчал, исчезли мамонты, вмещавшие в себе десятки рефрижераторов мяса. В такой обстановке человеку нечего было делать, кроме как приспособиться к новым условиям. И он приспособился: вместо крупных отщепов камня для проламывания черепов слонов и медведей перешел к более миниатюрным осколкам, которые стал тщательно оттачивать и шлифовать. Небольшой острый камень легко привязать к палке — получается копье. За копьем последовал лук.

Изобретение лука — одно из самых крупных достижений человека. И не только потому, что он начал «двигаться» быстрее зверя. Использование упругой ветки и тетивы обеспечило ему возможность охоты «не прикладая рук». Неолитический охотник научился делать первые автоматы — самострелы, ловушки и западни. Теперь ему уже не нужно было выслеживать животных и подползать к ним, опираясь на запавший от голода живот. Он мог обходить свои капканы и «собирать урожай».

Переход к «пассивной охоте» способствовал еще большему оседанию, а это значило очень многое: лишь у оседлых народов развиваются такие отрасли производства, как земледелие и животноводство…

Жизнь в описываемый период стала более комфортабельной, теперь охотник обходил свои охотничьи угодья так же, как его жена свои «поля». Он «собирал урожай» животных, она — растений. И тем не менее достигнутый жизненный уровень характеризовался относительной неустойчивостью, любые случайные обстоятельства (уход из данной местности стад животных, засуха и пр.) ставили племя перед угрозой полной гибели. А между тем основная заповедь — «плодитесь и размножайтесь» — действовала во все эпохи. Появление «лишних ртов» заставляло размышлять о выходе.

Выходов было несколько. Можно было:

а) расселиться небольшими племенными группами на какой-то достаточно большой территории, лишь периодически поддерживая связь между собой;

б) мигрировать всем племенем на новые места обитания;

в) перейти к принципиально новой экономике добычи средств существования.

Первые два пути более просты, но не всегда возможны. В некоторых условиях единственно приемлемым мог оказаться только третий путь.

Таким образом, «несбалансированность» отношений между человеком и природой, появляющаяся как следствие возрастания локальной (местной) плотности населения, так и развития техники охоты и собирательства приводила к все более частым нарушениям равновесия между людьми и средой их обитания. В этих условиях человек должен был либо погибнуть, либо начать обрабатывать землю и разводить животных. Конечно, многие покидали родные места и искали лучшей доли. Иногда таким племенам удавалось найти области, обеспечивавшие наилучшую сбалансированность. В этом случае племена замирали на одной ступени развития на многие века и тысячелетия. И выигрывали всегда лишь те, кто оставался в более неуютной обстановке, заставляющей «шевелить мозгами». Не следует, однако, думать, что один лишь недостаток мясной пищи заставил человека перейти к животноводству. Охота очень долго оставалась главным источником мясных деликатесов.

В 1121 году епископ Никанор в своем послании князю Святославу жалуется, что на Руси питаются «поганой» лесной дичью: «Давленину ядяще, и звероядину, и мертвечину, и кров, медвежину и бобровину и вся гнуснейшая его». Как исторические, так и археологические источники убеждают нас в том, что 500–700 лет назад большую часть потребности в мясе покрывало не животноводство, а охота.

Да что там давний XII век! В 1962–1964 годах исследователи Мэтьюс и Дэсманн, работавшие в Южной Родезии, неопровержимо доказали, что в этой части Африки и по сей день доход, получаемый от стад домашних животных, содержащихся на ферме, меньше дохода, который можно получить за счет рациональной охоты на той же площади!

Уже один этот пример заставляет усомниться в возможности прямого перехода от охотничьего промысла к животноводству. Если же с карандашом в руках подсчитать затраты труда в чисто охотничье-собирательском хозяйстве и таком, в котором на дополнительном подкорме находятся одомашниваемые животные, то результат будет однозначен: первобытное животноводство во всех условиях по своей эффективности значительно ниже охотничьего промысла. А раз ниже, то, значит, животноводство никак не могло вырасти из охотничьего хозяйства. Безусловно, приручать диких животных охотникам было не в диковину: они отлично знали их повадки и обычаи. А вот оставлять их при себе в хозяйстве не хотели. Раньше не хотели и сейчас не хотят. Невыгодно. А потому ненужно.

Что же касается перехода к земледельческому производству от развитого охотничье-собирательского, то такой во многих случаях мог оказаться вполне целесообразным. Эффективность первобытного земледелия и неэффективность животноводства по сравнению с хозяйством охотников и собирателей вытекает из факта, о котором мы уже упоминали выше. Чтобы свинья могла нарастить 1 килограмм мяса, она должна съесть 10 килограммов зерна. Зачем же первобытному человеку заниматься таким расточительством? Животноводство для него непозволительная роскошь. Целесообразнее было съесть растительный продукт самому, а с мясом можно было и перебиться до следующей охоты.

Итак, животноводство как отрасль производства, а не игра в приручение диких зверьков, появляется позже земледелия, когда последнее развилось достаточно, чтобы оставить кое-что из своих продуктов для разводимых животных, чтобы можно было высвободить какое-то количество рабочих рук и вложить в них пастушеский посох.

Ну а что же чисто скотоводческие племена с их необозримыми стадами и полным отсутствием земледельческого промысла?

Так называемые номады, не знающие земледелия или занимающиеся им «наездом», народы-пастухи — явление более позднее. Коня и верблюда им дали оседлые земледельцы, которым и принадлежит приоритет в изобретении нескольких десятков новых живых существ — домашних животных.