Транзит на Арканар

Новодворская Валерия

 

На нашем небосклоне мало было звезд фантастики. Русская литература горька, как желчь, и реалистична, как ржаной каравай. Правда, над этим жалким ассортиментом шелестят вишневые сады и раскинулись тургеневские дворянские гнезда, но только в стиле ретро, пополам с мучительными сожалениями и горестными воспоминаниями. Поэтому когда мы начинали мечтать, получалось грубо и плоско, как у гриновских мужиков в их представлениях о рае, «где хлеб, золото и кумач». Утопия – дело тонкое, и не утопленники их создают.

На дне жизни слишком плохо живется, и утешения фантастов типа горьковского Луки выглядят нелепо. Поэтому так неуклюже прямолинеен Иван Ефремов, и тянет он скорее на дискотеку, чем на Храм. Поэтому так старательны и ученически бездарны сны Веры Павловны и сам роман Чернышевского. Поэтому такая маленькая звездочка у Ольги Ларионовой, поэтому так поздно зажглась звезда Сергея Лукьяненко, талантливой кометы постсоветского небосклона. Однако соревноваться с американской фантастикой, давшей миру Рэя Брэдбери, Клиффорда Саймака, Хайнлайна, Роберта Шекли, Курта Воннегута, Урсулу Ле Гуин и Дж. Уиндема, мы никак не можем. Скорее всего, астрономы будущих времен разглядят в своих библиотеках и компьютерах только две мощные звезды, Аркадия и Бориса Стругацких, как сверкающее бриллиантовое ожерелье Плеяд.

Конечно, они косили под утопистов. «Молодая гвардия» и «Техника – молодежи» протаскивали их под этим соусом. Детская литература, чего с нее взять! Их передавали из рук в руки, как эстафету. Добрые редакторы, великодушные референты, обкомовцы и райкомовцы поумнее других. Потому что сразу чувствовалось, что у этих двоих есть некое послание для нас и для потомков. Пронизывающее, как ветер, грозное, как катаклизм. Они делали вид, что ремонтируют социализм: побелка, покраска, лакировка. А на самом деле они распахивали окна и двери и давали заглянуть в этот самый социализм. И этот социализм почему-то порождал нестерпимую тоску. А послание братьев Стругацких шло прямо из будущего, от Вечности, от Времени и Вселенной. И все это оказывалось неуютным, опасным, страшным и жестоким. Прогресс вонзался в мягкое тело человечества и причинял нестерпимую боль; никакая ходячая добродетель «человеков» в XXVII веке не ожидала. И Вселенная оказывалась опаснейшим врагом с фашистскими приемчиками, и пришельцы откровенно плевали на землян или их беззастенчиво использовали, или их же жестоко и обидно спасали («Пикник на обочине», «Второе нашествие марсиан» и «Гадкие лебеди»).

«В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала»? Высоцкий знал не все. На Земле и в Космосе вообще нет ничего надежного. Человеку не на что положиться. Только на себе подобных, да и то не поможет. Причем как при социализме, так и до, и после него, и при капитализме то же самое («Хищные вещи века»). Великое творчество Стругацких рождало великую неуверенность. Земля уходила из-под ног, небо было не надежнее земли, повсюду были страсти роковые, а от судеб защиты не было ни в одной Галактике. Тот, кто первый сказал это про страсти и судьбу, Александр Сергеевич Пушкин, не знал, что этот ужас так универсален, и никакие знания от него не спасут. А когда социализм кончился, мы услышали от своих Плеяд, что у человечества вообще нет будущего. Прогрессоры и спасатели оказывались убийцами, как Экселенц, прогресс делил человечество на две неравные части и делал чужими мать и сына, мужа и жену, учителя и ученика, а нейтральная у других (западных) фантастов Вселенная обнаруживала свойства тиранов и автократов. И даже порядочность не спасала, цель жизни была не в ней («Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики»). Этого-то никакие цензоры не поняли.

К семидесятым годам они усекли, что браться Стругацкие что-то не столько лакируют действительность, сколько ее поносят. Но это была не просто советская действительность. Это была действительность вообще, причем на все времена. «И если что еще меня роднит с былым, мерцающимв планетном хоре, то это горе, мой надежный щит, холодное презрительное горе» (Н. Гумилев).

 

Биографии романтиков из романа

Редко когда у авторов книг бывает такое полное совпадение с их персонажами, а жизнь почти дословно вливается в творчество. Итак, их было двое, Аркадий Натанович и Борис Натанович, и Борис Стругацкий продолжает оставаться в строю и провозглашать вечные истины, хотя уже знает, что они нужны далеко не всем и что это не поможет. Их жизни текли параллельно, согласованно, но блестки юмора и веселости все-таки принадлежали оптимисту Аркадию, а тайная струя печали – пессимисту Борису. Когда они писали порознь, это очень чувствовалось, и черная тоска оставшегося с нами Витицкого (Борис Натанович) демонстрирует, что в их творчество он вложил свою беззвездную глубину. Так два брата, как черные и белые клавиши одного рояля, дали нам детство и юность космического розлива и вселенского масштаба, обеспечив Храму русской литературы призовое место еще и на пьедестале мировой фантастики, закрыв собой брешь и показав изумленному человечеству, что отсталая страна может порождать не только Платонов, но и «Невтонов», и что без всякой цивилизации, без технического и материального прогресса, Россия может заглянуть за предел, в черную дыру, в другое измерение, спорить с Вселенной и ее законами и давать более благополучным странам «уроки в тишине». Произведения наших Стругацких, прекрасных утят («Гадкие лебеди») из города Питера, переведены на 42 языка в 33 странах мира (более 500 изданий). Наш Храм – наша главная статья экспорта.

 

Веселый Аркадий

Аркадий родился 28 августа 1925 года в Батуми, где отец наших писателей, Натан Залманович Стругацкий, служил редактором причудливой газеты «Трудовой Аджаристан». Их мать, Александра Ивановна Литвинчева (1901-1981), была учительницей словесности в той же школе (города Питера), где учился Аркадий.

Началась война, и семья попала в тиски блокады. В январе 1942 года отца Аркадия эвакуируют по «дороге жизни» через Ладогу. А маленький Борис заболел и остался с матерью, и погибал. Но все вышло наоборот: отец был очень истощен и умер в Вологде, а Аркадия отправили в Оренбургскую область закупать у населения молочные продукты. Это было не самое голодное место. Проявив чудеса ловкости, Аркадий спас от голодной смерти мать и брата, эвакуировав их из города. А в 1943 году его уже призывают в армию. Слава Богу, не на фронт. Интеллигентный юноша попадает в Бердичевское пехотное училище, эвакуированное в Актюбинск, после чего его посылают в Военный институт иностранных языков, который он окончил уже в 1949 году (японский и английский). До 1955 года Аркадий служит в армии, работает на следствии при подготовке Токийского процесса. Потом – Институт научной информатики, работа редактором в Детгизе и Гослитиздате.

Женат он был дважды: на Инне Сергеевне Шершовой (с 1948 года брак фактически распался, а в 1954 году они уже развелись). А дальше чистый роман, причудливо растасованная колода, смешение с другой великой судьбой. От второй жены Елены Ильиничны, урожденной Ошаниной, у него оказывается дочь Елены Наталья. Он воспитывает ее как свою. А вторая дочь, Маша, выходит замуж за Егора Гайдара, еще одного бесстрашного пророка в Неведомое, явного мокреца и выродка, по терминологии тестя.

Аркадий с братом не унывали, ездили встречаться с читателями от «Молодой гвардии», получали командировочные и здоровую провинциальную еду. Молодогвардейцы своих писателей не баловали: 85% от гонорара ВААП и правительство оставляли себе. А вот если близилась публикация за рубежом, прямо с рукописи, то наши прожорливые ведомства хапали меньше, автор получал 85%. Доброхоты устраивали такие публикации, и братья-писатели дожили до перестройки, даже до Августа. Аркадий Стругацкий умер от рака печени. Его прах по его просьбе развеяли с вертолета. Он недосягаем навеки и для дона Рэбы, и для людей Ваги Колеса. В одиночку он писал под псевдонимом «С. Ярославцев», писал весело и отчаянно. «Экспедиция в преисподнюю», бурлескная сказка 1974 года; «Дьявол среди людей», повесть 1991 года, опубликованная в 1993-м. Идея проста и ужасна: нельзя сделать мир хоть чуточку лучше.

 

Печальный Борис

Младший брат Борис родился 15 апреля 1933 года уже в Ленинграде, куда переехал Натан Залманович, назначенный научным сотрудником Русского музея. Блокаду Борис встретил совсем мальчиком, ему было девять лет. Казалось, он был обречен. Он умер бы от острой кишечной инфекции, если бы у соседки не оказался бактериофаг. Он страшно голодал, его пытались убить и съесть. Но мать билась из последних сил, чтобы спасти Борю, и хромая судьба на этот раз вывезла, сохранив нам нашего провидца. А тут Аркадий подоспел и вывез семью в Вологду. Потом семья переехала за Аркадием в Оренбургскую область. В Ленинград Стругацкие вернулись в 1945 году. Ужасы и кромешный мрак блокады потом перейдут в «Двадцать седьмую теорему этики». Борис не берегся, падал с гор, тонул, попадал под лавину – судьба сохраняла ему жизнь. Это тоже пойдет в общий котел, в биографию Стаса из «Теоремы этики». Борис окончил школу с серебряной медалью в 1950 году и хотел поступать на физфак ЛГУ, но не прошел. Прошел он на мехмат, и окончил его в 1955 году по специальности «звездный астроном». Борис Натанович работал на Пулковской обсерватории инженером по тогдашним неуклюжим ЭВМ (вот он, Саша Привалов из повести «Понедельник начинается в субботу»!). В 1964 году он синхронно с братом «легализуется» как профи, писатель, член СП СССР. В 1972 году он создает работающий до сих пор семинар молодых писателей-фантастов, «семинар Бориса Стругацкого». Еще он учредил премию «Бронзовая улитка», и все молодые фантасты вожделеют её (вот она, «Улитка на склоне»!). С 2002 года Стругацкий редактирует журнал «Полдень. XXI век». Страстный филателист, он до сих пор собирает марки.

В 1974 году его тягали в КГБ в качестве свидетеля по делу Михаила Хейфеца (ст. 70 УК РСФСР, «Антисоветская агитация и пропаганда»). Это тяжелое переживание тоже пошло в биографию Стаса Красногорова из «Двадцать седьмой теоремы этики». В отличие от Аркадия, Борис Стругацкий однолюб. Он женат на Аделаиде Андреевне Карнелюк, с которой познакомился еще в студенческие годы. Их сын Андрей родился в 1959 году. Борис не гнет спину перед «сильными мира сего». Он не повторяет свою ошибку 2000 года, когда он по наивности за Путина голосовал. Сейчас он идет против течения, защищает Ходорковского, находит оправдания для генерала Власова, вопреки «Библии войны». Начинал он писать еще до войны, но это были детские пустяки, утраченные в блокаду. Первая совместная работа братьев – рассказ «Извне» (1958 год) из журнала «Техника – молодежи». А дальше начинается звездный полет Стругацких в беззвездную советскую ночь, ночь, как это позднее выяснилось, без грядущего утра.

 

Полночь начинается в полдень

Считается, что в своих ранних произведениях братья Стругацкие показывают «социализм с человеческим лицом», мир Полудня («Полдень, XXII век»), в котором нам хотелось бы жить вместе с авторами. Но в этом полуденном мире быстренько набралось слишком много теней и просто мрака, ибо в отличие от Ефремова, они оставили на Земле людей, не превратив их в манекены. «А человек широк! Надо бы сузить», – Митя Карамазов был прав. И по-прежнему, и в XXII веке, и в XXXII-м, «Бог с Дьяволом борются. А арена их борьбы – сердце человеческое».

Началось все со «Страны багровых туч». Все настоящее: Венера, чудовища, пустыни, Голконда. На Венеру можно уже и не лететь, достоверней, чем у Стругацких, не будет. И первая встреча с любимым космическим экипажем: Быковым, Юрковским, Дауге. Потом пошли «Путь на Амальтею» (юмор, отсутствие патоки, трагедия с элементами комедии), «Стажеры», где мы знакомимся с Атосом – Сидоровым, Полем, Геннадием Комовым, будущими светилами «Комкона». Это 1962 год, а тут пойдут и великие дела, и вместе с ними начнутся неприятности. «Попытка к бегству» – это тоже 1962 год, и это уже удар под дых. Во-первых, оказалось, что это западло – бегать из концлагеря, как раз в другой попадешь, на неизвестной планете. Во-вторых, технический прогресс может быть проклятием для феодальных планет. Погонят разбираться в сложных машинах пришельцев. В-третьих, кротость и человеколюбие – плохое оружие в борьбе со злодеями. В-четвертых, рабы способны броситься на своих освободителей по приказу своих палачей. Но это, как говорится, цветочки.

1963 год. «Далекая Радуга». Ну, вот вам и коммунизм. Что делать нуль-физику Роберту Склярову, который не имеет таланта и обречен мыкаться в лаборантах? Ради любимой Тани он совершает преступление; в час планетарной катастрофы, чтобы спасти ей жизнь, он оставляет на погибель 10 детей. И вот дети погибли, они с Таней живы, а катастрофа в последний момент обошла столицу Радуги стороной. Теперь – только топиться.

Сверхмощная машина (ЭВМ из Массачусетса) попыталась поработить человечество с первых минут своей жизни, еле выключить успели.

И вот 1964 год. Главное начато. «Трудно быть богом». И редакторше «Молодой гвардии» говорят: «Суши, мать, сухари». Мы читали, мы сравнивали, мы знали, что Арканар – это СССР, что после серых брежневских недотеп приходят черные Андроповы, что диссиденты – это обреченные книжники. А Стругацкие разбирались со злом. Как спасти Киру, доброго барона, узников совести из Веселой Башни? Смотреть, как жгут и пытают? Мы все были в шкуре дона Руматы Эсторского, и мы не могли смотреть на учеников Патриотической школы (заметьте, так называлась школа палачей). И дон Рэба пал от руки землянина Руматы, и Антона, этого самого Румату, нашли его товарищи со звездолета с мечом в руках, среди трупов. И был прекрасный немецкий фильм, и Алексей Герман уже который год ставит свою версию. И в брежневский застой лейтенант Ильин взял пистолет и пошел стрелять в правительственную машину. И погибший в лагерях Юрий Галансков написал – в это же время: «Вставайте и доломайте гнилую тюрьму государства!» И Юрий Кузнецов решил захватить самолет и улететь из СССР…

А у нас к тому же не было запасной благополучной планеты, на которую можно бы было улететь… В 1965 году появляется ироничнейший «Понедельник начинается в субботу». Вроде бы безобидно, но даже в институте НИИЧАВО, где маги, ведьмы, колдуны, руководят бюрократы и заставляют магов сдавать ключи и выпускать стенгазету.

И тут же идут в печать «Хищные вещи века», где благоденствие доводит людей до разработки непреодолимого наркотика, с которым придется бороться (коммунарам с Севера) пытками и казнями; книг не читают, хотя их дают даром; приличные дамы по ночам устраивают оргии, поедая мозг живых обезьян, а молодежь впадает в экстаз на «дрожке» и считает, что все на свете – «чушики».

Сборник из «Попытки к бегству» и «Хищных вещей века» вышел благодаря предисловию И. Ефремова, хотя он заметил устно, что «авторы не туда идут». А тут пишется и публикуется в «Ангаре» «Сказка о Тройке» (1968 год). Это уже точно политическая сатира. «Ангара» перестает выходить.

«Улитка на склоне» с ее ужасами непрошенного, ничтожного прогресса без обратной связи вообще печаталась фрагментарно в 1966 и 1968 годах; полностью она появится тогда, когда выйдет не в Иркутске и не в журнале «Сказка о Тройке», то есть уже в перестройку. В 1988 году.

А тут еще разгромные «Гадкие лебеди» в 1967 году печатают за границей без спроса, минуя визу авторов. А время опасное: скамья подсудимых еще теплая от Даниэля и Синявского. «Гадкие лебеди» – жуткий пасквиль, то есть жуткий реализм. Человечество пьет, крадет, терпит диктатуру, пресмыкается. А как нас будут спасать? Прилетят мокрецы, сманят детей, устроят бесконечный дождь, превратят спиртное в воду, и будет человечество драпать от этих спасителей под охраной армии, и выйдет солнце, и начнет таять город…

И тот же 1968 год – «Второе нашествие марсиан».

И вот сказано главное: 1969 год, «Обитаемый остров», диссидент и подпольщик Максим Каммерер. Неизвестные отцы, Башни пропаганды, выродки, на которых не действует эта пропаганда… им больно, они не впадают в экстаз. Планета Сарракш была нашим СССР, и только Земли, благополучной Земли с прогрессорами вроде Сикорски за нами не было. И мы знали: прав Максим, а не Странник: надо взорвать Центр, надо устранить Башни, и пусть голод, пусть шизофрения, пусть белые субмарины, которые надо топить. Все лучше идеологического излучения.

«Пикник на обочине» выходит в 1972-м, там во имя своей родной Мартышки наш герой Рэд Шухгард совершает подлость за подлостью: выносит из Зоны «ведьмин студень» и сознательно губит (как «отмычку») чистого юношу Артура.

«Отель «У погибшего альпиниста» – это 1970 год. Честный и идейный инспектор Питер Глебски действует по земным законам и губит таких же идейных пришельцев.

Стругацких перестают печатать, они живут переводами. За границу их не выпускают даже на конференции, а на встречах с читателями все чаще спрашивают, когда они уберутся в Израиль.

1977 год – это веха; в атаку на ученых и поэтов идет Вселенная. Ее агенты шантажируют и убивают, пугают гибелью родных тех, кто близок к разгадке запретных тайн. Не только Земля – Космос неправильно устроен.

Но страшнее всего «Жук в муравейнике» (1980 год). Зачем Странник – Сикорски спасал Сарракш, если из страха перед Неведомым земная Контрразведка (Комкон-2) калечит и ломает судьбу Льва Абалкина, якобы агента настоящих прогрессоров-странников, а потом этот самый Сикорски без суда и следствия убивает Льва, который пока ничего плохого не сделал?

В 1986 году выходят «Волны гасят ветер», где постаревший Максим Каммерер борется с прогрессом человечества, ибо людены, сверхлюди – это 1% землян, и они ими просто не интересуются; эти самые людены, которым люди не интересны, сделав своих близких несчастными, покидают Землю.

В 1990 году выходит последнее совместное произведение братьев Стругацких: «Жиды города Питера». О том, как за нами придут. Пришли позже, в 2012 году, через 22 года, но пришли. Главное – не являться с вещами на место сбора.

Сценарий конца света, ядерного катаклизма – это тоже Борис Стругацкий. 1986 год, сценарий Стругацкого, режиссура К. Лопушанского, «Письма мертвого человека». О том, как выжившие напишут новую Библию.

Великий Тарковский поставил свою версию «Пикника» – «Сталкера» – в 1979-м, а великий Сокуров высказался о подлой Вселенной в своих «Днях затмения» (1988 год).

А потом оказалось, что Арканар нереформируем в принципе и что у Руматы нет выхода: уйти, смотреть, как убивают, или убивать самому. И оставшийся в живых Борис Стругацкий пишет «Поиск предназначения, или Двадцать седьмую теорему этики». Про наше демократическое будущее, про баскеров-людоедов. Про то, что честный Стас Красногоров получает мощь и неприкосновенность не ради своих высоких замыслов, а ради подлых экспериментов друга Виконта, делающего «колбасу из человечины». Отказ Стаса сотрудничать с Роком немедленно убивает его.

Так что же остается нам, транзитникам на Арканар, с пересадкой в «Граде обреченном», когда все против нас: люди, боги, Вселенная, Рок? Думаете, Стругацкие этого не сказали? Сквозь их творчество, как подснежники, пробиваются тютчевские строки: «Мужайтесь, о други, боритесь прилежно, хоть бой и неравен, борьба безнадежна! Над вами светила в ночной тишине, под вами могилы, молчат и оне. Пускай Олимпийцы завистливым оком глядят на борьбу непреклонных сердец. Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком, тот вырвал из рук их победный венец».