Наступил тревожный для меня вечер первого дня пребывания в роте почетного караула после выздоровления. Прозвучала команда:

– Рота, отбой!

Сорок пять секунд на исполнение. Я быстро снял сапоги, положил на них портянки, гимнастерку на табуретку, сверху брюки, пилотку и ремень. Прыгнул под одеяло.

– Не умеем выполнять команду «отбой», будем учиться. Рота, подъем! – скомандовал сержант.

Так продолжалось примерно полчаса. Когда в очередной раз оделись и построились, заместители командиров взводов вывели из строя тех, кто должен к подъему выстирать и погладить форму. В избранные попали любители гусиного шага, каши, Попадюк и другие. Мою персону не обошли вниманием.

– День прошел! – крикнул кто-то из стариков.

– Лимоны, кричите «слава богу, живы», – поддержали другие.

Мы дружно прокричали. Оказалось недостаточно. Повторили раз десять.

– Старики, день прошел! – загремел тот же густой голос.

– Х… с ним! – с достоинством отозвались остальные.

Несколько человек встали со своих кроватей. «Начинается», – подумал я. Один из них прошел мимо моей кровати.

– Встать, – раздалось где-то недалеко.

Гул несколько глухих ударов вибрировал в воздухе на фоне гробовой тишины.

– Еще раз скажешь «нэ можу», будем воспитывать по ночам, – прозвучал знакомый бас.

Из сказанного угадывалось, что первый урок выпал на долю Попадюка.

Подошли к моей кровати. В темноте лица расплывались.

– Предупреждаем тебя в последний раз: будешь воду мутить, права качать – костей не соберешь.

Я уже слышал его в медсанчасти.

– Ладно, пошли спать. – Мне показалось, говорил младший сержант Егоров.