Родители в очередной раз переехали. Съехались с Дорой и Иваном. Разместились в уютной трехкомнатной квартире в Московском районе. Дом кирпичный, но на этом его сходство со сталинскими домами – красивыми фасадами, просторными хоромами – заканчивается. Я родился через год после смерти Сталина, мама ездила в Москву на похороны, плакала. Он ушел из жизни до моего рождения, но оставил тень, которая будет преследовать не только мое поколение. В соседнем подъезде жил известный актер Георгий Жженов. Время всеобщей уравниловки. Привилегией популярности являлась белая «Волга» со статуэткой оленя на капоте – вместо «Оскара» на рабочем столе, который, судя по нашей квартире, и поставить-то было бы некуда.

В первый день, выгуливая собаку, познакомился с коренастым и добродушным парнем. Дружба, как и любовь с первого взгляда, событие редкое, но тем и ценное. Мы учились в разных школах, но это не мешало нам совместно проводить все свободное и несвободное время. Собаки, кошки, попугай плюс родители и двое сыновей в небольшой трехкомнатной распашонке. В центре столовой бильярд с металлическими шарами, размером с лесной орех. Всем всегда хватало места, в том числе и мне, часто ночевавшему в этом доме. Трудно было привыкнуть к бьющему по голове в шесть утра гимну Советского Союза. Трансляционная сеть и доморощенный громкоговоритель использовались в качестве будильника, без перерыва на выходные. В рабочей семье гул заводских труб, так или иначе, врастает в быт.

Пес Шарик олицетворял простоту и радушие дома, сиамские кошки указывали на вероятность возникновения скандалов. Урок женского коварства преподнесла одна из них. Мурлыкание у ног, потягивание на коленях, несколько нежных касаний кончика носа шершавым язычком убаюкали мою бдительность. Мгновенно раскосые глаза стали стеклянными, место язычка заняли острые зубы, а невыразительный хвост распушился словно павлиний. Паузу, в течение которой ее неподвижные глаза изучали мои, зубы сжали нос, как мышь за кончик хвоста, могла позволить себе великая актриса или, как выяснилось, домашняя кошка, в которой живет самка, похожая на женщину, желающую стать великой актрисой.

Серега влился в меня, мою семью и мой класс. Девочка по имени Таня вызвала у него первое сильное чувство. На вечеринках их можно было застать неподвижно сидящими в уголке. Они странствовали в глубинах душ друг друга. Эти путешествия наполняла нежная печаль. Только им ведомо, что они сумели открыть, а что с миром отпустить. Известно лишь то, что Сергей после восьмого класса пошел в профессиональное училище по стопам отца, а Таня, окончив школу с отличием, в институт, она была из обычной еврейской семьи. Их судьбы ненадолго переплелись цветущими ветвями, но корнями не срослись. Мы слишком долго просто смотрели на жизнь, в то время как другие учились от нее брать. Татьяну взяли замуж, а Сергей так и не научился брать.

На проводах Серегиного старшего брата в армию ром перелили в винные бутылки. Первый тост, посвященный данному событию, по русской традиции предусматривал питие до дна. Попытка ускорить процесс перехода от замкнутости к раскованности привела к мгновенному опьянению девичьей половины. Ребята быстро нагнали оторвавшихся девчонок. Я к алкоголю относился сдержанно, и потому для меня празднование свелось к ношению тазиков, перемещению тел и выслушиванию исповедей. Попытка отыскать Сергея в интимном полумраке не увенчалась успехом. Пробравшись к выходу, я спустился на улицу. Теплый летний вечер, яркие звезды на небе бездонной синевы.

Я замыкаюсь в вечности, Идя по бесконечности, Впадаю в нереальности, А миражи в насущности Приносят нерешенности, Закутанные в сложности…

Нечаянные строки подчеркнули абсурдность происходящего, но поисков не отменили. На улице Сереги тоже не было. Легко перепрыгивая через ступени и мусорные бачки, коварно притаившиеся на лестничных площадках, я оказался перед незапертой дверью, из которой недавно вышел. Вошел, услышал шорох, открыл стенной шкаф. Кроме вешалок с одеждой и полок с обувью, в нем обнаружились Серега и невысокая, худенькая девушка. Они стояли лицом к лицу, пытаясь раздеть или одеть друг друга. Вряд ли они что-то видели, но тепло, столь щедро выплеснутое ими в незначительный замкнутый объем шкафа, хлестнуло меня стыдной волной.

– Вовка! Как здорово, что ты здесь. Я тут совсем запутался. – Он говорил, медленно расставляя слова и выбрасывая мешающую одежду вместе с вешалками. – Пожалуйста, давай проводим Свету, не сердись.

Пытаясь найти Светину сумочку, захожу в комнату родителей. Молодой человек, стоя на коленях, целует полуобнаженную грудь лежащей на кровати девушки. Дама кончиками пальцев придерживает сползающую голову кавалера. Одно его колено расположилось в тазу, недавно принявшем отвергнутые ее организмом излишки алкоголя. Потому и съезжал. Со стороны монотонное повторение попыток подползти поближе казалось странным, однако участников происходящее полностью устраивало.

Сумочка нашлась, но потерялась девушка.

– Она все время утекает сквозь пальцы, – пожаловался Серега.

Меня пугали его затуманенные глаза, вялая речь, замедленные движения и кайф, испытываемый им от этого состояния. В подобном состоянии находилась и девушка Света, которая также неожиданно появилась вновь, поправляя измятую одежду и растрепанные волосы. Мы с Сережей проводили её до дома, причем мне приходилось контролировать движения обоих, а затем молча отправились в обратный путь, добрались до кровати и провалились в сон.

Наступило утро, угар ушел, а картинка осталась. Волшебная палочка рома продемонстрировала силу воздействия, многократно превышавшую наши собственные возможности по отключению внутренних ограничений и изменяющую восприятие внешнего мира с враждебного на дружелюбное.