В школе проводился конкурс чтецов. Творческие мероприятия будили радость созидания. Комсомол действительно объединял молодежь, но не идеями, а походами, слетами, концертами, высокими кострами, горячими речами и нежными поцелуями при расставании. Время высоких идеалов стимулировало мои неосознанные устремления к таинственной гавани театрального искусства. Мамина жажда прекрасного, вырываясь на просторы, увлекала в водоворот культурной жизни города и меня. Встречи с искусством великих актеров и музыкантов оставляли ощущение сопричастности, величия паузы и бесконечности за пределами сказанного.

Мне выпало читать стихотворение Лермонтова. При чтении строчек: «Отворите мне темницу,// Дайте мне сиянье дня,// Черноглазую девицу,// Черногривого коня…» – голос претерпевал необъяснимую трансформацию. В моем легковесном теле словно раздувались органные мехи. Поток энергии, преобразованный в звук, гулом отражался от стен актового зала и вспыхивал в глазах неравнодушных. Я казался сам себе проводником чего-то свыше, словно художник, повторяющий движения невидимой руки. На вечере присутствовал режиссер комсомольского театра. Неожиданно, в первую очередь для себя, он пригласил меня на репетицию. Так я попал в труппу.

Ребята и девушки в возрасте от пятнадцати до двадцати лет собирались вечерами, учились сценическому движению и речи, вживались в образы и делились впечатлениями. Маленький принц Сент-Экзюпери и Ромео Шекспира – роли, которые одновременно и подарок, и испытание. Летом театр отправился на гастроли – Киров, Йошкар-Ола, Выборг. Силуэт отца медленно исчезал на перроне, в глазах щипало. Расставание с родительским теплом не ценишь днем, а ночью горестно рыдаешь.

Двое влюбленных, Петя, ударник популярной в те времена группы «Мифы», и Катя, искрометная, обаятельная, нежная девушка, взяли меня под крыло, словно брат и сестра. «Мы в ответе за тех, кого приручили», – слова Маленького принца, облетевшие мир, прибили наши сердца к неизвестной крошечной планете, где мы любили розу и за шипы тоже. Жили в студенческих общежитиях, школах, реже в гостиницах. Подъем в восемь утра и часовые занятия по сценическому движению. Звучит красиво, но пробуждение растяжками и нагрузками окрашивало утро в не самые радужные тона. Достаточно скудный завтрак, практически полуголодный образ жизни. Постоянная мечта о еде в сочетании с влюбленностью рождали атмосферу творчества. Сценическая речь, непрерывный треск скороговорок для улучшения артикуляции. Мы сокрушали трагизмом, скрипели иронией, визжали сатирой, учили роли, репетировали и снова учили. Играли. С трудом добирались до кровати, засыпали на полуслове.

Актерская жизнь, как пир во время чумы, как наркотик для больной души. Представители древних профессий лицедеев и проституток, за редким исключением, спят, где упали, и едят, что подадут. Извечный вопрос о получении роли чрез постель. Можно отказать и не спать, можно ждать и не встретить, можно согласиться и получить роль, сыграть, но никем не стать. Выбираешь не ты, выбирают тебя – и режиссер, и зритель, и это соль актерского бытия.

Родители иногда присылали деньги, мы устраивали сладкие вечера, ходили в мороженицы, и, как это бывает всегда, не зная меры, теряли голоса. Мы были безумны, молоды и красивы, бурлившая энергия сглаживала неровности и бросала на углы. Стихи Павла Когана: «Я с детства не любил овал,// Я с детства угол рисовал, – попадали в ритм пульса. Читая строки Эдуарда Багрицкого: «Боевые лошади уносили нас,// На широкой площади убивали нас», – я юным красноармейцем Иваном проносился под топот копыт, свист пуль и шашек – вдаль. Мы шли шеренгами в бой, вспыхивали красные прожектора, стреляла барабанная дробь, красная шелковая гладь вздымалась волнами и уносила жизни. Сцена казалась горячей от пролитой крови, гробовая тишина стояла в зале, на глазах у зрителей проступали слезы. Находясь в замкнутом пространстве, вдыхая один воздух, души сообщаются и обогащаются, впитывая выплеснувшуюся энергию.

Нас перевозили с места на место на небольших автобусах и грузовичках с открытым верхом вместе с матрасами и небогатым скарбом. Жизнь на колесах придавала дополнительное ощущение скорости. Струящиеся на ветру девичьи волосы, влюбленные глаза, обжигающие воздух и наготу, песни, непонятно почему застрявшие надолго в мозгу: «Он так же, как и ты, пришел из темноты,// Мы все туда уйдем, поджав хвосты».

На очередную просьбу выслать немного денег, отец отправил перевод с инструкцией по расходованию средств: «Купи билет и срочно возвращайся».