Шесть утра. Солнце лениво выползло из-за горизонта, но греть не торопилось. Наша высотка напоминала муравейник. Все занимались делом: артиллеристы готовили орудия, связисты таскали катушки, пехота обживали окопы и помогали всем понемногу. Танки, укрытые таким образом, чтобы вести огонь по противнику, оставаясь незамеченными, открыли люки и затаились. Ночью танкисты отрабатывали маневр: члены экипажа, рассевшись, как в танке, обстоятельно маневрировали по высотке, командир отдавал распоряжения, а водитель дергал воображаемые рычаги.

Воодушевленный таким представлением Коля Суворов на вопрос Пападюка, мол, чего они тут ползают, предложил:

– Зажми спичечный коробок между указательными пальцами вытянутых рук.

– Делать мне нечего!

– Я тебе наглядно объясню, чем они заняты. Не ленись, Мыкола, – продолжал уговаривать Коля, держа серьезное лицо.

– Ну, ладно, зажал, и что с того?

Пока ничего. Это же все-таки танк, непростая машина. Теперь стой на одной ноге, а второй топай.

– Как топать?

– Как обычно. Если постараешься, у тебя получится: приподнимаешь ногу и резко опускаешь.

– Ну, так что ли? – спросил Попадюк, несколько раз резко взбрыкнув, словно молодой жеребец. – Ничего трудного не вижу.

– Да, трудного действительно ничего, именно так в дурдоме заводят мотоцикл.

Под всеобщий хохот Попадюк понесся за Суворовым, перепрыгивая через окопы, его громадные сапожищи оставляли в земле глубокие следы в земле. Старики поймали обоих и предложили направить оставшуюся энергию на решение хозяйственных вопросов.

– Рядовой Радзиевский, к командиру роты бегом марш! – Раздавшийся прямо над ухом голос Егорова рассеял веселые воспоминания прошедшей ночи.

Наблюдательный пост находится на расстоянии вытянутой руки.

– Товарищ стар…

Тот резко оборвал моё приветствие:

– Слушай внимательно. Через несколько минут противник пойдет в наступление, а у меня нет связи с передовым отрядом. Они должны были окопаться где-то у той высотки. – Он сунул мне бинокль, указывая на какой-то холм примерно в километре от нашего расположения.

Пока я смотрел, на меня надевали походную рацию.

Сбегая вниз по склону, я чувствовал, как она с каждым шагом тяжелеет и вот-вот перевернет меня на спину. Сзади донеслись крики. Меня догнали двое ребят. Оказалось, в спешке не докрутили фиксирующие барашки, рация на рельсах выкатилась из кожуха и действительно едва меня не опрокинула.

Снова устремляюсь в заданном направлении и понимаю, что между видом сверху и видом снизу большая разница – нет никакой высотки. Спросить никак, сам рацией никогда не пользовался, остается только бежать в надежде не сбиться с маршрута. Кроме топота собственных сапог слышу нарастающий в геометрической прогрессии гул. Может, атака уже началась? Похоже на рев турбин, но небо чистое, ни самолетов, ни вертолетов. Выбегая из низины, вижу линию леса, из которого на огромной скорости один за другим выносятся танки противника. Бежать на танки с рацией неумно, обратно невозможно – что делать? И тут из старого, полуразрушенного окопа выскакивает офицер, хватает за руку и тащит в укрытие.

– Скорей снимай рацию! Думал, уже не дождемся, – запыхавшись, говорит он.

Радист быстро наладил связь и начал передавать координаты противника:

– Два БТРа прорываются по флангам, скорее всего разведка. Танки пока движутся походным строем, вижу десять, пятнадцать, тридцать…

– Радист остается в укрытии, а мы занимаем боевой пост, – весело скомандовал невысокий, коренастый, энергичный младший лейтенант.

В роли огневой мощи опять мой друг пулемет «Максим». Мы выкатили его и спрятались за кустом.

– Пора их раздразнить, давай трассерами.

В сторону танков полетели пули. Танки практически одновременно развернулись в боевые порядки и начали полномасштабное наступление. Мы оказались первой огневой точкой на пути противника. Следует отметить, что когда такие махины несутся мимо и вдруг разворачиваются на тебя, сразу забываешь, что это учения.

Мы продолжали вести прицельный огонь. Младший лейтенант выскочил из нашего скромного укрытия, дабы уберечь нас от возможного наезда. Танк остановился, сгребая землю в кучу, потом развернул орудие в нашу сторону.

– Чего дурака валяешь?!

Это была последняя попытка переговоров. Дуло пушки опустилось и заглянуло нам прямо в души. Круглый глаз с четко обрисованными краями и черной бездной посередине. Наверное, так себя чувствует кролик под взглядом удава. Младший лейтенант прыгнул в окоп с криком:

– Ложись!

Прыжок сопровождался языком пламени и взрывом. Нас накрыло ударной волной, с дымом и пылью. Когда мы очухались, танк уже исчез, а стенки старого окопа сложились под натиском гусениц. Мы с трудом откопали офицера, который, слава богу, не пострадал, но ругался на чем свет стоит.

– Он у меня ответит! «Партизаны» чертовы! Ладно, мы свое дело сделали, осторожно возвращаемся в расположение батальона.

Танки били по нашей и другим высоткам, где окопались противотанковые батареи; те, в свою очередь, вели ответный огонь. Офицеры с белыми повязками отмечали потери с обеих сторон. Возникла пауза, и танки замерли на подступах к нашим позициям. На фоне притихших турбин стало заметно, что над нами кружит самолет, и без остановки работают зенитные установки. Маленькие колесики «Максима» вязли в перепаханную гусеницами землю, препятствуя перемещению этого борова. Учитывая необходимость маскировки, при моем росте продвижение вперед напоминало бег на четвереньках. Офицер бросил дымовые шашки, хотя дыма и копоти в воздухе и так висело, хоть отбавляй. Наконец добрались до батальона, и младший лейтенант подмигнул:

– Спасибо за службу! Не успей ты доставить рацию, всем досталось бы на орехи. Следуй в расположение Ермолина, он интересовался, где ты. – И быстро скрылся в лабиринте траншей.

Встреченные на передовой солдаты подхватили пулемет, и я, не теряя времени, направился на наблюдательный пост. Воронок не было, но пушки дышали жаром, везде валялись стреляные гильзы, а лица встречных являли напряженную сосредоточенность. Армада застывших танков спокойствия не добавляла.

– Товарищ старший лейтенант…

– Слышу, что прибыл, – прервал мой доклад Ермолин, – сейчас снова поползут, а половины орудий уже нет. – Говоря, он не отрывался от прибора слежения. – Садись на телефоны, пока они провода траками не перерубили. Передавай Первому: нас атакует шесть, восемь, девять танков, пытаются обойти справа.

Работая трансформатором, нагреваюсь и начинаю гудеть. В ухо кричат:

– Седьмой, седьмой, держаться! Сейчас всем тяжело! Еще немного, и они надорвутся!

– Что говорят?

– Держаться!

– Свяжи с батареей Козырева, дай трубку. Сереж, утихомирь ты этого, справа, или он нам по тылам поползет. – Он бросил трубку. – Звягина, срочно.

Бешено кручу нужную ручку, но никто не отвечает. Наконец сквозь треск доносится чей-то голос:

– Танки прорвались… уже у нас…

– Разворачивайте орудие, прямой наводкой, быстрее! – орет в трубку Ермолин.

Вой турбин и лязганье гусениц раздались совсем рядом. Прикрывавшие наблюдательный пункт бревна и ветки вспучились, в образовавшуюся брешь стали видны двигающиеся механизмы танка.

– Бери ручные гранаты, пропусти его спокойно, потом бросай.

Выскочив из укрытия, я увидел, как на меня медленно надвигается второй танк. Подождал, пока он проползет надо мной. Огромное стальное тело закрыло свет. На мгновение показалось, что оно похоронило меня, отделив непреодолимым барьером от жизни. Мгновение тянулось бесконечно долго, самообладание медленно замещалось страхом. Наконец стальное брюхо миновало окоп, и я, выждав немного, метнул гранату и даже попал в цель.

– Опоздали, товарищ рядовой. – Из ниоткуда возник офицер с белой повязкой. – Вы все уже убиты, но все равно молодец.

Не совсем понимая, что делать убитому, присаживаюсь на бруствер. Танки недалеко ушли и тоже замерли. Как всегда неожиданно и в прекрасном расположении духа появился замполит батальона, капитан Веселов.

– Молодцы ребята! Перед командующим не посрамили. Опытным «Партизанам» дали жару. Сколько же они у вас тут танков потеряли! Так сразу и не сосчитаешь.

Он направился обходить позицию вместе с наблюдателями. Разгоряченные ребята начали сбиваться в кучки, закуривая и обмениваясь первыми впечатлениями. В блиндаже растопили небольшую «буржуйку», народу набилось не продохнуть. Вскипятили чайник, делились пайком, кусочками сахара.

Не помню, как уснул, стоя, или сидя. Но тогда впервые все забыли о том, кто «старики», кто «молодняк». Общий враг выдернул дух на свободу, очистил его от шелухи и дал проявиться исконным традициям русской армии – достоинству и взаимовыручке.