В кабинете тихо, прохладно. И мне здесь комфортно – сам себе хозяин. Приходят представители завода, обсуждаем возникающие вопросы, иногда ругаемся. Приборы, которые выпускает завод, устанавливаются на подводные лодки, и моя задача контролировать качество производства и все показатели, регламентируемые технической документацией, а их задача сводится к выполнению плана. Если мы что-то не принимаем, план зависает в воздухе, а с ним и премии рабочих, инженеров, возникает конфликт интересов. Давно знаю это производство. Я офицер, но все представители приемки ходят в гражданской одежде, дабы не привлекать ненужного внимание возможных заинтересованных лиц. Меня радует, что наши приборы ведут себя хорошо. Недавно был на ходовых испытаниях современной подводной лодки, все прошло отменно, без единого замечания.
Раздался стук в дверь, вошел капитан третьего ранга Семенов. Когда нет посторонних, мы на ты:
– Юрий Георгиевич, никого нет? – Он осмотрелся и закрыл за собой дверь. – Сегодня все плановые мероприятие выполнили, ребята спрашивают, может, пораньше пульку распишем? Пятница, не хочется допоздна задерживаться, жены уже ворчат, а так посидим в удовольствие…
Махнул ему рукой, чтобы сел, пока сам разговариваю по телефону с маклером по поводу квартир. Пока менял комнату, выданную министерством обороны как человеку семейному, сначала на две, потом те две на квартиру, потом квартиру и комнату Нининых родителей на трехкомнатную, затем разменивал её же на двухкомнатную и однокомнатную, сам уже маклером стал. Такие сложные схемы приходилось выстраивать, чтобы семье жилье добыть, а заодно и что-то заработать, а то на офицерскую зарплату кооперативную ни квартиру, ни и машину не купишь. Вроде бы у меня ответственная работа, требующая серьезной подготовки, а в реальной жизни какой-нибудь мясник живет лучше. И директор обувного магазина тоже, а уж овощной базы тем более. И как, интересно, я должен решать свои жилищные и бытовые вопросы? Получается, это никого в моем государстве не интересует. Или иди работать мясником, или… Я вот использую собственный мозг и придумываю схемы по обмену жилья. И не от нечего делать, а от желания нормально жить. И везде нужны связи: купить мясо – нужны не деньги, а знакомый мясник, купить мебель – работник мебельного магазина, а лучше директор, купить билеты на поезд – кассир. А чем я их всех могу заинтересовать? Они-то между собой могут своими услугами и товарами поделиться, но приборы для подводной лодки явно не попадают в этот список – совсем в другой они попадают список, с грифом «секретно». А так жильем занимаешься и мало-помалу обрастаешь связями. Повесил трубку с хорошим настроением. Похоже, длинная цепочка (десять ордеров задействовано) складывается, и все довольны, каждый получает, что хотел, и мне награда за потраченное на всё это время.
– Хорошо, Коля, давай через полчасика. У меня тут на подпись акты приемки, весь стол завален, за это время закончу, и сядем. А ты в пятый цех зайди, у них опять вопросы по контролю количества срабатываний у реле времени.
Он кивнул и вышел. Да, ребят я подобрал отличных. В волейбол вместе ходим играть, и, если есть время, как сегодня, в преферанс играем, и в гости друг к другу сходить приятно. А у других всё склоки, все подсиживают друг друга. На что люди только ни тратят свою жизнь…
Зазвонил телефон.
– Капитан первого ранга Радзиевский?
Голос незнакомый. Судя по официальному тону, звонок из госструктур.
– Да, слушаю.
– С вами говорит капитан Синицын из Комитета Государственной Безопасности.
Он сделал паузу, за время которой многое пронеслось у меня в голове. Но никаких поводов для интереса со стороны данной службы в памяти не нашлось.
– Я вас слушаю.
– Юрий Георгиевич, у нас есть к вам вопросы. Дабы не тратить ни ваше, ни мое время на повестки, было бы неплохо, если вы, конечно, располагаете временем, подъехать к нам. Часикам к семнадцати.
Он опять выжидательно умолк. Я не был готов к подобному предложению, но и тянуть не видел смысла.
– Хорошо, говорите адрес и как вас найти.
Он продиктовал адрес и объяснил, как его вызвать. Я всё записал, положил трубку и вызвал Николая.
– Мне нужно уехать. Если вдруг задержусь, временно будешь исполнять мои обязанности.
– Юра, а что, собственно, стряслось? Времени-то прошло всего ничего…
– Ничего толком тебе объяснить не могу, сам не знаю, но думаю, все будет хорошо. Однако если что – ты меня понял: никому ничего говорить не надо, скажи, мол, уехал по делам, поэтому все отменяется.
Коля ушел. У меня оставалось немного времени, но к чему готовиться, я не понимал. Заглянул в заводскую столовую, взял чаю и пряников – сладкого захотелось, да и вообще чай с пряниками мне всегда в радость. Посидел, успокоился и решил, что пора, и направился к машине. Я купил эту «Победу» уже изрядно послужившей, но она ещё достаточная крепкая, только электрика часто барахлит – то генератор, то стартер, то аккумулятор. Но сейчас не подвела: вставил ключ в замок зажигания – и мотор ровно загудел. Машина тяжелая, разгоняется плавно, зато трамвайные пути незаметно переезжает. Чувствуется претензия на солидность, размеренность, езда на ней успокаивает, а мне сейчас это очень кстати.
Меня встретил дежурный офицер, проводил в нужный кабинет и доложил о моем прибытии. Вхожу. За столом сидит худощавый, аккуратно стриженный мужчина лет тридцати, может, тридцати пяти. Он затачивает карандаш и делает это очень тщательно, превращая грифель в острие. Наконец поднимает голову, как будто он меня не ждал, и я отрываю его от важных государственных дел,
– А, да, Юрий Георгиевич. Проходите, садитесь, устраивайтесь поудобнее, нам есть, о чем поговорить.
Сажусь напротив. Стул резной, массивный, обтянутый красной кожей. Садиться на него неприятно – толи он сам он такой неприветливый, то ли стоит в неприветливом месте.
– Наверное, приглашение к нам в гости вас несколько удивило, но вы нас тоже несколько, прямо скажем, удивили…
Он замолчал и посмотрел на меня, изучая мою реакцию, или просто разглядывая. Потом снова завел мерным, как метроном, голосом, аккуратно ставя слова:
– Вы заставили нас поволноваться – да-да, не удивляйтесь, Юрий Георгиевич, – и изрядно потратить время. Начну по порядку. Вы, кстати, не хотите чего-нибудь выпить? Чаю, кофе, может, воды?
Опять замолчал и с интересом меня рассматривает. Щурится так, что глаза превращаются в щелочки, но это не улыбка, хотя уголки рта тоже двигаются. У меня немного пересохло в горле, и волнение пока не покидает, но отвлекаться ни на что не хочу. Мне его присутствия достаточно.
– Нет, спасибо, я перед визитом к вам зашел в столовую.
Он выдвинул вперед подбородок и покачал головой.
– Ну и хорошо, может, попозже. Начнем с простого: вы знакомы с Гуревичем Михаилом Абрамовичем?
Я прикинул, кто бы это мог быть и где я мог с ним встречаться, и вспомнил.
– Да, знаком. Он работал на заводе, где я руковожу военной приемкой в отделе технического контроля. Но сталкивался с ним только по работе, да и то нечасто.
Он улыбнулся, если это можно так назвать – лицо приняло нужную форму, но никакой радости не излучало.
– Вот видите, какое разночтение. Он вас представил как близкого друга, да, и знаете кому?
А почему меня это должно интересовать, подумалось мне.
– А почему мне это должно быть интересно?
Он взял заточенный карандаш, лист бумаги и стал им постукивать по нему.
– Вот именно, почему вас должно беспокоить, что американские спецслужбы имеют информацию, что человек, имеющий допуск к особо секретной информации, готов с ними сотрудничать?
Я обомлел.
– Какие спецслужбы? С кем сотрудничать? Откуда такая информация?
Он опять наблюдал за моей реакцией и ставил какие-то галочки.
– Ну, как откуда – от вашего друга гражданина Гуревича.
Я хотел возмутиться, но сдержался.
– Он вовсе мне не друг, и я не понимаю, какое я имею отношению к тому, что наговорил кому-то Гуревич.
Он встал и заходил по кабинету.
– А вам не кажется странным, что он назвал именно вашу фамилию? Что именно вы, по его мнению, готовы к сотрудничеству?
Во мне все кипело, но я старался сохранять спокойствие.
– Простите, но как я могу отвечать за слова какого– то человека, пусть даже и знакомого мне?
Он опять уселся напротив.
– Простите, а как мы можем доверять человеку, о готовности которого к сотрудничеству сообщают спецслужбам иностранного государства?
Тупик, глухая стена, меня не слышат.
– Вы можете мне предъявить нечто реальное, что подтверждало бы эти слова?
Снова та же улыбочка.
– Если бы это имело место, Юрий Георгиевич, мы бы с вами разговаривали в другом месте и при других обстоятельствах. А так просто мирно беседуем.
Тогда что, просто пригласили сообщить, мол, был сигнал и не подтвердился? Как-то это странно.
– И что же тогда послужило поводом моего приглашения к вам?
Он опять поставил галочку и залюбовался, какая она у него красивая получилась.
– А поводов оказалось много. Нам пришлось понаблюдать за вами, и нас несколько удивила ваша жизнь, ваши увлечения, некоторые суждения.
Его глаза снова сузились. Он следил за моей реакцией, как следят за реакцией подопытного кролика, когда опыт проводится многократно и результат известен заранее, отрабатывается только уровень достоверности. Меня сказанное действительно придавило, я понимал, о чем идет речь.
– И что именно вам показалось странным? – Я старался говорить ровно, а он играл ясно интонациями, словно получал удовольствие он моей нервозности, даже повизгивать начал.
– Вы наверняка догадываетесь, о чем я говорю. Собственно, и мы в этом тайны особой не видим, поэтому решили пригласить вас и одновременно проинформировали ваше руководство. Пусть лучше всё происходит параллельно, дабы не возникало разночтений в понимании.
Это был следующий удар. Бьют мягко, но последовательно, в одно и тоже место. У меня не должно было оставаться сомнений, что двигается по жестко отработанному сценарию, и мне отведена роль статиста.
Я вообразил «приятный» разговор с Василием Павловичем. Мы с ним давно работаем, у нас сложились отличные дружеские отношения, мое представительство долгие годы является одним из лучших. И тут товарищи из одного военного ведомства с радостью промывают мозги и указывают на недостаточный контроль товарищам из другого военного ведомства. Прошу разъяснить:
– И что же вас так обеспокоило, что вы сочли целесообразным обсудить это с моим руководством?
Он посмотрел на часы, подчеркивая тем самым, что я впустую трачу его драгоценное время, и начал говорить, продолжая наблюдать за движением стрелок:
– Нам представляется странным, что руководитель подразделения, отвечающего за контроль качества секретного оборудования военного назначения, тратит своё время, в том числе и рабочее, на добывание денег, общаясь с сомнительными личностями, именуемыми «маклерами». И поэтому нам не показалось не случайным, что гражданин Гуревич счел возможным рекомендовать именно вас как потенциально готового к сотрудничеству. Раз вам не хватает вашей заработной платы, и вы готовы, так сказать, подзаработать на стороне, то почему бы и не таким образом? Не правда ли, вполне логично, вам не кажется?
Что можно сказать человеку, который знает, что правильно, а что неправильно, и служит в системе, где инакомыслие наказуемо.
– Я помогаю людям решать проблемы с жильем, опираясь на собственный опыт, и получаю вознаграждение за помощь. Это не имеет никакого отношения к измене Родине и никак не сказывается на моей основной работе и работе моего подразделения.
Часы опять привлекли его внимание. Похоже, моя реакция на его слова его больше не интересовала, он и так уже все для себя понял. Не поднимая глаз, он донес до меня заранее принятое решение:
– Думаю, для всех будет лучше, если вы подадите рапорт об отставке. Мы не станем раздувать эту истории и сочтем вопрос исчерпанным. И нам будет спокойнее, и вам, и вашему руководству.
Он встал, показывая, что разговор окончен, приговор обжалованию не подлежит. Я тоже поднялся.
– Всего доброго.
Та же бесцветная улыбочка.
– Всего доброго.
Эти люди на протяжении долгого времени легко решают судьбы других людей, хотя этих других они за людей и не считают, те для них граждане. Я вышел из здания и направился на работу, домой ехать не хотелось. Добрался до завода, поднялся к себе в кабинет. Здесь ничего не изменилось, но я почувствовал, что мы расстаемся, и сердце больно кольнуло. Зазвонил телефон.
– Юрий Георгиевич, рад вас слышать. – Это был голос адмирала Войнова.
– Слушаю вас, Василий Павлович. – Я замолчал, не зная, действительно с ним разговаривали или мне специально так сказали.
– Со мной беседовали, недавно уехал их представитель. Их доводы мне показались странными и абсолютно необоснованными. Поэтому считаю, что с их рекомендациями вовсе не обязательно соглашаться. Это моё мнение, и я хочу, чтобы вы его знали.
Мне было приятно получить поддержку человека, которого я уважал, который всегда имел свою точку зрения и умел ее отстаивать. Но я понимал, что ему скоро на пенсию, а вся эта история, представленная данными товарищами в нужном свете, в Москве будет воспринята негативно. Неизвестно, к чему приведет эта борьба, но у него могут возникнуть сложности.
– Спасибо вам, Василий Павлович, и за Вашу позицию, и за поддержку. Мне всегда было приятно с вами работать но эти люди не оставят ни вас, ни меня в покое. Им надо поставить галочку, что они свою работу выполнили и что-то там предотвратили. А то, что от этого пострадают и люди, и дело, их не интересует. Ничего в этих структурах не меняется, как было, так и остается, разве что вежливее стали. А люди их как не интересовали, так и не интересуют. Извините, я несколько на взводе, но всем будет проще, если я вам завтра положу рапорт об отставке. Ещё раз простите меня, что доставил неприятности, и спасибо за совместную работу.
Мы оба замолчали. После паузы раздался его голос:
– Не торопитесь. Надо все обдумать, и вообще это не телефонный разговор. Заедете завтра ко мне, жду вас в одиннадцать часов.
Разговор закончился. Странно – столько лет служишь государству, а оно доверяет решать твою судьбу человеку, который абсолютно тебя не знает, которому абсолютно наплевать на твою жизнь, на твою семью. Но он уверен, что отстаивает интересы этого самого государства и знает их гораздо лучше, чем ты, а твоё мнение никого не интересует. Эта машина подавления меняет только винтики – старые уходят, новые приходят, но сам механизм неизменен и отлажен идеально. Интересно, кому эта машина служит, кто ей управляет? Или она уже сама управляет людьми, их судьбами?
Утром я подал рапорт. Неправильно перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Возможно, это сама жизнь мне так подсказывает, что надо что-то менять, и если я сам этого не делаю, она это сделает за меня.