Набережная курортного города. Весело перебивая друг друга, обсуждаем первый проведенный здесь день и ночь накануне. Пятеро мужчин, часть женатые, часть холостые, вырвались на свободу, огляделись по сторонам и обнаружили много красивых женщин, демонстрирующих одновременно интерес и холодную недоступность. В итоге мы решили, что лучше всего накрыть стол в номере и просто расслабиться, предварительно искупавшись в море, а затем в бассейне. Там мы ловили русалок, но в результате натыкались друг на друга и в меру нереализованных сил старались утопить товарища. Особенно хорошо это удавалось, когда нас учили погружаться с аквалангом на дно бассейна: незаметно подплываешь и перекрываешь вентиль доступа воздуха, а остальные смотрят, как у аквалангиста округляются глаза, а потом спасаются от возмездия. Около трёх часов ночи в дверь постучали. Юра, мой сосед по номеру, предложить всем убавить громкость и пошёл открывать. Вернулся с двумя милиционерами, те осмотрели нашу компанию, но пьяных не обнаружили, да и выглядели мы все прилично.

Один из милиционеров, видимо, старший, спросил:

– Когда куролесить закончите? Соседи жалуются.

К этому времени многие уже охрипли от хохота. Самого мелкого из нас, как по росту, так и по весу, Аркадия, всё время посылали в соседний номер за очередной дозой алкоголя. Он же, кстати, стал первой жертвой кислородного голодания. В последние разы его брали за руки и ноги и несли, потому что от смеха он уже не мог ходить и полз на карачках по коридору, не в силах попасть в нужный номер. При этом все выглядели крайне миролюбиво и доброжелательно.

Юра, широко улыбаясь, широким жестом обвел всех сидящих и, одновременно освободив два стула, мягко ответил:

– Товарищ сержант, просто мы только что приехали. Вот расселись и не можем успокоиться. Тут такое происходит, поверьте, даже не знаю, как вам сказать. Да вы присаживайтесь, мы вас надолго не задержим. Мы же тут ничего особенного не делаем, просто общаемся. Правда, садитесь, хоть немного посидите с нами.

В это время кто-то из ребят налил водки в рюмки и придвинул их милиционерам. Те нехотя сели, торопиться им было, видимо, некуда, но пить не стали. Юра, от рождения лишенный тормозов, тут же включил своё обаяние и талант рассказчика и начал свою историю:

– Нет, правда, вы только представьте, приехал с друзьями на отдых, и меня поселили в номере с другом моего друга. Ну, я, естественно захожу в комнату, ставлю сумку, оборачиваюсь, протягиваю руку и говорю: «Юра». Это же нормально, скажите мне?

Милиционеры пожали плечами, показывая, что не видят ничего необычного, а один, потолще другого, снял фуражку. В номере было действительно душно и накурено. Юра, дождавшись их реакции, продолжал:

– Вот и я так думаю. Стою с протянутой рукой и ничего не подозреваю, а этот, который друг моего друга, тоже ставит сумку на пол, расстегивает ширинку, и говорит: «Володя». Нет, вы представляете моё состояние?!

Теперь милиционеры с изумлением уставились на него и явно стали взглядом искать среди нас Володю. Юра, уловив их замешательство и добавив пафоса, погнал дальше:

– Уж не буду Вам рассказывать, что я увидел, но инстинкт самосохранения сработал, и я, сам не знаю, как, перепрыгнул через кровать и пытался выскочить из номера. Вот какой стресс я испытал в самом начале отдыха! Давайте выпьем, уж такого натерпелся!

Юра поднял свою рюмку. Милиционеры уже меньше походили на стражей порядка. От жары и рассказа они разрумянились, общая атмосфера раскованности и аппетитная закуска на столе тоже сделали своё дело. Старший откликнулся:

– А, чёрт с тобой, давай по одной.

Напарник тоже согласился, и мы дружно выпили.

– Ты лучше сразу скажи, ты нас разыгрываешь, или как?

После совместной выпивки напряжение спало. Юра протянул к нему руки и, доверительно понизив голос, сказал:

– Видишь цемент под ногтями? Дрался как лев, до последнего, сам понимаешь. Можешь пойти посмотреть к нам в комнату, там прямо следы на стенах. Но всё-таки отбился, а вот нашему мелкому не повезло, – и он указал на Аркадия, который полулежал, из последних сил сдерживая хохот. – Попался под горячую руку, теперь купаться не может. Только окажется в воде, сразу как аквариум.

Милиционер посмотрел на Аркадия, потом на Юру, и недоверчиво уточнил:

– Что значит, как аквариум?

Юра, недолго думая, ответил:

– Ну, как? Понятно, как: потому что рыбки в него заплывают.

Тут милиционер неприлично заржал и переспросил, глядя на Аркадия:

– Правда что ли, живые рыбки?

Теперь уже грохнули все. Милиционеры с нами ещё с полчаса просидели и всё просили потише, а то неудобно: другой наряд придёт, а они тут веселятся.

Вспоминая ночное веселье, дошли до гостиничного ресторана. При входе стояли две женщины, одна из них остановила Юру и попросила его снять пляжные шорты, мол, в шортах в ресторан нельзя. Естественно, Юра тут же потянул шорты вниз, а вторая женщина закричала на первую:

– Ты что, не видишь? Разве можно ему такое говорить? Он ведь прямо здесь и снимет, и ещё скажет, что ты велела.

Юра пожал плечами, показывая, что так оно и будет, а мы загородили его от дам, и быстро просочились в ресторан. В это время мимо нас прошла высокая блондинка в обтягивающих велосипедных шортах, ведя за руку очаровательного малыша, который упорно вырывался. Данное явление не осталось не замеченным. Яшка, мой друг ещё с армейских времен, толкнул меня в бок:

– Вова, точно твой вариант: высокая, худая и наверняка сука.

Мы сели за столик. Ужин оказался превосходным, все с удовольствием набросились на еду. При этом смех и постоянные реплики создавали вокруг нашего стала ощущение гудящего улья. Мама с ребенком сидели за соседним столом. Она обратила на нас внимание, мы случайно встретились глазами, и что-то меня зацепило: то ли длинные ноги, то ли обтягивающие шорты, то ли взгляд, не заинтересованным, но и не пустой, не теплый, но и не холодный. Вроде не было в нём ничего особенного, но я захотел с ней познакомиться.

Яков, поймав мой взгляд, зашептал мне на ухо:

– Зачем тебе этот геморрой? У тебя есть Маша, хорошая девушка, а тут и ребёнок, и вообще, судя по внешнему виду, приключений не оберёшься.

Яшка мой друг, он беспокоится за меня, ему не безразлична моя жизнь, но он очень практичен. Когда я уже развелся, а он еще состоял в браке, мы часто гуляли с ним по берегу Финского залива. Я отстаивал позицию, что надо жить с женщиной, которую любишь, а он твердил, что дом это тыл, и что для него дом там, где стоят его тапочки, и что для эмоций всегда можно найти кого-то, а когда влюбляешься, находишь только приключения на свою голову. После армии мы часами сидели в микроавтобусе и продавали проездные карточки, это был его дополнительный заработок, слушали музыку и говорили на всевозможные темы. Моя жена ревновала меня ко времени, которое мы проводили вместе. Дружба конкурирует с любовью, и тогда-то и выясняется, какого волка ты кормишь лучше и умеешь ли находить равновесие.

Относительно Маши Яшка прав. Светлая, хорошая девушка, я стал её первым мужчиной и чувствовал, что она увлечена мной, наверное даже любит. Вопрос в том, чего не хватает мне, может, огня, которым пылала Дора, которым искрится Нина. Ищешь всегда то, чего не хватает. Можно назвать это индивидуальностью, можно сексуальностью. Да, в этой женщине точно есть нечто притягательное. Я не знаю, зачем я пришёл и кто мне нужен, что должна мне принести эта женщина. Вероятно, совсем не то, что я в ней увидел и что показалось важным.

Она встает из-за стола, берет за руку сына и идёт к выходу. А вдруг я больше никогда её не увижу! Встаю, догоняю у лифта, двери открываются, вместе входим. Как всегда проблема, что сказать, но времени нет, спрашиваю, первое, что приходит в голову:

– Кажется, мы вместе с вами прилетели?

Ни тени волнения от неожиданности моего обращения.

– Вы прилетели на две недели позже нас. Я отдыхаю здесь с сыном, мужем и тестем.

Конечно, я удивился, что она знает, когда мы появились здесь, но лифт скоро должен был добраться до ее этажа, и я спросил о том, что мне казалось важным:

– Когда вы улетаете?

– Через неделю, но пока не знаю, как это получится. Похоже, у нас не хватает денег на обратную дорогу.

Она продолжала говорить так же спокойно, придерживая сына, не способного ни минуты устоять на месте. Лифт остановился, они вышли. Я вышел следом, хотя это, наверное, было глупо, и сказал.

– Позвоните мне, если эта проблема не разрешится, буду рад вам помочь.

Я сунул ей визитку, даже забыв представиться и спросить её имя.

Они уже стали удаляться, когда она повернулась и уронила:

– Меня зовут Нана. Спасибо.

Они исчезли за поворотом коридора, и я наконец сообразил, что моё имя написано на визитке. Нашу шумную компанию я обнаружил уже в номере, все готовились к продолжению веселья.

– Сегодня дискотека, давай сходим, или ты уже подарил своё сердце замужней даме?

Яков улыбался, остальные, судя по накрытому столу, никуда не собирались. Юра предложил мне ни с кем не встречаться, потому что от проживания со мной в одном номере у него резко начался процесс омоложения, а если я ещё с кем-нибудь вступлю в контакт, то человек рискует впасть в детство. Все пребывали в отличном настроении и советовали нам обоим соблюдать осторожность.

Ни музыка, ни атмосфера на дискотеке танцам не располагали. Зато мы заметили двух девушек, которые тоже явно скучали. Яков представил нас обоих и предложил прогуляться. На улице действительно было гораздо приятнее, чем в зале. Пальмы вырванные из ночи подсветкой, дробили окружавшее отель пространство, звёзды поделили небо, а мы девушек. Яков уже обнял Свету за талию и предложил искупнуться в бассейне, мы с Надей поплелись за ними. Купальники не понадобились, обнаженные тела мелькнули и исчезли в воде.

– Мне что-то не хочется плавать, – заметила Надя и принялась увлеченно теребить сумочку.

Вспомнился Евтушенко: «В двадцать лет веселье, а в сорок лет похмелье и полна баня голых баб». Наверное, потому вспомнился, что проводившие с нами вечер дамы явно не радовали душу, а предназначались для тела. Это тоже хорошо, но когда сердце занято, прочее кажется ненужным, и начинаешь себя корить. Я смотрел на Надю, на её сумочку, видел ее растерянность без подруги и неспособность осознать, чего она хочет, то ли делает, так ли себя ведет. Вроде поправляет волосы и хочет нравиться, но не уверена в себе, сутулится. Подумалось, это не является ли она моим зеркалом. Мы стояли и молча разглядывали окрестности. В это время Яков вылез из воды, быстро оделся, подошёл ко мне и шепотом поинтересовался:

– Вы как тут, не теряли времени даром, надеюсь? Мы в бассейне решили все вопросы, и замечательно как-то всё случилось.

Он посмотрел на меня, потом на тоскливую Надю, всё понял и уже громко добавил:

– Не знаю, как вы, а я иду провожать Свету. Не будем вам мешать, и они исчезли, словно в воду канули.

– Надя, если не возражаете, прогуляемся к морю.

Она тряхнула головой, и мы медленно пошли на шум. По мере приближения, он менялся от мерного рокота до шороха перекатывающихся камней и грохота волн друг об друг. Раскатистый набег на берег, медленное осознание, что здесь владения моря заканчиваются, и спустя мгновение – новая попытка расширить границы. Так бесконечно море воюет с землей, размывая берег, тонкую грань временного перемирия.

Ветер с моря принес прохладу и обнажил одиночество. Нас двое, но каждый сам по себе. Я почувствовал, что она ежится от прикосновений влажного воздуха, подошел ближе, обнял, прижал спиной к себе. В месте соприкосновения возникло тепло. Тепло объединяет, перетекая из одного тела в другое. Мои ладони коснулись ее груди, она вздрогнула, но не противилась. Мои пальцы сжимали плотные холмики. Мы стояли, не двигаясь, Надя не отстранялась. Зачем это все? В голове крутились сказанные Наной слова, всего-то несколько фраз, но вместе с ними что-то вошло в меня. Эти размышления отдалили меня от спутницы, и я предложил вернуться в отель. Мы шли по слабо освещенным аллеям, она молчала. Интересно, о чём она думала? Подошли к лифту, но свет уже отключили, и пришлось подниматься по лестнице. Темно, хоть глаз выколи. Нащупал перила и осторожно ставлю ноги на ступеньки. Никого нет, глубокая ночь. Надя, видимо, не рассчитала, где заканчивается лестничная площадка, и отпрянула назад, бедра оказались у меня на коленях. Я поймал ее, и на этот раз разгоряченное тело обожгло меня. Поцеловал её шею, освободил грудь от лифчика, она прерывисто задышала и задрожала. Мы так и застряли на лестнице: она тихо постанывала и последнюю ноту на грифе эмоций держала, стиснув мне мизинец, и не отпускала, пока её тело плавно содрогалось. Наконец она повернулась ко мне.

– Проводи меня завтра, я уезжаю в восемь утра. Мы почти пришли, дальше я сама. – Поцеловала меня, поправила одежду и тихо испарилась.

Я вернулся к себе в номер. Народ попритих, на этот час весь боезапас был уже истрачен. Юра тихо посапывал, я тоже улегся, чтобы проводить Надю, придется рано встать. Скорее всего мы никогда больше не встретимся, но надо быть благодарным за проведенные вместе минуты и ей, и самой жизни. А может, и себе, что не дал воли сомнению. Никто не знает, что ждет завтра, а то, что было вчера – уже опыт, из которого это завтра и вырастет. Оно не обязательно окажется продолжением вчера, скорее, подарит новый опыт. Важно не каждый день открывать новое, а сама готовность к принятию нового, способность замечать то, что иначе ускользнуло бы и, возможно, пропало навсегда. Воспоминания перетекли в сон и растаяли вместе с размышлениями о смысле жизни.

Утро заявило о себе дребезжанием будильника. Вставать не хотелось, но я, кряхтя, вылез из-под одеяла, принял душ и оделся. Тело на соседней койке не подавало признаков жизни, и я тихо вышел из номера.

У стойки администратора толпились люди, но Нади среди них не было, я вышел на улицу. Она стояла у автобуса и заметно волновалась, видимо, уже жалела, что попросила её проводить. Мы улыбнулись друг другу. Так завершают курортный роман, короткий, без затяжной прелюдии и с мгновенным финалом. Она мяла в руках клочок бумаги. Люди струйкой потекли в автобус, Надя поцеловала меня.

– Мне было хорошо с тобой.

Она сунула листок мне в ладонь и затерялась в автобусе. На бумажке был написан номер телефона, я положил ее в задний карман джинсов, уже зная, что не позвоню. Надя это тоже понимала, но написала, потому что хотела. И это важно – несмотря ни на что проявлять свои желания. Это как говорить «люблю», не требуя ничего в ответ.