Увидев, какое действие произвёл его подарок, господин Деньги уверенно продолжал разговор.

— Рыба не может быть другом, — сказал он и помахал перед носом Нкуэнга указательным пальцем. Рыба это рыба — её покупают, её продают. Когда рыбы много, ее продают дёшево, когда мало — дорого. А если рыба редкая, она совсем дорогая. Я хочу, чтобы ты меня понял.

Минданаец переводил слово в слово. Охотник внимательно слушал. Белый, по его мнению, рассуждал о рыбе правильно. Но эти рассуждения не имеют никакого отношения к его прилипале. Его прилипала не просто рыба, она Большая Жемчужина. И тут нечего объяснять. Кто понимает — понимает, а кто не понимает, сколько ни объясняй, — всё равно не поймёт.

Поэтому Нкуэнг промолчал. Он считал, что говорить не о чем. Каждому пора заняться своим делом.

Гость внимательно смотрел на Нкуэнга Нкуэнг — на гостя. Первым не выдержал приезжий.

— Почему он молчит? — раздражённо спросил господин Деньги минданайца.

— Ему, должно быть, нечего сказать, — предположил торговец.

— Тогда я скажу. — Американец сдвинул пробковый шлем на затылок. — Я скажу, а ты переводи. Только точно переводи. Передай, что если он боится, как бы я чего не сделал его поганой рыбёшке, то мы решим дело иначе. Я её куплю. Куплю со всеми потрохами. Втолкуй ему это, Чу.

— Он говорит: «Куплю у тебя прилипалу», — сказал минданаец Нкуэнгу. Перевести подробней торговец считал излишним.

Охотник пожал плечами, дивясь непонятливости белого:

— Я её не продам.

Чу терпеливо и спокойно посмотрел на американца.

— Он говорит: «Я не продам её».

Господин Деньги взорвался:

— Слушай, Чу, если ты не сумеешь уговорить этого упрямого скота, цента не получишь из тех семидесяти долларов, о которых вчера условились. Понял?

— Понял, мистер Берти. — Равнодушное выражение физиономии владельца шхуны исчезло. — Но что мне ему сказать?

— Скажи, я куплю его чёртову рыбу.

— Он уже это слышал.

— Но он не слышал цены. Скажи: я заплачу за его каракатицу столько, сколько никто никогда за подобную дрянь не платил.

В глазах минданайца загорелись огоньки.

— Сколько, мистер Берти?

— Сто долларов, чёрт побери! Сто больших серебряных рупий. И, если он будет упираться, набавлю ещё… До двухсот. Только не спеши с этим, незачем баловать цветного. Веди разговор о сотне.

Чуонг повернулся к охотнику:

— Тебе повезло, Нкуэнг. Ты правильно делал, что упрямился. Белый, у которого денег больше, чем ума, теперь сам не свой. Он согласен отдать за твою рыбу сто больших рупий… Десять раз по десять. — Минданаец поднял обе руки с растопыренными пальцами и помотал ими перед лицом охотника. — Ты понял, Нкуэнг?

Островитянин молча кивнул, а торговец продолжал:

— Но я тебе друг, Нкуэнг, и я тебе говорю: за сто рупий рыбу отдавать не надо. Я сделаю так, что белый даст двести рупий. Сто и ещё сто? Понял? И тогда ты из второй сотни отдашь мне половину. Понял? Тебе будет сто пятьдесят рупий, а мне пятьдесят. Понял?

Нкуэнг всё понял. Понял, что белый хочет дать за Большую Жемчужину много денег и что минданаец хочет обмануть белого, взять часть его денег себе. Но, кроме того он понимал другое: пусть белый бросается деньгами как хочет — это дело белого; пусть минданаец обманывает белого как может — это дело минданайца; что же касается Нкуэнга, то у него своё дело. Его дело — утром выходить в море, вечером возвращаться с пойманной черепахой. И никаких других дел он знать не хочет. А чтобы ловить черепах, ему нужна Большая Жемчужина. Никто так не умеет ловить черепах, как она.

Значит, белый может обещать что угодно — хоть полную лодку серебряных рупий, минданаец может хитрить, извиваться, притворяться другом как угодно, он своей прилипалы не отдаст. Об этом даже говорить не стоит.

Так Нкуэнг и объяснил торговцу.

— Что он там бормочет? — сердито спросил американец.

— Говорит, что не продаст рыбы, — ответил минданаец; затем, помолчав, добавил: — И, насколько я знаю островитян, он её не продаст. Ни за какие деньги. Хоть за миллион. Тут ничего не поделать, мистер Берти. Можно возвращаться на шхуну.

— Чепуха! Абсолютная чепуха! Дикарь просто не понимает, что означают двести долларов. С ним нужно говорить не о деньгах, а о вещах. Он должен видеть вещи. Тогда он поймёт и станет сговорчивей. Это будет даже интересно: я сниму прилипалу и гору рухляди, которую за нее отдам.

Минданаец выжидающе смотрел на своего пассажира. Что он только не придумает, богатый бездельник!

А господину Деньги уже не терпелось Он велел торговцу выгрузить весь товар, который тот возил с собой на катере.