Не так уж много времени требуется, чтобы пробежать те пятьдесят метров, которые отделяли охотника от берега. Большая Жемчужина ещё дышала, билась, извивалась на жарком белом песке.

Господина Деньги возле неё не было. Он стоял ближе к минданайцу и следил, как тот снимает.

Нкуэнг подбежал к прилипале, наклонился, привычно взял в руки. Рыба шевелилась, открывала жабры, двигала хвостом. В ней ещё сохранились силы.

Охотник оглянулся. Была бы лодка, наполненная водой, он пустил бы прилипалу туда. Но садок лежал вверх килем. Перевернуть его и снова притопить слишком долго. Большой Жемчужине осталось жить секунды.

Значит, надо в море. Насовсем, навсегда. Другого выхода нет. Жаль! Но что поделать? По крайней мере, он будет знать: где-то его Большая Жемчужина плавает на просторе, а не валяется мёртвой на берегу. Он никогда не простил бы себе, если бы такую рыбу растаскали по кусочкам береговые крабы-трупоеды.

— Снимай, Чу, снимай, — шептал в это время приезжий владельцу шхуны. — Я сейчас подойду к нему. Снимай нас обоих.

Нкуэнг ничего не слышал. Он смотрел на рыбу-добытчицу, «Прощай, Большая Жемчужина, не есть тебе больше банановых гусениц, не плескаться в садке, не ловить морских черепах. Ты сейчас уплывёшь в океан».

Прилипала слабо шевельнулась. Нкуэнг широко замахнулся. Он хотел забросить рыбу подальше, чтобы её, обессиленную, не вынесло волной обратно на берег.

Но бросить не удалось. Сильный удар вышиб прилипалу из рук Нкуэнга. Охотник растерянно оглянулся. Перед ним стоял господин Деньги. Это его удар заставил островитянина уронить рыбу.

Охотник с состраданием посмотрел на белого. Белому не плохо. Он совсем не в себе.

— Ничего, сейчас… — постарался успокоить Нкуэнг американца. — Рыба ждать не может, а ты немножко-немножко подожди. Я сейчас тебе воды принесу.