«Мы — братья по духу, товарищи по намерениям…»Из письма М. Горького Сунь Ят-сену
то произошло летом 1956 года. Мы приехали в Ростов каждый по своим литературным делам, не имевшим никакого отношения к тому, о чем будет рассказано дальше.
Но в донской столице на глаза нам попался сорокалетней давности документ, и три строчки, вычитанные в нем, нарушили первоначальные планы, изменили маршруты, поглотили три года нашей жизни.
Документ, о котором идет речь, — воспоминания видного революционного деятеля Закавказья Филиппа Махарадзе, относящиеся к дням гражданской войны. Интересные сами по себе, они, может быть, и не привлекли бы нашего внимания, если бы не фраза о бойцах Владикавказского китайского батальона. Этот батальон, по словам Махарадзе, играл в революционной борьбе за Терек существенную роль. А в июне 1918 года Советская власть во Владикавказе именно на него «опиралась в первую очередь».
Выписку из воспоминаний старого большевика показал нам историк Яков Никитич Раенко, с которым мы встретились в Ростовском областном партийном архиве. Он же назвал и имя того, кто командовал некогда китайским батальоном, — Пау Ти-сан. Махарадзе о нем не писал, но Яков Никитич нашел упоминание о китайском командире в какой-то архивной бумаге.
Все услышанное заставляло задуматься. Действия китайских добровольцев Красной Армии связываются обычно не с Югом, а с Востоком нашей страны. Именно там, в бескрайней сибирской тайге, на просторах Приамурья, в дебрях Уссурийского края, среди сопок Приморья, были разбросаны одинокие фанзы китайских тружеников; именно там переселенцы из Китая густо населяли окраины городов; именно там тысячи их, подчиняясь зову сердца, брали винтовки в руки, чтобы плечом к плечу с русскими братьями бороться за власть Советов.
Дрались и на полях центральной части России отдельные китайские красноармейские подразделения, но сколько их было, как воевали, — на этот вопрос до сих пор никто определенно и обстоятельно ответить не мог.
И вот в воспоминаниях Махарадзе мы впервые находим точное наименование китайского подразделения и название города, где китайские бойцы воевали.
Кто знает, не заслуживает ли владикавказское китайское воинское подразделение славы знаменитых интернациональных полков времен гражданской войны?
А Пау Ти-сан? Не достоин ли он стоять в одном ряду с Каролем Сверчевским, Славояром Частеком, Олеко Дундичем, Тайво Антикайненом?
Образ горстки безвестных китайских бойцов, сражавшихся на Тереке за дело революции, нас властно захватил и увлек. Мы решили пойти по следам Владикавказского батальона.
Раенко с присущим ученому спокойствием старался остудить наш пыл. Он, создавший «Хронику исторических событий на Дону, Кубани и в Черноморье», отлично представлял себе, как скудны исторические источники во всем, что касается китайских добровольцев.
Вероятно, в силу нашей непричастности к ученому миру доводы, приведенные Яковом Никитичем, не произвели на нас никакого впечатления. Мы были очень наивны тогда и совсем не представляли себе действительных трудностей задуманного.
Трудности стали ясны потом, а пока, забыв о первоначальной цели поездки на Дон, исполненные веры в успех, мы отправились в город Орджоникидзе, упоминающийся в записях Филиппа Махарадзе под старым именем Владикавказ.
Приехали в воскресенье. Учреждения закрыты. Смирившись с мыслью, что для литературных поисков день пропал, выходим на центральный проспект шумного живописного южного города.
Делаем несколько шагов и вдруг — надо же тому случиться! — встречаемся с китайцем, милым юношей, в отлично выутюженных брюках, нарядной шелковой сорочке и с очень умело, очень тщательно повязанным галстуком.
Даже обладая самой буйной фантазией, нельзя было заподозрить в юноше ветерана гражданской войны. Однако азарт литературного поиска сплошь и рядом толкает на действия, отнюдь не отвечающие законам логики. Вопреки логике поступили мы и тогда: подошли и не без смущения вступили с молодым китайским товарищем в разговор.
Да, он понял нас, хотя по-русски говорил неважно. Он всего с полгода как из Пекина. Техник. Практикуется на одном из здешних заводов. Осваивает аппаратуру, на которой будет работать на родине.
Есть ли в городе его земляки? Как же! Несколько человек. Тоже молодежь и тоже на практике.
Слышал ли он о китайцах, воевавших во Владикавказе в годы гражданской войны?
Нет, про таких не слышал.
Наш собеседник помолчал и вдруг широко заулыбался. Он знает одного местного китайца. Очень старый, очень давно живет тут, очень много, наверно, помнит.
Мы попросили проводить нас к старику.
Смуглое лицо юноши покрылось румянцем, в темных глазах мелькнуло смущение. Он, видимо, спешил. Где-то в конце проспекта, куда он нервно поглядывал, у него, видимо, были дела значительно более важные, чем прогулка с двумя приезжими на окраину города.
Однако долг есть долг. Ради того, чтобы помочь разыскать китайцев, участвовавших в Великой русской революции, нужно идти на «жертвы».
Секундное колебание, взгляд, брошенный в сторону дальней скамейки под деревом, — и вот мы уже втроем шагаем по каменистым, тянущимся вверх улицам к старому китайцу.
Почему-то казалось, что старик, к которому вел нас юноша из Пекина, окажется именно тем насквозь пропахшим порохом давних боев солдатом революции, который тут же выложит нам множество замечательных историй о воинах китайцах, дравшихся под знаменами молодой Красной Армии.
Но этого не случилось. У седого морщинистого Шао Диня биография, как на грех, оказалась на редкость мирной. Он не только никогда в жизни не воевал, но даже отдаленного отношения к армии не имел. В молодости торговал вразнос чесучой и всякой мелочью, потом работал в артели, потом, служил сторожем. В этих местах живет давно, но никаких боев не застал. Когда приехал, здесь уже все было мирно и хорошо.
Мы спросили, не живут ли в Орджоникидзе старики китайцы, которые помнят годы гражданской войны и, может быть, участвовали в ней. Шао знал одного такого. Звали его по-русски Саша. Он был в Красной Армии. Показывал фотографию: на фуражке звезда, сбоку шашка. Крепко, видно, воевал. Но он умер лет шесть — семь назад, этот Саша. А жена осталась. Верой звать. Возле вечернего базара живет, рядом с отделением милиции. Вера много может рассказать. У нее память, как у всех женщин: что надо — помнит и что не надо — помнит.
По таким вехам, как вечерний базар и дом, где расположено отделение милиции, вдову китайского бойца можно было найти с закрытыми глазами. Двадцати минут не прошло, как мы уже сидели в гостях у маленькой чистенькой старушки, которая с первых наших слов стала хлопотливо доставать из шкатулки разные справки, удостоверения, бланки с печатями.
— Мой Саша и в красногвардейцах ходил, и в красноармейцах ходил, и в милиции служил, и с бандитами в горах боролся, — по-южному певуче говорила Вера Адамовна. — Хороший человек был — смирный, непьющий. Его здесь очень уважали…
— Потому что смирный был?
Вера Адамовна строго посмотрела на нас:
— Нет, потому что воевал хорошо. С самых первых дней революции за Советскую власть воевал. На всех фронтах побывал. Потом гражданская война кончилась, а он все еще с отрядом в горах бродил, бандитов искоренял. «У нас, — говорит, — у китайцев, такой порядок: дело кончил — иди домой, дело не кончил — работай. Пока плохие люди в горах оставались, разве можно идти домой?»
Перебирая старые бумаги, мы обратили внимание на удостоверение, выданное командиру 4-й роты китайского батальона Пау Ти-сану Александру. Под удостоверением стояла подпись командира батальона — Пау Ти-сан.
— Значит, ваш муж одновременно и командиром роты был и командиром батальона? — спросили мы.
— Нет, это другой Пау Ти-сан. Моего Александром звали, а того Костей. Мой сначала в Киеве в китайском отряде воевал, а Костя с самого начала восемнадцатого года здесь со своим батальоном был… Его Киров, знаете, как ценил!.. Он к китайцам часто приезжал и Ной Буачидзе… Старые владикавказцы китайцев хорошо помнят…
Распрощавшись с Верой Адамовной, мы направились в республиканский музей С. М. Кирова и Г. К. Орджоникидзе, где, как мы думали, должны были храниться материалы по интересующему нас вопросу.
Да, материалов, освещающих историю гражданской войны на Северном Кавказе, в музее оказалось великое множество — подобранных, систематизированных, научно обработанных. Ими с успехом пользуются десятки ученых.
Однако среди сотен папок музейных фондов нас интересовала только одна — о китайцах, воевавших в здешних местах.
И ее-то как раз не оказалось. Лицо милейшей Лидии Дмитриевны Бирюковой — хранительницы фондов музея— приняло виноватое выражение.
— Материалов о китайских добровольцах Красной Армии в музее почти нет, — смущенно сказала она.
Оговорка «почти» позволяла на что-то надеяться. Мы попросили показать все, что относится к «почти».
Лидия Дмитриевна молча выложила на стол три листочка— одну справку и две короткие, сделанные музейными работниками записи воспоминаний.
Справка гласила:
«Выписка из книги учета сотрудников артели „Труд слепого“:
Ян Си-сян Василий, рабочий из Мукдена (Китай), быв. красногвардеец, год рожд. 1882.
Уволен по собственному желанию в 1936 г.
С 1936 г. по 1952 г. находился в доме инвалидов. Проживал ул. Яшина, 11.
Умер 23 апреля 1952 года».
В списке имен китайских бойцов — участников гражданской войны в СССР — мукденец Ян Си-сян стоит у нас первым. Но все, что мы могли тогда рассказать о нем, укладывалось в короткую, хотя и очень емкую фразу — человек жил и умер.
Честно говоря, это было не много.
Вторым в списке значилось имя Лю-сю. О нем музейные материалы рассказывали несколько больше. Он, как видно было из записи, «входил в состав китайского отряда, который принимал активное участие в боях против контрреволюционных сил…»
Это подходило.
— Жив? — спросили мы о Лю-сю.
— Жив.
— И адрес есть?
— Адреса нет. Года полтора или два назад он куда-то уехал.
Один, значит, умер, другой в неизвестном направлении выбыл. Физиономии наши вытянулись. Мы тогда к такого рода ударам были еще не привычны.
Но оставался третий музейный документ. Короткие воспоминания Григория Васильевича Третьякова. В них наше внимание привлекли такие строки:
«Весной 1918 года группа контрреволюционеров в количестве 10 человек перебрасывала из села Ольгинское в Архонку на пяти бричках оружие. Наш пост их задержал и позвонил мне в отряд.
Я взял пять человек из китайской роты и поехал на место происшествия…»
Китайская рота… Она находилась, видимо, в подчинении автора воспоминаний. Неужели и с ним нам не удастся встретиться?