. ГЛАВА ВОСЬМА Я.. . «Записки Шлиссельбуржца» | Новорусский Михаил Васильевич

Статистические итоги.

Вместе со мною и Лукашевичем заключенных в тюрьме стало двадцать семь человек. Кроме того, в предыдущие два-три года двенадцать человек умерло, из них двое были казнены, а один покончил самоубийством. Таким образом целая треть всего числа тем или иным путем в короткое время избавилась от этого тяжкого ига.

Простейший расчет подсказывал, что через пять лет не останется ни души, если только население тюрьмы не будет пополняться новыми заключенными или не наступит какой-либо перемены в тех условиях жизни, при которых люди умирали, как мухи. Конечно, число заключенных возрастало от присылки новых жертв. Но возрастало оно очень медленно, и ни разу за все время оно не оправдало надежд тех лиц, которые желали сделать из Шлиссельбурга верное учреждение для истребления политических противников.

По Лопатинскому процессу вскоре после нашего прибытия, в 1887 году, заточили пять человек, а еще через год прибавился Б. Оржих. С этого же времени и до 1901 года, когда был привезен Карпович, нового материала совершенно не поступало. В течение долгих четырнадцати лет мы не видели ни одного нового лица, принадлежащего к нашему лагерю.

Правда, в 1890 году к нам попала Софья Гинсбург, но ее заперли в "Сарае", и она через несколько недель покончила с собой. О ее заключении и смерти мы узнали лишь много лет спустя, и потому она не играла никакой роли в нашей жизни.

II.

Хотя импорт за эти годы приостановился, экспорт, однако, не прекращался. Смерть продолжала производить свои опустошения, но значительно медленнее, ибо условия жизни с каждым годом становились более сносными. В 1887 году произошла трагическая смерть Грачевского: он сжег себя. В 1888 умерли Арончик и Богданович. В 1889 -- Варынский, в 1891 -- Буцинский, а в 1896 -- Юрковский. До последнего упомянутого года трое были освобождены, за отбытием определенного им наказания.

Один из них, Лаговский, был посажен на пять лет без суда, в административном порядке, а когда эти пять лет прошли, отсидел еще пять за то, что не проявил раскаяния.

В 1896 году ряды наши сильно поредели: восемь товарищей были увезены из тюрьмы. Из них трое сошли с ума, а пятеро были помилованы по манифесту 1896 года. Кроме того, в том же году, как я уже говорил выше, умер Юрковский.

За время моего пребывания в тюрьме число заключенных ни разу не превышало тридцати трех. Число это приходится на 1887 год. В 1896 году оно составляло лишь четырнадцать человек, а в 1898 сократилось до двенадцати и в течение трех лет держалось на этой цифре.

В 1901 году прибыл Карпович, но в следующем году был выпущен Тригони, отсидевший свои двадцать лет. По той же причине покинул нас через полгода после Тригони и Поливанов, так что осталось всего одиннадцать. В 1904 кончился срок еще двоим, и число заключенных свелось всего к девяти.

III.

Предоставляю читателю самому вдуматься, каково могло быть душевное состояние в этой обстановке, которая в два с половиной года унесла треть всего наличного состава. А ведь те, что умирали, были не слабые, не развившиеся подростки и не отжившие свой век дряхлые старцы, а люди в самую цветущую пору жизни.

И люди эти умирали не как при осаде крепости от недостатка провианта или от вражеских пуль, не от чумы, против которой наука еще недостаточно вооружена, а в период глубочайшего мира, от режима, который в мельчайших подробностях был выработан сведущими и компетентными лицами, предписан самим министром внутренних дел и соблюдался под его бдительным контролем.

Здесь не может быть речи об упущениях или превышении власти со стороны местной администрации. Это бесшумное истребление совершалось в шестидесяти верстах от столицы, под надзором высшего полицейского начальства, о котором юристы учат, что оно обязано заботиться о жизни и безопасности населения.

Чтобы устранить от местной администрации тень подозрения в том, что по ее вине происходят многочисленные смертные случаи, департамент полиции предписал представлять ему каждый месяц подробные сведения о состоянии и самочувствии заключенных. И получал каждый месяц сообщения, что они тают с каждым днем, как свечи, покорно, беззвучно.

Я не стану описывать и душевного состояния живых, тех, что каждый день с трепетом спрашивали себя, кому настанет завтра черед перешагнуть из живой могилы в мертвую. Невозможно описать беспредельную душевную боль, терзающую здорового человека, запертого в одиночной камере, когда он слышит и всем существом своим чувствует, что товарищ его, любимый друг, рядом с ним изнемогает в трагической борьбе со смертью, когда сердечный порыв властно гонит его на помощь к умирающему, чтобы хоть чем-нибудь облегчить горечь его последних минут. Но... ему остается хоть колотиться головой об стену, чтобы заглушить мучительные стоны своего сердца.

Даже и великому художнику слова было бы не под силу изобразить это нестерпимое душевное страдание, какое едва ли выпадало на долю кому-нибудь, кроме нас.

IV.

Ничто не может сравниться с этими муками, кроме разве тех чувств, с какими мы присутствовали при казни наших товарищей и видели, как воздвигались для них эшафоты. Нужно, однако, оговориться: мы видели это скорее умственными очами. Благодаря нашей полной изоляции в первые годы, администрации удалось скрыть от нас процедуру казней. Но, когда в 1902 году казнили Балмашова, события этого от нас уже не смогли утаить.

До этого времени мы пользовались свободным доступом во все три двора и оба здания тюрьмы. Но тут нам запретили доступ в старое здание и примыкающий к нему задний двор, где тотчас же начались какие-то спешные работы. От этого двора нас отделяла только низкая тюремная постройка, так что все звуки происходившей там работы доносились до нас совершенно отчетливо.

По этим звукам мы отлично могли следить за ходом работы и точно определяли, чем работают: ломом, топором или молотком. А так как, вдобавок, все строительные материалы проносили мимо нас, то по ним мы с полной уверенностью могли заключить, что строится эшафот.

Разумеется, нам не пришлось видеть самого эшафота, но мы давно уже привыкли прибегать к помощи воображения. Так было и на этот раз. Работы продолжались изо дня в день целый месяц. Нам было ясно, что ревностная администрация, в сознании своей силы, не дожидаясь конца судебного разбирательства, готовилась в потайном углу покончить с своей жертвой. Следует сказать, что этот двор был тесен, как щель, и ход в него вел через "Сарай", по темным коридорам всего в два аршина шириной. Точно какой-то подземный проход. Вид этих коридоров вызывал в памяти такие же подземелья, где владетельные феодалы в давние времена истязали и приканчивали своих личных врагов, имевших несчастие попасть в их руки.

Эти подготовительные работы держали нас все время в напряженном состоянии. Случайно нам удалось увидеть, как в канцелярию провели под конвоем молодого человека, который впоследствии оказался Балмашовым, и как солдаты и другие лица, обязанные присутствовать при казни, ночью прошли мимо наших окон к заднему двору. Видели мы и то, как, возвращаясь оттуда через три четверти часа, они остановились перед церковью и набожно перекрестились.

К счастью, это была единственная казнь, которой мы были свидетелями.

Каляева казнили не так близко от нас. Мы догадывались о времени казни, но никаких приготовлений к ней не видели. О казни Гершковича и Васильева мы узнали только в Петербурге. С годами эти казни все более и более возмущали наши мысли и чувства: мы понимали, что живем на лобном месте, где происходит организованное и систематическое истребление людей и где стоны и проклятия политических мучеников или их экстазы и вдохновенные порывы создавали вокруг нас атмосферу, пропитанную духом ожесточенной борьбы.

Известно, что в доме повешенного не говорят о веревке. Но в доме палача, где мы жили, о чем бы мы ни говорили, во всем нам чудилось напоминание о виселице.

В настоящее время (1906 г.), когда все города, да и вся необъятная Россия покрыта виселицами, к ним все привыкли. И люди читают о повешениях без содрогания и кошмарного чувства. Но такое возмутительное спокойствие обнаруживают лишь те, кто слышит о них мельком и не видел их вблизи. Несомненно, человек, видящий, как на его собственном дворе или под его окном воздвигается виселица для его единомышленников, преисполнится совсем иных чувств. Я убежден, что даже и благочестивый Илиодор, призывающий со свойственной всем монахам жестокостью смерть на головы бунтовщиков, не вынес бы вида человека, который подергивается в петле. Случалось, что и простые солдаты не выдерживали этого зрелища.

С конца 1902 года и до нашего освобождения число обитателей старой тюрьмы непрерывно возрастало в той же пропорции, в какой убывало в новой. Как я уже говорил, число их в новой тюрьме под конец свелось всего к девяти. В "Сарае" устроили жилые камеры, провели электрические провода для освещения и для телефона и постепенно заселили его.

Мы догадывались об этом по разным приметам, но главным доказательством для нас служило то, что мимо наших окон туда проносили пищу из нашей общей кухни.

Солдатам, носившим порции в Сарай, разумеется, было строго приказано соблюдать осторожность, чтобы не возбудить наших подозрений. Но обмануть нас было трудно, и мы скоро научились не только узнавать, что в Сарае имеются заключенные, но и определять даже число их. Мало того, мы знали, что они получают ту же пищу, что и мы, и это было для нас большим утешением, потому что обыкновенно новичков держали гораздо строже, чем нас. А сносное питание все же внушало надежду, что организм не будет преждевременно разрушен хроническим голоданием.

В течение этих трех лет в Сарае сидело всего шесть человек, но двое были увезены еще до конца первого года. Двоих потом перевели к нам, а последние двое только после нашего освобождения были заключены в новую тюрьму.

VI.

Режим не допускал никаких смягчений, даже по отношению к умиравшим естественной смертью. В первые годы койки на день запирались у всех, и у здоровых и у больных. Если не было сил сидеть или ходить, приходилось лежать на холодном каменном полу. Врач допускался лишь в том случае, когда смотритель находил это необходимым. В первое время врача держали исключительно для вида. Да и стоило ли вообще заботиться о здоровье человека, все равно приговоренного к неизбежной смерти в этих стенах? И не лучше ли было лишить его всякой помощи и тем сократить его страдания?

Как ни велика была потребность умирающих видеть возле себя друзей, им приходилось умирать в полном одиночестве. К Буцинскому первому допустили во время болезни здорового товарища. Во время своих кратких посещений мы по очереди старались по мере сил облегчить его мучения. Это было в 1891 году, на седьмой год деятельности этого проклятого учреждения. Только в 1896 году, когда умирал Юрковский, доступ к нему был разрешен целые сутки, даже ночью. И нам позволялось приходить к нему по двое. Для него все-таки было утешением, что друзья примут его последний вздох и закроют ему глаза, ослабевшие от семилетнего заключения.

Выше я говорил о душевнобольных. Сколько их было, теперь никто не сможет установить. Некоторые умерли в буйном помешательстве, другие -- в состоянии полного слабоумия. Одного свезли в дом умалишенных, вылечили и снова водворили в тюрьму. Он вторично сошел с ума и здесь же и умер. Иные заболевали временным психическим расстройством и поправлялись без медицинской помощи. Двое, заболевшие пятнадцать лет тому назад, в настоящее время находятся в Казанской лечебнице. Уже больные, они просидели в тюрьме пять лет, и их увезли только в 1896 году, после нашей настойчивой просьбы, обращенной к Горемыкину при его посещении. За то время, что нам дозволено было общаться друг с другом, психически заболел только один, и это произошло на наших глазах.

После зрелища казней и медленного вымирания близких нам людей, нас ожидало еще одно испытание: видеть постепенное разложение и уничтожение самого святого в человеке -- его разума.

VII.

Шлиссельбургская тюрьма была открыта в августе 1884 года и тотчас же начала заселяться. На двух паромах привезли двадцать два человека арестантов из Петропавловской крепости (из Алексеевского равелина и Трубецкого бастиона). Семеро из них были приговорены по процессу двадцати в 1882 году; пятеро -- по процессу семнадцати в 1880 году; один -- по Саратовскому процессу 1882 года, а одиннадцать человек перевезли с Кары, из Сибири. В 1884 году к ним прибавились одиннадцать человек, приговоренных по только что закончившемуся Петербургскому процессу, и четверо -- по Киевскому процессу.

Как я уже говорил выше, в том же году перевезли из Казанской лечебницы Игната Иванова. В 1885 году привезли одного, приговоренного по Одесскому процессу, и одного -- по высочайшему повелению, без суда. В 1886 году -- двоих по Варшавскому процессу. В 1887 году -- семерых по двум от-дельным процессам в Петербурге и одного в 1891 году -- тоже по Петербургскому процессу. О присланных позже этого года я говорил выше.

Число поступивших за последние двадцать лет определяется в 66 человек. Но если не считать тех, что привозились для казни или для отбывания краткосрочного наказания, то число это сведется всего к пятидесяти. Лично мне были известны только тридцать два человека.

Ниже я приведу полный список лиц, заточенных в Шлиссельбурге, пока же остановлюсь лишь на нескольких цифрах.

VIII.

С августа 1884 года по январь 1906 года.

Привезено для казни -- 11

(эти одиннадцать человек провели в тюрьме трое суток до казни).

Казнено после нескольких месяцев заключения -- 2

_________________________________________

Всего казнено -- 13

Умерло от цынги, чахотки и др. болезней -- 15

Покончило самоубийством --3

_________________________________________

Сошло с ума и увезено -- 5

Покончило самоубийством после освобождения -- 4

Умерло после освобождения от случайных причин --2

_________________________________________

Всего -- 42

Из двадцати четырех остальных пятеро были отправлены в Акатуйскую каторжную тюрьму, но, судя по газетным сообщениям, двоим удалось бежать оттуда. Эти двадцать четыре человека, которым посчастливилось в большей или меньшей степени сохранить свое здоровье, были освобождены из Шлиссельбурга в следующем порядке:

После 1 года заключения и меньше -- 2

" 2 лет " " " -- 1

" 4 " " " " -- 2

" 10 " " " " -- 2

" 12 " " " " -- 3

" 14 " " " " -- 1

" 181/2 " " -- 6

" 20 " " " " -- 4

" 21 " " " " -- 3

_________________________________________

Всего -- 24

Сроки эти относятся исключительно к пребыванию в Шлиссельбурге. В действительности каждый сидел уже раньше в какой-нибудь другой тюрьме. Так, Н. А. Морозов, каким-то чудом высидевший в Шлиссельбурге 21 год, фактически провел в одиночной камере 27 лет своей жизни. Как много ни говорят эти цифры человеческому сердцу и фантазии, они все же не дают нам оснований устанавливать какие-либо пределы выносливости человеческой натуры. Мы не можем, опираясь на них, даже приблизительно определить, сколько людей может выдержать такой режим, который в Западной Европе давным-давно отошел в область исторических преданий и который составлял непременную принадлежность варварских веков.

IX.

Нелепый и злобный замысел превратить Шлиссельбург в политическую тюрьму поглотил более полутора миллиона рублей народных денег. Сумма эта пошла исключительно на содержание. Расходы на постройку здания сюда не включены. Так как нас было там двенадцать человек, то каждый из нас обходился государству в шесть с половиной тысяч в год. Само собой разумеется, что деньги эти шли не на наше содержание. Действительные расходы на каждого составляли ежегодно:

на пищу -- 98 р.

" чай и сахар -- 15 "

" книги -- 10 "

" инструменты -- 20 "

__________________________

Итого -- 143 р.

Все остальное шло на нашу охрану. Считая, что расходы по содержанию Шлиссельбургской тюрьмы составляют 1.500.000 р. и что там содержалось 50 человек, получим, что каждый политический заключенный в Шлиссельбурге обошелся в 30.000 р.

Срок заключения их в совокупности составляет 477 лет.

Из этого расчета вытекает, что на каждого заключенного приходилось больше трех тысяч в год. Следовательно, узники, просидевшие двадцать лет, обошлись стране каждый в 60.000 р.

При такой ценности добычи, не удивительно, что ее так тщательно охраняли.

Не трудно было бы точно так же высчитать, сколько паразитов кормилось около каждого из нас. Очевидно, им был прямой расчет поддерживать всеми мерами такой строй, который обеспечивал дальнейшее существование Шлиссельбургской тюрьмы.

Список лиц, прошедших сквозь Шлиссельбургскую каторжную тюрьму эпохи 1884--1905 г.г.

Когда арестован

Когда водворен в Шлиссельбург

NoNo по порядку

Имена и фамилии

Сколько лет был в заточении

Когда и как умер

Кто освобожден

1873

1875

1877

1879

1880

1881

Август 1884 г.

Александр Долгушин .....

Ипполит Мышкин ........

Владимир Малавский .....

Дмитрий Буцинский ......

Людвиг Кобылянский .....

Егор Минаков ...........

Михаил Попов ...........

Мейер Геллис ...........

Крыжановский ...........

Игнатий Иванов ..........

Федор Юрковский ........

Николай Щедрин .........

Михаил Фроленко ........

Михаил Тригони .........

Айзик Арончик ..........

Григорий Исаев ..........

Савелий Златопольский ....

Николай Морозов ........

1885

Казн. 1885

1885

1891

1886

Казн. 1884

1908

1885

1886

1896

Сошел с ума

1917

1888

1886

1885

Освобожден

1882

Август 1884 г.

Михаил Грачевский .......

Юрий Богданович ........

Петр Поливанов ..........

Михаил Клименко ........

Александр Буцевич .......

Покончил

с собой 1887

1888

Покончил

с собой 1903

1884

1885

Освобожден

1883

Октябрь 1884 г.

Дмитрий Суровцев .......

Вера Фигнер ............

Людмила Волькенштейн ...

Михаил Ашенбреннер .....

Николай Похитонов ......

Иван Ювачев ............

Александр Тиханович .....

Василий Иванов ..........

Александр Штромберг ....

Николай Рогачев .........

Убита 1905

Сошел с ума

1897

Покончил

с собой 1884

Казн. 1884

Освобожден

Освобождена

Освобожден

1884

Декабрь 1884 г.

Михаил Шебалин ........

Василий Панкратов .......

Калинник Мартынов ......

Василий Караулов ........

Иван Манучаров .........

Покончил

с собой 1900

1911

1909

Освобожден

1884

1885

Михаил Лаговский .......

1900

Освобожден

1883

1884

1886

Людвиг Варынский .......

Людвиг Янович ..........

1889

Покончил

с собой 1902

Освобожден

1887

Май 1887 г.

Петр Шевырев ...........

Александр Ульянов .......

Василий Генералов .......

Пахомий Андреюшкин ....

Василий Осипанов ........

Иосиф Лукашевич ........

Михаил Новорусский

Казн. 1887

Казнен

Освобожден

1884

1885

1886

Июнь 1887 г.

Герман Лопатин ..........

Николай Стародворский ...

Василий Конашевич ......

Петр Антонов ...........

Сергей Иванов ...........

1918

Сошел с ума

1916

Освобожден

1886

1889

1901

1902

1903

1888

1890

1901

1902

1903

Борис Оржих ............

Софья Гинсбург ..........

Петр Карпович ...........

Стефан Балмашев ........

Фома Качура ............

Чепегин ................

Михаил Мельников .......

Григорий Гершуни .......

Покончила

с собой 1890

Казн. 1902

Сошел с ума

1910

Освобожден

1904

1905

1904

1905

Егор Сазонов ............

М. Сикорский ...........

Иван Каляев .............

Гирш Гершкович .........

Александр Васильев ......

Покончил

с собой 1913

Казн. 1905

Освобожден

Название книги

Записки Шлиссельбуржца

Новорусский Михаил Васильевич

ГЛАВА ВОСЬМА Я.