1. Удивительная кинематика или техническая убогость

В малом зале Академии наук шло заседание. Профессор Рябчинский, крепко сжав пальцами бархатные подлокотники кресла, весь обратился в слух. Он не видел ни сидящего рядом седого розовощекого Фадеева, с радостным изумлением смотревшего в упор на докладчика, ни академика Викторова, уже в третий раз одобрительно воскликнувшего:

 – Браво! Браво, товарищ Вершинин!

Молодой инженер говорил о новом ветродвигателе, необычном и в то же время поразительно простом.

– Как видите, – показал Вершинин на стоявшую у стола модель, – здесь шесть эластичных крыльев, которые вращаются вокруг вертикальной оси. Устройство, совершенно не похожее на обычные крыльчатые ветродвигатели...

Вершинин чуть толкнул одно из крыльев. Легкое ветроколесо сделало плавный оборот.

– Еще толкните, Георгий Петрович, – вдруг попросил доктор Фадеев, – еще разик, пожалуйста. Удивительная кинематика!

Тут профессор Рябчинский не выдержал, встал и быстро заговорил:

 – Кинематика... Меня удивляет не кинематика... Вы серьезный ученый, Николай Иванович, а придаете значение давно отвергнутым системам. Ведь это старинный карусельный ветряк! Убогость!... А у нас есть технически совершенные ветронасосные установки.

Рябчинский решительно подошел к доске, окинув пренебрежительным взглядом молча посторонившегося Вершинина. Быстро набрасывая мелом небольшие схемы, он отрывисто говорил:

 – Вот! Тот же древний карусельный двигатель, только несколько иной формы: тех же щей, да пожиже влей!... Опошляете проблему орошения... Если конструкцию Вершинина не отвергнем мы, ее жизнь отвергнет, – холодно завершил он свое выступление.

Ассистент Рябчинского поднял руку, но академик Викторов с досадой сказал:

 – Начинать споры по этому вопросу бесцельно, товарищ Гвоздаков. Наше заседание принимает неверное направление. Двигатель Вершинина прошел этап экспериментов. Есть решение начать серийный выпуск новых ветронасосных установок. Они практически эффективнее и дешевле существующих. Вопрос лишь в том, какой мощности их строить.

– Смею считать, – резко перебил Рябчинский, – что вопрос значительно шире! На складах есть в наличии пять тысяч обычных ветронасосных установок. Что прикажете с ними делать?

– Думаю, – спокойно ответил академик, – придется использовать одновременно с установками Вершинина. Они не так экономичны, однако в огромном советском хозяйстве найдут применение. А устаревших установок больше строить не будем.

Гвоздаков прошептал Рябчинскому:

– На данном этапе Вершинин – победитель.

– Этапов впереди еще много, – тихо ответил Рябчинский. – Мы будем бороться оружием логики и фактов.

Академик Викторов, чуть повысив голос, закончил:

 – Итак, начинаем строительство согласно рассмотренному проекту. Наблюдение за постройкой ветродвигателей Вершинина поручаем профессору Фадееву. Подготовку установок к приемке правительственной комиссией есть предложение поручить профессору Рябчинскому.

Рябчинский вскочил и растерянно произнес:

 – Прошу прощения, я не отказываюсь, но отвечать за подобную конструкцию не могу.

Академик улыбнулся и успокоил:

 – Отвечать за свои участки будет Вершинин. Ваше дело – помочь молодому конструктору.

 

2. Конец мертвого царства

Выехав из ворот небольшого аэродрома, автомобиль катил к берегу реки прямо целиной, по земле, уже начавшей трескаться от беспощадного июльского солнца. Под колесами сухо шуршала чахлая, посеревшая от пыли трава.

– Мертвое царство, – заметил профессор Рябчинский, покачивая головой. – И нет еще такого волшебника, который мог бы его пробудить. – Он положил руку на плечо Вершинина и невесело добавил: – Создать и пустить в действие принципиально новый ветродвигатель очень трудно. Я желаю вам успеха. Но как специалист продолжаю оставаться оппонентом. Боюсь, мы будем свидетелями творческой неудачи.

Автомобиль осторожно въехал на временный деревянный мостик, перекинутый через неширокое, пока еще сухое русло недавно прорытого канала. Вдалеке прямо по дну канала медленно ползла тяжелая машина на гусеничном ходу. Она врезалась в землю могучей грудью, похожей на два гигантских, круто изогнутых лемеха. После машины оставалось готовое ложе канала с высокими откосами по бокам.

– Вода в каналах будет почти на метр выше, чем уровень почвы вокруг, – пояснил Вершинин. – И мертвая теперь земля даст вскоре колхозникам с каждого гектара по семьдесят центнеров риса.

Автомобиль приближался к стройке. Над рекой все выше вставали стальные мачты, вокруг которых в ослепительных вспышках электросварки резко обозначались легкие фермы ветроколес. Стометровые стройные мачты в стальном кружевном одеянии тянулись вдоль берега. Между ними под круто изогнувшимися пролетами натянутого троса возвышались на временных рельсовых путях передвижные монтажные башни.

– Эти башни, – показал рукой Вершинин, – предложила установить одна монтажница, удивительно боевая и одаренная девушка. Зовут ее Таней.

– Вы нам ее покажете? – с интересом спросил Гвоздаков.

– Обязательно! Таня Головко – бригадир первой установки. Туда мы и едем.

Обходя одну из четырех мощных бетонных колонн, на которые опиралась стальная мачта ветродвигателя, Вершинин сказал:

 – По этой лестнице мы поднимемся на площадку основания. А оттуда до самой вершины мачты – лифтом.

На широкой бетонной площадке, огражденной фигурными, литого чугуна перилами, он поздоровался с молодыми монтажниками и подвел своих спутников к узкой дверце в мачте. Диаметр мачты у основания достигал трех метров.

– Внушительная конструкция! – невольно отдал должное Гвоздаков.

Узкая, тесноватая для троих кабина лифта имела овальное сечение. Рябчинский с любопытством пощупал ее легкий металлический каркас и бока, затянутые стальной сеткой.

Вершинин нажал одну из кнопок. Кабина, быстро набирая скорость, промчалась сквозь круглую комнату с окнами, похожими на корабельные иллюминаторы. Гвоздаков схватил Вершинина за руку: у него едва не подкосились ноги. Казалось, кабина сейчас вылетит по инерции из полости мачты, словно снаряд из гигантского зенитного орудия. Но вот лифт замедлил стремительный подъем, и тело вдруг, будто в полете, стало почти невесомым. Остановились в круглой комнате, похожей на ту, что уже промелькнула мгновением раньше.

– Мы в верхнем генераторном зале, – сказал Вершинин, пропуская впереди себя гостей.

Невысокая комната, похожая на внутренность сильно сплюснутого шара, была совершенно пуста.

– А где же... генератор? – с трудом выговорил Гвоздаков и потрогал гладкую, сильно вогнутую стену.

– Он у нас под ногами, – ответил инженер и поднял дюралевую крышку одного из люков в полу.

Из-под широкого кольца виднелись крупные ролики, покрытые густой, янтарного цвета смазкой. На кольце лежало второе, немного меньшего диаметра, набранное из клиновидных пластин красной меди.

– Радиально-упорный роликоподшипник, – пояснил Вершинин. – Диаметр – больше двух метров. Вместе с подшипником смонтирован и генератор постоянного тока. Вот это – коллектор генератора. Якорь и коллектор неподвижны, а электромагниты вращаются с ветроколесом.

– Тоже ваше изобретение? – спросил Рябчинский.

– Нет, что вы!... Если разобраться, то во всех этих великанах только и есть моего – принцип горизонтального крыльчатого ветроколеса. А в целом – заслуга коллектива. Здесь десятки изобретений и усовершенствований. Даже академик Викторов не остался в стороне: подвеска ветроколес на тросах в пролетах между мачтами – его предложение. Наша Таня Головко, и та уже во время монтажа подала мысль, из-за которой нам пришлось сдать в переплавку почти полторы тысячи тонн металлоконструкций.

– И большие это убытки причинило строительству? – спросил Рябчинский.

– Какие же убытки? – удивился Вершинин. – Наоборот! Сложные фермы, создающие большое сопротивление вращению в воздухе, удалось заменить тросами, натянутыми, как спицы в велосипедном колесе. Таня так и сделала: на технический совет строительства пришла с велосипедным колесом.

– Очень интересно, – улыбнулся Рябчинский. – Но сколько же стоили выброшенные металлоконструкции?

– Около двух миллионов рублей! Просто замечательно получилось! Ведь в дальнейшем будет гораздо дешевле...

– Георгий Петрович! – прервал Рябчинский. – Меня несколько удивляет ваш бодрый тон. Неужели вас радует ущерб в два миллиона, нанесенный Советскому государству? Странно...

– Да какой же ущерб? – уже с досадой воскликнул Вершинин. – Ведь если машина совершенствуется в процессе постройки или эксплуатации, то ее части, замененные лучшими, выбрасывают, хотя они и стоят денег. Вон в портах недавно заменили на мощных кранах тысячи грузовых стрел. Так что же, и там нужно убытки подсчитывать? А с самолетами? Очень часто в процессе постройки...

– Примеры ваши меня не убеждают, – возразил Рябчинский. – Меня удивляет, что какая-то девушка смогла существенно изменить конструкцию, которую создавали опытные инженеры... Простите меня, но подобные дела, когда по форме – все благополучно, а по существу – миллионный ущерб государству...

– Так покажите нам вашу знаменитую монтажницу! – поспешно попросил Гвоздаков, явно желая переменить тему разговора.

Вершинин открыл дверь, вогнутую, как и стена круглой комнаты. Гвоздаков и Рябчинский вышли за ним на узенький балкончик, кольцом огибавший генераторную.

Рябчинский, схватившись за тонкие стержни перил, на мгновение зажмурился, чтобы побороть отвратительное чувство головокружения. Откуда-то доносился высокий девичий голос:

 – Георгий Петрович! К нам добирайтесь, ждем вас!

Рябчинский открыл глаза. Далеко внизу, словно блестящий черный жук, по узенькой тропинке быстро катил по дороге автомобиль... Немного ниже балкончика на трубчатом ободе гигантского колеса стояла девушка, подняв кверху приветливо улыбающееся смуглое лицо. Под ободом, между двумя вертикальными крыльями, пятеро рабочих покачивались в длинной подвесной тележке, предназначенной, как сообразил Рябчинский, специально для монтажа. Они собирали концевые зажимы на двух длинных пружинах.

Вершинин помахал рабочим рукой и, перешагнув через перила, пошел над бездной по толстому тросу, придерживаясь обеими руками за натянутую выше проволоку толщиной не больше мизинца.

Гвоздаков напряженно следил за опасным путешествием Вершинина. Георгий Петрович уверенно и легко добрался до обода ветроколеса и спустился вместе с Таней Головко в монтажную тележку.

– Как вы не боитесь? – крикнул Гвоздаков. – Глядя на вас, и то сердце замирает!

– Вначале очень страшно было, – признался Вершинин, – а потом привык. Монтажники приучили.

– Эти пружины – штормовые компенсаторы? – спросил немного ободрившийся Рябчинский.

– Точно так, товарищ профессор! – звонко ответила Таня, успевшая уже узнать у Вершинина, кто этот, как она выразилась, «продолговатый» гражданин.

– Еще два компенсатора установим, и можно будет устроить пробу, – сообщил инженер. – Так что вы уж здесь подождите, теперь совсем недолго.

Рябчинский повернул лицо к юго-востоку. Ветер был совсем слаб, не больше двух метров в секунду. «Такую громадину, да еще с необкатавшимся механизмам, и с места не стронуть», – подумал профессор.

Минут через двадцать монтажники перешли по тросу на балкончик. Таня Головко поднялась в лифте еще выше. Тут же сверху выдвинулась легкая грузовая стрела вспомогательного крана и сама зацепила круто изогнутым крюком широкую серьгу над монтажной тележкой. Опорные ролики тележки оторвались от трубчатого обода ветроколеса, и она, чуть покачиваясь, быстро поплыла вниз, в пролет между стальными тросами-радиусами.

Операция спуска монтажной тележки отняла не больше пяти минут. Появившись снова на круглом балкончике, Таня доложила Вершинину:

 – Установка готова к пуску, Георгий Петрович! Подшипники крыльев проверены.

– На обоих роторах?

– На обоих, Георгий Петрович.

Вершинин, забыв о Рябчинском и Гвоздакове, нервно закурил, обошел вокруг генераторной по балкончику и, войдя в помещение, сообщил по телефону вниз о готовности.

Гигантские эластичные крылья ветроколес напоминали и формой своей и положением в воздухе крылья самолета, замершего в сложной фигуре высшего пилотажа. Легкий ветер упруго и плавно изгибал их кромки, делая всю поверхность выпуклой.

– Аэродинамически форма удачная, – небрежно промолвил профессор Рябчинский, показывая на ближайшее крыло. – Но при сегодняшней погоде вращающий момент недостаточен. С места такое сооружение не сдвинется: очень уж громоздкая система.

Снизу сообщили, что установка полностью расторможена, и спрашивали Вершинина, как быть. Он вышел на балкончик хмурый, прикусив погасшую папиросу, и впился взглядом в безоблачный горизонт.

Не выдержав молчания, Таня Головко сказала с острой тоской:

 – Хоть бы один порыв покрепче... Совсем слаб ветер.

– Да, – усмехнулся Рябчинский, – для этой махины добрый шквал нужен. Вот вы, девушка, я слышал, изобретаете. Так внесите предложение – для раскручивания ветроколеса установить вспомогательный дизель-мотор тысячи на две лошадиных сил. Тогда никакое затишье не страшно!

Таня посмотрела в насмешливо прищуренные глаза профессора, тряхнула головой и молча прошла к двери генераторной.

Рябчинский пожал плечами и вдруг почувствовал новый приступ головокружения. Тонкая танина фигура поплыла в бок на фоне неподвижного голубоватого крыла.

Паренек в серой кепке, надетой козырьком назад, первым восторженно закричал:

 – Двинулся! Идет!

И Рябчинский сообразил, что причиной головокружения на этот раз было движение крыла мимо замершей Тани. Плавно набирая скорость, одно за другим пробежали все шесть крыльев. Начался второй оборот ветроколеса. Каждое крыло, двигаясь, все время становилось к ветру под наиболее выгодным углом атаки.

Не в силах сдержать восторг, Таня захлопала в ладоши, затем подскочила к Вершинину и звонко поцеловала его в обе щеки.

Гвоздаков, усмехнувшись, подумал: «Да здесь, видно, и монтаж и сердечный роман одновременно». И был очень озадачен, когда монтажница тут же, на балкончике, перецеловала поочередно всю бригаду.

– Теперь вниз! – приказал Вершинин. – Попробуем дать нагрузку генераторам.

На круглом мостике оставили дежурить одного монтажника. Все остальные двумя партиями спустились в лифте. Во время стремительного спуска Гвоздаков, стараясь держаться бодро и невозмутимо, настойчиво пытался встретиться взглядом с Таней. Девушка сначала хмурилась и отворачивалась, а потом не выдержала и показала огорошенному ассистенту Рябчинского кончик языка.

Внизу, на бетонной площадке, Вершинина обнял моложавый, крепко сколоченный человек в комбинезоне. Усталые серые глаза его в сетке тонких морщинок вспыхивали искорками едва сдерживаемой радости.

– Самый беспокойный человек на строительстве, – представил Вершинин парторга.

– Чернов, – коротко и отчетливо назвал себя парторг и, окидывая гостей быстрым взглядом, озабоченно сказал: – Напряжение на щите 80 вольт. Две трети нормы... Но ведь это без нагрузки. Как думаешь, Георгий Петрович, попробуем включить центробежку?

– Попробуем, – решительно ответил Вершинин. – Должна подать воду... Обязательно должна!

У опор ветродвигателя собралось много народу. Вершинина, Таню и изрядно смутившихся молодых монтажников встретили аплодисментами.

Вершинин быстрыми шагами направился к белому домику, одиноко стоявшему над рекой. Опередив его на несколько шагов, Чернов остановился у открытой двери и спросил:

 – Значит, пускаем?

Вершинин утвердительно кивнул и побежал вдоль толстой трубы к началу канала, который прямой линией пересекал степь. Народ хлынул вслед.

От домика бежала Таня и громко кричала:

 – Пойдет, пойдет вода!

Земляные откосы сухого русла канала были усеяны людьми. Вершинин стоял у широкого темного зева трубы, нависшей над гладким бетоном направляющего желоба. Из отверстия трубы доносилось глухое гудение. Это работал мощный центробежный насос.

Рябчинский и Гвоздаков, изрядно запыхавшиеся, пробрались за Таней к Вершинину. Поглядев на громаду ветродвигателя и на секундную стрелку часов, Рябчинский с сомнением заметил:

 – Слабоват ветер. А разность уровней – метров пятнадцать! Подаст ли воду насос?

Словно подтверждая его сомнение, шум в трубе стал глуше. Прислушиваясь, Гвоздаков вполголоса сказал профессору:

– Не миновать Вершинину беды.

Вдруг раздался низкий рокот, и на желоб из трубы с шипением и плеском устремились вспененные потоки воды. Бурля, вода понеслась по каналу, догоняя визжавших от восторга мальчишек.

– Поздравляю с удачей, Георгий Петрович, – громко сказал Рябчинский. – Хотя такого же результата можно было достигнуть и с меньшими затратами.

– Вы правы, – просто ответил Вершинин. – Результат пока не велик.

– Но через две недели будет работать вся линия, – вырвалось у Тани Головко. Сказав это, девушка в смущении отступила.

Молодой техник в легком спортивном костюме торопливо подошел к Вершинину и доложил:

 – Все механизмы в порядке, Георгий Петрович. Можно останавливать номер первый?

Парторг удивленно перебил:

– Ты погоди, Андрей! Останавливать–то для чего?

– Но ведь пуск пробный. И все в полном порядке.

– А в порядке, так пусть и работает, – посоветовал Чернов. – Ты только на землю погляди, как она жадно воду пьет. Ведь сколько лет жаждой томилась! А тут пришла вот такая беспокойная комсомолия, – показал он на Таню, окруженную монтажниками, – и переворот устроила. Значит, хорошо работают механизмы, Андрей?

– Отлично работают! – ответил техник и переглянулся с Таней. – А торжественный пуск и вправду можно будет устроить отдельно, сразу всю линию запустить.

– Правильно, Андрей, – подтвердил Вершинин. – Только нужно позвонить колхозникам в Сухой Дол, что вода к ним пошла. Придется им теперь свой район в Зеленый Дол переименовать...

 

3. Сложная ситуация

По светлому коридору с широкими окнами дежурный проводил поздних посетителей к одной из дверей. Перед тем, как войти в комнату, Рябчинский поправил галстук и одернул пиджак. Гвоздаков, пропустив его вперед, пригладил волосы и кашлянул.

Из кресла за письменным столом привстал невысокий, светловолосый человек с погонами майора и указал посетителям на стоявший перед столом удобный диван.

– Решили снова навестить вас, товарищ Перегудов.

– Я вас слушаю, профессор. С материалом, который вы мне прислали, я ознакомился. Спасибо вам за него. Там много ценных сведений.

Рябчинский в грустном недоумении пожал плечами и тихо заговорил:

 – Вся эта история меня очень смущает. Вершинин, – бесспорно, одаренный молодой специалист. Вместе с ним работали опытные люди вроде Чернова – инженера, парторга. И, несмотря на это, столько фактов, внушающих беспокойство... Ну, предположим, что передача на слом новых металлоконструкций двухмиллионной стоимости – действительно результат разумного усовершенствования установок, хотя это вопрос спорный.

– Почему же спорный? – спросил Перегудов.

– А потому, – ответил Рябчинский, – что ветроустановки отлично бы работали и с прежними радиальными связями в виде ферм, а не отрезков троса. Но Вершинин обосновывает столь убыточное мероприятие тем, что это типовая конструкция, которая должна быть как можно более совершенной. Довольно дорогой каприз, сказал бы я.

– А в отношении использования мощности, – напомнил Гвоздаков, – тоже весьма странная история.

– Да, да! – вспомнил Рябчинский. – Мощность линии установок была запроектирована в сто тысяч киловатт. Этого, конечно, с избытком хватило бы для орошения всего района. Но испытания показали, что линия фактически даст свыше шестисот тысяч киловатт. Шестисот тысяч!

– Вот и хорошо! – воскликнул Перегудов. – Побольше бы таких, с позволения сказать, «ошибок», тогда электрификация...

– Посмотрим глубже, – мягко вставил Рябчинский. – Вершинин уложился в строительную смету, перерасхода по бухгалтерским документам нет. Но любому специалисту ясно: запроектирована установка, мощность которой на самом деле выше проектной в шесть раз. Значит, на строительстве линии в сто тысяч киловатт было бы затрачено не сорок миллионов, а около семи. Как видите, Вершинин вольно или невольно причинил государству ущерб миллионов в тридцать и даже больше. По сравнению с этим убытки с металлоконструкциями – мелочь.

Перегудов, слушая, машинально выписывал на листке бумаги цифру 40.

– Район только заселяется, – продолжал Рябчинский, – куда же девать излишек электроэнергии? Полмиллиона киловатт мощности – весьма внушительная цифра, а кроме насосных станций потребителя не найти. Значит, с этакой массой энергии впору уже не орошение, а наводнение устраивать!

– Интересно, – задумчиво проронил Перегудов.

– Скорее печально, – возразил Рябчинский. – И Вершинин сумел увлечь своими идеями академика Викторова. Козыри у него были. По сравнению с ветродвигателями ТВР-10 коэффициент полезного действия в установках Вершинина выше, а стоимость одного киловатт-часа энергии ниже.

– Кажется, в четыре раза, – вскользь произнес Перегудов.

– Да, если верить расчетам, – невольно подтвердил Рябчинский, – что-то около этого.

– А фактически?

– Думаю, что расчеты Вершинина вообще страдают излишним оптимизмом. Зимой полив абсолютно не нужен, следовательно, будет простаивать шестьсот тысяч киловатт мощности. А весной понадобится ремонт эластичных крыльев двигателей. Вот тогда мы и определим, во что все это обойдется государству!

– И сравним с установками ТВР-10, – вставил Гвоздаков.

Перегудов бросил на него взгляд и спросил:

 – Это те самые ТВР-10, за которые профессор Рябчинский получил почетный диплом от Филадельфийского университета?

– Совершенно верно, – подтвердил Гвоздаков. – Этой работой профессор Рябчинский прославил отечественную науку. Ведь в Америке кое-что заимствовали из его конструкции.

– Слыхал. Помнится, был еще спор о том, кто является автором, профессор Рябчинский или инженер Фадеев. Видно, пока наши выясняли, американские дельцы сумели заимствовать чужую конструкцию.

– Так уж случилось, – с грустным вздохом произнес Рябчинский. – А Фадеев – вообще странный человек. Чуть ли не в плагиате вздумал меня тогда обвинять. Я мог с таким же основанием предъявить ему контробвинение, но у меня на подобные дела несколько иные взгляды.

– Зато сейчас, – значительно сказал Перегудов, – вы другому, совсем еще молодому инженеру предъявляете значительно более серьезное обвинение. Ведь если называть вещи своими именами, вы обвиняете Вершинина во вредительстве.

Рябчинский вскочил, затем снова сел и, вытянув вперед руки, словно отталкивая что-то невидимое, сказал негодующе:

 – Ничего подобного! Я не делаю никаких выводов. Мы просто сообщаем вам факты и больше ничего. Каждый на моем месте поступил бы так же.

– За объективные факты я еще раз благодарю вас, – проговорил, поднимаясь, Перегудов. – Если понадобится, то я снова обращусь к вашей помощи. Судя по всему, дело не шуточное.

Проводив посетителей, майор прошелся по кабинету, затем позвонил по внутреннему телефону и коротко доложил:

 – Дело номер четырнадцать выясняется, товарищ полковник. Очень полезное посещение. Есть существенные дополнения. Да, сейчас же.

Заглянув в телефонный справочник, Перегудов набрал номер по городскому телефону и строго спросил:

 – Товарищ Вершинин? Извините, что беспокою. Через пятнадцать минут у вашего подъезда будет вас ждать машина 36-84. Необходимо выяснить несколько вопросов. Да, по строительству. Проект? Не нужно, у нас уже есть копия.

 

4. Мердер предлагает наводнение

Гвоздаков, бесспорно, умел принимать гостей. Его уютная зимняя дача стояла в километре от станции среди векового бора. Тенистые сосны, покачивая вершинами, ласково протягивали свои мохнатые лапы поверх глухого тесового забора. А посреди просторного участка, добрую половину которого занимал фруктовый сад, красовался небольшой дом, кокетливо выкрашенный голубой краской.

На балконе в удобных плетеных креслах сидели два гостя: профессор Рябчинский и человек средних лет с резкими чертами смуглого лица. Профессор, уже изрядно выпивший, возбужденно говорил:

 – Мы сделали все, что от нас зависело. Буквально все! И у майора Перегудова более чем достаточно материалов.

– Почему же Вершинин еще на свободе?

– На этот вопрос может ответить только Перегудов. Но представляете себе, какой это будет громкий процесс!

Смуглый гость взял кусочек сыру, затем положил его обратно на тарелку и недовольно заметил:

 – Я не совсем отчетливо представляю себе пользу от подобного судебного процесса. Да и твердо ли вы уверены в том, что Вершининым действительно нанесен большой материальный ущерб?

– Я знаю, – шутливо ответил Рябчинский, – что я ничего не знаю. Повторяю, мы сделали все, что от нас зависело.

– Да, – вздохнул вдруг смуглый гость. – Очень трудно работать в таких условиях. Как сложно мне было стать тем, кем я сейчас являюсь. Выходит, я так рисковал лишь ради выявления каких-то туманных вредительств... И это в то время, когда я должен вести работу в широких масштабах!...

Рябчинский мягко сказал:

 – Из Джеймса Мердера вы без нашей помощи стали Гассаном Садыховым, сыном туркменского кочевника. Но зато благодаря нам вы сейчас кандидат наук.

– Никогда не произносите имени, под которым вы меня знали в Филадельфии, – холодно прервал Рябчинского Мердер. – Я уже просил вас об этом. А кандидатом наук действительно меня сделали вы. Я и сейчас помню, как молитвы, все ответы на ваши вопросы, которые вы заставили меня вызубрить перед защитой. И моя диссертация, подготовленная вами, дорогие оппоненты, также была неплоха. Но все это – детская игра по сравнению с моим превращением в туркмена.

Гвоздаков поднял бокал и предложил, улыбаясь:

 – Так выпьем за убитого басмачами старого Алескера Садыхова и за его здравствующего сына Гассана!

Мердер натянуто усмехнулся и поднял свой бокал. Отпив глоток, он деловито сказал:

 – Когда Вершинина арестуют как вредителя, неплохо будет устроить диверсию на его ветроустановках. Это будет выглядеть как месть организации за арест ее вожака. Осенью вся линия станет на консервацию. Там останутся, полагаю, только одни сторожа.

– Взрыв? – с тревогой спросил Гвоздаков. – Слишком большой объем работы. Ведь придется подрывать сто одну мачту. А сколько взрывчатки понадобится! Без бригады рабочих не обойтись.

Мердер расхохотался.

– Вы еще там взрывную контору откройте. Я вижу, что не напрасно кое-что вызубрил по аэродинамике и механике. Для диверсии понадобятся дельные и смелые люди, но взрывчатки – ни грамма. Всю работу я себе представляю так: ночью, при крепком западном ветре, надежные ребята убирают охрану ветроустановок, а затем автогеном перерезают оттяжки из стального троса, удерживающие мачты с запада. Двести два троса толщиной в руку – это, верьте моему опыту, часа три работы для десятка переносных автогенных аппаратов. И под напором ветра вся линия, на протяжении двадцати километров рухнет в реку.

– Это... это грандиозно, – пробормотал побледневший Гвоздаков.

– Но вы не видите еще конечного результата, – спокойно продолжал Мердер. – Кроме того, я, с моими скромными познаниями, имею все основания предполагать, что река, запруженная на протяжении двадцати километров металлоконструкциями, выйдет из берегов. Произойдет катастрофическое наводнение. – Мердер презрительно сжал губы и добавил: – Советские ученые говорят: всякое наводнение можно заранее предусмотреть и локализовать его действия. Постараемся доказать обратное.

– А если Вершинина не арестуют? – осторожно спросил Рябчинский.

– Это не отменяет диверсии, – отрезал Мердер. – Продумайте мое предложение и приступайте к подготовке. Время не ждет. Вон на яблонях уже пожелтели листья... Вы говорили, что у вас есть надежные люди. О деньгах не беспокойтесь. Если наш план удастся, добивайтесь командировки за границу. А там вас сумеют переправить в Америку. Не забудьте, на ваших счетах в надежнейшем банке Нью-Йорка уже кое-что лежит...

 

5. Куда девать электроэнергию

Майор Перегудов подсел на диван к Вершинину, развернувшему на коленях чертеж, и сказал убежденно:

 – Я вижу, что вашим установкам и зимой найдется работа. Тут действительно не пропадет ни один киловатт мощности. И сколько будет поглощать каждый такой прибор?

– До пятисот киловатт. Приборы мы будем сразу укладывать краном на место. Тысячу четыреста штук.

– А как экономическая сторона?

– Вот расчеты и решение научно-технического совета министерства, вот заключение экспертов.

Перегудов обнял инженера за плечи, вскочил с дивана и, взъерошив волосы, весело сказал:

 – Обрадовали! Крепко вы меня обрадовали, дорогой! И смело и просто замечательно! Ведь это только у нас такое родиться может, только у нас!

– Нам тут один капитан еще помогал, – тихо сказал Вершинин.

– А что министр?

– Одобрил. Но советовал пока в прессу не сообщать.

– Правильно! Но до чего же хорошая штука получается! И завод, думаете, уложится в срок?

– Обязательно уложится. Уже больше сотни приборов испытано. В любое время можете их посмотреть.

– Сколько до завода езды?

– Минут сорок на автомашине.

– Тогда едемте сейчас же. Мне это просто необходимо. – Поймав удивленный взгляд инженера, Перегудов улыбнулся. – Это, понимаете, вопрос тонкой психологии. Реальная иллюстрация подчас весьма необходима для правильного хода следовательского мышления.

Вскоре они стояли в просторном цехе возле готовых приборов, похожих на трансформаторы большой мощности.

Оглядев приборы и поговорив со сменным мастером, Перегудов сказал:

 – Посмотреть бы их в действии.

– Не увидите, – покачал головой Вершинин. – Ведь приборы будут в таком месте, что...

– Верно! – рассмеялся майор. – Правильней было сказать, что я хочу посмотреть на результаты их действия.

– Вот это реальнее, – согласился Вершинин. – Думаю, месяца через три ваше желание нетрудно будет выполнить.

 

6. Ледовый рейс

Держа в руках приказ на рейс, Ермилов, капитан буксирного теплохода ледокольного типа, в недоумении смотрел на диспетчера.

– Да ты чего тут понаписывал, Федор Павлович? – возмущенно спросил он. – До Васильевки я еще сквозь лед пробьюсь, доведу караван. Там и зазимуем. А у тебя в приказе написано: пункт назначения – порт Молодежный, прибытие – первого января. Ведь там в эту пору метровый лед будет! Где же такое видано!

– Ничего не знаю, – коротко отрезал диспетчер. – Сам начальник пароходства приказал. Ты выполни, потом обжалуешь.

– Выполни... Буксир мощный, сормовский, но и ему, даже если без барж сквозь такой лед пробиваться, как раз до весны выйдет срок. Но с баржами... корпусы им помнешь льдинами, изуродуешь. Так и потонуть во льдах недолго!

– Да тебе этим рейсом особую честь оказывают! – нетерпеливо возразил диспетчер. – Из уважения к тебе, знатному капитану.

– Уважили... – сказал Ермилов. И, сунув приказ в карман шинели, вышел, сердито хлопнув дверью.

Ледокольный буксировщик № 4 в срок покинул рейд, ведя за собой четыре большие стальные баржи с грузом. Хмурая река, свинцово отблескивая посередине, лежала в заснеженных берегах.

– Уважили, – ворчал Ермилов, неодобрительно поглядывая на разраставшуюся у берегов ледяную кромку.

Мимо Васильевки прошли, ломая сплошной десятисантиметровый лед. Радист запросил диспетчерскую о состоянии реки выше, до пристани Новый Створ. Ответили, что лед там от пятнадцати до двадцати сантиметров. Это не на шутку встревожило капитана. Если лед станет толще, можно серьезно повредить корпуса барж.

Пристань Новый Створ прошли двадцатого декабря. Летом отсюда до порта Молодежный добирались за двое суток. Но теперь капитан Ермилов видел, что караван неминуемо застрянет где-нибудь на пустынном плесе между двух пристаней. Буксировщик, натужно работая винтами, яростно крошил лед, делая в час не больше полутора-двух километров.

Двадцать второго декабря Ермилов приказал застопорить обе машины и сообщить в диспетчерскую, что придется тянуть баржи обратно на зимовку в Васильевский затон. Ответ был получен немедленно: «Возвращаться запрещаю. Ожидайте распоряжений».

...Ранним зимним утром буксировщик и его баржи по-прежнему стояли посреди застывшей реки. Все вокруг затянуло синеватым молодым льдом. Вахтенный доложил Ермилову, что температура упала до двадцати градусов. Простояв у двери капитанской каюты, он добавил тревожно и сочувственно:

 – Народ беспокоится, товарищ капитан. Что делать будем? Лед-то крепнет...

Ермилов молча показал на бланк радиограммы: «Возвращаться запрещаю. Ожидайте распоряжений».

Вахтенный досадливо крякнул и вышел на палубу, осторожно притворив дверь.

Когда совсем рассвело, прибыл новый приказ диспетчерской: «Продвигаться вверх. Пункт назначения – порт Молодежный».

Буксировщик с трудом сдвинул с места караван и медленно пошел дальше, сокрушая лед. Над зимним простором реки далеко разнесся гул мощных дизелей.

– У Широкой Луки все равно застрянем, – хмуро сказал Ермилову помощник. – Там в эту пору лед в полметра бывает.

Ночь пришла тихая, морозная. В свете прожектора впереди ледокола бесчисленными голубоватыми искрами сверкало зимнее одеяние спящей реки. С берега казалось, что темная громада судна медленно движется по широкому заснеженному полю.

Поравнялись с рыбачьим поселком у Широкой Луки. На берег сбежались жители, удивленные появлением каравана.

– Нам бы по закону пора уже застрять тут, а мы все крошим да крошим, – сказал помощник капитана. – Вот спасибо сормовичам за такое судно!

С берега вслед каравану неслись крики приветствий. Рулевой, широко улыбаясь, заметил:

 – Если народ за нас радуется, то и нам печалиться нечего. А когда на душе весело, то и лед вроде тоньше кажется.

– Где ж твои полметра? – с притворной суровостью спросил капитан помощника.

– Ума не приложу, – развел руками тот. – Я ведь сам здешний. И отец тут сорок лет в лоцманах ходил. Но чтобы под самый Новый год через Широкую Луку каравану пробиться... Точно сон наяву.

Капитан довольно основательно постучал по спине друга кулаком.

– Сон, говоришь? Я тебе покажу, как на вахте спать!... Но ты погляди, Назарыч, лед и впрямь будто тоньше стал.

В рубку торопливо вошел вахтенный матрос и доложил:

 – Повыше перевального столба темнеет что-то. Не то снег ветром сдуло, не то...

Ермилов схватил бинокль и, едва приложив его к глазам, недоуменно воскликнул:

 – Что за диво! Глянь-ка!

Помощник тоже взялся за бинокль. Далеко впереди узким, постепенно расширявшимся клином темнела свободная от ледяного покрова вода. Буксировщик приближался к странной полынье. И уже без бинокля стало видно, как над темным, терявшимся вдалеке пространством воды призрачными полосами стелется легкий парок.

Скрежет льда и содрогание корпуса постепенно прекратились. Буксировщик, быстро увлекая за собой караван, вышел на свободную воду. На палубе шумели голоса. Все свободные от вахты люди поднялись наверх.

– Митя, ты только погляди, Митя! – тормошил молодой моторист приятеля, так же, как и он, налегке, только в брюках и тельняшке выбежавшего на палубу. – Ведь не иначе, как земная ось сдвинулась!

– Земная ось... – усомнился матрос. – Ты, брат, через край хватил. Скорее наши ученые атомную энергию в реку пустили!

С верховьев внушительно и деловито донесся предупреждающий гудок. Летом никто бы не обратил на него внимания, но в зимнем воздухе он зазвучал так удивительно, непривычно, что все невольно всполошились.

– Встречный! – закричал капитан и, засуетившись, как неискушенный новичок-практикант, кинулся в штурвальную рубку. – Скорее! Отмашку дайте встречному. Слева. Только не флагом, а огнем. Ах ты, батюшки мои... Под Новый год в этих-то местах!...

Мимо, шумя высоким буруном под форштевнем, стремительно пронесся грузовой теплоход «Комсомолка». С высокого мостика, распростертого, как крылья гигантской белой птицы, раздалось громкое приветствие Ермилову:

 – Федору Егорычу почтение! С зимней навигацией вас!

Ермилов схватил рупор и прерывающимся от радостного волнения голосом закричал в ответ молодому капитану «Комсомолки»:

 – Спасибо, спасибо, Миша!... И вас всех с тем же!

В течение последующего часа встретили еще один грузовой теплоход и два буксировщика с большими караванами груженых барж. Ледяные оторочки с обтаявшими закраинами отступали все дальше к занесенным снегом берегам, открывая широкое зеркало реки. Слоистую пелену рождавшегося над водой тумана относило к западному берегу ровным ветром, прилетевшим из далеких степей.

 

7. Куда исчез Вершинин

Молодой лейтенант вошел в кабинет Перегудова и, с трудом сдерживая улыбку, доложил:

 – Как по расписанию все вышло, товарищ майор. И машина та же самая, и автогенные аппараты на ней, и автогенщики. Полностью вся шайка, которую по вашему приказанию я отпустил в ночь на пятое ноября. Остановились между сорок седьмой и сорок восьмой установками за холмиком. На автомашину стали маскировочный чехол натягивать из белой парусины.

– Никто не бежал?

– Двое пытались. Отстреливались из бесшумных пистолетов. У них у всех оказались эти игрушки.

– Раненых нет?

– Нет, товарищ майор. И все бандиты тоже в полном здравии. А у шофера опять путевой лист на доставку из ремонтной мастерской десяти автогенных аппаратов с оборудованием и кислородными баллонами.

– Садыхова среди арестованных нет?

– Нет.

– Это хорошо, – с удовлетворением произнес Перегудов. – Я, по правде говоря, очень беспокоился за него. Думал, что, потерпев неудачу, он теперь полезет сам.

После ухода лейтенанта Перегудов долго сидел в раздумье, устремив невидящий взгляд в окно, на стеклах которого крепкий мороз изобразил целую пальмовую рощу. Серьезное дело приближалось к концу, хотя предстояло еще немало поработать.

Приняв решение, Перегудов поднялся и вышел из комнаты. Дежурный у кабинета полковника предупредительно распахнул перед ним тяжелую, высокую дверь.

Сообщив начальнику подробности поимки банды «автогенщиков», Перегудов попросил разрешения выехать на место. Полковник разрешил и спросил:

 – Может быть, захватите с собой в качестве экспертов Рябчинского и Гвоздакова?

– Пока не собираюсь, но я говорил им, что обязательно еще прибегну к их помощи.

– Ну, поезжайте сами. Кстати, там с движением судов осложнения. Как только ударили большие морозы, от теплой реки пошел густой туман. Из пароходства сообщили, что все суда вынуждены были стать на якорь. Неприятная весть. Ведь запланировано перевезти очень много грузов. Эти грузы сняты с плана железных дорог и либо завезены на пристани, либо уже застряли на реке в тумане. Где сейчас Вершинин? Вся вина за это ложится на него.

– Мне сообщили, что Вершинин сейчас в одной из лабораторий института связи. Говорят, очень расстроен. Ведь трудно было предусмотреть, что от нагрева реки его способом туман над ней в сильные морозы будет столь густ. При восемнадцати-двадцати градусах, я сам это видел, туман стлался по реке низкой пеленой, в которой совершенно не было видно бакенов, створов, перевальных столбов... Вот незадача-то!

– Новое дело, – задумчиво проговорил полковник. – В каждом новом деле бывают неожиданности, которые трудно вначале предусмотреть. Но так или иначе, – решительно заключил он, – помогайте коллективу Вершинина.

Через полчаса к аэродрому подъезжала машина, в которой сидели Перегудов, академик Викторов и Николай Иванович Фадеев.

В самолете Перегудов с надеждой сказал академику:

 – Николай Иванович при всем желании мало чем сможет помочь речникам. Его специальность – ветродвигатели. Но вы, я думаю, найдете и подскажете какое-нибудь хорошее решение.

– Может быть, радиопеленгаторы и радиомаяки, – задумчиво ответил Викторов. – На новых морях-водохранилищах они уже есть. Но на этой трассе... Там – простор моря, а здесь – сплошные извилины естественного русла реки. Нужны сотни радиомаяков...

После часа полета Перегудов с явным огорчением показал на проплывающий далеко внизу необозримый снежный ландшафт. Реку скрывал клубившийся над нею непроницаемый туман. Вдалеке, утонув до половины в молочной пелене, вставали из-за горизонта смутной вереницей великанов ветроустановки Вершинина.

Самолет пошел ниже. И Перегудов с тоскливым, щемящим чувством увидел сквозь разрывы облаков темные силуэты надстроек десятков судов, застигнутых туманом на реке и на рейде порта Молодежный. Темные, продолговатые тела барж то появлялись, то бесследно тонули в теплых испарениях реки.

Резкий северо-восточный ветер вращал мощные ветродвигатели. И миллионы киловатт – часов электрической энергии шли по кабелям в установленные на дне реки нагревательные батареи. Перегудов вспомнил свое ночное посещение завода, где изготовлялись установки, способные нагреть зимой воду в большой реке. Он вспомнил, как Вершинин с юношеской горячностью говорил ему:

«– Это не моя специальность. Но такие вещи понятны каждому, товарищ Перегудов! Над рекой навстречу злому восточному ветру будет вставать завеса теплого, влажного воздуха. Ветер станет теплее, а завеса испарений ляжет на поля слоем инея. Ученые говорят, что слой будет к весне достигать двух-четырех метров. Вы понимаете, какие накопятся запасы влаги для посевов! Я этого и не предполагал, а оказывается, наша оросительная система и зимой будет вовсю работать, накапливая влагу. В восточном районе у нас еще нет каналов и насосных установок. Но подует зимой западный ветер – и на «мертвую землю» тоже будет оседать толстый покров инея... Какие неожиданности, какие счастливые совпадения являются при решении новых вопросов техники!»

Это, бесспорно, было счастливым совпадением, позволявшим сразу и зимнюю навигацию открыть и накопить за зиму влагу.

...Но если работа ветроустановок зимой нецелесообразна и они обречены на простой, то обвинение, предъявленное Вершинину Рябчинским и Гвоздаковым, приобретает грозную реальность. Рябчинский и Гвоздаков – преступники, но с их материалом следователю Перегудову придется считаться.

Летчик уже вторично спросил Перегудова, садиться ли на маленький аэродром за новым городом порта Молодежный. Перегудов поморщился, как от сильной физической боли, и приказал лететь обратно.

Отвезя обоих ученых с аэродрома по домам, Перегудов в отвратительном настроении приехал к себе на службу. Секретарь отдела сообщила ему, что три раза звонил профессор Рябчинский. Послав в душе Рябчинского ко всем чертям, Перегудов хмуро кивнул, прошел к себе в кабинет и позвонил на квартиру Вершинину. Тонкий детский голос доверчиво сообщил:

 – Папы четвертый день нет дома. Мама говорит, что он совсем запропастился. Скажите, запропастился – это очень долго получится?

– Порядочно, – невесело ответил Перегудов. – Наверно, дней семь. А ты дочка Георгия Петровича?

– Нет, я сын. Тамару мы к телефону не пускаем, она еще совсем маленькая. А мама что-то чертит. Позвать ее?

– Нет, не нужно, мальчик.

Потом он соединился с отделом охраны пароходства. Перегудов посоветовал начальнику охраны усилить наблюдение за рекой в зоне тумана.

– Особенно внимательно следите за обстановкой на тех участках, где движение судов не остановлено. Полагаю, что можно ожидать какого-нибудь сюрприза.

Позвонив в лабораторию, где должен был находиться Вершинин, Перегудов узнал, что Георгий Петрович с группой сотрудников выехал на радиозавод, а оттуда отправится в порт Молодежный для поездки на служебном пароходе управления пути.

Подумав немного. Перегудов решил все же побывать в порту. Возможно, там состоится долгожданная встреча с Садыховым. Лучше всего будет взять быстроходный вертолет. И хорошо, что он отказался от посадки самолета у Молодежного. Не следует привлекать к себе внимания.

 

8. Слепой рулевой ведет сквозь туман

Оставив вертолет далеко за портом, Перегудов прошел к причалам. У бетонной набережной стоял большой новый буксировщик ледокольного типа, какие Перегудов видел только на фотографиях. Попросив разрешения у вахтенного, майор поднялся на борт и прошел к капитану.

Ермилов пил чай и мрачно смотрел на лежавший перед ним приказ диспетчерской на обратный рейс. Встретили теплоход в Молодежном с триумфом, это было первое судно с низовьев. А теперь вот сиди в каюте и жди погоды. Но какая может быть погода! Прогноз абсолютно определенный.

– Ветряки остановишь, – ворчал капитан, – туман обязательно пропадет, зато река при таком морозище сразу станет. Снова ветряки пустят, река вскроется, а над нею туман стеной подымется. Вот задача-то!

Перегудов, открыв дверь каюты, сочувственно поддержал:

 – Верно, Федор Егорыч! Тут куда ни кинь, все клин!

Ермилов с досадой вскинул голову и увидел человека, вежливо снявшего серую каракулевую шапку. В следующее мгновение лицо старика просияло, и он, вскочив, ухватил Перегудова за обе руки и закричал:

 – Сергунька! Сергей Иваныч! Какими судьбами?

– Да вот, в тумане заплутался, – сказал Перегудов. – А я вас лет пятнадцать не видел, Федор Егорович. Но из памяти не выпускал, по газетам следил. Все-таки приятно, что меня еще мальчишкой такой знатный человек за вихры оттаскал, чтобы на чужие яблони не лазил. А тут, видите, и встретились.

– Ничего, – примирительно улыбнулся капитан. – Было... для пользы дела... Чайку выпьем?

– В другой раз, Федор Егорович, – отказался Перегудов. – Вы мне лучше скажите, где тут путейский пароход стоит.

– Путейский? Да он уже полчаса как в туман полез. Ищи его теперь...

С досадой махнув рукой, Перегудов выбежал из каюты.

Через несколько минут Перегудов был уже у старшего диспетчера порта, который сидел перед рейдовым экраном в операторской. Туман не мешал радиолокационной установке. На экране отчетливо были видны все суда, стоявшие на обширном рейде.

Пожав диспетчеру руку, Перегудов сказал:

 – Мне нужен путейский пароход. Любым способом доставьте меня на него.

– В погоню за Вершининым, товарищ Перегудов? – с улыбкой спросил диспетчер. – За ним сейчас стоит погнаться. Интересную вещь испытывает.

Перегудов указал на двигавшийся у края экрана небольшой отчетливый силуэт, который огибал группу неподвижных судов.

– Это он?

– Не угадали. Путейский уже за пределами экрана. А это за ним идет рейдовый буксировщик.

– Довольно смело идет, – заметил Перегудов. – Будто там и тумана нет. Но как добраться на путейский?

– Невозможно, – развел руками диспетчер. – Вслед пойти можем, сейчас как раз один буксировщик отправим, а догнать – ничего не получится.

– Ну, давайте хоть вслед, – согласился майор. – А там видно будет.

– Тогда пойдемте, – предложил старший диспетчер. – Я тоже собираюсь в рейд. Зина, – сказал он, нажав одну из кнопок пульта, – монтажники еще у себя или пошли на причал?

Певучий голос, немного «окая» по-волжски, ответил сквозь золотистую сеточку динамика:

 – Только что пошли. К капитану Ермилову.

– Какие монтажники? – спросил Перегудов старшего диспетчера, когда они уже спускались по широкой лестнице управления порта.

Диспетчер глянул на него с лукавинкой.

– Не знаете? Как же это так, Сергей Иванович? Не первый год знаком с вами и привык, что вы все знаете и всюду поспеваете. А тут вдруг я вас опередил. Небывалый случай!

Диспетчер ждал, что Перегудов рассердится, но тот рассмеялся и, дружески хлопнув диспетчера по плечу, возразил:

 – Да я потому только и знаю так много, что меня часто опережают другие люди, честные, смелые и не ротозеи.

В штурвальной рубке буксировщика Перегудов снова увидел капитана Ермилова, удивленно наблюдавшего за работой двух монтажников, которые пристраивали к колонке электрического штурвала небольшой ящик из коричневой пластмассы. Сверху на ящике была откидная металлическая вилка, она своим прорезом плотно обхватывала с боков гладкую черную рукоятку штурвала.

– Вроде готово, – сказал один из монтажников, затянув у колонки штурвала упругий зажим.

– Не вроде, – поправил другой, – а готово.

Капитан растерянно поглядел на Перегудова и спросил:

 – Видел, Сергей Иваныч?

– Нет, не видел, – признался майор.

– Сейчас посмотрите, – сказал старший монтажник.

– А этот прибор для чего?

– В тумане ходить, – пояснил монтажник. – Одним словом, автоматический рулевой.

– Как же он сквозь туман глядеть будет?

– Ему глядеть нечего, товарищ инженер, – ответил монтажник. – Это слепой прибор. Работает он от токов высокой частоты, – и, уже обращаясь к своему товарищу, добавил: – Пойдем на нос. Я буду крепить правый контур, а ты левый.

Они подняли с решетчатого настила рубки катушку кабеля и ушли.

Несмотря на то, что его назвали инженером, Перегудов все же вынужден был признаться Ермилову, что не понимает сущности действия прибора. Тот тоже только пожимал плечами.

Монтажники вернулись минут через десять. Старший сказал Ермилову:

 – Можно отчаливать, товарищ капитан. Держитесь поперек рейда.

Теплоход двинулся малым ходом сквозь непроглядный туман. Вел его сам Ермилов, беспокойно поглядывая то на компас, показывающий курс на восток, то да таинственный прибор с откинутой кверху блестящей вилкой. Один из матросов через равные промежутки времени давал сигнал электрическим гудком. Заставив всех вздрогнуть, прибор на рулевой колонке вдруг резко щелкнул; затем раздался звук, напоминающий пение скрипки.

Монтажник деликатно отстранил капитана и, сосредоточенно хмурясь, накинул вилку прибора на рукоятку электроштурвала. Пение скрипки тут же оборвалось, а вилка плавно и сильно двинулась влево, отклонив рукоятку штурвала.

– Лево на борт... – отметил капитан действие прибора. – Малость крутовато руля кладет.

– Это пока на фарватер не выйдешь, – успокоил старший монтажник. – Вот, глядите, обратно пошла. Теперь можно и ходу прибавить.

– Ну, это ты брось! – решительно возразил капитан. – Сами не заметим, как на берег выскочим или врежемся в какую-нибудь посудину. Тут на рейде их добрая сотня в тумане прячется.

– Побольше сотни, – вставил старший диспетчер. – А только ты, Федор Егорыч, не беспокойся: наша трасса вся свободна.

– Трасса... – повторил капитан. – Это тебе не железная дорога. Погоди! – испуганно воскликнул он, хватаясь за рукоятки централизованного управления дизелями. – Мы же вправо покатились, сбился ваш автомат!

– Рельсы, значит, вправо заворачивают, – усмехнулся старший монтажник. – Автоводитель от них никуда не уйдет.

– Да что же мы, на колесах катимся? – проворчал Ермилов.

– Колес никаких нет, – ответил монтажник. – И рельсов, конечно, тоже. А держит нас на курсе кабель, который путейский пароход по фарватеру проложил. Идет по этому кабелю ток высокой частоты. Его принимают два контура, что мы на носу под клюзами установили. И очень просто все получается: как нос вправо начнет уходить, левый контур ближе к кабелю оказывается и действует на автомат сильнее правого. Тут, в рубке, вот эта самая вилка влево идет и штурвал поворачивает. Влево нос отклонится – та же история с другой стороны происходит.

– Отличная система! – вырвалось у Перегудова.

– Вполне подходящая, – согласился монтажник.

Капитан крякнул и решительно переставил рукоятки с «малого» на «средний». Перегудов, переглянувшись с диспетчером, одобрительно сказал:

 – Правильно, Федор Егорыч!

Впереди, чуть левее фарватера, раздались крики, затем несколько выстрелов. Перегудов стремительно выбежал на палубу и крикнул:

 – Шлюпку! Скорее шлюпку!

Спуск шлюпки с резко застопорившего теплохода занял не больше минуты. Прыгнув на корму легкого суденышка, Перегудов приказал матросам грести влево, в гущу тумана. Оттуда внезапно вынырнула большая лодка-завозня и с треском врезалась в борт шлюпки.

– Придержись багром! – скомандовал Перегудов и легко перемахнул в завозню, где темнело несколько человеческих фигур.

Столкновение со шлюпкой задержало завозню, и ее тут же догнала другая большая лодка.

– Теперь не уйдут! – закричали с лодки.

Из завозни в воду прыгнул человек, но его сразу же очень ловко подцепил багром один из матросов и притянул к борту. Сергей Иванович увидел посиневшее, с крупными, резкими чертами лицо.

– Милости просим, – сказал Перегудов и, ухватив человека за шиворот, втащил его в шлюпку.

На теплоход доставили четверых неизвестных. Их заметил у одной баржи молодой шкипер, дозором объезжавший караван вместе со своим помощником и стрелком охраны порта. Неизвестные прямо из завозни пытались сорвать соединительную скобу на якорном канате баржи. Еще минута – и судно с грузом понесло бы на фарватер.

– Какой груз на барже? – резко спросил Перегудов, оглядывая задержанных.

– Стальные конструкции для новостроек, товарищ майор, – по-военному ответил шкипер и, не удержавшись, добавил: – У, гады!... Видно, хотели баржу на фарватере утопить.

– Сергей Иванович, – обратился к Перегудову Ермилов, – дальше пойдем или как?

– Придется идти обратно, к причалу, – решительно ответил майор. – Дело очень серьезное.

 

9. Рябчинский торопится на свидание

Сергей Иванович шагал по кабинету, продумывая план допроса задержанных. В отношении Садыхова-Мердера все было ясно. Наблюдение за матерым диверсантом велось давно. Перегудов получил все материалы о нем еще тогда, когда начал изучать деятельность Рябчинского и Гвоздакова.

«Но каков прохвост!» – поморщился майор, вспомнив лицо шпиона. Зная уже о поимке «автогенщиков», Мердер, видно, решил поторопиться с делами и срочно замести следы. А трое, что были с ним, – судя по всему, типы того же сорта, что и «автогенщики».

Открылась дверь, и сержант доложил:

 – К вам инженер Вершинин.

– Пропустите! – приказал Перегудов, удивляясь неутомимости инженера.

Вершинин, полный радостного волнения, не вошел, а буквально ворвался в кабинет и долго тряс руку Перегудова.

– Садитесь на диван, неугомонный вы человек, – предложил Перегудов, улыбаясь. – Значит, успешно?

– Блестяще! Просто чудесно, Сергей Иванович! Ну и бригадку мне сосватал академик Викторов! Вот это настоящие люди! Сегодня продолжим прокладку высокочастотного кабеля для низовьев. И вы знаете, есть вероятность, что река не будет замерзать до самого устья. Круглогодовая навигация на такой артерии! А как работали эти ребята из лаборатории связи! Только глянешь на них – и усталость как рукой снимает.

– А они, вероятно, с этой же целью на вас поглядывали, – пошутил Перегудов. – Я думал, что после такой работы вид у вас будет не очень бодрый... Да, сын ваш утверждает, что вы совсем запропастились.

– Мальчик прав, – виновато согласился Вершинин. – В зоопарк с ним все собираемся. Теперь обязательно пойдем!... А скажите, Сергей Иванович, хоть вы и не инженер: будет ли, по-вашему, целесообразно продолжить линию ветроустановок дальше, вверх по реке?

– Если мое высказывание представляет интерес, скажу. Я целиком присоединяюсь к мнению академика Викторова, – ответил Перегудов. – Пусть злые восточные ветры работают на нас. Пусть орошают поля, смягчают климат, расплавляют на реке льды...

Забыв об усталости, перебивая друг друга, они с увлечением говорили о преодоленных трудностях и о том, что еще предстоит сделать. Наконец, Перегудов, глянув на часы, покачал головой и сказал:

 – Половина одиннадцатого. Просто безобразие, до чего коротки сутки! Ведь у меня уже начался новый рабочий день, а я еще вчерашнего дня не кончил. Идите спать, дорогой мой! Инженеру нужна ясная голова.

До одиннадцати часов Перегудов успел побывать с докладом у начальника отдела. А едва вернулся в кабинет, сержант доложил, что пришли по срочному делу Рябчинский и Гвоздаков.

– Забавно! – майор улыбнулся. – Просите дорогих гостей!

Войдя, Рябчинский поздоровался подчеркнуто спокойно и приветливо. Гвоздаков, стараясь держаться невозмутимо, копировал, как плохой актер, жесты и выражение лица профессора.

– Мы просим простить нашу назойливость, но долг честных людей снова привел нас к вам, – начал внушительно Рябчинский. – До сих пор я не называл вещей своими именами, а сообщал только одни факты. Теперь же пришла пора раскрыть все до конца.

– Конечно, конечно, – поддержал Перегудов.

– Теперь, – повысил голос профессор, – я с полной верой в справедливость моих слов могу сделать серьезное утверждение... Не буду голословным. Вчера днем мы были в пароходстве. Ведь там форменная паника! Заместитель начальника пароходства и главный диспетчер в смятении. Флот, разбросанный на сотни километров, отстаивается в тумане. Громадное количество ценнейших грузов застряло в пути. Если попытаться увести корабли и баржи к пристаням в тумане, неизбежны крупные аварии. Оставить их на реке до весны тоже невозможно: там не только грузы, но и люди, которые вынуждены будут зимовать в невероятно тяжелых условиях. Остановить ветряки Вершинина – туман исчезнет, но все суда вмерзнут в лед...

– Да, положение исключительно сложное, – согласился майор.

– Катастрофическое! – воскликнул Рябчинский. – Я считаю, что такое вредительство – дело не одного Вершинина. Тут, бесспорно, работала целая организация.

– И с этим согласен, – поддержал Перегудов. – Организация, очевидно, огромная и очень разветвленная. У Вершинина, конечно, одна из ведущих ролей.

– Вот позвоните в пароходство, – вставил Гвоздаков. – Нам вчера сказали, что наибольшее количество судов скопилось в порту Молодежный. В такой обстановке каждую секунду возможны аварии!

Рябчинский бросил на своего помощника выразительный взгляд, приказывающий не вмешиваться. Он и так с беспокойством посматривал на часы, старался, по возможности, сократить разговор. Ведь вчера днем Садыхов попросил, вернее, приказал, чтобы они оба явились сегодня к часу дня на дачу. Туда пятьдесят минут езды на машине, – значит, надо во что бы то ни стало уйти от Перегудова не позже полудня.

А Перегудов, словно назло, стал неторопливо расспрашивать о старой жалобе казахских животноводов на плохую работу ветронасосных установок «ТВР-10», не обеспечивавших подачу воды для автопоилок.

– Видите ли, – Рябчинский постарался вернуться к цели своего прихода, – такие люди, как Вершинин, могли оказаться и на заводах, изготовлявших детали для моих ветродвигателей.

– Но неужели вы считаете установки Вершинина недостаточно эффективными?

– Их создание – вредительство. Я это доказал вам с цифрами в руках. Просто поражаюсь, почему Вершинин до сих пор на свободе.

– Вы не учитываете особенностей нашей работы, – миролюбиво возразил Перегудов. – Нередко мы даем возможность целиком разоблаченному врагу долгое время пользоваться свободой для того, чтобы успешней раскрыть всю организацию.

– Знаете, – Рябчинский доверительно понизил голос, – мы бы, пожалуй, могли вам и в этом деле помочь. Можно набросать списки людей, внушающих подозрение своими связями с Вершининым.

– Отлично! – весело сказал Перегудов. – Садитесь прямо за тот столик в углу и пишите. Бумага и чернила там приготовлены.

– Простите, – растерянно возразил профессор, – но мы вынуждены будем отложить это до вечера! У нас ровно в час дня очень серьезное совещание. А опаздывать на совещание неловко.

– Да вы не опоздаете! – перебил Сергей Иванович. – Присаживайтесь и лишите поскорее. Долго ли записать фамилии!

– Я все же прошу... Уже без двух минут двенадцать, а нам...

– Нет! – возразил Перегудов. – Пишите, ведь это для нас очень ценный и срочный материал. А на совещание... Даю полную гарантию, что вы не опоздаете ни на минуту. Я лично обеспечу доставку.

Рябчинский содрогнулся при одной мысли, что следователь органов госбезопасности доставит его на совещание с Мердером.

– Нет, нет, мы сами доберемся, – пробормотал он, опускаясь на стул за маленьким столиком в углу кабинета. – Вы очень любезны, благодарю вас.

– Да мне это будет совсем нетрудно! Мы располагаем всеми видами транспорта...

Рябчинский, собравшись с мыслями, начал писать столбик фамилий:

«Викторов Алексей Алексеевич, академик.

Фадеев Николай Иванович, доктор технических наук.

Чернов Михаил Петрович, парторг строительства.

Головко Татьяна, бригадир монтажников...»

Больше ни одна фамилия не приходила в голову. Откинувшись на спинку стула, Рябчинский с досадой посмотрел на стенные часы, которые показывали уже пятьдесят минут первого. Перехватив его взгляд, Перегудов неторопливо поднялся и любезно сказал:

 – Прошу извинить. Вам действительно придется поторопиться, чтобы не опоздать на совещание. Вы говорите, что оно назначено на час дня?

– Да, на час дня, ровно.

– Ну, тогда вы не опоздаете, у вас еще много времени в запасе. Я задержу вас еще не больше чем на минуту: хочу познакомить с моим начальником. Полковник нас ждет.

Перегудов ввел гостей в большой кабинет, где находились всего два человека. У массивного стола стоял полковник, а на краешке дивана, исподлобья глядя на вошедших, сидел Джеймс Мердер.

Рябчинский остановился посреди кабинета, в оцепенении глядя на Мердера. Гвоздаков, дрожа всем телом, замер у дверей. Перегудов все тем же приветливым тоном сказал Рябчинскому:

 – Как видите, вы не опоздали. Совещание можно считать открытым. А список членов организации вы, надеюсь, составите заново...