Первым в подвал спустился стражник в белых доспехах с расправившим крылья орлом на груди. Охранник внимательно оглядел помещение; палач и даже его жертва затихли и молча смотрели на гвардейца. Убедившись, что все в порядке, стражник что-то крикнул наверх, и на верхние ступеньки ступили ноги в дорогих сапогах. Кряхтя и ругаясь, по лестнице спускался сам Сигизмунд, король Белого королевства. Когда-то в прошлом он был знатным воином и статным мужчиной, но сейчас сильно сдал и располнел, так что даже спуск на два десятка ступеней давался ему с трудом. Палач все так же молчал, ожидая, когда властитель изволит к нему обратиться; жертва, висящая на растяжке, тоже молчала; возможно, по причине того, что рот был заткнут кляпом.
Сигизмунд кряхтя плюхнулся на стул и, только отдышавшись, наконец обратился к палачу:
– Ну как ты, Юзеф? Не хвораешь?
– Никак нет, ваше-вашество. – Физиономия палача расплылась в улыбке. – Спина разве что иногда потрескивает, но то от сырости. Да и возраст уже…
– Да, – король грустно нахмурился, – не молодеем. Того и гляди помрем, а?
Жертва молча наблюдала за этим диалогом, и только вытаращенные глаза выдавали, что распятый на растяжке мужчина был еще жив.
– Да как можно! – замахал руками тот, кого король назвал Юзефом, – вы еще нас всех переживете, ваше-вашество!..
– Да нет, старый друг. – Король грустно взглянул на палача. – Вчера опять весь вечер кашлял кровью… Ну да что там говорить, все там будем. Кто-то раньше. – Король кивнул на висящее тело, отчего мужчина задергался на дыбе и замычал, но властитель королевства закончил свою мысль, даже не взглянув на жертву: – Кто-то позже.
– Все в руках божьих, – согласился заплечных дел мастер, – все под ним ходим.
– Это да, – вздохнул король, – ну а как дети?
Жертва снова затряслась, пытаясь что-то сказать, но король делал вид, что не замечает этих порывов.
– Очень неплохо, надо сказать. – Юзеф самодовольно улыбнулся. – Старшего хочу по своим стопам пустить, он уже голову курице сносит одним ударом.
– Да ладно, – улыбнулся Сигизмунд, – он же у тебя кроха совсем; сколько ему, пять?
– Седьмой уже!
– Ничего себе, вот время летит… А и верно, семь, он же родился, как раз когда пан Асторский рокош мне при дворе устроил.
– Чего устроил?..
– Подчиняться перестал; не важно, не забивай голову. Я чего пришел-то… Как тут наши подопечные?
Жертва на растяжке снова задергалась, пытаясь что-то мычать сквозь кляп.
– Ну как, – кивнул палач на задрапированный угол, – того не трогал, как вы и сказали.
– А этого? – Сигизмунд впервые взглянул на жертву; мужчина даже как-то сжался под его пристальным взглядом.
– Все как приказали, – доложил палач обстоятельно, – инструменты показал, объяснил, что можно с их помощью сделать.
– И как наш друг это воспринял?
– Вначале в обморок упал, но я его водичкой студеной окатил, так он теперь старательно слушает. Внимает!
– С пониманием, стало быть, попался, – обрадованно кивнул король, – это хорошо!
Мужчина снова задергался, пытаясь кивать и мычать через кляп. Хотя слов не разобрать, но жестикуляцию и мычание можно было трактовать недвусмысленно. Жертва уверяла, что он не просто с пониманием, а и вовсе пожелай король, нет, его величество король, найти кого-то с бо́льшим пониманием во всей земле – так и не смог бы отыскать такого. Вот с каким пониманием!
– Так скажи мне, дорогой пан Стефан, – король ласково взглянул на жертву, – где мои требушеты?
Жертва взвыла и задергалась, пытаясь что-то объяснить, но сквозь кляп проходило только маловразумительное мычание.
– Да мало ли кто чего думал, – нахмурился король, – требушеты я тебе доверил, а теперь их нет. В болотах так увязли, что и не достать. Так или не так?
Жертва дернулась, поникнув, и промычала что-то односложное.
– Вот только не думай, что твой король какой-то глупец, – обиженно произнес Сигизмунд, – я же понимаю, в какой ситуации ты оказался. Я с войском под Смоленском, ты идешь по дороге, из охраны – пять десятков человек. И тут узнаешь, что как раз в этих краях появился сильный отряд Ильи Муромца. А у Муромца, между прочим, тысяч шесть конницы.
Жертва согласно замычала.
– И что же тебе делать? Оставаться на дороге опасно, очень уж заметный твой обоз. Лакомый кусочек для налета врага. И ты решил врага перехитрить, верно?
Король дождался очередного согласного мычания и продолжил.
– А поскольку местности ты не знаешь, выбрал самого страшного из разбойников, чтобы проводил. Решив, что раз человек разбойник, то он враг русскому государству, а значит, тебе поможет.
Мужчина на дыбе быстро замотал головой и замычал, отчаянно выражая свое несогласие.
– Да-да, – поправился Сигизмунд, – не разбойника, а бунтовщика. – Жертва согласно замычала.
– Надо сказать, задумка не такая уж и дурная, – почесал бороду король, – но видишь ли, мой дорогой пан Стефан, эти русские – они совсем не похожи на тех лубочных русичей, которых вы там изучали у себя в университете. Нет, серьезно: сидите там у себя на кафедре, читаете сказки местные, фольклор разный и думаете, что поняли русских. Глупцы высокомудрые…
Жертва снова съежилась под взглядом короля.
– Хочешь, я тебе расскажу про свою самую первую встречу с русскими?
Шляхтич что-то промычал сквозь кляп, и король тут же истолковал это как согласие.
– Я тогда совсем еще молодой был: мальчишка, чего уж там. Отец меня взял поглядеть на войну. Войны, конечно, не было настоящей, скорее набег. Русские купцы наших выжили с богатого торгового тракта из Царьграда, надо было как-то показать наше недовольство. Вышли мы на тракт и тут же взяли богатый караван в копья. Купцов поубивали и освободили подневольных рабочих, что за гроши тащили на себе тяжелые грузы. И вот один из этих работников подходит к сотнику отцовскому и говорит: так, мол, и так, пан-боярин, дай серебряную монету, и я тебе покажу, где еще один караван стоит, богаче этого.
Король взял с пола какой-то брусок и легонько ткнул висящего человека в бок.
– Следишь за мыслью?
Вслушавшись в мычание жертвы и, судя по всему, удовлетворившись ответом, король продолжил:
– Так вот, дали мы ему серебра и пошли следом. И тут вдруг стрела: бах! – и сотнику прямо в глаз. А следом еще десяток стрел. Троих ратников наповал, остальные отвернули и побежали. В засаду нас завел, поганец. Сходство улавливаешь, а?
Привязанный к дыбе пан снова что-то энергично замычал.
– Но я на самом-то деле не о том тебе сказать хочу; на любой войне попадают в засады, всегда можно нарваться на фанатика, который жизни своей не пожалеет, чтобы тебя убить. Или героем стать захочет. Это в любых местах бывает, и Русь тут не исключение. Меня знаешь, что в той ситуации поразило?
Шляхтич снова что-то промычал сквозь кляп.
– Да прекрати мне поддакивать, – рассердился король, – откуда ты можешь знать, если я про это еще не рассказывал! Вот слушай и на ус мотай, а то в университете своем сказки да песни изучаете, а толком ничего не знаете, что я в первом же набеге понял. Мужик этот, что в засаду нас завел, улизнул, как обстрел начался. Стражника, что его стерег, убили, а другие свою жизнь спасали, так что убег шельмец в суматохе. Я думал, его наградят: ну как же – врага в засаду завел! А его, ты не поверишь, – высекли прилюдно. Он в караван носильщиком нанялся, оказывается, супротив воли князя, который это не разрешал. Вот за то и высекли, чтобы не нарушал княжеские указы. Ну а то, что в засаду завел, оно и так понятно. Любой бы на его месте так же поступил. Понимаешь, как этот народ устроен?
Король поднялся с места и наконец вытащил кляп изо рта жертвы.
– Я все понял… – прошептал тот, с трудом ворочая языком, – простите меня, мой король!..
– Я, конечно, тоже виноват, – Сигизмунд дал команду палачу развязать путы, что связывали жертву, – бросил тебя с недостаточной охраной. Но ведь не со зла и не по глупости, а от неведения. Откуда я мог знать, что Муромец тайно собирает силы именно здесь? Он нам очень много крови попортил; я тебе по секрету скажу – он сына Бронислава убил.
– Ох… – только и мог произнести пан Стефан, разминая затекшие руки.
– Вот только не думай, что твоей вины вовсе и нет, – нахмурился король, – я тебе требушеты доверил? Тебе. А ты их не уберег. Так что спрос с тебя никуда не делся.
Ученый муж весь смешался после этих слов; он снова с опаской взглянул на палача, и тот, поймав его взгляд, лучезарно улыбнулся в ответ, чем напугал шляхтича еще больше.
– Не пугайся пока, – похлопал король недавнюю жертву по плечу, – я строг, но справедлив. Даю тебе шанс искупить свою вину, так что не подведи. Все, иди пока, позже придумаю тебе дело! Прими пока ванну, а то воняет от тебя, как от козла.
Дождавшись, когда стонущий и охающий ученый муж вышел, палач спросил с интересом:
– Может, стоило разок железом прижечь? Ну чтобы лучше понял.
– Да он и так напуган до смерти, – усмехнулся Сигизмунд, – сразу видно, книжник. Книжники читают много своих свитков да рукописей и считают, что на основании этого они знают жизнь. А если уж какую бумагу в своих университетах получат, то всё… чуть ли не лопаются от самолюбования. При этом, как правило, существа поверхностные, облапошить их проще простого, чем часто пройдохи и пользуются. Зачем такие в государстве вообще нужны? – пожал плечами заплечных дел мастер. – Не понимаю.
– Не скажи, – весело усмехнулся король, – к примеру, соберешь таких штук сто или тыщу. Они сидят, что-то там обсуждают в своих университетах, спорят до посинения. И со стороны кажется, что пользы от них ну решительно никакой. Только добро государево тратят. И вот когда уже совсем махнешь на них рукой, один из них придет к тебе и скажет: «Я тут такое устройство придумал… если вот такую штукенцию соединить с такой вот финтифлюшиной, а здесь натянуть и сжать в пружину… вот такая штука будет убивать врагов в десять раз лучше, чем та, что есть у вас сейчас». Или способ придумают, как делать броню крепче или корабли быстрее… И вот тут окрестные короли, которые своих таких же книжников да ученых не завели, начинают об этом очень крупно жалеть. Так что есть и от книжников польза, есть.
Король подошел к огороженной части подвала и отдернул штору. Взору государя и палача предстала еще одна жертва, но вот этот мужчина был связан уже на совесть: три десятка цепей сковывали руки и ноги жертвы, не считая многочисленных веревок.
– А этот как? – поинтересовался король.
– Презрительно молчит, – нахмурился Юзеф, – я бы его разговорил, но вы сами приказали ждать вас.
– Это верно, это хорошо… – задумчиво пробормотал король, явно думая о чем-то другом, – вот говорят, что хороший специалист свою работу любить должен. Так бывает, знаешь, работа – в радость. А я вот считаю, что работа – не для радости. Палач, который любит свою работу, – плохой палач.
– Зачем тогда Янека держите? – Юзеф взглянул на короля обиженно и с легкой долей ревности. – Он же любит людей мучить.
– Янек, брат мой, это не работа, – грустно усмехнулся Сигизмунд. – Янек – это кара! Он, конечно, порой… перегибает палку.
– Да он просто бешеный зверь, – пожаловался Юзеф, – и абсолютно безумный! Я должен быть королевским палачом, а не этот мясник.
– Янеку я отдаю тех, кто должен почувствовать на себе мою ярость, – отрезал Сигизмунд, показывая, что эта тема с соперничеством палачей его сейчас не интересует, – а тебе достается сложная работа, которую тупому мяснику не доверишь. Когда мне нужно кого-то покарать – я отдаю его Янеку, когда мне нужно что-то узнать или в чем-то кого-то убедить – тут ты мне верный помощник. Так что не ворчи, эта работа будет потруднее остальных. Знаешь, кто это?
– Судя по цепям, богатырь, – попытался угадать палач.
– Верно, богатырь. Ставр его зовут. Они вдвоем вышли против моего войска, он и Микула. Про Микулу-то слышал небось?
– Кто про него не слышал… очень старый и сильный богатырь.
– Да. Был. Видишь ли, мой дорогой Юзеф: вдруг во время боя Микула этот стал как обычный человек. Ушла куда-то его богатырская сила, словно и не было.
– Разве так бывает?
– Вот и я думал, что не бывает. Понимаешь теперь свою задачу? Мне позарез нужно понять, как так получилось. Задача государственной важности. Вызнаешь для меня этот секрет, тогда и о должности королевского палача можно будет поговорить.
– А он хотя бы боль чувствует? – засомневался Юзеф. – никогда еще не работал с богатырями.
– Еще как они чувствуют, только болевой порог у них совсем иной. Ты все же осторожно действуй: слыхал я, что в Киеве недавно один из богатырей от ран помер. Там ему, правда, сердце пробили насквозь, раз десять. Но ты все равно будь осторожнее. Торопить тебя не буду, сам понимаю: орешек твердый. Если я помру раньше, чем ты что-то узнаешь, – Брониславу доложи, он поймет.
– По дереву постучите, – посоветовал палач, – сплюньте через плечо.
– Да умру я скоро, – отмахнулся Сигизмунд, – это не новость. Знал бы ты, Юзеф, какой гадюшник после меня останется… Как бы прямо на похоронах моих друг другу в глотку не вцепились. Ну да ничего, эту войну я еще выиграю, еще должен успеть. А ты работай, не спеши. Если мы сможем русских богатырей силы лишать, это будет мой подарок нашим потомкам.
Палач поднялся и посмотрел на свою жертву; и богатырь смотрел на будущего мучителя: спокойно и уверенно, без капли страха.
– Будет непросто, – вздохнул заплечных дел мастер, – но мы еще посмотрим, кто кого.