Соловушка пристально наблюдал за тем, как тусклый свет лучин пляшет в окнах боярской усадьбы. Собравшиеся люди вокруг только и ждали команды своего вожака, но в этот раз Соловей медлил. Очень ему не понравились слова Прохора, что днем в усадьбу пришли семеро мужиков, и судя по их виду – бывалых воинов. Сам Прохор, словно видя нервозность вожака, попытался его успокоить:

– Там их теперь дюжина, не больше; семь чужаков, сам боярин с сыном, псари. Нас-то вон сколько!

И правда, чего он нервничает… В «войске справедливости» только мужиков сотни две, а еще старики, бабы и детишки. Бойцы из них никакие, но факелы они в темноте держат, и у боярина будет впечатление, что тысяча человек его усадьбу окружила. Впереди мужики, сзади остальные, все равно в темноте не видно. Пока никто еще не рискнул оказать сопротивление, уж сколько усадеб обнесли за последнее время…

«На вид как варяги, – вспомнил Соловей слова Прохора, который наблюдал весь день за усадьбой, – хотя откуда здесь варяги. А у главного топор вот такенный», – разведчик показал руками размер в два аршина.

Нет, ну правда: топора, что ли, испугался? Их там дюжина человек, а за твоей спиной – сотни. Не стоит выказывать страх, особенно после того, как Дабог совсем пропал; дисциплина в войске и так не очень хорошая. Только успешные грабежи усадеб и держат всех вместе в последнее время.

– Давайте вперед понемногу, – отдал команду Соловей, – все знают, что делать, действуем как обычно.

Разношерстное воинство начало окружать усадьбу, вперед выходили мужики поздоровее, остальные светили факелами позади. На дорогу перед фасадом здания выходил сам Соловушка и наиболее крепкие мужики. Теперь оставалось подать особый знак. Соловей выбрал небольшой сарай, с виду крепкий, и заливисто свистнул; сарай не выдержал и рухнул, раскатившись бревнами по двору. Теперь предстояло ждать хозяина, который не замедлил появиться. Боярин выскочил на крыльцо, что-то недовольно ворча, следом за ним выбежали его сын и двое слуг, державших на поводках собак.

– Это кто тут безобразничает, а? – стал ругаться боярин. – Сейчас собак спущу!

Соловей недовольно отметил про себя, что хозяин был одет и не выглядел заспанным.

– Не стоит губить собачек, хозяин, – угрожающе произнес Соловушка, стараясь придать себе грозный вид, – оглянись лучше вокруг.

Боярин огляделся: всю усадьбу плотным кольцом окружили угрюмые люди с горящими факелами в руках. Огней в лесу были сотни, и это производило впечатление.

– Кто такие?

– Не слыхал разве, «войско справедливости» мы зовемся, делим добро по справедливости между богатыми и бедными. Не все же вам жировать на народной беде…

Монолог Соловушки был грубо прерван ударом ноги в дверь, на крыльцо выходили какие-то люди в кожаных доспехах, сжимающие в руках различное оружие. Похоже, это и были те варяги, о которых говорил Прохор. Один из них, рослый детина с огромным боевым топором, что-то грубо пролаял на своем языке. Ему ответил другой варяг, с усами, окрашенными в синий цвет; услышав его ответ, все варяги громко заржали.

– Это еще кто, а ну назад! – попытался скомандовать Соловей, но пришлые его даже не пытались слушать. Они уверенно шли вперед, и мужики из воинства невольно попятились.

– Их всего пятеро, – попытался урезонить людей Прохор, но тут рыжебородый воитель без слов и угроз просто рубанул топором ближайшего к нему человека. Кто-то из баб сзади не выдержал и закричал, кто-то метнулся подальше от страшных чужаков.

– Бей их, нас много! – Прохор кинулся вперед, пытаясь личным примером подбодрить напуганных соратников, но варяг с синими усами стукнул его рукояткой меча в висок, и помощник Соловушки рухнул на землю. Этот момент оказался переломным, воинство Соловья бросало факелы и бежало кто куда. Варяги даже и не думали успокаиваться, все семеро с гулким смехом бросались на людей и резали, рубили и кололи; кровь лилась ручьями, бабы кричали, кто-то из детей вдали плакал. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что Соловушка первое время потерялся, просто стоял неуверенно и не знал, что делать. Надо свистом свалить варягов с ног, но как тут свистнешь, когда враг мечется от одного соратника к другому, тут своим больше вреда сделаешь. Да и варяги вон какие здоровые, их свист не убьет, а вдруг своих женщин заденешь? Соловушка неуверенно достал меч, он его больше для виду таскал, драться на мечах он не умел совсем. Никого из варягов он даже не задержит: прирежут походя, и все. Паника охватила уже всех, даже тех, кто стоял на заднем дворе усадьбы и не видел того, что происходило возле крыльца; но вопли убегающих и грозные крики преследователей донеслись до всех. Боярские псари тоже опешили, они так и не спустили рвущихся с цепей собак. Сам боярин стоял белый как мел, глядя на творящееся смертоубийство. Один из северных воителей обратил внимание на застывшего Соловья и с нехорошей усмешкой, поигрывая топором, направился прямо к нему. Душа мгновенно ушла в пятки, липкий холод полз по телу. Соловей не выдержал и сделал единственное, что ему пришло в голову, – дал стрекача. Он бежал сквозь лес, бросив всех, и ужас гнал его все дальше и дальше.

«Белка, – неожиданно кольнула его мысль в самое сердце, – как там Белка?»

Соловей остановился, ему было очень страшно возвращаться, но бросить девушку он тоже не мог. Видела ли она, как он дал деру, а если видела? Соловей покраснел. Ужасно хотелось проснуться в своей постели, чтобы весь этот кошмар оказался лишь дурным сном. Медленно и осторожно, стараясь не шуметь, несостоявшийся лидер пополз обратно.

Смех и грубые, лающие голоса варягов разносились далеко вокруг. Во дворе усадьбы шел пир. Боярин и его сын с двумя дочками подносили вино и еду пировавшим варягам. Тела так и лежали вокруг во множестве, двое псарей оттаскивали их по одному к большой свежевырытой яме и кидали вниз. Около пяти десятков человек, избитых и раненых, сидели за загородкой, даже не пытаясь сбежать. У одной из женщин не переставая текла кровь, она пыталась зажать рану руками, но кровотечение никак не прекращалось. Один из слуг, проходя мимо, увидел это и, оторвав от рубахи одного из погибших льняной клок ткани, тайком сунул женщине. Та тут же попыталась прижать этот кусок к ране, но слуга покачал головой и показал, где надо перетянуть, чтобы кровь не шла так сильно. Один из пожилых мужиков шумно бился в агонии, его уже было не спасти. Кто-то плакал, кто-то лишь угрюмо молчал. Соловушка наблюдал за этим из леса, но подойти и спасти своих людей не решался. Варяги тем временем продолжали пировать, обмениваясь шутками и хлопая друг друга по спинам и плечам. Двое загорланили какую-то песню на своем языке, остальные тут же подхватили. Один из северян весело хлопнул боярскую дочку по заду, боярин бросил недовольный взгляд, но смолчал, не решаясь разозлить своих ужасающих спасителей.

Соловушка искал Белку; среди пленных ее не было, в яме, куда кидали убитых, – тоже. Тихо переползая от одного убитого к другому, Соловей внимательно осматривался в темноте. Вот женщина лежит, одежда красная от крови… нет, не Белка, вон коса какая, а у Белки волосы короткие. Один труп Соловей не смог узнать: лицо было рассечено топором настолько сильно, что было даже непонятно, парень это или девушка. Волосы светлые и короткие, одежда вся в крови. Нет, лапти большие, явно мужская нога, у Белки ножка маленькая, как и она сама. Еще несколько тел, один совсем ребенок, лет семи, варяги в темноте не разбирали, рубили всех. Что же ты не убежал, дурачок, детишек ведь дальше всех ставили, мог же убежать… Мертвый ребенок продолжал сжимать ручкой штанину какого-то мужчины; отца не хотел бросить? Перевернув следующий труп, Соловей похолодел: мертвыми глазами на него смотрела Белка. Страшно захотелось взвыть, только неимоверным усилием он сдержался. Слезы и свалившееся горе душили и не давали нормально дышать. Нет, Белку он им не простит, этого он им никогда не простит. НИКОГДА.

Соловей вернулся к тому месту, где пировали северяне, один свист – и их посшибает с мест; возможно, и ноги-руки переломает некоторым. Теперь своих нет, можно свистеть без опаски. Ноги тряслись от страха. Ну свистнет он – и что дальше? Дальше – собак спустят, и волкодавы его тут разорвут: собаки нападают с разных сторон, свистом их не испугаешь. А умирать страшно.

– Трус, трус, – ругал себя Соловей, – давай, за Белку, за всех. Кто еще их накажет, если не ты? – Он достал свистульку, подаренную Дабогом, и покрутил в руках. Вот уж кто не испугался бы никаких варягов, так это Дабог, он бы им показал всем, да только где он теперь? Бросил всех и ушел куда-то. Все он виноват, разве без него Соловушка осмелился бы что-то подобное устроить? Он никогда героем не был: прохожих обманывать за кувшин молока да краюху хлеба – вот и все, на что он был способен. Это все Дабог и его свистулька… поверил Соловушка в то, что теперь он сильный, ну и перед Белкой красовался. А теперь и Белки больше нет, и сам трусом оказался.

«Проклятый Дабог», – чуть не крикнул Соловей и с силой ударил рукой по дереву. Один из варягов что-то услышал и обернулся, пришлось прижаться спиной к дереву и даже дышать перестать. Варяг смотрел в тут сторону, где спрятался незадачливый вожак, но другой воитель что-то лающе произнес в его сторону, и остальные засмеялись. Варяг перестал смотреть в лес и что-то грубо ответил, чем опять вызвал всеобщее ржание.

Соловей люто ненавидел этих людей, безжалостно поубивавших столько его соратников, убивших Белку. Ему хотелось разорвать их на части, но страх, сковавший волю, не позволял ему даже пошевелиться.