Михаил Поток бросил полный грусти взгляд вниз: там, в долине, вокруг города стояли галицкие войска. Казалось бы, приказ прост и понятен – разбить мятежников, но именно этого богатырю совершать и не хотелось. Вроде бы все просто: судя по размеру лагеря, в осаждающем Прилук воинстве не больше двух тысяч человек. Серьезная сила, но не против киевской дружины, которая стояла за спиной у воеводы. В дружине было около шести тысяч человек, втрое больше, чем у противников. Качество войск и сравнивать было бессмысленно, в дружине ратники как на подбор, ветераны, а у мятежных галичан собранные с миру по нитке остатки, недобранные покойным Даниилом. Нет, это будет не бой, а избиение.

Плохо было то, что самому Михаилу эти мятежники были куда симпатичнее, чем те, кто его послал. По сути дела, как раз они были правы, оставшись верными своим князьям. Виданое ли дело – назначать князем большого и богатого надела какого-то безродного выскочку при живом прямом наследнике! По всем понятиям, именно Киев вершил беззаконие, и род галицких князей, старый и уважаемый, имел все права на обиду. Конечно, со смертью всесильного Даниила княжеский род понес серьезную утрату, но род – не один человек: он, как дуб, имеет разветвленные корни, крепко сидящие в земле. Михаил хорошо понимал, что, нанеся такое оскорбление правителям Галича, верховная власть Тридевятого царства получит еще немало проблем. Мелькнула даже шальная мысль присоединиться к осаждающим. У Лютополка четыре полка, у них будет три. В опоре на систему крепостей галицкого княжества можно и победить.

Михаил тяжело вздохнул: он слишком хорошо понимал, что побеждать можно только до прихода главного войска. Тем более за Тридевятым царством останется вся земля, с которой можно войско пополнять. Был и еще один немаловажный момент: заложником в Киеве остался Еруслан. Лютополк вполне мог казнить его друга в случае измены. Теперь, когда их осталось только двое, Михаил почему-то еще больше ценил их дружбу. Эх, Иван… Ваня! Кто мог подумать, что богатырь погибнет от нескольких стрел в сердце?.. Считалось всегда, что, если голову не отсекли, так богатырь от любых ран оправится. Только вот Иван Быкович был богатырь слабенький. Он сам себя в шутку называл «еле-еле богатырь». Не верилось, что друга больше нет; глупая смерть, нелепая. Его и убивать не хотели, пытались просто остановить, а он до последнего пытался выполнить уговор. Михаил даже встретился с галицким старшиной, что застрелил Ивана. Тот искренне удивлялся, что богатырь умер от стрел, убивать богатыря он не хотел.

Как же Михаил недолюбливал галичан… именно против них он и поднял мятеж, но те оказались быстрее и зубастее. Что бы кто о Лютополке ни говорил, но когда нужно, тот умел действовать быстро и решительно; было понятно, за что его так высоко ценил Даниил. Буквально на каждом шагу галичанин его переиграл, оказавшись на шаг впереди. И то, что против него сейчас стояли тоже галичане, не грело. Эти галичане были противниками его врагов.

Какая-то часть Михаила рвалась присоединиться к княжеским войскам, но трезвый разум твердил, что это яркое и сладкое самоубийство. Да, ощущение правильности своих действий, мести и справедливости на время опьянит, но бывший воевода всегда смотрел на вещи трезво. Про себя он слышал много всяких баек, и о хитрости своей и о честолюбии. Часть правды в этом, конечно, была, спорить глупо, но вся эта часть заслонялась главным, а главным было то, что он, Михаил Поток – богатырь земли русской. И главное, чего он всегда желал – не личная слава, а процветание своей земли. И вот как теперь быть – снова брат идет на брата, снова русичи бьются с русичами… До чего же это мерзкое дело – братоубийственная война. Найти бы тех, кто ее начал…

Только вот еще поди определи, кто и когда все начал. Какое событие ни взять для точки отсчета, всегда было что-то, что этому событию предшествовало. Ладно, в истории пусть летописцы копаются, ему надо решить, что сейчас делать. И как ни крути, а выход был только один: спускаться с холма и рубить княжеские войска. В первый раз богатырь оказался перед необходимостью переступить через себя, и сделать это было совсем непросто. Наряду с серьезными преимуществами, которые дает сила богатырская, она же налагает и ответственность. И если бы только ответственность… Михаил слишком хорошо помнил рассказы Ильи Муромца о том, как богатыри, изменившие своей богатырской сущности, превращались в чудовищ, в черных богатырей, таких, как Идолище Поганое. И как быть, если он, богатырь Михаил Поток, считает верных своему настоящему князю галичан правыми? Других обмануть можно, а себя как?

«Они бунтовщики, – попытался убедить себя воевода, – они выступили против Киева и верховной власти. Кто они такие, чтобы приказы великой княгини обсуждать? А если каждый начнет решать, стоит ли выполнять княжеский указ или не стоит?..»

Получалось не очень. Сам он недавно был точно таким же бунтовщиком. И ведь не колебался… Михаил и сейчас считал, что поступал правильно: галичан и кота-людоеда необходимо было отстранить от власти, они еще и не таких дров наломают… Поступал как должно, как велела совесть, а выходило, что стал бунтовщиком, точно так же, как те, кто сейчас противостоял ему.

Не иначе без совета баюна не обошлось, чтобы именно его, Потока, послать расправиться с мятежниками. Столько сразу задач решили: и ненадежные войска из-под Киева убрали, и ему проверку на верность устроили. Гады. Выть хочется от безысходности ситуации.

Может, все-таки плюнуть на все, перейти на сторону галицких князей? Убедить их признать молодого царя, Мстислава. Тогда ситуация может чуть улучшиться. Если Святогор сможет организовать какой-нибудь удар со своей стороны, отманить войско триумвирата князей назад… С Лютополком и его воинством можно справиться. Воины там сильные, крепкие и их чуть больше, но у них нет кавалерии и крепостей. Нет, одолеть Лютополка – задача решаемая. И… тогда они убьют Еруслана.

Воодушевившийся было воевода снова поник, но тут же воспрянул. По сути дела ведь выбор был прост. Предать друга или изменить себе. Как должен поступить русский богатырь? «Сам погибай, а товарища выручай». Непреложный закон русского воинства испокон веков.

Михаил жестом подозвал к себе своих полковников, командующих полками правой и левой руки.

– Спускаемся с холма и давим противника, – распорядился воевода.

Из леса на холме появились порядки киевской дружины. В лагере галичан их заметили сразу, противники забегали по лагерю, зазвонил набат, но при таком соотношении сил это уже не имело никакого значения. Дружина Михаила шагала в ногу, четко держа строй, демонстрируя выучку лучших войск Тридевятого царства, да и всех русских земель. Да, черниговцы в атаке яростнее, галичане более стойкие, но нет никого дисциплинированнее киевской дружины. Исход боя был предрешен еще до его начала.